Геополитические отношения России и стран Восточной Европы (бывш. соц. страны).

Исторически Англия (как и США) придерживалась в геополитических отношениях талассократического подхода к построению политических, экополитических и других отношений со странами Западной и Восточной Европы, с Евразией и Юго-Восточной Азией Талассократия, или морское могущество, как сказано выше, — тип цивилизации, связанный с мореплаванием, торговлей, предопределяющими быстрое техническое развитие Этот тип обусловливает, как считают идеологи талассократии, дух индивидуального предпринимательства, наживы и накопительства (подробнее смотри гл 2). Морская цивилизация, по мнению А.Мэхена, — это торговая цивилизация, требующая смелости и риска, воспитывающая энергичных людей. И надо признать, что такой тип людей был во многом характерен для Англии. Они сделали ее “владычицей морей”, над ее колониями почти до середины XX в не заходило солнце. До конца XIX в. Англия была “мастерской мира”, а в Сити проводились самые крупные коммерческие сделки.

Но Первая мировая война внесла серьезнейшие коррективы в мировой расклад геополитических сил. Затем эти коррективы углубили Великая Октябрьская социалистическая революция и появление на карте мира сперва РСФСР, а затем и СССР. СССР и Североамериканские Штаты в течение полувека превратились в две сверхдержавы. В геополитическом плане с 50-х до 90-х годов Западная Европа, включая Великобританию, объективно играла роль буферной зоны. Из метрополии эти государства превратились в государства-сателлиты. Безусловно, такая роль не подходила сильным политикам типа бывшего Президента Франции, ее национального героя, генерала Шарля де Голля Ему принадлежит идея выйти из-под контроля США, создав ось Париж — Бонн. Эту попытку можно рассматривать как зародыш современной Европы, пытающейся путем глубокой интеграции создать сильную Европу, способную противостоять заокеанскому могучему покровителю. Внутри западноевропейского сообщества идут невидимые поверхностному взгляду перемены в отношениях США и Европы. На поверхности это выглядит как традиционное противостояние Парижа и Вашингтона. Оно касается в первую очередь условий “европеизации” НАТО, повышения в нем роли европейцев, а также реформы блока.

Свое место на капитанском мостике альянса, тесня других, пытается занять мощная объединенная Германия Поэтому идеи атлантизма переживают определенную трансформацию. Расширяются многосторонние формы сотрудничества блока (создан Совет Североатлантического сотрудничества, запущена программа “Партнерство ради мира”, сформированы многонациональные силы, которые вели войны в Персидском заливе, в Югославии и др.), но идет усиление двусторонних связей: между европейскими державами (ФРГ — Франция), между малыми странами Северной Европы, между странами Балтийского региона Усиливаются интеграционные отношения (связи) в сфере политики, экономики, финансов. Конец XX в. ознаменовался созданием единой европейской валюты “евро” и отказом от таможенного контроля.

Маастрихтский договор 1992 г. был первым крупным шагом в тесной экономической и политической интеграции большинства стран Западной Европы. Следующая встреча глав правительств в Амстердаме в 1997 г. способствовала превращению Западной и Средней Европы в конфедеративное государство с единой валютой “евро” к 1999 г. Однако ликвидация национальных валют и переход к единой денежной единице требуют жесткой финансово-бюджетной дисциплины, в частности, сокращения бюджетного дефицита до 3% валового национального продукта. Правительства стран Евросоюза хотели достичь этого, урезав бюджетные расходы на социальные нужды- на пенсии, пособия по безработице, здравоохранение, образование и т. п. Но сделать этого не удалось. По призыву профсоюзов по всем странам ЕС прокатилась мощная волна протестов трудящихся и студентов. В результате значительно полевели парламенты Франции, Англии, Германии. Все это осложнило процесс создания конфедерации в Европе.

В Амстердаме было принято принципиальное решение о приглашении в состав Евросоюза десяти стран Центральной и Восточной Европы, бывших членов СЭВ и даже некоторых республик бывшего Советского Союза: Польши, Венгрии, Чехии, Словакии, Болгарии, Румынии, Албании, Эстонии, Латвии и Литвы Таким образом, Евросоюз будет к XXI в значительно расширен. В перспективе это может иметь негативные последствия для России, так как рынок этих стран будет отгорожен от нее еще более мощным таможенным барьером, чем в конце ХХ в. Из года в год члены ЕС расширяют дискриминацию российских товаров путем повышения пошлин.

