БЕДРИЦКИЙ ПЕТР СЕМЕНОВИЧ

 

Грозный. Год рождения 1920-й. Беспартийный. Образование:

инженер-технолог нефти. Работает на Грозненском

нефтеперерабатывающем заводе им. В. И. Ленина. В Бресте служил

в 44-м стрелковом полку.

 

В Красную Армию призвали в октябре 1940 года. Взяли меня с

III курса нефтяного техникума. 13 октября погрузили нас в

эшелон, идущий на запад. Из Грозного ехало очень много

призывников, главным образом чеченцев. По пути часть людей

высаживали для направления к месту предстоящей службы.

 

Из Барановичей нас привезли в местечко Пружаны, километрах в

80-ти северо-восточней Бреста. Здесь в селе Кошары нас,

земляков из Чечено-Ингушетии, вместе с другими новобранцами

включили в состав 44-го стрелкового полка 42-й дивизии. Полк

этот прибыл туда совсем недавно с финской границы, где он

участвовал в боях. Среди командиров и красноармейцев было

много награжденных медалями и орденами Советского Союза. Было

это даже несколько необычно.

 

Командиром полка был майор Гаврилов Петр Михайлович, ныне

прославленный герой Бреста, удостоенный за оборону крепости

звания Героя Советского Союза.

 

В январе мы, новички, приняли присягу, а в середине марта 1941

года полк перевели в крепость Брест. Расквартировали нас в

северо-западной части оборонительной казармы Цитадели,

выходившей на западный угол Кобринского укрепления. Здесь же,

недалеко от нас, около арочных ворот, в оборонительных

казармах размещался другой полк нашей дивизии - 455-й.

 

Зачислили меня во взвод связи 44-го полка, и в нем я прослужил

до самой войны.

 

Из других призывников-земляков помню я Салиха Абдрахманова,

который был призван одновременно со мной из того же нефтяного

техникума, где учился и я. Он находился в крепости до дня

фашистского нападения и, по-видимому, погиб в Цитадели в

первые дни войны.

 

Кроме того, в крепости служили и другие наши земляки: Абдулла

Сабирович Байбеков, Александр Дмитриевич Кренделев, Николай

Иванович Зацепин и другие. Все они, за исключением Зацепина,

вернулись с войны и работают в нашем городе. Вероломное

нападение фашистов началось в 4 часа 15 минут утра 22 июня.

Враги буквально засыпали крепость снарядами и бомбами. Бойцы

в одном белье выбегали из казарм во двор и попадали под

губительный вражеский огонь.

 

Командиры подразделений в субботний вечер ушли к семьям на

Кобринское укрепление или в город, и в первые часы

красноармейцами некому было руководить. Но потом бойцы начали

сами организовывать оборону, доставать оружие, боеприпасы и

вести сражение.

 

В расположении нашего полка нашелся не известный мне

лейтенант. Возможно, он был даже не нашего полка. Он хорошо

понял опасность пребывания в крепости.

 

Лейтенант немедленно выстроил всех оказавшихся у нашей казармы

бойцов, человек около ста. Но многие из нас не были даже

вооружены винтовками.

 

Недолго раздумывая, он скомандовал:

 

- За мной! Бего-ом марш!

 

Помню, я даже был недоволен: зачем гонит, когда можно идти

скорым шагом. А он все время кричал: "Живее, живее!"

 

Бегом прошли мы Трехарочные ворота, бегом пробежали и Северные

ворота.

 

А уже по дороге к городу нас встретил пулеметно-автоматный

огонь врага. По-видимому, это были самые первые цепочки

немецких автоматчиков, бравших крепость в кольцо. По команде

лейтенанта мы дружно ударили по вражеской цепи из винтовок и

прорвались к окраине города.

 

Наша группа оказалось удачливой. И это благодаря лейтенанту.

 

Оказалось, что через какие-нибудь десять минут немцы

сосредоточили у Брестских и Северных ворот страшный

артиллерийский и минометный огонь. Ни войти, ни выйти из

крепости уже было невозможно.

