Уйти, чтобы вернуться 13 страница

— Это его автомобиль. Сами видите, какое значение он придает нашему заданию.

— Хватит повторять это дурацкое слово! Никакое это не задание, я не сотрудник секретной службы, это поручение респектабельной газеты. Я собираюсь поговорить с неким Ортегой и вытянуть из него признание, что на самом деле он — Ортис, если это действительно так.

— Чем нести невесть что, лучше помолчите, — осадила его Мариса.

Все сто восемьдесят километров до Гахана они лишь изредка перебрасывались словами. Мариса сосредоточилась на дороге, которая, как предупреждал ее дядя, была изрядно разбита и еле освещена. К полуночи они достигли перекрестка, где им предстояло ждать Ортегу. Остановившись перед холмиком, Мариса вышла и принялась осматривать местность, вооружившись фонарем.

— Если шины лопнут именно здесь, — сообщила она Эндрю, — машина съедет в поле. Тревожиться не о чем, дядя все предусмотрел.

Эндрю вгляделся в дорогу, насколько хватало лучей фар, гадая, когда появятся люди Альберто.

— Залезайте в машину! — позвала его Мариса. — Проселок, ведущий к элеватору, начинается прямо здесь. Мы будем ждать в засаде. Ожидание будет долгим, сейчас самое время заморить червячка.

Она запустила мотор и медленно поехала по колее, огибавшей элеватор. Остановившись между двумя башнями, она выключила фары. Когда глаза привыкли к темноте, Эндрю убедился, что с того места, где они находятся, открывается отличный обзор места действия, тогда как разглядеть их с дороги невозможно.

— Ваш дядя действительно все предусмотрел.

— Альберто был один из монтонерос, он сражался с этими мерзавцами во времена, когда они стреляли по всему, что двигалось. Скажем так: у него есть опыт. Будь он вашим ровесником, он сидел бы сейчас в этой машине вместо вас.

— Я не его подручный, Мариса, раз и навсегда зарубите это себе на носу.

— Вы говорите это не в первый раз. Я все поняла. Есть хотите?

— Не очень.

— Все равно надо перекусить. — Она протянула ему сандвич. — Силы вам пригодятся.

Она зажгла в салоне свет, посмотрела на Эндрю и прыснула.

— Что вас развеселило?

— Вы.

— Я такой смешной?

— Слева вы очень даже ничего, а вот справа — ни дать ни взять Человек-слон.[5]

— Благодарю за комплимент.

— Это комплимент только наполовину, все зависит от того, с какого боку смотреть.

— Хотите, чтобы я сел за руль?

— Нет, меня устраивает ваша подбитая половина. Это как-то больше в моем вкусе.

— Уверен, Антонио был бы счастлив это слышать.

— Антонио не красавец, зато очень хороший человек.

— Меня это не касается.

— А ваша жена? Она хорошенькая?

— А это не касается вас.

— Нам в этой машине почти всю ночь сидеть. Вы предпочитаете говорить о погоде?

— Вэлери очень красивая.

— Я бы удивилась, если бы было иначе.

— Почему?

— Потому что вы из тех, кто любит горделиво прохаживаться под руку с красоткой-женой.

— Ошибаетесь, мы знакомы со школы, тогда во мне не было ничего от рокового соблазнителя, наоборот, я был очень робкий и не умел ухаживать. Таким и остался.

У Марисы завибрировал мобильный телефон, она схватила его и прочитала свежее сообщение.

— Грузовик на выезде из Вилла-Марии, как и планировалось, заставил Ортиса повернуть на шоссе номер восемь. У нас они будут не позже чем через четыре часа.

— Я думал, что здесь нет мобильной связи.

— Когда понадобится, она перестанет работать. Единственный здешний ретранслятор находится в двадцати километрах отсюда. Когда его обесточат, связи не будет.

Эндрю улыбнулся:

— Пожалуй, вы были правы. Этот вечер все больше смахивает на боевое задание.