К концу XX в. в НАТО четко обозначились две группы: с одной стороны, США — Канада и часто примыкающая к ним Великобритания, а с другой — большие страны Западной Европы Процесс разделения носит объективный исторический характер После Второй мировой войны разрушенной Европе США, нажившиеся на торговле оружием, боеприпасами, продовольствием и т. п., смогли продиктовать свои условия, в частности, по плану Маршалла, и попытались превратить этот центр одной из древнейших мировых цивилизаций в “ничейную землю”, колониальную зону. Но данный регион для этой роли оказался совершенно непригодным Чувство национальной гордости французов, немцев было глубоко уязвлено. Первыми о желании выйти из-под контроля заокеанского партнера (или патрона) объявили французы (в середине 60-х годов Президент Франции генерал де Голль решил выйти из НАТО и заявил об обороне по всем азимутам). Немцы в 60-х годах были не столь строптивы, но подобные мысли были и у них.

В 70-х годах капиталистический мир переродился в устойчивую систему трех сил: 1-я — США, 2-я — Западная Европа, 3-я — Япония. С начала 70-х годов история проходит под знаком относительного ослабления американского влияния и укрепления экономической и геополитической мощи двух других центров. От американской гегемонии в важнейших сферах жизни сохранились военная и политическая. Поэтому в борьбе с американцами и надо искать причину, корни европейской интеграции. Она предусматривает достижение многих целей: создание единой европейской валюты к концу XX в., объединение сил Западной Европы — это решение финансово-экономических задач к началу нового тысячелетия, достижение политических целей в первом десятилетии нового тысячелетия и успеха в возможной вооруженной борьбе за сырье (в первую очередь энергоносители), рынки сбыта и приложения капиталов. Разрушение СССР сняло с повестки дня вопрос об интенсивной интеграции Европы (как уже сказано выше, даже мощная экономика ФРГ с трудом “переваривает” огромный кусок восточных земель), но в перспективе этот вопрос вновь встанет перед лидерами стран Западной Европы.

30. Россия- Кавказ-Ближний Восток: геополитические отношения

Сегодня Кавказ превратился в район постоянного политического напряжения, экономической нестабильности и вооруженных конфликтов, отсюда исходит основная угроза единству и целостности российского государства.

Общей чертой северокавказских республик является то, что все они, хотя и в различной степени, испытывают трудности в создании эффективно работающих легитимных правительств и в падении эффективности управления со стороны федерального центра.1

Отголоском, а может и еще одним подтверждением важности и необходимости позитивных перемен на Северный Кавказ является сложная неоднозначная ситуация практически во всех национальных северокавказских республиках.

Северный Кавказ – не только пороховая бочка России, но и регион резких контрастов. При населении 10 млн. человек регион дает менее 4% общероссийско-промышленного производства. А ведь это восемь республик, два края и одна область, по многим социально-экономическим показателям – это самый отсталый регион России, причем низкие показатели дают национальные республики, потому что три «русских» субъекта Российской Федерации – Краснодарский и Ставропольский края, Ростовская область – даже в нынешних условиях имеют и развитую промышленность, и доходное сельское хозяйство. Постоянная нестабильность в регионе создается в основном положением в Чеченской республике, но и Дагестан и Ингушетия не могут похвастать какими-нибудь достижениями. И если о беженцах в Ингушетии знает весь мир, то о том, что в 90-е годы в одно только Ставрополье приехали 420 тыс., а в прифронтовой Дагестан около 300 тыс.

Приступая к анализу геополитических перспектив данного региона во внешнеполитической стратегии России, необходимо выделить блок взаимосвязанных проблем: перспектива сохранения северокавказских народов и республик в составе России.

В новых реальностях Кавказ в целом и каждый его регион, Северный Кавказ, в частности с точки зрения внешнеполитической стратегии России на ее южных рубежах приобретают новое измерение. Некоторые из северокавказских субъектов Российской Федерации приобрели статус пограничных. Об этом говорит ситуация с Дагестаном, ставшим самой южной республикой Российской Федерации. Стратегическая значимость Дагестана для России определяется, прежде всего, его географическим положением на стыке нескольких государств, с которыми Россия в силу целого ряда исторических факторов имеет самые тесные связи. На востоке он граничит с Грузией, на юге – с Азербайджаном, а на севере – с мятежной Чечней, которая в будущем в определенных условиях способна предпринять непредсказуемые шаги и действия.

