Глава 19. Я покрепче ухватил трубку, а другую руку сжал в кулак так, что ногти вонзились в кожу

 

– Биггинс говорит.

Я покрепче ухватил трубку, а другую руку сжал в кулак так, что ногти вонзились в кожу. Мистер Биггинс имел обыкновение долго и мучительно колебаться, доводя меня до исступления.

Вызвать ветеринара, по его понятиям, значило пустить в ход последнее отчаянное средство, и для него было истинной пыткой решать, пора уже или всё-таки можно немножко погодить. В довершение, если мне тем не менее удавалось прорваться к нему на ферму, он с ослиным упрямством избегал следовать моим советам. Я хорошо понимал, что так ни разу и не смог ему угодить.

Он донимал меня в довоенные дни и теперь, когда война кончилась, ничуть не изменился, только немного постарел и стал ещё упрямее.

– Что случилось, мистер Биггинс?

– Ну... тёлка у меня того.

– Хорошо, утром приеду посмотрю её.

– Э-эй, погодите минутку! – Мистер Биггинс всё ещё не был уверен, стоит ли мне приезжать или не надо, хотя уже решился позвонить – А смотреть-то её нужно?

– Право, не берусь судить. Как она себя ведёт?

Длительная пауза.

– Да вот легла и лежит.

– Лежит? Видимо, что-то серьёзное. Приеду, как только смогу.

– Да погодите вы! Не так уж она давно и лежит!

– Так сколько же?

– Последнюю пару деньков, всего-то.

– Она что, вдруг легла и не вставала больше?

– Да нет же! Нет. Какое там! – Моя тупость его явно раздражала. – Неделю не ела, а вот теперь и легла.

Я набрал полную грудь воздуха и тихо его выпустил.

– Так, значит, она неделю болела, а теперь совсем обессилела, и вы решили меня вызвать?

– Ну, да. Глаза-то у неё вроде ясные были, покуда она не слегла.

– Хорошо, мистер Биггинс. Сейчас приеду.

– Э... Приезжать-то вам так уж нужно? Не то ведь...

Я повесил трубку. По горькому опыту я знал, что такой разговор может длиться до бесконечности. И ещё знал, что почти наверное еду к обречённому животному. Но вдруг, если поторопиться, что-то всё-таки удастся сделать?

У мистера Биггинса я был через десять минут, и встретил он меня, как обычно: руки в карманах, голова втянута в плечи, глаза подозрительно буравят меня из-под мохнатых насупленных бровей.

– Приехали, значит? Да только поздновато.

Я успел опустить одну ногу на землю, но, услышав это, вылезать не стал.

– Уже сдохла?

– Пока-то нет. А вот-вот – и конец ей.

Я только зубами скрипнул. Тёлка болела неделю, я приехал через десять минут после его звонка, но его тон двух толкований не допускал: если она сдохнет, виноват буду я. Поздновато приехал!

– Ну, что же, – сказал я, справившись с собой. – Раз так, делать мне тут нечего. – И я втянул ногу в машину.

Мистер Биггинс опустил голову и пнул булыжник тяжёлым сапогом.

– Что же, и смотреть её не будете?

– Так вы же сказали, что ей уже нельзя помочь.

– Ну и сказал. А кто ветеринар-то?

– Как хотите... Я выбрался из машины целиком. – Где она?

Он помолчал.

– А за осмотр вы особо возьмёте?

– Нет. Я уже здесь, и, если ничего сделать не смогу, платить вы будете только за вызов.

Картина была до боли знакомая. Молоденькая тёлка лежала в тёмном углу коровника. Провалившиеся остекленевшие глаза каждые несколько секунд подёргивались в предсмертной агонии Температура была 37º – Да, вы правы, мистер Биггинс. Она умирает. – Я спрятал термометр и повернулся к двери.

Фермер, ссутулив плечи, угрюмо уставился на тёлку. Потом быстро взглянул на меня.

– Куда это вы?

Я удивлённо обернулся.