— Не похоже, что вам это так уж не нравится.

— Давайте сюда сандвич, и хватит надо мной потешаться. Осторожно, а то я решу, что вы меня соблазняете.

Мариса потянулась к заднему сиденью, и юбка у нее поднялась, обнажив бедра, — зрелище, к которому Эндрю не мог остаться равнодушным.

— А вот вам и кофе, — сказала она, протягивая ему горячий стаканчик.

 

Спустя час они услышали приближающийся шум мотора. Мариса погасила в салоне свет.

— Рановато для Ортиса, — пробормотал Эндрю.

Мариса опять рассмеялась.

— Правильно, что вы говорите шепотом: лишняя осторожность не помешает. До дороги пятьдесят метров, вдруг нас услышат? Нет, это еще не Ортис.

— Почему тогда вы погасили свет?

Не дав ему опомниться, Мариса перекинула ногу через рычаг переключения передач и взгромоздилась на него верхом. Сначала она провела кончиком пальца по его губам, потом поцеловала.

— Тихо, — прошептала она. — Вы скоро женитесь, я тоже выхожу замуж, так что нам не стоит бояться, что мы друг в друга влюбимся.

— Требуешь помалкивать, а сама болтаешь без умолку.

Мариса еще раз поцеловала Эндрю, они переползли на заднее сиденье и растянулись, доверившись безмолвию ночи.

Мариса открыла глаза, посмотрела на часы и толкнула Эндрю локтем:

— Проснись и одевайся. Уже три часа!

Эндрю подскочил. Мариса полезла за мобильным телефоном. Там уже было шесть новых сообщений, каждое с названием деревни, через которую проезжала машина Ортиса. Глядя на экран телефона, Мариса перебралась на сиденье водителя.

— Связь прервана, они обесточили ретранслятор. Быстрее, Ортис уже недалеко!

Эндрю натянул брюки и рубашку и замер на пассажирском месте. Было оглушительно тихо. Он повернулся к Марисе, не отрывавшей взгляд от дороги.

— Смотри вперед, главное произойдет там!

— А то, что произошло сзади?

— Просто приятное времяпрепровождение двух взрослых людей по взаимному согласию.

— Вот как? — Эндрю улыбнулся.

Мариса снова толкнула его локтем.

— Вдруг приятели твоего дяди видели нас, когда разбрасывали на дороге свой железный мусор?

— Только этого нам обоим не хватало!

Ладно, теперь моли небо, чтобы мы не проворонили Ортиса.

— Если бы его машина уже проехала, то она застряла бы посреди дороги. Ты что-нибудь видишь?

Мариса не ответила. Издалека снова послышался шум мотора, и Эндрю почувствовал, как часто забилось его сердце.

— Вдруг это не они? — тихо проговорил он.

— Непредвиденный ущерб… Жаль, но такое порой неизбежно.

Пока Эндрю переживал, на дороге попал в аварию черный седан. У него пробило сразу три покрышки, водитель попытался удержать машину, но ее занесло, и она перевернулась набок. Сначала она скользила по асфальту в таком положении, потом крыло попало в выбоину, багажник задрался, и седан с невообразимым лязгом несколько раз перевернулся. Вылетело ветровое стекло, за ним отправился в полет пассажир с переднего сиденья. Машина с вертящимися колесами проехалась на крыше, высекая фонтаны искр, и замерла на обочине. Невообразимый грохот сменился мертвой тишиной.

— Аккуратно, только аккуратно!

С этим заклинанием Эндрю попытался вылезти из универсала, но Мариса схватила его за руку и заставила снова усесться. Она включила зажигание и медленно выехала с проселка на обочину. Там их взорам открылось в свете фар безнадежное зрелище. В десяти метрах от перевернутой машины лежал мужчина. Эндрю бросился к нему. Лежавший был тяжело ранен, но еще дышал. Бесчувственный водитель уткнулся в руль окровавленным лицом. Сзади, прижатый к сиденью вдавившейся от удара крышей, шевелился, приходя в себя, третий пострадавший.