 

31. Россия и государства Дальнего Востока: геополитические отношения

С определенной долей осторожности можно сделать вывод, что Китай является потенциальным геополитическим противником России на Дальнем Востоке (интересы на Дальнем Востоке и в Казахстане). А. Дугин увидел в Китае возможного грозного соперника, которого необходимо обезоружить с помощью установления контроля над одним из геостратегических районов.

«Восточно-Азиатский СЭВ» (СОВЕТ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ВЗАИМОПОМОЩИ) явился бы надежным геополитическим тылом Китая, послужил бы ему страховкой на случай опасных боев при вовлечении в мировую глобализацию, руководимую Соединенными Штатами

Демографическая ситуация чрезвычайно сложна. Иммиграционная политика центральных и региональных властей вызывает большие опасения: тихая китайско-корейская экспансия может привести к тому, что «к середине XXI века в России будет проживать от 7 до 10 млн китайцев, которые, таким образом, станут второй по численности этнической группой России — после самих русских».

Для России крепнущее партнерство с Китаем чрезвычайно важно, так как оно психологически компенсирует слабость ее внешнеполитических позиций и уязвимость в Азии, где расквартированы войска США. Для Китая партнерство с Россией является важным фактором, закрепляющим его усилия по превращению в мировую державу (политическая, военно-техническая и технологическая поддержка).

Россия может стремиться к сдерживанию потенциальной экспансии Китая через создание антикитайской коалиции. Нетрудно видеть лидера этой коалиции — США.

Продуктивной была бы геостратегия России, основанная на комплексном развитии многих сфер жизни регионов Сибири и Дальнего Востока (геополитических составляющих — экономической, социальной, военной, политической и др.) с привлечением капиталов и рабочей силы всех, кто заинтересован.

Важно соблюдать равноудаленность России от Запада и Востока, а на Востоке надо координировать отношения с Пекином, другими геополитическими центрами силы: Токио, Дели, Джакартой, Астаной.

Итак, в XXI в. Китай будет оказывать большое влияние на российскую внешнюю, внутреннюю, оборонную политику, экономику, демографию, в связи с чем политическим лидерам России надо осознать все это и приготовиться принять вызов Пекина.

Китай умеет удачно маневрировать и использовать разногласия великих держав, что содействует росту геополитического потенциала Китая и реализации его геополитических устремлений на основе блестящей политической формулы Дэн Сяопина «Одна страна – две системы». Эти процессы привели к существенному повышению геополитического статуса Китая до уровня «потенциальный мировой лидер».

О великодержавных амбициях КНР свидетельствует и ее международная деятельность: стремление участвовать в обсуждении и решении всех животрепещущих проблем современности в ООН, присутствовать на пяти континентах и влиять на события там, во всем и всегда иметь собственное, независимое мнение, обладать наравне с другими великими державами ядерным потенциалом, догнать наиболее развитые государства по основным показателям совокупной мощи. Доминирующая роль КНР в XXI столетиив АТР преподносится как нечто само собой разумеющееся.

Ближнее зарубежье Востока является регионом распространения ислама, перспектива образования России с Китаем единого Большого Пространства отходит на второй план перед возможностями исламских геополитических коалиций. В целом же, Китай, отвергший мондиалистский вариант «перестройки», представляет собой оплот евразийских сил как на идеологическом, так и на стратегическом уровне. Об этом свидетельствует визит Путина в Китай и Северную Корею.

 

 

32. Россия и Центральная Азия: геополитические отношения????

Индия, как зона геополитических интересов России, начала восприниматься исходя из совокупности действия, в первую очередь, политических факторов. Это – в принципе негативное отношение США к освободительной борьбе народов колоний, «холодная» война и военно-политическое противостояние СССР и США, индо-пакистанские противоречия по Кашмиру и ухудшение отношений Индии и СССР с Китаем, поддержка Китая и Пакистана США. Процесс политического сближения СССР и Индии послужил хорошей основой для экономического и научно-технического сотрудничества. Одновременно со строительством промышленных объектов, СССР передавал Индии технологии, привлекал к проектным работам индийских специалистов для передачи опыта.

В последнем десятилетии текущего века произошло резкое падение товарооборота между Россией и Пакистаном. Если в начале 90-х гг. он превышал 300 млн. долл., то в 1997 г. составил только 33 млн. долл. Старая структура торгово-экономических и научно-технических связей России с Пакистаном в области нефтегазового комплекса, энергетики и металлургии, основанная на системе долгосрочного государственного кредитования, перестала существовать.

