Неприятный сюрприз

Что, казалось бы, могло произойти плохого в этот тихий и солнечный воскресный день? Саше и в голову не приходило, что во второй день ее жизни в новой квартире на нее вдруг свалится такое несчастье, беда, а правильнее сказать, настоящее бедствие.

А начиналось все так хорошо. Утром проснулась она — синички где-то невдалеке посвистывают, в голубом небе кудрявые облака белеют.

Саша вскочила с кровати и тут же приказала себе: «Буду делать зарядку!»

С зарядкой дела у Саши обстояли неважно. Она прекрасно это понимала, мучилась, ругала себя, а что толку? То книжкой в кровати зачитается, то вечером поздно ляжет и утром не может подняться. Бывало и так: постоит, постоит на коврике, поежится — после теплой постели в комнате прохладно кажется, — вздохнет и начинает тихонечко одеваться.

Зато иной раз, когда особенно разозлится, отругает себя хорошенько, тогда держись — все до единого упражнения переделает!

Но такие дни случались не часто. Раньше, до ухода Игоря в армию, было проще. Игорь много разговаривать не будет. Одеяло с нее стащит и командует:

— А ну, становись напротив! Живо, быстро, раз-два-три!.. Руки в стороны…

Да, с Игорем она всегда делала зарядку, а без него разленилась. И это несмотря на то, что в режиме дня, составленном по настоянию классной руководительницы, у нее во все дни недели после «подъема» неизменно значилось: «Физзарядка».

На бумаге значилось, а в действительности…

— Буду делать! Буду! — уже вслух повторила Саша и распахнула окно. Настежь распахнула.

Впрочем, ничего героического в этом не было: воздух на улице казался даже теплей, чем в комнате. Неудивительно — почти середина мая, да и солнце будто проснулось после долгого сна, жарит без стеснения. Вон как зеленеет все! Один день прошел, а деревья и трава еще зеленей стали. Неужели зеленей?.. Да, да, заметно… А что там желтенькое виднеется?.. Ну, конечно, это же цветы! «Ой, — подумала Саша, — надо побежать, нарвать. Мама и папа еще спят. Я постучу к ним в дверь и скажу: «Доброе утро! Это я — весна! Примите в подарок мои первые цветы!»

Саша от радости стала приплясывать на месте. «Сейчас оденусь и побегу!.. А зарядка? — вдруг вспомнила она и нахмурилась. — Нет, так новую жизнь начинать нельзя. Я себя уважать перестану. Ничего, все успею».

И хоть Саше очень не терпелось скорей побежать на зеленый склон, где уже высыпали желтые одуванчики, она заставила себя, не пропуская ни одного упражнения, проделать весь комплекс утренней физзарядки. А потом даже пошла в ванную комнату, открыла воду, поплескала ладошкой на шею, руки, ноги и, как учил Игорь, крепко, до красноты, растерлась полотенцем.

И ей сделалось так приятно, радостно.

Она вернулась в свою комнату, открыла дверцу шкафа с зеркалом внутри, посмотрела на свое отражение, подмигнула весело и погрозила пальцем:

— И так будешь делать каждый день! — Еще раз погрозила и добавила: — Хоть умри, а должна делать! Иначе и разговаривать с тобой не стану.

Как счастливо начался этот день! Ничто не предвещала плохого.

Она и в самом деле помчалась на склон. Вблизи склон оказался не таким зеленым, и все-таки она не ошиблась: среди еще не вошедших в силу кустиков травы там и сям желтели шубки будущих пушистых одуванчиков. Цветы были нежные, еще маленькие, и Саше жалко было их рвать. Она собрала небольшой букетик и побежала домой.

Она все сказала так, как хотела. Правда, родители уже встали, и ей не пришлось стучать в дверь их комнаты. Но все равно эффект от ее торжественной речи и преподнесенных цветов был грандиозным.

Нина Васильевна расцеловала дочь в румяные щеки, подбородок, даже носу досталось, а отец, приняв цветы, с чувством сказал:

— Спасибо, Сашенька! Спасибо, веснянка! — Он поставил цветы в стакан с водой и добавил, любуясь букетом: — И когда ты успела?

— И не только это успела, — со значением сказала Саша.

— Неужели?

— Представь себе, папочка, не только это…

— Понимаю: успела хорошо выспаться.

— Какой ты есть, папа! К твоему сведению, я сделала зарядку и даже водные процедуры.