Подскочивший к Марисе Эндрю попытался пролезть в покореженный салон.

— Помоги, — крикнул он Марисе, — надо его вытащить, пока машина не загорелась!

Мариса опустилась на колени и бесстрастно заглянула раненому в лицо.

— Слыхал? Сейчас будет взрыв! У нас есть к тебе вопросы, отвечай быстрее, если не хочешь превратиться в жареную свинину.

— Кто вы такие? Что вам от меня надо? — пролепетал раненый.

— Спрашиваем мы, твое дело отвечать.

— Брось, Мариса, все это потом, лучше помоги мне, и так натворили дел! — крикнул Эндрю, пытаясь вытащить раненого из машины.

— Пусть лежит здесь, пока не заговорит. Твое настоящее имя!

— Мигель Ортега.

— А я — Эвита Перон! Ладно, еще одна попытка.

Мариса вставила ему в рот сигарету, достала спичечный коробок, чиркнула спичкой и осветила огоньком лицо Ортеги.

— Меня зовут Мигель Ортега! — крикнул он. — Вы сумасшедшая! Вытащите меня отсюда!

— Подумай, здесь все сильнее воняет бензином.

Эндрю напряг все силы, чтобы вытащить старика, но тому зажало ноги сиденьем водителя, и без помощи Марисы он ничего не мог поделать.

— Бежим отсюда, — сказала Мариса и уронила спичку внутрь машины.

Огонек потух. Мариса чиркнула следующей спичкой и подожгла весь коробок, держа его двумя пальцами.

Ортега с ужасом косился на пылающее у него над головой пламя.

— Ортис, меня зовут Фелипе Ортис, потушите, умоляю! У меня семья, не делайте этого!

Мариса отшвырнула горящий коробок и плюнула майору Ортису в лицо.

Эндрю не на шутку рассвирепел. Мариса нашарила под водительским креслом рычаг и сумела сдвинуть кресло. Эндрю вытащил Ортиса из машины и потащил прочь от машины.

— Теперь — водителя, — приказал он Марисе.

Он уже возвращался, когда под капотом заискрило, и машина разом вспыхнула. Тело водителя объяло пламя, его лицо исказилось, а потом весь этот кошмар заволокло дымом.

Эндрю сжал руками виски и рухнул на колени. Его вырвало. Когда рвотные спазмы прошли, он подошел к лежавшему на обочине Ортису. Мариса сидела рядом с ним на корточках и курила.

— Отвезем его в больницу — его и того, второго, — сказал Эндрю.

— Нет! — отрезала Мариса, крутя ключ зажигания от их универсала. — Подойдешь — выброшу в поле.

— Тебе мало одного убитого?

— Один за тридцать тысяч? Нет, этого мне мало. Сыграем второй тайм. Теперь перевес на моей стороне. Если эта мразь хочет жить, пусть говорит. Доставай блокнот и ручку, сеньор журналист, настал твой звездный час!

— Мне плохо, — простонал Ортис, — отвезите меня в больницу. В пути я скажу вам все, что захотите.

Мариса выпрямилась, подошла к «пежо» и открыла бардачок. Вернулась она с револьвером Альберто в руке.

Приставив дуло к виску Ортиса, она взвела боек.

— Стенографистка готова. Начинаем интервью? У тебя из ноги хлещет кровь, так что тянуть не советую.

— Ты и в меня выстрелишь, если я откажусь участвовать в этом паскудстве? — спросил Эндрю.

— Нет, ты мне слишком нравишься. Но с ним я сведу счеты без всякого колебания, а может, и не без удовольствия.

Эндрю опустился на колени рядом с Ортисом.

— Побыстрее с этим покончим, чтобы я мог доставить вас к докторам. Мне очень жаль, я хотел совсем другого…

— Думаешь, ему тоже было жаль, когда он приказывал испортить тормоза в машине Антонио или когда отправлял своих церберов в твой гостиничный номер?