Однако продолжается содействие российской стороны в обеспечении запасными частями и технической экспертизой, построенных еще при помощи СССР промышленных предприятий и намечается более активное участие в строительстве новых объектов.

В литературе часто используются термины «Ближний Восток» и «Средний Восток». К этим территориям относят государства: Египет, Судан, Израиль, Иордания, Сирия, Ливан, Турция, Ирак, Саудовская Аравия, Йемен, Кувейт, Катар, ОАЭ, Бахрейн, Кипр и Иран, Афганистан.

Ближний Восток имеет традиционную значимость для своих внешних партнеров, исходя из экономической важности. Он остается крупнейшим источником получения энергоресурсов и капиталов для мировой экономики, а также рынком сбыта промышленной и сельскохозяйственной продукции, рынком вооружений. Тревогу вызывает «исламский фактор», который представляет собой радикализацию оппозиционных (в основном) движений, политически эксплуатирующих религиозные настроения, хотя и возникающих на базе политического и социокультурного дискомфорта населения. Государства региона располагают значительными средствами, которые, однако, предпочитают держать либо за его пределами, либо сохранять во внутренних накоплениях.

В отличие от евро-атлантической цивилизации, РФ, имея интересы на Ближнем Востоке, не имеет (и не разрабатывает) механизмов их реализации. Она продолжает пользоваться историческим капиталом политических отношений с подавляющим большинством правительств и народов региона.

33.Цивилизационно-культурные особенности стран и народов и геополитика.

Современная культура Северного Кавказа исторически сформировалась в результате сложного полилога кавказской горской, исламской и русской (российской) цивилизаций и культур, модернизационных процессов ХХ. В советский период на Северном Кавказе сложился определенный баланс, взаимное «прорастание» различных культур друг в друга, их толерантность и дружественность, что определялось универсальным характером и авторитетом русской культуры.

Распад СССР и провал реформ в России среди прочего привели к скачкообразной утрате русской культурой в массовом сознании на Северном Кавказе своего универсального характера и авторитета. Кризис национального самосознания коснулся всех народов, но проявился неоднозначно и выход из него в настоящее время идет различными путями.

Основой национального самосознания является история, историческое самосознание. Цивилизационно-культурный нигилизм федеральных властей в 90-е годы проявился в стремлении изменить менталитет общества, разрушить ценностную систему, знаки и символы как советской эпохи, так и российской истории, русских как государствообразующей нации.

Коммуникативная атака на эти ценности сформировала стереотип отечественной истории как тупиковый путь от якобы ошибочного принятия восточного христианства и до наших дней, всегда носившего экспансионистский и катастрофический характер. Учебники серии «Обновление гуманитарного образования в России» закрепили этот стереотип, рисуя Россию и ее духовно-культурные основы «как пример неудавшейся истории», практически не оставляя в ней ни одной не дискредитированной крупной личности.

Такая политика имела своим результатом кризис русского национального самосознания. В результате сформировалась генерация «россиян», страдающих комплексом государственной и национальной неполноценности, лишенных патриотизма, оторванных от своих корней, готовых практически к принятию любого вида асоциальной деятельности.

Создание отталкивающего образа России и русского народа, а их культуры как вторичной, якобы своего рода лишь ретранслятора европейской в полиэтническом государстве, не могло не носить деструктивного характера. Если ранее принадлежность к великой супердержаве и ее достижениям в разных сферах деятельности, культуре была предметом гордости всех народов, в том числе Северного Кавказа, то теперь объективно возникла потребность дистанцироваться от «не престижной», тупиковой социокультурной системы и ее влияния как условия этнического самосохранения.

Кризис российской идентичности актуализировал этническую, религиозную, северокавказскую и кавказскую самоидентификацию горских народов, причем в цивилизационно-культурной оппозиции собственно России.

На Северном Кавказе, как и в других обществах в условиях кризиса и процессов дезинтеграции проявился архаический синдром, т. е. регенерация комплекса архаических явлений, представлений, стереотипов и норм поведения, размывание или сужение сферы рационального, усиливалось воздействие иррационального и чувственно-эмоционального восприятия окружающей действительности, укреплялось мифологическое мышление (в т. ч. героика наездничества, пленопродавства, неподчинение государственной власти и т. п.).

Этот процесс проявляется на разных уровнях и в различных формах.