 

Однако лейтенант убедился, что на условленное место сбора

из-за плотного огня фашистов пройти невозможно. Ни пулеметов,

ни автоматов у нас не было. Были только винтовки с 5-7

обоймами патронов.

 

Лейтенант немедленно принял решение отвести нашу группу в лес

(благо лесов в Белоруссии много) и, не отходя далеко от

шоссейки, идти на Жабинку и город Кобрин. До Жабинки от Бреста

было километров двадцать с лишним.

 

Впереди в районе Жабинки шел сильный бой: слышалась

непрерывающаяся ни на секунду орудийная и пулеметная стрельба.

Когда, пробираясь лесом, подошли поближе к Жабинке, мы

увидели, что вся шоссейка была запружена фашистскими войсками

и техникой.

 

Пробиться через густую цепь немецких войск нечего было и

думать. Лейтенант решил идти лесом дальше, к Кобрину.

Несколько раз натыкались на немцев, прорывались из окружения

и шли дальше. Во время стычек мы теряли людей. Раненых тащили

на руках. Напрягали все силы, чтобы догнать уходящую на восток

нашу армию. Но ночными маршами, да еще по лесу, сделать это

было трудно. Многие отставали.

 

Через три дня нас осталось человек тридцать. Лейтенант

приказал рассредоточиться группами в 3-4 человека. Я пошел с

тремя. В одном месте дошли до редколесья. Решили перейти на

другую сторону шоссе и напоролись на немцев. Нас обстреляли,

но преследовать в лесу не стали. Оказалось, что здесь

начинались непроходимые Пинские болота. Пришлось идти по

самому их краю.

 

Иногда попадались белорусские хуторки, но принять нас на ночь

люди боялись, да и сами мы не хотели подводить их.

 

Белорусы давали нам куски хлеба и вареную картошку. На пятый

день в местечке Давид-Городок белорусы нас накормили и приняли

на ночевку. Страшно утомленные, мы все заснули крепким сном.

 

Разбудили нас немцы. Грубыми толчками сапог они подняли нас

и повели в плен. Сначала я находился в лагере для

военнопленных в Демблине, возле Варшавы. Затем меня отправили

в Германию в распределительный лагерь. Кормили там ужасно. От

истощения и голода умирали десятками.

 

На третью неделю из лагеря выбрали человек сорок наиболее

крепких и привезли в сельскохозяйственное имение. В число их

попал и я. Дали нам французское обмундирование с нашитыми на

куртке, брюках и кепке буквами "СУ" - Совет Унион.

 

Питание было лучше, свой рацион мы пополняли ворованной

картошкой, брюквой или морковью. Люди несколько окрепли.

 

Название деревни не помню, но находилась она около исконной

польской границы. Мысль бежать из плена никогда не покидала

меня.

 

Однажды привезли пленного поляка. Я сразу понял, что человек

он решительный и ему можно предложить бежать. А с двумя нашими

пленными у меня был уговор: бежать при первой же возможности

в Польшу. С поляком договорились. В поле охраняли нас крепко.

Охранники-немцы боялись угодить на фронт.

 

Стали копить хлебные пайки, пряча под матрасы. Назначили

бежать в пятницу. В субботу в бараках устраивали повальный

обыск. На наше несчастье, обыск на этот раз устроили в

четверг. Нас четверых засадили сначала в концлагерь, чтобы

судить. Но потом неожиданно повезли в Норвегию, в лагерь со

строжайшим режимом.

 

В этом лагере я пробыл до конца войны. Как только фашистская

Германия капитулировала, меня в числе других советских

военнопленных перевели в город Торнхейм. Английский пароход

доставил нас в Осло.

 

Вскоре за нами прибыл наш пароход. Всех военнопленных одели

в форму советских солдат и привезли в Ленинград.

 

Служил я после этого в городе Мурманске год. В 1946 году

демобилизовали, и я вернулся в Грозный.

 

Здесь меня сразу приняли в свой нефтяной техникум.

 

Только не было со мной Салиха Абдурахманова. Он пал у стен

крепости-героя Бреста.

 

В 1948 году я закончил нефтяной техникум и с тех пор работаю

сменным инженером Грозненского нефтеперерабатывающего завода

им. В. И. Ленина.