Одно лекарство против другого

Но этому классическому Моисею можно про­тивопоставить и другую «фигуру из камня»: барельеф из «Градивы». По суждению Фрей­да, сходство в походке между каменной фигу­рой и живой девушкой оказывается — наря­ду со встречей с Зоей именно в Помпеях — единственным «изобретенным» и «произволь­ным» элементом в представлении случая Нор-берта Ханольда¹. Я бы сказал, скорее, наобо­рот. Эта юная римская дева, легкая походка которой сочетает в себе невесомое парение и прочную опору на землю, это выражение ак­тивной жизни и спокойного в себе отдыха, мо­жет быть чем угодно, но только не произволь­ным изобретением, родившимся в мозгу Виль­гельма Йенсена. Напротив, в ней легко угады­вается сто раз прославленная со времен Шил-

1 «Delire et reves dans la Gradiva de Jensen», op. cit, p. 148 [ср. рус. пер.: З. Фрейд, ук. соч., с. 153-154]. – с. 66

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ 67

лера или Байрона, Гельдерлина и Гегеля фигу­ра — походка коры, воспоминание о фризе Пар­фенона или о греческой урне, — вокруг кото­рой целый век грезилось новое представление о чувственной общности, грезилась жизнь, тож­дественная искусству, искусство, тождествен­ное жизни. Норберт Ханольд — не столько экстравагантный молодой ученый, сколько од­на из бесчисленных трагических или комиче­ских жертв вполне определенного теоретиче­ского фантазма: того живого трепета статуи, складок туники, свободной походки, в которых виделось воплощение идеального мира живой общности. «Фантазер» Йенсен просто забавля­ется, сталкивая пригрезившуюся «жизнь» ан­тичного камня и грядущей общности с баналь­ностью жизни мелкобуржуазной: соседи, кана­рейки на окнах, прохожие на улице. Влюблен­ный в жизнь, воплощенную в камне, его ге­рой оказывается возвращен к жизни прозаи­ческой и шаловливой соседки, к заурядности мелкобуржуазного свадебного путешествия в Италию. Это-то и отвергает Фрейд, противо­поставляя свою собственную интерпретацию лечению Зои — то простое устранение снови­дения, которое противостоит катарсису аф­фекта. Он разоблачает сговор между позици­ей фантазера и своего рода прозаическим кон­цом сновидения. Само по себе это разоблаче­ние не ново. Здесь можно вспомнить Гегеля,