ГАЙТУКАЕВ АЛИ ДАКАЕВИЧ
Селение Ишхой-Юрт Гудермесского района ЧИАССР. Год рождения 1920-й. Беспартийный. Образование - окончил педучилище. Работает в родном селе учителем начальных классов. В Брестской крепости служил в 455-м стрелковом полку рядовым.
В защите крепости сам я не участвовал.
В ночь с 12 на 13 октября 1940 года меня с небольшой группой призывников на станции Гудермес погрузили в воинский поезд, следовавший на запад. Через десяток дней наш эшелон прибыл в местечко Картуз-Береза, расположенное между Брест-Литовском и Барановичами.
Прибывших из Чечено-Ингушетии зачислили в состав стоящего здесь 455-го полка 42-й дивизии. Этот полк недавно прибыл с финской границы. Во время финской кампании он принимал участие в боях.
Командовал полком майор Бондарев. Потом его перевели в Краснодар и командиром назначили майора Лицита.
Я попал в 8-ю роту 3-го батальона. Нашей 8-й ротой командовал младший лейтенант Антонюк из Гайсинского района УССР. Он назначил меня ротным писарем, чем приехавшие со мной чеченцы немало гордились.
В марте 1941 года 42-ю дивизию перевели в Брестскую крепость. 8-ю роту оставили в Картуз-Березе охранять полковое имущество. 5 мая 1941 года направили в Брест еще три взвода нашей роты. В Картуз-Березе из нашей роты остался только пулеметный взвод.
В восьмую роту попали все земляки из моего Гудермесского района: Кадиев Хумайд (с. Ишхой-Юрт), Висингиреев Абдулла (с Ишхой-Юрт), Дутуев Алади (с. Ишхой-Юрт), Ибрагимов Зайнди (с. Кошкельды), Таузарханов Вита (с. Кошкельды), Махмудов Джунайд (с. Суворов-Юрт), Тамаев Алауди (с. Энгель-Юрт), Эсбулатов Мадарсолта (с. Азамат-Юрт), Саламов Алавди (с. Ойсунгур), Бакриев Магомет (Гудермес), Шамилев Харон (Гудермес), Асхабов (Масаев) Зайнди (Гудермес), Абдурахманов Шамсу (с. Аллерой), Элибаев Абдулхан (с. Турту-хутор).
Из этих четырнадцати человек живыми из крепости вышел только Алавди Саламов. Во время войны служил он в войсках НКВД. Умер после войны в Казахстане.
По словам Алавди Саламова, восьмая рота дралась у главных Брестских ворот, и все упомянутые выше бойцы полегли здесь.
Из других земляков я знал Гикало Еваева и Нурадди Кагерманова. Оба они из Серноводска. Служили в 455-м полку и тоже погибли в крепости. Знал я также чеченцев-аккинцев Мовлида Идрисова и Темирсолта Яширова, шалинцев Мовсара Ганукаева, Хюзиева (имени не помню), игрока на дечиг-пондаре Элибека Магомадова из с. Дуба-Юрт.
Большими друзьями моими были казаки Петр Савельевич Балюков из ст. Нестеровской и Дмитрий Логинович Орлов из ст. Троицкой. Балюков Петр пал смертью храбрых за пулеметом. Дмитрий Орлов, будучи несколько раз раненным, попал в плен. После войны вернулся, служил в Абакане в должности замполита роты. Умер он дома в ст. Троицкой в 1947 году.
Еще за два месяца до войны фашистские самолеты стали ежедневно нарушать нашу границу и летать над крепостью. Сначала они летали очень высоко. Потом фашистские летчики совсем обнаглели. Летали так низко, что можно было камень докинуть.
21 июня над крепостью пролетел немецкий самолет-разведчик. Потом сделал круг, чуть не задев крыльями верхушку башни над Тереспольскими воротами. Оба летчика выглядывали вниз.
И раньше красноармейцы выражали недовольство этими нахальными облетами. А тут один из немецких летчиков свесился вниз и погрозил нам кулаком.
Петр Балюков подскочил тут же к стоявшему командиру роты Антонюку и, подняв винтовку, закричал:
- Товарищ командир! Да что это такое? Совесть совсем потеряли! Разрешите садануть?
- Я тебе садану! Я тебе голову оторву!.. Нельзя! Не видишь? Этот летчик такой же дурак, как и ты!
Вечером 21 июня показывали кинокартину, кажется, "Амангельды". Экраном была стена казармы. Из нашей роты на демонстрации картины почти никого не было, так как накануне она была в карауле.
Я вернулся с сеанса и сел писать письма. Дежурил по роте сержант. Он попросил меня разбудить его, если кто-нибудь будет идти, и прилег.
Казарма наша помещалась в подвальном помещении со сводчатым потолком, окон в помещении совсем не было. День и ночь в нем горел электросвет.
Главные Брестские ворота были от нас рядом. Бойцы располагались на обоих этажах казарм, а некоторые жили в подвальных помещениях.