— Вы заявились на мою территорию, всем задавали вопросы. Мы хотели вас припугнуть, а не устраивать вам аварию.

— Как же! — прошипела Мариса. — Объясни это Антонио, он как раз в больнице. Мы тоже хотели просто тебя припугнуть, теперь мы квиты, да? Хотя нет, не совсем. Посмотри на моего друга, полюбуйся, как над ним потрудились твои люди!

— Мне смотреть не на что, я понятия не имею, кто он такой.

Эндрю был склонен поверить в искренность Ортиса: тот, похоже, действительно не знал, кто перед ним.

— Я Эндрю Стилмен, журналист «Нью-Йорк таймс». Я расследую деятельность одного летчика при последней диктатуре. Вы — тот майор Ортис, который служил с 1977 по 1983 год летчиком в береговой охране?

— Только до 29 ноября 1979 года. После я ни разу не командовал экипажами самолетов.

— Потому что больше не мог выполнять приказы, которые мне давали.

— В чем состояли ваши задания, майор Ортис?

Ортис тяжело вздохнул:

— Давненько меня не называли майором…

Мариса вдавила ему в щеку дуло револьвера:

— Нам нет дела до твоего душевного состояния. Отвечай на вопросы!

— Я совершал наблюдательные полеты вдоль уругвайской границы.

Мариса проехалась дулом от щеки Ортиса до ноги, коснулась края рваной раны, в глубине которой виднелась кость. Ортис заорал от боли, и Эндрю пришлось ее оттолкнуть.

— Еще раз так сделаете, и я брошу вас здесь одну, потащитесь в Буэнос-Айрес пешком, понятно?

— Мы теперь на «вы»? — Мариса кокетливо покосилась на него.

— Отвезите меня в больницу! — взмолился Ортис.

Эндрю опять взял блокнот и ручку.

— Вы участвовали в «рейсах смерти», майор Ортис?

— Да… — пролепетал он.

— Сколько таких рейсов вы в общей сложности совершили?

— Тридцать семь.

— Если считать, что в каждом рейсе было по двадцать пассажиров, эта падаль сбросила в Ла-Плату более семисот пленников!

— Из кабины летчика не видно, что происходит сзади, но я знал. Когда вес самолета уменьшался так резко, что он даже терял устойчивость, хотя я не прикасался ни к каким рычагам, я знал, в чем причина. Но я только подчинялся приказам. Если бы я отказался, меня отдали бы под трибунал. Как бы поступили на моем месте вы?

— Я бы пожертвовала жизнью, лишь бы не участвовать в таком кошмаре!

— Ты просто девчонка и не знаешь, о чем говоришь, ты не представляешь, что такое приказ. Я был кадровым военным, запрограммированным на повиновение, на службу родине без лишних вопросов. Тебя в те времена на свете не было.

— Я как раз тогда родилась, слышишь, подонок, мои настоящие родители были среди тех, кого вы сначала пытали, а потом убивали.

— Я никогда никого не пытал. Те, кого грузили ко мне в самолет, уже были мертвы — ну, почти… Захоти я поиграть в героя, меня бы расстреляли, родных схватили, а мое место занял бы другой летчик.

— Тогда почему вы перестали летать в 1979 году?

— Потому что больше не мог. Я был простым солдатом, человеком без истории, не храбрее других. Открыто взбунтоваться против начальства я не мог. Я слишком боялся последствий для моих родных. Однажды вечером — это было в ноябре — я попытался утопить самолет в реке вместе с грузом и тремя офицерами на борту, делавшими самую грязную работу. Мы летели на очень малой высоте, в темноте, с потушенными огнями. Мне было достаточно резко налечь на рычаг. Но второй пилот выровнял самолет. После возвращения на базу он на меня донес. Меня арестовали и отдали под военно-полевой суд. От расстрела меня спас военный врач. Он сделал заключение, что я спятил и не могу впредь отвечать за свои поступки. Фебресу я тоже обязан жизнью. Не я один дрогнул. Он испугался, что если меня расстрелять, то это приведет к массовому дезертирству, а если помиловать офицера, честного служаку, то это вызовет сочувствие подчиненных. Меня уволили из армии и отправили на гражданку.

