В раннее Новое время правительства многих стран остро ощущали потребность в регулирования жизни подданных, что кажется одной из их немногочисленных новаций. Хотя корни государственного регулирования уходят в Средние века, Раев полагает, что импульсом к упорядочиванию и систематизированию послужила важная черта эпохи Ренессанса — поиск рационального порядка. Эпоха Просвещения явила две тенденции: поиск рационального устройства продолжался, однако существовало мнение, что в экономике естественный ход вещей лучше чем тот, что предлагает правительство. Многие сферы жизни, в которых мы воспринимаем регулирование, мы принимаем как данность — обязанности официальных лиц, дисциплина вооруженных сил, статус социальных и профессиональных групп, одежда, которую они носят, труд наемных рабочих и ценовая политика производителей — первоначально испытывали на себе воздействие правительства. Ранее регулирование осуществлялось городскими корпорациями, церковью и представительными органами: контроль центра придал ему более внушительные размеры. Но отсюда не следует, что развивался «абсолютизм», так как централизованного аппарата регулирования не было. Принуждение оставалось функцией корпоративных органов. Эта гиперактивность не была характерна только для государств, которые традиционно считаются «абсолютистскими». Для любого государства регулировать ситуацию было предпочтительнее, чем предоставлять ее разрешение случаю, тенденциям рынка, прихотям отдельных людей или ненадежным обычаям прошлого.
В раннее Новое время правительство регулировало социальную и экономическую жизнь. Это касалось не только «абсолютистских» государств, поскольку Англия и Республика Соединенных Провинций, как и Франция, не были готовы допустить свободную игру на рынке. Экономические инстинкты и стремление получить выгоду считались анархическими силами, подрывавшими благосостояние общества из-за личной алчности. Целью было подчинение гильдий, портов, провинций и прочих групп, действовавших в эгоистических интересах, пользе государства в целом. Только в конце XVIII столетия просветители-физиократы объявили рыночные тенденции создателями, а не разрушителями общего благосостояния. Многое в регулирующей деятельности входило в сферу королевских прерогатив или полномочий штатов и городских корпораций. У государей, таким образом, был выбор. Некоторые, как особые агенты при выборе оружия, в каждом случае, когда приходилось прибегать к принуждению, производили тактическую оценку условий. В Англии предпочитали издавать прерогативные патенты, которые позволяли более четко и гибко регулировать экономику. Тонкие нюансы в требованиях ввозить испанский, а не американский табак, мало что говорили парламенту: гораздо проще было предоставить торговцам монополию, издав королевскую хартию.[265]
Использование таких прерогатив говорит о рождении феномена, который Раев называет «регулярным полицейским государством».[266] В контексте эпохи раннего Нового времени этот термин, который может ввести нас в заблуждение, означал лишь «хорошо организованное социальное устройство». В XVII веке представление о нем воплощалось в комплексе идей каме- рализма, которые подчеркивали единство правительства и народа, а также потребность в профессионально образованных чиновниках для регулирования жизни подданных в интересах сообщества. В Германии политическая теория камерализма предписывала административной элите получать высшее образование. Здоровье, гигиена, мораль и образование были объектами пристального внимания. Во Франции и Германии городские советы следили за чистотой улиц, вывозом мусора, передвижением транспорта, использованием безопасных строительных материалов, размещали на постой армию. После реформационных потрясений церковь перестала помогать бедным, дав государству еще одну возможность регулировать положение социальных низов. Насколько успешно осуществлялось это регулирование, неясно. Как правило, планы, выдвигавшиеся правительствами раннего Нового времени, впечатляют больше, чем достигнутые ими результаты. Но одно существование таких планов уже опровергает устоявшееся представление о том, что в ту эпоху правительства были озабочены прежде всего собственным усилением, а не повышением уровня жизни и культуры своих подданных. Подобное представление — пародия на государей эпохи Просвещения, правивших после 1750 года, и клевета на их предшественников.
