Культура связующих звеньев

Я часто задаюсь вопросом, что означает для меня слово «культура», и постепенно убеждаюсь в том, что это аморфное понятие включает в себя три больших культуры: первая — это культура го­сударства, вторая — культура индивидуума, и есть еще некая «третья культура». Мне кажется, каждая из этих культур так или иначе прослав­ляет определенные ценности. Не только до­брые начала в общепринятом смысле этого по­нятия. Прославляются также радость, сексуаль-

ное влечение, прочие формы наслаждения. На индивидуальном уровне, хотим мы того или нет, прославляются насилие, отча­яние, тревога, разрушение. Прославлением я называю утверж­дение этих явлений, желание сделать их общеизвестными.

Государство прославляет что-то с помощью культуры, чтобы защитить определенные ценности: в древнем Египте зна­ние мирового порядка, включавшее в себя материальное и ду­ховное, не могло быть выражено словами, но оно утверждалось через акты культурного прославления.

В наше время подобное прославление, увы, стало невоз­можным. Старые общества в силу объективных причин утратили свою животворную силу, а новые постоянно оказываются в лож­ном положении. Изменив общественное устройство, они пыта­ются сделать за год, пять или десять лет то, чего древний Египет достиг за века, и тем самым компрометируют свои бла­гие намерения.

Общество, которое пока еще не стало единым целым, не может выразить себя целостно в культурном отношении. Его положение не отличается от положения отдельных художников, которые, желая и чувствуя необходимость утверждать что-то положительное, на самом деле могут выразить лишь свое смя­тение и тревогу. В этой ситуации самые яркие явления худо­жественной и культурной жизни основываются на неприятии той худосочной продукции, которую политики, теоретики, догматики хотели бы выдать за свою культуру. Возникает феномен, харак­терный для двадцатого века: подлинная культура всегда нахо­дится в оппозиции по отношению к официальной и жизнеут­верждающее начало, так необходимое людям, оказывается пус­тым.

Настороженно относясь к официальной культуре нового общественного устройства, необходимо так же критически взглянуть на культуру, протестующую против ее фальши. Эта культура выдвигает на первый план протест отдельных личнос­тей. Личность всегда может замкнуться на себе, и вполне объ­яснимо желание либералов поддержать ее. Но со временем по­нимаешь, что и эта культура очень ограниченна. Она прослав­ляет индивидуума. Утверждение своего права прославлять свои потаенные мысли и утонченные чувства так же ущербно, как и утверждение права на прославления фальши официальной куль­туры. Только тогда, когда личность представляет собой всесто­ронне развитого человека, прославление такого человека при­носит блестящие результаты. Только тогда, когда общество

едино и им правит человеческий разум, официальное искусство способно отражать что-то истинное. Такое случалось несколько раз на протяжении всей истории человечества.

Что сегодня важно, так это сохранять настороженное от­ношению к понятию «культура» и не принимать эрзац за истин­ное. И официальная культура, и противостоящая ей культура личности обладают большой энергией и имеют на своем счету завоевания, но та и другая основаны на ограниченном миро­понимании. Тем не менее они оказываются жизнеспособными, потому что отражают интересы определенных групп и лиц об­щества. Всякое человеческое объединение хочет завоевать сим­патии общества и с этой целью пропагандирует себя через культуру. Художники, представляющие оппозиционную культуру, преследуют свои интересы — им важно заставить публику ува­жать то, что отражает их внутренний мир.

Когда я провожу грань между официальной культурой и культурой протестующей личности, я не имею в виду противо­стояние западноевропейских и восточноевропейских стран. Раз­личие между официальной и неофициальной культурой сущес­твует в любом обществе. К сожалению, ни та, ни другая куль­тура не способны выполнить роль, которая уготована подлинной культуре, — искать правду.

Что значит «поиск правды»? Одно можно сразу сказать о понятии «правда» — оно не поддается четкому определению. Есть избитое английское выражение: «Ложь видна с первого взгляда». И это справедливо — всякая неправда принимает очень ясную и определенную форму. В любой культуре жест­кость формы связана с утратой содержания. Поэтому культурная политика теряет свое истинное назначение, когда она стано­вится программной. Сходным образом, как только общество пы­тается сформулировать свою программу, сразу обнаруживается неправда. Из формулировки уходит то живое и неуловимое, что называют правдой, точнее говоря, уходит «острое чувство ре­альности».

Наша потребность в этом странном, дополнительном из­мерении человеческой жизни, которое называют расплывчатым словом «искусство» или «культура», всегда связана с возмож­ностью расширить на короткий миг границы нашего повседнев­ного восприятия реальности. Краткий миг совершаемого нами открытия дает новые силы. Но миг этот проходит. Что нам ос­тается делать? Снова искать возможность приоткрыть правду, до которой мы никогда не доберемся.

Момент повторного пробуждения опять длится мгновение, он проходит, но потребность в нем не исчезает. Вот тут и по­является это загадочное нечто, называемое культурой.

Это то, что я называю «третьей культурой», явление без названия и определения, дикая и неуправляемая стихия. Она подобна Третьему миру, динамичному и непредсказуемому, к которому все время приходится приспосабливаться, где общес­твенные отношения постоянно меняются.

Мои театральные опыты последних лет позволили мне многое понять. Суть нашей работы в Международном центре театрального исследования заключалась в том, чтобы собрать актеров разных традиций и культур и найти единый театральный язык. Едва ли не каждый актер, приходивший к нам, находился во власти штампованных представлений о собственной культуре. Он думал, что является представителем некой особой культуры. Постепенно выяснилось, что за культуру он принимал чисто внешние национальные приметы, истинная же его культура и сама его индивидуальность находят выражение в чем-то другом. Чтобы остаться верным себе, ему нужно было освободиться от так называемых фольклорных элементов, которые эксплуатируют все страны, создавая народные ансамбли и пропагандируя как бы национальную культуру. Правда возникала каждый раз тогда, когда разрушались стереотипы.

Я буду более конкретным. Нам было ясно, в каком на­правлении двигаться в наших театральных экспериментах. Пре­жде всего надо было поставить под сомнение все то, чем рас­полагает театр и что ограничивает его возможности, заточая его в пределы определенного языка, стиля, социального класса, здания и типа публики. Мы стремились установить отношения между людьми различных культур и обнаружить звенья, связу­ющие их.

Ибо третья культура — это культура связующих звеньев. Это сила, способная противостоять раздробленности нашего мира. Необходимо обнаружить взаимосвязи там, где они не видны и как будто утрачены, — я имею в виду отношения че­ловека и общества, одной расы с другой, микрокосмоса и мак­рокосмоса, человека и машины, видимого и невидимого, отно­шения между различными категориями, языками, жанрами. Ка­ковы эти отношения? Только культурные акции дают возмож­ность изучить и понять эти важные вещи.