— Ты участвовал в убийстве семисот невинных людей, а теперь ждешь, что мы всплакнем над твоей судьбой? — с усмешкой проговорила Мариса.

— Этого я у вас не прошу. Я никогда не видел наяву их лиц, но они уже тридцать лет преследуют меня в ночных кошмарах.

— Как вам удалось выдать себя за другого человека? Как вы сумели столько лет сохранять инкогнито? — задал свой вопрос Эндрю.

— Защищая тех, кто нес службу, армия защищалась сама. В конце «грязной войны» нам помог Фебрес: он раздал нам новые документы, снабдил безупречным прошлым, одним дал немного земли, другим — бизнес, чтобы можно было начать жить заново.

— Земли и бизнес своих жертв! — крикнула Мариса.

— Ты ведь племянница Альберто? — обратился к ней Ортис.

— Возможно, вы стали жить как штатские люди, но ваша разведка по-прежнему отлично работает.

— Не преувеличивай мое влияние. Ни с какой разведкой я не связан. Я просто мелкий коммерсант, у меня кожевенное производство. Я догадался, кто ты, как только увидел тебя в Думесниле. Ты на него похожа, ты и говоришь, как этот старый лис, который все время меня выслеживал. Но теперь он для этого слишком стар.

— На сегодня хватит, — сказал Эндрю, убирая блокнот. — Ступай за машиной, Мариса, погрузим в нее Ортиса и второго раненого — надеюсь, он еще жив. И побыстрее, иначе получишь пинка!

Мариса пожала плечами, убрала револьвер и не спеша пошла к «пежо», засунув руки в карманы.

— Людей к вам в отель послал не я, — сказал Ортис Эндрю, оставшись с ним наедине. — Это наверняка Альберто. Он совсем не так прост, как может показаться, он с самого начала вами манипулирует, чтобы сделать вашими руками то, что уже не под силу ему самому. Это ведь он организовал засаду? Вы — просто пешка в его игре.

— Замолчите, Ортис, что вы несете? Альберто не имеет отношения к моему приезду в Аргентину. Я иду по вашему следу давно, с тех пор, как мне поручили это расследование.

— Почему именно по моему следу?

— Случайности жизни. Ваше имя фигурирует в досье, полученном редакцией газеты.

— Кто же прислал вам это досье, сеньор Стилмен? Мне семьдесят семь лет, здоровьем уже нельзя похвастаться. Я готов провести последние годы жизни в тюрьме, это для меня будет даже облегчением. Но у меня две дочери, сеньор Стилмен, они ни в чем не виноваты, младшая понятия не имеет о моем прошлом. Если вы меня разоблачите, то приговорите не меня, а ее. Обнародуйте жалкую историю майора Ортиса, но, умоляю вас, не выдавайте меня. Если вы жаждете мести, то лучше бросьте меня здесь, на дороге, позвольте истечь кровью. Я буду вам только благодарен. Вы не представляете, каково это — участвовать в гибели невинных людей.

Эндрю опять достал блокнот, полистал, нашел фотографию и показал ее Ортису:

— Узнаете эту девочку?

При виде лица двухлетнего ребенка старческие глаза наполнились слезами.

— Я ее вырастил.

 

* * *

 

Машина неслась по шоссе номер семь. После того как Эндрю и Мариса уложили Ортиса на заднее сиденье, он потерял сознание. Его телохранитель тоже находился на последнем издыхании.

— Далеко до ближайшей больницы? — спросил Эндрю, оглядываясь на раненых.

— До той, что в Сан-Андрес-де-Хилес, сорок километров, это полчаса езды.

— Поезжайте быстрее, если хотите, чтобы наши пассажиры остались в живых.

Мариса вдавила акселератор в пол.