– У меня есть ещё вызовы. Вашу тёлку мне очень жаль, мистер Биггинс, но сделать уже ничего нельзя.

– Вот так и уйдёте, не почесавшись? – Взгляд его стал воинственным.

– Но она же умирает. Вы сами сказали.

– А ветеринар кто, я или вы? И даром что ли говорят, пока есть жизнь, есть и надежда?

– К ней это не относится. Смерть может наступить в любую секунду.

Он снова уставился на тёлку.

– Она же дышит, так или не так? А вы её без помощи бросите?

– Ну-у... если хотите, могу сделать ей стимулирующую инъекцию.

– Хочу, не хочу... Это вы должны знать, а не я.

– Хорошо, попытаюсь.

Я пошёл к машине.

Тёлка в глубокой коме даже не почувствовала укола в ярёмную вену. Я медленно нажимал на плунжер, и тут вновь подал голос её хозяин:

– Инъекции-то ваши штука дорогая. Во что мне эта обойдётся?

– Право, не знаю! – Голова у меня уже шла кругом.

– Небось, всё будете знать, чуть сядете писать мне свой счётище, а?

Я промолчал. Шприц почти опустел, но тут тёлка вытянула передние ноги, слепо посмотрела перед собой и перестала дышать.

Несколько секунд я продолжал стоять над ней, потом прижал ладонь к её сердцу.

– Боюсь, что всё, мистер Биггинс.

Он молниеносно нагнулся к трупу.

– Прикончили её, значит?

– Да что вы! Она же была при последнем издыхании.

Фермер выпрямился и помассировал колючий подбородок.

– Чего же она настимулировала, инъекция-то ваша?

Я молча положил шприц в футляр. Не вступать же с ним в пререкания! У меня было одно желание – поскорее убраться отсюда.

Но только я направился к машине, как мистер Биггинс ухватил меня за рукав.

– Так что у неё было-то?

– Не знаю.

– Не знаете, э? За инъекцию вашу мне платить, а вы не знаете.

На то вы и ветеринар, чтобы знать!

– Совершенно справедливо, мистер Биггинс. Но в данном случае мне остаётся констатировать, что животное агонизировало.

Причину смерти можно установить лишь при вскрытии.

Фермер возбуждённо одёрнул куртку.

– Смех да и только! Тёлка сдохла, и никто не знает почему.

Её же всякая зараза убить могла, так?

– Ну-у... конечно.

– И сибирка!

– Вот это нет, мистер Биггинс. Сибирская язва протекает стремительно, а, по вашим же словам, тёлка болела больше недели.

– Да вовсе она не болела. Понурая была, и всё. А потом свалилась, как подстреленная. Чего уж стремительней-то?

– Да, но...

– А у Фреда Брамли дальше по дороге в прошлом месяце корова от сибирки сдохла или нет?

– Совершенно верно. Первый точно установленный случай в наших краях за несколько лет. Но корова успела сдохнуть прежде, чем он хоть что-нибудь заметил.

– А мне наплевать! – Мистер Биггинс упрямо выставил подбородок. – Про это в газете писали, и чтобы все такие внезапные случаи проверять на сибирку, потому как она заразная и для людей смертельная. Желаю, чтобы мою тёлку проверили!

– Ну, ладно, – ответил я, совсем обессилев. Если вы требуете... Микроскоп у меня с собой.

– Микроскоп? Так это почём же обойдётся?

– Не беспокойтесь. За такие анализы платит министерство, ответил я и зашагал к дому.

Мистер Биггинс кивнул с мрачным удовлетворением и тут же вопросительно поднял брови.

– Куда это вы идёте?

– В дом. Мне надо позвонить в министерство. Тут требуется их разрешение. Звонок я оплачу, – добавил я поспешно, потому что его лицо сразу посуровело.

Пока я разговаривал с секретарём, мистер Биггинс дышал мне в ухо, а когда я спросил, как его полное имя, нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

– Это ещё зачем? Одна морока, – проворчал он.