— Не может быть!

— А вот и может! И теперь каждое утро буду так делать. А если не буду, называй меня тряпкой, размазней, обманщицей, надувалой, хвалюшкой. Как угодно называй. Даже за человека можешь не считать.

— Сашенька, Саша! — замахал руками отец. — Не надо сжигать за собой все мосты…

— Как? Ты мне не веришь? — Саша посмотрела на отца с сожалением. — Напрасно. Я ведь, папа, могу быть упрямой. Очень упрямой. Вот увидишь, я докажу!

— Да нет, я верю, Сашенька. Верю. Ведь ты у нас… как бы это выразиться…

— Опять подсмеиваешься! — строго сказала Саша. — Ну, хорошо. Вот сейчас мне очень хочется пойти гулять во двор. Да, очень. Но не пойду. Буду разбирать книги. И пока не разберу их, пока не разберу их все-все до единой, никуда не пойду!

И чтобы прекратить дальнейшие бесполезные разговоры, Саша схватила первую попавшуюся картонную коробку с книгами…

Свой книжный шкаф она заполнила довольно быстро, а вот с длинными полированными полками-ящиками, занявшими три четверти стены зала большой комнаты с балконом, пришлось повозиться часа три, не меньше. И то, спасибо, мама помогала. Вернее, Саша ей помогала. Ведь книги — это прежде всего мамино хозяйство. Она должна точно помнить место каждой книги. Любая из них может вдруг понадобиться, потому что Нина Васильевна читает в педагогическом институте курс зарубежной литературы, и ей приходится ежедневно готовиться к лекциям.

Ладно, пусть Саша всего лишь помогала маме. Это не имеет значения. Главное, что она сдержала слово: сначала — работа!

Саша отошла к противоположной стене комнаты и с удовольствием оглядела многоэтажные ряды пестрых книжных корешков.

— Любуешься? — спросила Нина Васильевна.

— А ведь правда мы хорошо поработали! — сказала Саша.

— Вы у меня молодцы — ударники! — появляясь в дверях, проговорил Семен Ильич…

Саша взглянула на него и прыснула со смеху. На отце был надет мамин кухонный передник с оборочками, на голове — бумажный колпак, а в руках он держал большой нож и поварешку. Настоящий бравый повар!

— И по-моему, — продолжал отец, — вы вполне заслужили райский завтрак. Прошу, сударыни, откушать. И оценить мое искусство.

Нет, воскресный день этот и начался и продолжался просто замечательно!

После «райского» папиного завтрака, состоявшего из жареной картошки с сардельками и черного кофе, Саша так и не успела выйти погулять во дворе. В дверь тихонько постучали. Это была Женя.

— Я решила постучать, звонить не стала. — Женя прижмурила один глаз, а другой смотрел на Сашу хитровато и выжидательно.

Саша приняла игру Жени и в тон ей ответила:

— И правильно сделала. Звонка я могла бы и не услышать.

Довольные друг другом, девочки расхохотались.

Женя оказалась очень любопытной. В Сашиной комнате она пересмотрела почти все корешки книг, говоря при этом:

— Скучная… Эту не читала… Эта для маленьких… Стихи не люблю… — И вдруг спросила, переходя на шепот: — А ты про любовь книжки читала?

Саша даже растерялась.

— А я читала, — таинственно сообщила Женя и небрежно добавила: — А тебе еще рано. Ты маленькая.

Тут Саша вполне могла бы обидеться, подумаешь, разница — один год, но не стала обижаться. Вообще этот странный разговор не нравился ей. И не очень понравилось, когда Женя раскрыла ее шкаф для одежды и, перебирая висевшие на плечиках платья, затараторила:

— Это очень миленькое… А у этого цвет — фи! К твоим каштановым волосам совершенно не подходит… Ах, какая на этом чудесная оборочка!.. Твои платья короче моих. Тебе можно короткие носить. А мне, — Женя сокрушенно повела глазами, — мама не советует. Говорит, что при моей полноте это не совсем прилично…

Саше надоела ее болтовня и, закрыв шкаф, она спросила:

— Что тебе еще показать?.. Может быть, хочешь посмотреть мои тетрадки, дневник?

— Покажи, — без особого интереса согласилась Женя.

Однако дневник поверг Женю в смятение. Она еще раз, страницу за страницей, с сентября до последней майской недели, перелистала его и убитым голосом проговорила:

— С ума сойти, хоть бы одна четверочка! Даже скучно. А в третьем классе, — спросила она, — были четверки?

