Аристиппа из Кирены, также презревшего науки ради поисков начал счастливой жизни.

С этой темой мы снова встречаемся в великих философских школах киников, эпикурейцев, стоиков, и вот тут я и хо­тел бы, так как и текстов больше, и они более обстоятельные, посмотреть, как ставится этот вопрос, как формулируется проблема. Начнем с киников. Потом перейдем к эпикурей­цам и закончим стоиками.

Итак, киники. По крайней мере, киники, какими мы можем себе их представить по ряду свидетельств и косвенных указаний современников, переданных нам другими авторами. На самом деле отношение кинического движения или киников к вопросу о взаимосвязи познания природы и познания себя возвращения к себе, обращения на себя) гораздо более слож-

ное, чем может показаться. Вспомним, к примеру, Диогена Лаэрция. Когда он описывает жизнь Диогена, он говорит, что Диоген был назначен воспитателем детей... не помню чьих.* Он занимался их образованием, включавшим преподавание всех наук, и смотрел за тем, чтобы они знали краткое — довольно точное и довольно безыскусное — изложение каждой науки и могли бы вспомнить его при случае в любой миг. Так что кинический отказ от познания вещей природы, несомненно, требует существенных оговорок. Напротив, для периода, о ко­тором я говорю, т. с. для начала Римской империи, имеется, как вы знаете, довольно длинный текст, цитируемый Сенекой в «De Beneficiis» в VII книге, текст Деметрия, который был киническим философом и, скажем, прижился в Риме и освоился в аристократической среде.5 Это тот знаменитый Деметрий, бывший доверенным лицом Трасеи Пета, а также свидетелем его самоубийства и, в некотором смысле, ответственным за фи­лософскую сторону дела: когда Трасея Пет вознамерился по­кончить с собой, он пожелал, чтобы Деметрий был при нем в последние минуты. Трасея отослал всех и завел с Деметрием разговор о бессмертии души. Так он, в конце концов, и умер, беседуя на сократический манер с Деметрием.6 Итак, Демет­рий — киник, но киник очень воспитанный, облагороженный. Сенека часто цитирует Деметрия и цитирует его, всегда нахва­ливая и с большим почтением. В отрывке, приводимом Сене­кой, Деметрий начинает со слов о том, что надо всегда иметь перед собой образец — образ атлета. Эта тема, к которой надо будет вернуться, — я попытаюсь немного осветить ее, — воз­никает постоянно, но у киников, похоже, она играла более важ­ную роль и имела большее значение, чем где бы то ни было.7 Так вот, надо быть хорошим атлетом. Но что это такое, хоро­ший атлет? Хороший атлет, говорит он, это совсем не обяза­тельно тот, кто выучился всем возможным приемам, которые только могут понадобиться, или всем возможным телодвиже­ниям. По сути, чтобы быть хорошим атлетом, достаточно на­учиться приемам — и только тем приемам, — которые на самом деле в ходу и чаще всего применимы в борьбе. И нужно очень хорошо знать эти несколько приемов, освоиться с ними, чтобы всегда иметь их в своем распоряжении и прибегать к ним, как только представится случай.8

Из этого примера, как кажется, можно вывести некий кри­терий полезности. Отбросим все познания, похожие на все эти более или менее красивые телодвижения, которым можно на­учиться, абсолютно бесполезные и не применимые в настоя­щих жизненных схватках. Оставим при себе лишь те, которые могут понадобиться, которые можно применить, легко исполь­зовать в разных обстоятельствах. Итак, повторю, похоже на то, что по самому своему содержанию знания делятся на бесполез­ные, те, что могли бы быть знанием внешнего мира, и полез­ные, напрямую связанные с человеческой жизнью. На самом деле, исходя из этого сравнения, надо посмотреть, как различа­ет Деметрий то, что надо познавать и что познавать не стоит. Точно ли это просто разница в содержании: знание полезное и знание бесполезное; бесполезное — знание о мире, о внешних вещах, и полезное — знание человека и его удела? Посмотрим текст; цитируемый мной перевод уже давний, но это неважно. Там говорится: «Ты можешь не знать, какая сила поднимает Океан и возвращает его в свое ложе, ты можешь не знать, поче­му каждый седьмой год придает новое качество жизни челове­ка [представление о том, что через каждые семь лет наступает новый период, человеческая жизнь круто меняется, и надо жить по-другому. — М. Ф. ]; почему портик не сохраняет своих пропорций: если посмотреть издалека, его размеры сокраща­ются, а (если смотреть снизу) колонны сходятся вверху; поче­му близнецы, зачинаемые раздельно, рождаются вместе, одно ли зачатие дает начало двум существам или же они были зача­ты дважды; почему так различны судьбы у родившихся в одно и то же время близнецов; почему жизненные перипетии так от­даляют их друг от друга, когда при рождении они так близки. Ты ничего не потеряешь оттого, что не знаешь вещей, познание которых нам заказано и не принесло бы пользы. Темная исти­на прячется в пропасти. И нечего нам сетовать на недоброже­лательство природы. Ибо нам дается трудно открытие лишь того, открытие чего не приносит иных плодов, кроме самого открытия. А все, что может сделать нас лучше и счастливее, она поместила прямо перед нами и сделала доступным».9