Я вернулся к машине и вынул нож для вскрытий. Большой остро наточенный нож для разделки жаркого, которым я, естественно, живых животных не оперировал.

Мистер Биггинс сглотнул.

– Чёрт! Ну и ножище! Это что ж вы им делать будете?

– Возьму немножко крови. – Я нагнулся, сделал надрез у основания хвоста, размазал кровь по предметному стёклышку, взял микроскоп и пошёл на кухню.

– А теперь вам чего требуется? – кисло осведомился мистер Биггинс.

Я поглядел но сторонам.

– Свободная раковина, огонь и вон тот стол у окна.

Раковина была заставлена грязной посудой, которую фермер, сердито ворча, извлекал из неё, пока я зафиксировал кровь, проведя стёклышко сквозь язык пламени в очаге. Я отошёл к раковине и капнул на стёклышко метиленовой синей. По белому дну раковины расплылось голубоватое пятно, которое не смылось, когда я ополоснул стёклышко холодной водой под краном.

– Вон как вы раковину испакостили! – воскликнул мистер Биггинс. – Да хозяйка, когда вернётся, меня поедом есть будет.

– Не беспокойтесь, оно сразу отойдёт.

Я выдавил из себя улыбку. Но он мне не поверил.

Я высушил стёклышко у огня, установил микроскоп на столе и посмотрел в окуляр. Ну, разумеется, ничего кроме эритроцитов и лейкоцитов. Ни единой сибиреязвенной палочки в поле зрения.

– Всё нормально, – сказал я. – Можете звонить живодёру.

Мистер Биггинс надул щёки и страдальчески махнул рукой – Ну, задали вы мне чёртову мороку, и всё попусту, – пожаловался он.

Уезжая, я подумал – и не в первый раз, – что мистера Биггинса ничем пронять невозможно, верх всегда остаётся за ним.

И месяц спустя это убеждение окрепло ещё больше, когда в базарный день он вошёл в приёмную.

– У одной моей коровы язык одеревенел. Дайте-ка мне йоду, чтоб смазывать.

Зигфрид поднял голову от книги вызовов.

– Отстали от времени, мистер Биггинс, – улыбнулся он. – У нас теперь есть средства получше.

Фермер принял привычную позу – втянул голову в плечи и насупился.

– Мне эти ваши новые штучки ни к чему. Чем всегда скотину пользовал, тем и буду.

– Послушайте, мистер Биггинс, – со всей доступной ему убедительностью начал Зигфрид, – язык йодом уже сто лет никто не смазывает. Мы давно с успехом применяли йодистый натрий внутривенно, но даже от него отказались, потому что сульфаниламид ещё лучше.

– Одни пустые слова, мистер Фарнон, хоть, конечно, и учёные, куда уж нам! – буркнул фермер – А что для моей коровы лучше, это уж мне решать. Так дадите йоду или нет?

– Нет, – отрезал Зигфрид, и его улыбка погасла. – Как ветеринар я просто не имею права прописывать устаревшие, отвергнутые средства. – Он обернулся ко мне. – Джеймс, будьте так добры, принесите фунтовый пакет сульфаниламида.

Под аккомпанемент протестов мистера Биггинса я пробежал по коридору в аптеку, где целые полки были заняты пакетами сульфаниламида, фунтовыми и полуфунтовыми, в тот период он находил широчайшее применение в ветеринарной практике, так как оказался куда действеннее наших былых панацей. С успехом использовался при многих инфекционных заболеваниях, служил великолепной присыпкой для ран и, как совершенно правильно сказал Зигфрид, быстро исцелял актиномикоз – или "деревянный язык", пользуясь средневековым термином.

Кубические пакеты из белой бумаги были перевязаны шпагатом. Схватив один, я рысцой вернулся в приёмную. По коридору поочередно разносились два громких голоса.

Спор не оборвался, и когда я вошёл в дверь. С первого взгляда мне стало ясно, что терпение Зигфрида истощилось. Он буквально вырвал у меня пакет и начал торопливо писать на этикетке дополнительные инструкции.

