Т-Обращение в революцию

что я пытаюсь вам показать, — что на самом деле все эти мета­форы не предполагают такого уж строгого, «разработанного» понятия обращения. Скорее, это что-то похожее на практиче­скую схему, алгоритм действия, сам по себе тщательно распи­санный, но никак не дающий повода говорить о собственно «понятии» обращения. Во всяком случае (как раз сегодня чуть позже я и хотел бы поговорить об этом), это понятие обраще­ния, поворота к себе, оборачивания на себя самого, — потому я на нем и останавливаюсь, — конечно же, в технологиях себя, известных на Западе, является одним из самых важных. И ког­да я говорю, что оно является одним из самых важных понятий, я думаю, конечно, о его значении для христианства. Но было бы большой ошибкой ограничивать значимость понятия обра­щения одной лишь религией, и религией христианской. Преж­де всего понятие обращения — это также важное философское понятие, которое сыграло решающую роль в философии, в фи­лософской практике. Также и в сфере морали оно имеет перво­степенное значение. И наконец, не надо забывать о том, что понятие обращения впечатляюще и, можно сказать, драматич­но внедряется в мышление, в практику, в опыт, в политиче­скую жизнь, начиная с XIX века. Когда-нибудь непременно надо будет заняться историей того, что можно назвать револю­ционным сознанием (subjcctivite revolutionnairc). И вот что в связи с этим мне кажется интересным, впрочем, это всего лишь гипотеза; я не думаю, что в ходе того, что было названо анг­лийской революцией, ни того, что называется «Революцией [ 17]89 года» во Франции, имело место что-то такое, что можно было отнести к обращению. Мне кажется, что именно в начале XIX века—еще раз скажу, что все это требует более детальной проверки, — в 1830—1840 гг. уж точно, и как раз в связи с этим основополагающим событием, событием историко-мифическим, каковым была для XIX века Французская революция, на­чинают обретать очертания модели индивидуального и субъективного опыта, которые станут «обращением в револю­цию». Мне кажется, что нельзя понять, чем была революцион­ная практика на протяжении всего XIX века, нельзя понять, что представлял собой революционер и чем был для него опыт ре­волюции, не приняв во внимание понятие, фундаментальную схему «обращения в революцию». Вопрос одновременно в

том, чтобы увидеть, как это «обращение», свойственное самой что ни на есть традиционной практике себя, — я бы сказал, са­мой исторически укорененной и устоявшейся, ибо она восхо­дит к античности, — каким образом этот элемент технологии себя, каковым является обращение, мог прорасти на новой поч­ве, в новой сфере деятельности — политической, оказавшись необходимо или, во всяком случае, исключительно связанным с революционным выбором, с революционной практикой. На­до бы также посмотреть, как это понятие «обращение» ма­ло-помалу узаконивалось, затем усваивалось, затем теряло в весе и, наконец, изымалось из употребления в связи с появле­нием революционных партий. Как революционерами станови­лись уже не в связи с обращением, а по причине членства в революционной партии. Вы хорошо знаете, что теперь, в на­шей обыденной жизни, может быть немного пресной, я хочу сказать, среди наших современников, если и возможно обра­щение, то только как отказ от революции. Великие уверовав­шие наших дней — это те, кто больше не верит в революцию. Ладно, в конце концов, тут надо писать целую историю.

Вер­немся к понятию обращения и к тому, как оно разрабатывалось и трансформировалось в те времена, о которых я говорю, в I— II веках нашей эры. Итак, непременное и очень показательное наличие этого образа обращения на себя ([se] convertere a se).

Т-у Платона epistrophe

1.отвернуться от видимости

2.обращение на себя предполагает констатацию собственного незнания и ре­шение начать заботиться о себе, заниматься собой.

3.обращение на себя будит воспоминание, возвращающее душу на ее родину,—туда, где обитают сущности, истина и Бытие. Познание

Т-«Отвернуться от», «повернуться к себе», «вспомнить». «возвратиться на родину (на свою онтологиче­скую родину)»

Первое, что я хотел бы подчеркнуть, это вот что: дело в том, что, конечно, для эпохи, о которой я говорю, тема обращения явно не была новой, потому что, как вам известно, важную раз­работку ее можно найти у Платона. У Платона в связи с этим говорится об epistrophe. Эта платоновская epistrophe характе­ризуется — я, конечно же, очень упрощаю — так: прежде всего она состоит в том, чтобы отвернуться от видимости.6 Вам оче­виден этот момент обращения как способа отвернуться от че­го-то (отвернуться от видимости).