— Не было, — ответила Саша и тихонько вздохнула, будто в самом деле жалела, что в третьем классе учительница не ставила ей четверок.

— И во втором — одни пятерки? — совершенно растерявшись, спросила Женя.

— Да, — подтвердила Саша.

— И в первом?

— И в первом.

— Ну хоть одна-то разъединственная была? — Женя с отчаянной надеждой уставила свои голубые глаза на Сашу.

— Не было, — едва сдерживая смех, ответила Саша.

И тогда в уголках красивых губ Жени притаилась радостная, насмешливая догадка.

— Значит, ты самая, самая настоящая зубрилка! Ну конечно, как я сразу не догадалась! Ты как Боря-зуб в нашем классе. Он даже гулять не ходит, он плавать не умеет, на лыжах с самой маленькой горки съехать не может. Ему же некогда ходить на лыжах. Только зубрит и зубрит. Мы его так и прозвали — Боря-зуб. Но все равно, даже у нашего Бори-зуба четверки бывают. Значит, ты еще больше зубришь!.. Ты, наверно, хочешь, чтобы и тебя прозвали — Саша-зуб!..

Женя в радостном волнении так спешила все это высказать, что захлебывалась словами.

Саша не знала, что делать: сердиться или хохотать. И лишь когда Женя в заключение своей горячей речи пообещала к ее имени великолепную добавку в виде «зуба», Саша не выдержала, расхохоталась.

В дверь просунулась голова Семена Ильича:

— И мне расскажите. Мне тоже хочется посмеяться.

— Папочка, — Саша вытерла кулаком глаза, — прости, это детский юмор.

— Понятно: устарел. Ладно, продолжайте. Меня не было.

Саша покрепче прикрыла за отцом дверь и обернулась к Жене:

— Ты сколько времени готовишь домашние уроки?

— Часа два. Бывает, что и больше. Нам в пятом классе много задают.

— И я — часа два, — сказала Саша. — Бывает, что и меньше. Хотя нам в четвертом классе тоже прилично задают.

— А я тебе не верю! — с вызовом сказала Женя.

— Можешь, конечно, не верить. Как хочешь. Но я вовсе не собираюсь тебя обманывать. В классе, это правда, я стараюсь слушать очень внимательно. Что еще? Опять не поверишь: я люблю повторять старый материал. Ага, слово чести! Вот возьму учебник и как самую обыкновенную книжку прочитаю все, что проходили раньше. Недавно даже учебник русского языка за третий класс прочитала.

Женя фыркнула:

— Вот уж никогда бы не стала этим заниматься!

— А мне так интересно показалось. И времени всего чуть-чуть потратила. А сказать еще один секрет?

— Представляю: таблицу умножения повторяешь или алфавит!

Саша опять засмеялась:

— Ладно, признаюсь. В этом году я два раза пропустила школу…

— Удивила! Я месяц не ходила. Грипп с осложнением…

— Но ты из-за болезни. А я потому, что уроки не приготовила. Один раз сочинение не успела написать, а в другой — не решила задачку. Тебе, может, и смешно, а я спать не могу, если чего-то не сделаю или не понимаю. Надежда Ивановна меня спрашивает на другой день, почему я в школу не приходила. Мне стыдно было признаться, и я наврала, что сильно голова болела.

— И то хорошо, — чему-то вдруг обрадовалась Женя.

Саша не поняла:

— Что хорошо?

— Что соврать можешь, Я уж подумала, что ты совсем-совсем идеальная. А ты, выходит, не совсем. Значит, и гулять, наверное, ходишь?

— Еще бы! Могу и тебя перегулять.

— И плавать умеешь?

— Стилем «брасс», немного «кролем»…

— А на лыжах?

— Жаль, снег растаял… Хочешь, покажу свои лыжи? С металлическими креплениями. В кладовке стоят. И коньки покажу. Фигурные. У нас во дворе два года подряд каток заливали. Я немножко научилась. Скольжение по кругу, коньки врозь. Скольжение ласточкой, на одном коньке…

Ласточка на одном коньке, похоже, вконец убедила Женю, что Саша никакая не Саша-зуб, скучная и пожелтевшая от занятий, а самая обыкновенная веселая девочка.

— У тебя скакалочки есть? — спросила Саша. — А то могу подарить. У меня две скакалки.