– Для начала дайте три столовых ложки в пинте воды, а потом...

– Говорят же вам, не желаю я...

–...давайте по одной столовой ложке три раза в день...

–...не верю я во всякие ваши новомодные штучки...

–...а когда пакет кончится, загляните сюда, и, если надо будет, мы дадим вам второй...

Фермер смерил моего партнёра злобным взглядом.

– От этой пакости никакого толка не будет!

– Мистер Биггинс, – произнёс Зигфрид со зловещим спокойствием, – сульфаниламид вылечит вашу корову.

– Не вылечит!

– Вылечит!

– Не вылечит!

Зигфрид хлопнул ладонью по столу. Категорически и оглушительно.

– Забирайте! А если не поможет, я с вас ничего не возьму.

Договорились?

Мистер Биггинс сузил глаза, но я видел, что соблазнительная мысль получить что-то просто так, ничего не уплатив, взяла верх над всем остальным. Медленно, неохотно он протянул руку и взял пакет.

– Вот и хорошо! – Зигфрид взмыл из-за стола и похлопал фермера по плечу. – Позвоните, когда порошок кончится. И бьюсь об заклад, на что хотите: вашей корове сразу станет много лучше.

Дней через десять, возвращаясь после кастрации жеребят, мы с Зигфридом оказались возле фермы мистера Биггинса. Завидев его дом – массивное квадратное здание, с палисадником, где зеленела только картошка (мистер Биггинс считал всякие там цветочки зряшним переводом денег), – мой партнёр притормозил.

– Завернём-ка туда, Джеймс, – прожурчал он. – Наш приятель словно воды в рот набрал. Подозреваю, самолюбие не позволяет признать, что от сульфаниламида толк всё-таки есть. – Он тихонько засмеялся. – Вот мы ему хвост и прищемим!

Он свернул во двор позади дома. Но когда собрался постучать в дверь кухни, вдруг опустил уже занесённую руку, дёрнул меня за локоть и возбуждённо прошептал:

– Нет, Джеймс, вы только поглядите!

За стеклом кухонного окна на подоконнике красовался наш кубический пакет и белой обёртке, целый и невредимый. Даже шпагат не был снят.

Зигфрид стиснул кулаки.

– Чтоб его чёрт побрал, осёл упрямый! Он ведь даже не попробовал – из чистой подлости.

Но тут мистер Биггинс отворил дверь, и Зигфрид весело с ним поздоровался.

– А, мистер Биггинс! Доброго утра. Мы проезжали мимо и решили посмотреть, как дела у вашей коровы.

Глаза под мохнатыми бровями забегали, но мой партнёр произнёс самым дружеским тоном, небрежно взмахнув рукой:

– Разумеется, бесплатно. Нам самим любопытно взглянуть.

– Э... а... Я вот в шлёпанцах... Сел вот чайку попить...

Чего вам затрудняться...

Но Зигфрид уже устремился к коровнику. Обнаружить больную оказались проще простого: обтянутый шкурой живой скелет – с морды свисают сосульки слюны, под нижней челюстью длинное вздутие. Среди упитанных товарок она сразу бросалась в глаза.

Зигфрид быстро ухватил её за нос, повернул мордой к себе, другой рукой открыл рот и потрогал язык.

– Нет, вы только, пощупайте, Джеймс, – шепнул он.

Я провёл пальцами по твёрдой бугристой поверхности.

– Ужасно! Чудо, что она ещё хоть что-то ест. – Я понюхал пальцы. – И йодом смазано.

– Да. Он сразу от нас отправился в аптеку.

Тут дверь коровника распахнулась и на пороге возник запыхавшийся мистер Биггинс.

Мой партнёр устремил на него печальный взгляд вдоль коровьей спины.

– Видимо, вы были правы. Наше лекарство нисколько ей не помогло. Просто не понимаю! – Он погладил подбородок. – И бедной вашей корове, боюсь, очень плохо. Совсем истощена.