Актуализация относительно закрытой традиционной культуры происходит для современных поколений с того времени и состояния, когда она пережила свою катастрофу, т. е. с XVIII – 1-й пол. XIX в.в. (до окончания Кавказской войны). В связи с этим возросло влияние исторического сознания горских народов, как фактора, определяющего этническое и панэтническое самосознание, а тем самым культурно-цивилизационную самоидентификацию. Прессу региона всех субъектов РФ на Северном Кавказе захлестнул поток псевдонаучных и наукообразных публикаций по проблемам истории отдельных народов, которые в принципе проявляют между собой очевидное сходство в одном – в стремлении к чрезмерному приукрашиванию и преувеличению, вопреки фактам, былой исторической роли своих народов, способах внушения им чувства собственной национальной исключительности и превосходства, идеи этноцентризма и ксенофобии.

Поток этой литературы достиг своего апогея в 90-е годы и начал перекочевывать в школьные учебники. Протесты профессиональных археологов и историков в малотиражных изданиях тонули в потоке подобных паранаучных теорий, которые определяли формирование массового исторического сознания, «этнических мифов» поколений, формировавшихся в тот период. Внедрение в обыденное сознание мысли об «утраченных» территориях предков стимулировали взаимные территориальные претензии, сепаратистские проекты, а также предъявление «прав» на южнорусские области вплоть до Поволжья.

В изучении русско-северокавказских отношений основной акцент делался на военном противостоянии с Россией, при этом идеализировались восточные каналы культурного развития и политика в Кавказском вопросе европейских государств. Ситуация осложнялась тем, что собственно русское кавказоведение фактически прекратило свое существование как научное направление к середине 80-х годов. Образовавшуюся лакуну заполнили труды западных и восточных ученых эмигрантов-горцев, которые написаны с откровенно антироссийских и даже русофобских позиций.

Подобные тенденции подкреплялись и другими факторами: изменения названий улиц, площадей шло в направлении увековечивания памяти борцов с «русским колониализмом», с этим же была связана деятельность национально-культурных учреждений.

Существенные различия в интерпретации Кавказской войны и ее последствий у русских и «кавказцев» (ученых и в обыденном сознании) также стали одним из факторов, придающих конфликтный характер русско-северокавказскому цивилизационно-культурному диалогу, распространения взаимной русофобии, кавказофобии и исламофобии.

При таком подходе естественен вывод типичный для значительной части «местных» кавказоведов: культуртрегерская роль официальной России сводилась фактически к тотальному уничтожению Кавказской культуры, а не к какому бы то ни было «влиянию». Российская культура стала восприниматься как «чужая», только как средство русификации и вызывать отчуждение.

При утверждении в историческом и национальном самосознании горских народов (как и кавказофобии, исламофобии у русских) подобных взглядов возможности полилога, взаимодействия различных культур в регионе оказались блокированы на долгое время.

Со временем социальнополитическая, этнополитическая ситуация на Северном Кавказе стала почти исключительно определяться в логике и категориях конфликтологии, а образ региона формируется в парадигме конфликтного мышления. Ксенофобия, экстремальные формы проявления межэтнических противоречий стали восприниматься как естественное состояние, норма общественно-политической жизни региона.

Загнав себя в подобную виртуальную реальность, общество на всех уровнях – обыденном, публицистическом, научном – во всех сложностях и противоречиях современных этнополитических процессов видит, по крайней мере, латентные конфликты. В этой парадигме сформировались и продолжают мыслить многие этнополитологи.

Известная склонность национального самосознания к эсхатологичности, катастрофичности наложилась на конфликтное мышление. Зацикливание на катастрофах и конфликтах привело к тому, что произошел определенный сдвиг в сознании, когда через конфликтогенную «оптику» мы перестали воспринимать мир и себя во всей сложности и многообразии. Это в полной мере относится к различного рода этнополитическим мониторингам, большей части научных экспертиз и прогнозов. Действия власти в этом контексте сводятся к ситуативной рефлексии, бесконечной профилактике, предупреждению, отражению угроз и разрешению конфликтов, но не может вырваться из порочной «конфликтной» логики, обречены постоянно воспроизводить кризисную ситуацию.

Иллюзорная, а затем и реальная утрата русской культурой своего приоритета на Северном Кавказе, рост ксенофобии, имели следствием неизбежную деградацию культуры на Северном Кавказе, в целом, и каждого народа в отдельности, а снижение ее интегрирующей роли вело к углублению сегментации общества, конфликтам, что было осознано местными элитами и обществом. В то же время актуализируется «внешний фактор» этнополитической ситуации на Юге России, силы, заинтересованные в сохранении управляемой нестабильности под предлогом борьбы с «международным терроризмом».