— Спасибо, у меня тоже есть, — сказала Женя. — Но я уже не прыгаю…

— А еще в классики я люблю играть. — Вспомнив что-то, Саша засмеялась. — Мама в прошлом году купила мне сандали. Смотрит, через неделю правый прохудился. «Вот, — говорит мама, — какую плохую подошву поставили. Одна еще целая, на другой дыра». Я сначала тоже подумала, что подошва виновата, а потом догадалась: мы же в классики целые дни играли, вот и протерла правую… Идем, Женя, во двор? Поиграем…

— Идем, — согласилась Женя. — Только, знаешь, что я хотела? Постоим сначала у тебя на балконе, ладно? У нас все хорошо в этой квартире, одно плохо — нет балкона. Первый этаж. Я хочу посмотреть сверху на наш двор. Папа сказал, что скоро во дворе сделают детскую площадку и посадят деревья.

— Тогда и каток, наверное, будут заливать, — обрадовалась Саша.

Девочки прошли на балкон и стали рассматривать двор. Выглядел он сейчас, прямо сказать, неважно. Бугры красного битого кирпича, грязные пятна раствора. Посреди высилась целая гора выкорчеванных яблонь, слив и кустов сирени, еще недавно росших здесь вокруг маленьких домишек, от которых теперь и следа не осталось. Лишь кое-где виднелись желтоватые неровные камни фундаментов. Не радовали глаз и две глубокие канавы, будто ножом распоровшие двор. Рядом навалены трубы и какие-то бетонные коробки.

Весь этот беспорядок, оказывается, был из-за того, что напротив их дома строился точно такой же длинный, в восемь подъездов, дом. Вот когда его закончат строить, тогда и придет пора за двор взяться: деревья сажать, детскую площадку оборудовать, дорожки разбивать. Хорошо, что хоть возле их дома дорожку заасфальтировали. Ровненькая, чистая, сухая. И в классики можно играть, и через веревку прыгать или просто гулять.

И шоферам удобно. Не надо грязь месить. Вон сколько машин с вещами стоит. Раз, два, три. Это все новые и новые жильцы подъезжают.

— Смотри, — сказала Женя, — еще одна девочка. Видишь, у шестого подъезда? Нам подружка… А волосы как пострижены! Не поймешь, девочка или мальчик.

— Конечно, девочка, — сказала Саша. — Она же в платье… А взгляни, какой странный мальчик. Будто на ватных ногах идет… И голова, мне кажется, у него слишком большая.

— Ничего особенного, — заметила Женя. — Просто больной ребенок. Я была с мамой в Евпатории, там столько всяких больных детей приезжают лечиться…

— Все-таки жалко, — вздохнула Саша.

— А вон еще новоселы, — сказала Женя. — Интересно, в который подъезд…

Действительно, из-за угла дома, медленно поворачивая, показалась новая машина, груженная домашними вещами. Над вещами, словно радиолокатор, возвышалось велосипедное колесо. Видно, втискивали-втискивали велосипед и решили поставить стоймя. Тут же, на вещах, пристроился и мальчишка в кепке. Одной рукой он держался за руль, а другой крутил колесо. Да так лихо, что, наверное, воображал, будто не машина его везет, а он сам мчит все эти вещи вместе с грузовиком.

Что-то в мальчишке Саше показалось знакомым, Когда машина еще немного подъехала и мальчишка поднял голову, у Саши вдруг подкосились ноги.

— Что с тобой? — с удивлением посмотрела на нее Женя.

Саша вцепилась в балконные перила. Снова заставила себя взглянуть вниз. Машина остановилась как раз напротив четвертого подъезда. Их подъезда.

— Я погибла, — выдавила Саша побелевшими губами.

— Да что такое, объясни? — не на шутку испугалась Женя.

— Это Черенков… — совсем обессилев и прислонясь к стене, выговорила Саша. — Из нашего класса…

— Ну и что из этого?

— Ты не знаешь, — мотая головой, произнесла Саша. — Ты ничего не знаешь… Черенок — самый первый мой враг. Мучитель.

Женя с любопытством посмотрела вниз.

— А он, по-моему… ничего. Плечистый… Ловкий. Во как с машины спрыгнул. Другой бы побоялся…

И тут Саша услышала голос Витьки Черенка:

— Папань! Борты открывать?..

Противный, грубый, невыносимый голос.

— Что же теперь будет… — прошептала Саша.