— Хотелось бы, чтобы и мы не погибли, — добавил Эндрю, хватаясь обеими руками за сиденье.

— Не бойтесь, теперь, когда он во всем признался, я не желаю ему смерти. Он предстанет перед судом и поплатится за свои преступления.

— Это меня сильно удивит.

— Почему?

— Что вы скажете на суде? Что вы добились от него признаний, приставив ему к голове револьвер? И когда вы дадите эти показания: до или после того, как сознаетесь, что мы намеренно спровоцировали аварию, приведшую к гибели человека? Если судья пойдет нам навстречу, то мы сможем попроситься в камеру к Ортису и продолжить с ним разговор…

— Что вы болтаете?

— Что вы с дядей заигрались и забыли, что существуют правила, которые лучше соблюдать. Мы замешаны в убийстве, а может, и в двух, если вовремя не доедем до больницы. Я даже не знаю, смогу ли опубликовать свою статью!

— Это несчастный случай, мы совершенно ни при чем. Просто проезжали мимо и подобрали этих двоих — вот единственная версия, которой вы должны придерживаться.

— В крайнем случае мы изложим ее в приемном отделении больницы. А вдруг Ортис очнется и выдаст нас еще до того, как мы успеем сбежать?

— Вы готовы все бросить?

— А как я объясню, откуда у меня все эти сведения? Мне что, признаться своей главной, что я участвовал в преднамеренном убийстве? Это именно то, что требуется моей газете! Твой дядя и ты перечеркнули несколько недель кропотливой работы!

Мариса резко затормозила, машина под визг шин замерла поперек дороги.

— Ты не можешь вот так взять и удрать в кусты.

— Что еще мне остается? Провести десяток лет в аргентинской тюрьме ради торжества правосудия? Поезжай, пока я не взбесился по-настоящему, а то смотри, вышвырну тебя на дорогу!

Мариса дернула рычаг передачи, машина рванула с места. Ортис застонал.

— Только этого не хватало! — простонал Эндрю ему в тон. — Давай свой револьвер.

— Решил его пристрелить, чтоб не мучился?

— Нет, но ты меня очень обяжешь, если перестанешь пороть чушь.

— Возьми в «бардачке».

Эндрю завладел револьвером и обернулся, готовый нанести удар. Но поднятая рука медленно опустилась.

— Нет, не могу.

— Бей. Если он нас выдаст, нам конец.

— Надо было думать раньше. Все равно он на нас донесет, как только сможет открыть рот.

— Ты к этому времени успеешь сбежать из страны. Прыгай в первый же самолет до Нью-Йорка!

— А ты? Он тебя опознал.

— Как-нибудь выпутаюсь.

— Нет уж, мы вместе в это вляпались, вместе и будем искать выход.

Эндрю убрал револьвер.

— Кажется, есть идея… Езжай быстрее и молчи, мне надо подумать.

 

К тому моменту, когда машина заехала под козырек приемного отделения больницы, Ортис снова потерял сознание. Мариса отчаянно загудела и крикнула появившимся на шум санитарам, что нужны еще одни носилки. Дежурному врачу она объяснила, что, проезжая мимо Гахана, они стали свидетелями дорожно-транспортного происшествия. Им с другом удалось вытащить из аварийного автомобиля двоих, но водитель погиб в огне. Врач велел медсестре связаться с полицией, попросил Марису его подождать и отправился в операционную, к раненым.

Мариса ответила, что только уберет от входа машину и тут же вернется.

 

* * *

 

— Что думаешь делать дальше? — спросила она, снова выезжая на дорогу.

— Ждать.

— Блестяще!

— Нам не нужно, чтобы он рассказал про нас, ему — чтобы мы рассказали про него. Один знакомый полицейский говорил мне, что задержать виновного, не поняв его мотивов, — только половина дела. Если Ортис донесет на нас, ему придется объяснять, зачем мы подстроили ему ловушку. Мы связаны одним секретом. Как только он придет в себя, я его навещу и предложу сделку.

