Каждый народ интерпретирует божественные атрибуты применительно к себеи на свой манер. И все-таки пыл, свойственный Испании, выглядит уникальным.Если бы можно было разделить этот пыл между остальными странами, Бог был быисчерпан, опустошен и лишен самого себя. И вот именно для того, чтобы непропасть -- в целях самозащиты, -- он работает над тем, чтобы в его странахпроцветал атеизм. Страшась пыла, вдохновителем которого был он сам, онборется с собственными чадами, с их буйством, которое его ослабляет; ихлюбовь расшатывает его власть и его могущество. Только неверие оставляет егоцелым и невредимым; отнюдь не сомнения подтачивают Бога, а как раз вера. Вотуже много веков церковь делает его все более и более заурядной, доступнойфигурой, готовит ему при помощи теологии смерть без загадок, агонию скомментариями и разъяснениями: и без того уже издерганный молитвами, онстрадает еще и от экзегетики. Не меньше чем Испании боится он России ипоэтому умножает в ней количество атеистов. Благодаря их нападкам он хотя бысохраняет еще иллюзию всемогущества, спасая таким образом по крайней мереодин из своих атрибутов. Уж эти верующие! Достоевский, Эль Греко -- ну былили у Бога более нервные враги, чем они? А разве не предпочтет он БодлераХуану де ла Крус1? Он боится и тех, кто видит его, и тех, сквозького видит он сам. Всякая святость является в большей или меньшей степени испанской: иесли бы Бог был циклопом, Испания служила бы ему оком. 109