Приношу вам свои искренние извинения.

На лицо мистера Биггинса стоило посмотреть!

– А... да ну... оно, конечно... не полегчало ей... Того и гляди...

– Послушайте, – перебил Зигфрид, – я чувствую, что вина моя. Моё лекарство ей не помогло, значит, я обязан её вылечить. – Он решительно зашагал сквозь строй коров. – У меня в машине есть раствор, который обязательно должен ей помочь. Извините, я сейчас.

– Да погодите вы... я ж не знаю... – Но его возражения пропали втуне, Зигфрид уже открывал багажник.

Он тотчас вернулся с флаконом – я не понял, чего, – и начал набирать его содержимое в двадцатикубиковый шприц, не спуская глаз с мерных делений и фальшиво насвистывая какой-то мотив.

– Подержите хвост, Джеймс, будьте добры, – скомандовал он и занёс шприц над ягодичной мышцей страдалицы, но внезапно обернулся к фермеру и сказал:

– Великолепное средство, мистер Биггинс, и так удачно, что вы скормили ей наш пакет.

– Чего-чего?

– Без такой подготовки это средство могло бы подействовать не самым желательным образом.

– Э... убило бы её, что ли?

– Не исключено, – промурлыкал Зигфрид. – Но не тревожьтесь! Она ведь получала сульфаниламид.

Игла уже почти вонзилась в шкуру, когда фермер не выдержал:

– Э-эй! Да погодите же! Не колите!

– В чём дело, мистер Биггинс? Что случилось?

– Ничего... только вот тут неувязочка вышла... – На лице фермера отразились противоречивые чувства. – Дело, значит, такое... она, думается мне, вашей этой штуки ещё не так чтоб много наглоталась.

Зигфрид опустил руку со шприцем.

– Вы снизили дозировку? Но ведь я, если помните, подробно всё написал на обёртке.

– Так-то так, да я маленько не того... спутал, значит.

– А, пустяки! Давайте ей полные дозы, и всё обойдется. – Зигфрид всадил иглу и, не слушая отчаянных воплей мистера Биггинса, ввёл корове все двадцать кубиков.

Убирая шприц в футляр, он удовлетворённо вздохнул.

– Ну, теперь всё должно быть в порядке. Но не забудьте – немедленно же вкатите ей три столовые ложки и продолжайте по одной, пока не кончите пакета. Корова в таком состоянии, что почти наверное, этого не хватит, но ведь вы дадите нам знать, верно?

Едва мы выехали со двора, как я накинулся на Зигфрида.

– Какую такую инъекцию вы ей сделали?

– Смесь витаминов. Они подкрепят беднягу, хотя, конечно, языка ей не очистят. Но без этого у меня ничего не вышло бы, а теперь уж он начнёт давать ей сульфаниламид как миленький.

Интересно будет посмотреть, что произойдёт!

Действительно, было очень интересно.

Ещё до истечения недели в приёмную смущённо, бочком вошёл мистер Биггинс.

– Мне бы ещё пакетик, а? – буркнул он.

– Сию минуту! – Зигфрид сделал приглашающий жест. – Столько, сколько скажете. – Он перегнулся через стол. – У коровы, полагаю, вид стал получше?

– Ага.

– Слюноотделение прекратилось?

– Ага.

– Начала набирать тело?

– Ага. Начала. – Мистер Биггинс опустил голову, словно показывая, что больше на вопросы отвечать не желает, и Зигфрид вручил ему новый пакет.

В окно приёмной мы следили, как он переходил улицу. Зигфрид хлопнул меня по плечу:

– Ну, что ж, Джеймс! Маленькая, но победа. Наконец-то нам удалось пронять мистера Биггинса!

Я засмеялся вместе с ним, разделяя его торжество, но теперь, оглядываясь на всю историю нашего знакомства с мистером Биггинсом, я пришёл к выводу, что это был один-единственный случай, когда верх остался за нами.