— Тогда он слишком легко отделается.

— Поглядим, за кем останется последнее слово. Твой дядюшка — любитель карт, а я когда-то увлекался шахматами. А шахматисты умеют готовить упреждающие удары.

 

 

Было уже утро, когда Мариса подвезла Эндрю к его отелю.

— Поеду к Альберто, верну ему машину. До скорого!

— Это действительно его машина?

— Тебе-то какое дело?

— Перед приемным отделением больницы могла быть камера наблюдения. Советую избавиться от машины и поскорее заявить об угоне.

— Не бойся, наши сельские больницы не настолько богаты. Но я передам ему твой совет.

Эндрю вылез и наклонился к Марисе:

— Знаю, ты не послушаешься, но все равно: не говори дяде, что я нашел способ заткнуть Ортису рот.

— Чего ты боишься?

— Опасность грозит нам с тобой, Альберто все это время просидел у себя в баре. Доверься мне — хотя бы в порядке исключения.

— Можно подумать, я тебе не доверяла тогда, на заднем сиденье, дурень!

Мариса резко рванула с места. Эндрю проводил «пежо» задумчивым взглядом.

 

* * *

 

В ответ на просьбу Эндрю дать ему ключи от номера портье позвал директора, и тот принес постояльцу извинения за то ужасное происшествие, заверив, что такого в его заведении еще не случалось и что новые меры безопасности исключат подобное в будущем. Отель приготовил в порядке компенсации бонус: вещи Эндрю перенесли в номер люкс на последнем этаже.

 

Назвать эти покои королевскими не поворачивался язык, но все-таки здесь имелась небольшая гостиная, и вид из окна был более приятный. В ванной ничего не текло, кровать оказалась удобнее прежней.

 

Эндрю решил проверить, не пропало ли что-нибудь из чемодана. Боковой карман чемодана был как-то странно оттопырен, но Эндрю точно помнил, что сам он ничего туда не клал.

Расстегнув молнию, он обнаружил игрушечный металлический локомотив, миниатюрную модель, которую он однажды чуть не купил у бруклинского антиквара. Из трубы торчал крохотный листок бумаги.

 

«Скучаю по тебе, люблю тебя. Вэлери».

 

Эндрю растянулся на кровати, поставил локомотивчик на подушку рядом со своей и так, глядя на него, уснул.

 

* * *

 

Он проснулся уже днем от стука в дверь. К нему пришел Альберто.

— Я думал, вы из своего бара ни ногой.

— По особым случаям я нарушаю это правило, — ответил Альберто. — Надевай пиджак, я угощу тебя обедом.

 

Машина Альберто вызвала у Эндрю улыбку: это был автомобиль японской модели, а не давешний «пежо»-универсал.

— Я последовал твоему совету, — объяснил Альберто. — Та машина и так уже намотала более двухсот тысяч километров, пора было ее заменить.

— Полагаю, цель вашего визита — не похвастаться новой машиной?

— Я ее просто одолжил, чтобы приехать к тебе с извинениями.

— Я вас слушаю.

— Мне искренне жаль, что все так случилось, я совершенно этого не хотел и тем более никому не желал смерти.

— А ведь я вас предупреждал…

— Это внушает мне еще более горькое чувство вины. Тебе надо покинуть Аргентину, прежде чем до тебя доберется полиция. Марисе я велел отсидеться в укромном месте, пока все не утихнет.

— Она согласилась?

— Нет, потому что не хочет потерять работу. Когда понадобится ее спрятать, я напишу ее тетке, пусть вмешается. Ее она послушается. Ты — другое дело, ты иностранец, устроить вам побег из страны будет труднее. Хватит рисковать, я и так уже причинил всем немало неудобств.

Альберто притормозил перед книжным магазином.

— Я думал, нас ждет обед.

— Ждет-ждет, внутри есть ресторанчик, принадлежащий моему приятелю, там мы сможем спокойно потолковать.

