Обзор источника.

«Речи к немецкой нации» И. Г. Фихте были впервые прочитаны в зале Берлинской академии в зимний семестр 1807 -1808 гг. и стали знаковым событием для истории общественной мысли Германии. Показателем этого служит хотя бы то, что «в течение XIX века эта работа выдержала в Германии более 40 переизданий, в то время как другие, более теоретичные труды Фихте были изданы за тот же период после его смерти лишь однажды — в виде собрания сочинений»[7]. В то же время «Речи к немецкой нации» являются логическим продолжением другой работы философа - «Основные черты современной эпохи», которая посвящена построению историософской концепции ступеней развития человечества.[8]

Полностью «Речи» были опубликованы уже в 1808 году, однако их публикация началась ранее: когда Фихте произносил восьмую речь, то сослался на цензуру, с которой столкнулся во время публикации первой[9].

Структурно произведение состоит из четырнадцати речей, каждая из которых посвящена определенной тематике. Однако, несмотря на это, мысль автора часто перемещается с одной проблемы на другую, превращая таким образом каждую речь во фрагмент единого полотна его концепции. Стоит отметить, что вместо тринадцатой речи было напечатано ее «Содержание», восстановленное самим автором. Это связано с тем, что оригинальный текст «вследствие какой-то ошибки»[10] был потерян отделом цензуры, куда он был отправлен перед выходом в печать. Предваряет речи фрагмент из статьи «О Макиавелли как писателе и извлечения из его произведений». Сам Фихте мотивирует это тем, что в ходе печати образовалось «пустое место, которое необходимо заполнить»[11]. Данная статья была написана «с тайной целью оказать определенное влияние на короля и, отправляясь от политических взглядов знаменитого флорентийца, раскрыть ему высший моральный замысел того положения, что salus et decus populi suprema lex esto (да будет благо и честь народа высшим законом), противоположный внешнему эгоистически-политическому интересу правителей»[12].

Крайне трудно определить жанровую принадлежность «Речей к немецкой нации», так как И.Г. Фихте умело лавирует между философией, историософией и памфлетными формами. Исключительно философские категории «единого», «сверхчувственного» и «идеи» соседствуют с призывами, обращенными непосредственно к слушателям. Несмотря на то, что «Речи» полностью печатались по личным записям автора, текст произведения насыщен вкраплениями, характерными исключительно для устной речи. Скорее всего, эти речевые обороты были оставлены по той причине, что Фихте обращался не только к своим непосредственным слушателям, но ко всем немцам, которые «еще видят себя частью нации»[13]. То есть, это делалось для того, чтобы призыв оставался призывом и не терял своей экспрессивности, будучи напечатанным на бумаге. Для Фихте было принципиально важным то, чтобы читатель увидел перед собой тот самый зал Берлинской академии и ощутил эффект личного присутствия. Также наличие этих оборотов говорит о том, что, когда И.Г. Фихте якобы терял нить своего рассуждения и уходил в дебри образов и идей, это было заранее запланировано; таким образом, воздействие на слушателя-читателя не только текстом, но и приемами, характерными для ораторского искусства и публицистик, является отличительной особенностью произведения.

Если говорить о целевой аудитории, на которую рассчитана работа, то это «образованная часть всей немецкой нации, изо всех земель, над которыми она простерлась»[14]. Однако в первой речи Фихте вводит ряд ограничений, которые яснее дают понять, к кому обращается философ. Во-первых, он говорит «просто для немцев, просто о немцах, не признавая, но откладывая в сторону и отбрасывая все разделяющие различия, которые были созданы в единой нации злосчастными событиями в течение столетий»[15]. Во-вторых, он предполагает «таких немецких слушателей, которые не растворяются целиком в чувстве боли от пережитой потери, не теряются в этой боли, не наслаждаются своей безутешностью и не намерены ответить этим чувством на обращенное к ним требование действовать; таких, которые уже сами поднялись от этой справедливой боли к ясному осознанию и рассмотрению или по меньшей мере способны подняться»[16]. В-третьих, «Речи к немецкой нации» адресованы к тем слушателям, «которые склонны к тому, чтобы усматривать вещи подобного рода собственными глазами, и ни в коем случае таких, которые считают более удобным позволить при рассмотрении подобных предметов подсунуть себе чужие и иностранные приборы для зрения, которые или намеренно рассчитаны на обман, или естественным образом, из-за иной точки зрения и меньшей степени резкости, не могут подойти немецкому глазу»[17].

Последнее условие является крайне важным, так как в период Наполеоновского господства в Германии среди интеллектуальной элиты наблюдалась крайняя поляризация мнений. Несмотря на то, что большая часть интеллигенции (в широком смысле данного слова) находилась в оппозиции к наполеоновским порядкам, ряд общественных деятелей, например Вильгельм Йозеф Бер, доказывали в своих работах, что Рейнский союз - главное детище Наполеона на территории немецких государств, является необходимым условием единства Германии[18]. Разумеется, для Фихте, который полностью идентифицировал себя с прусским государством[19], такая точка зрения была недопустима.

Подытожив, мы можем определить целевую аудиторию, которую предполагал сам автор, следующим образом: это представители образованных сословий, принадлежащие по национальному признаку к немецкой нации (критерии принадлежности будут рассмотрены в основной части), напрямую или косвенно столкнувшиеся с проявлением «наполеоновщины», и идейно близкие к Фихте.

Уже в этом четко проявляется непримиримость И.Г. Фихте к инакомыслию и к своим противникам на идейном поприще.

Чтение лекций для Фихте «было сопряжено с немалыми опасностями в городе, полными хозяевами которого все еще были те, против кого и прямо и косвенно направлялись фихтевские речи»[20]. На это намекает и сам философ непосредственно в «Речах» (см.: Фихте И.Г. Указ. соч. С. 209, С. 303).

Для самого И.Г. Фихте время написания «Речей к немецкой нации» было временем воодушевления и активности. Полный желания помочь пораженной Пруссии, он не покидал прусского правительства, последовав за ним в Кенигсберг, в то время как его жена Иоганна осталась в занятом французами Берлине[21]. По возвращению в Берлин, в котором царило «тяжкое, угнетенное настроение»[22], Фихте приступил к доработке и чтению своих речей, параллельно занимаясь проектом создания Берлинского университета[23].

Известно, что Фихте глубоко переживал все то, что происходило в Германии[24], что не могло не наложить отпечаток на общее настроение его речей.