Написав письма, я тоже прилег, не решившись разбудить сладко спавшего сержанта.
Проснулся я от какого-то сильного гула. Выскочил во двор.
Откуда-то с грозным грохотом падали и рвались снаряды, налетали тучи самолетов, сбрасывали бомбы. К небу поднимались облака черно-багрового дыма. На плацу в первые минуты растерянно метались бойцы. Было ясно: началась война...
Как писарь роты, я знал: по первому сигналу боевой тревоги все части должны были немедленно выступить из крепости и собираться в городе, чтобы на положенном месте вести боевые действия.
Я побежал к Трехарочным воротам искать кого-нибудь из комсостава нашего полка. Встретил лейтенанта, командира из другой роты. Фамилию его не помню.
- Товарищ лейтенант! Старшего лейтенанта Антонюка нет. Что нам делать?
- Беги к своей роте и передай мое приказание: всем немедленно выходить из крепости и собраться в Бресте.
- Есть! - сказал я и бросился к людям своей роты. Но потом вспомнил: - Товарищ лейтенант. Я писарь восьмой роты. Что делать с ротными документами?
- Забирай! - крикнул он мне.
Я побежал к роте. У казармы была каша из бойцов всех рот и команд. Я передал приказание лейтенанта и забежал в ротную канцелярию. Выбил ногой дверцу шкафа, собрал папки с самыми важными документами, сложил в кумачовую материю, которой был покрыт стол, и побежал догонять отступающих. Из крепости я вышел вовремя. Минут через двадцать после того. как я вместе с покинувшими зону перешел мост через водную преграду, ни выйти, ни войти в крепость уже было невозможно. Перед всеми выходами из Цитадели, а также у Северных ворот висел плотный заградительный огонь немецких пушек и минометов.
Из бойцов 455-го полка, находившихся в крепости, вышла значительная часть людей. Это я заметил на месте сбора.
Но одно было хорошо. Часть батальона была в летних лагерях, и благодаря этому полк сохранился как отдельная воинская часть. Партийная организация сразу же позаботилась и вынесла знамя полка. Кроме нашей 8-й роты в крепости были и другие роты нашего полка.
Тех бойцов, что вышли из крепости, выделили в арьергард, и отступили мы из Бреста в сторону Жабинки, беспрерывно ведя перестрелку с головными частями немцев и сдерживая их напор.
Враги бесперебойно бомбили штабы, склады, расположения воинских частей, находившиеся в городе Бресте.
Раньше мне часто приходилось бывать в здании штаба нашего корпуса (28-го корпуса. - X. О.), в который входили 6-я и 42-я дивизии. Часов в 10 утра 22 июня, когда мы проходили мимо, оно уже частично стояло в развалинах и горело. Мы отступали на Жабинку. Командиры на ходу приводили в порядок перемешавшиеся группы, взводы, роты разных полков. А нас, отступающих по шоссе, время от времени сверху бомбили немецкие бомбардировщики. Эта тяжелая полоса в жизни нашей Красной Армии известна. Мы вынуждены были отступать.
Но ни одному бойцу даже в голову не приходила мысль, что отныне народ будет жить под немцем. Это было бы также трудно представить, как если бы вдруг стало светить черное-черное солнце!
Двигаясь в направлении Барановичей, мы несколько раз попадали в окружение. Но каждый раз с боями вырывались и шли дальше.
Я боялся, что ротные документы попадут в руки немцев. Узел с бумагами я приспособил на спине. Папки, может быть, весили не больше десяти килограммов, но осточертели они мне до смерти.
- Что несешь? - спросил меня новый командир сводной роты, в которую я входил.
- Документы 8-й роты 3-го батальона нашего полка, - ответил я.
- А где же рота?
- По-видимому, погибла в Брестской крепости, товарищ лейтенант, - ответил я. - Из нашей роты успели выйти немногие.
- Ну зачем тебе эти бумаги! Для немцев бережешь? Пойди, разложи там в стороночке костер и сожги!
- Есть сжечь! - я готов был расцеловать командира. Ведь нес я их почти до Барановичей. Километров двести.
Отойдя от привала, где мы отдыхали, шагов тридцать, я разложил костер и положил папки в огонь. Поверх бумаг наложил поленьев и отошел к своему взводу.
И удивительное дело! Откуда ни возьмись налетел немецкий самолет, сбросил на нас несколько бомб. Нам они не причинили никакого вреда. Но вот одна попала в полуметре от разложенного мной костра и разметала родную канцелярию в пыль. Бывает же такое!
3 августа 1941 года около села Кардымовка, не доходя десяти километров до Днепра, я попал в плен. Долго находился в Польше, в пересыльном лагере на острове Мазовец.
Наконец, меня повезли в Германию. Оттуда попал во Францию. Там я жил в городе Кастрец. Из Франции меня перевезли на работу в Данию. Здесь по окончании войны в мае 1945 года я освободился.
|