Книжный магазин Эндрю понравился: длинный коридор со шкафами, забитыми книгами. Коридор выходил во внутренний дворик с несколькими столиками. Хозяин кормил только завсегдатаев. Альберто поприветствовал друга и усадил Эндрю напротив себя.

— Знаешь, почему мы с Луизой расстались? Потому что я трус, сеньор Стилмен. Это я виноват, что наш сын… пропал. При диктатуре я был активистом сопротивления. Никакого геройства, просто участвовал в подпольном издании оппозиционной газеты. Средств у нас было всего ничего — только наше рвение да старенький ротапринт. Не бог весть что, но у нас было ощущение, что мы сопротивляемся в меру сил. В конце концов военные некоторых из нас выследили, схватили, подвергли пыткам. Потом арестованные исчезли. Но так и не заговорили.

— Вы помните беднягу по имени Рафаэль? — спросил Эндрю.

Прежде чем ответить, Альберто долго сверлил его взглядом.

— Возможно. Всех не упомнить, все-таки сорок лет прошло, да и не все мы были друг с другом знакомы.

— Его жену звали Исабель.

— Говорю же, не помню! — сердито воскликнул Альберто. — Я сделал все, чтобы забыть, — продолжал он, успокоившись. — Моего сына Мануэля похитили вскоре после облав, в которые угодили многие из наших. Он не имел ко всему этому никакого отношения, учился на факультете механики, только и всего. Через него Фебрес думал добраться до меня. Так, во всяком случае, считает Луиза. Фебрес ждал, наверное, что я приползу к нему просить за Мануэля. Но он просчитался.

— Вы не стали спасать сына?

— Я хотел спасти других товарищей. Я знал, что на второй же пытке сломаюсь. И потом, он бы все равно не выпустил Мануэля. Они никого не выпускали. Но Луиза так мне этого и не простила.

— Она знала про газету.

— Она писала большую часть статей.

Альберто молча достал из бумажника пожелтевшую фотографию юноши и показал ее Эндрю.

— Луиза — мать, у которой украли ребенка.

Для нее весь мир в этом виноват. Посмотрите, каким красивым парнем был наш Мануэль. Смелый, благородный и такой веселый! Больше всего на свете он любил мать. Я уверен, что он не заговорил, чтобы ее защитить. Он знал, каковы ее взгляды. Видел бы ты их вместе… Со мной он был не настолько близок, но я его любил больше всего на свете, пусть и не всегда умел это выразить. Я бы дорого заплатил, чтобы увидеть его хотя бы еще разок… Тогда я бы сказал ему, как я им горжусь, какое это счастье — быть его отцом, как тяжело я переживаю его гибель. В тот день, когда его увезли, моя жизнь остановилась. Луиза выплакала все слезы, а я по-прежнему плачу всякий раз, когда встречаю на улице юношу его возраста. Бывает, иду за таким парнем в надежде, что он обернется и назовет меня папой… От горя недолго спятить, сеньор Стилмен. Сегодня мне ясно, что вчера я совершил ошибку. Мануэль никогда не вернется. Я выкопал во дворе нашего дома яму и зарыл в ней его вещи — школьные тетрадки, карандаши, книжки, постельное белье, на котором он спал в свою последнюю ночь. Каждое воскресенье я жду, пока в окнах Луизы погаснет свет, и сажусь под старое палисандровое дерево. Я знаю, жена прячется за занавесками и следит за мной, знаю, она тоже молится. Может, даже хорошо, что мы не видели его тело.

Эндрю положил ладонь на руку Альберто. Тот поднял голову и горько улыбнулся.

— Возможно, я не выгляжу на свой возраст, но через год мне стукнет восемьдесят. Я жду встречи с сыном после смерти. Мне кажется, что такая долгая жизнь дана мне в наказание.

— Мне очень жаль, Альберто.

— А мне?! Это я виноват, что Ортис легко отделается. Он выздоровеет и продолжит жить как ни в чем не бывало. А ведь мы были так близки к цели!