Каменный гость

 

Разгулялась хтонь, разошлась фемина,

и словесный понёс поток –

самопишущий самотёк

вдохновения, серафима.

 

Будет всё, что себе накаркал

оперившийся язычок.

Вот и серенький мой молчок

у дверей, кучеряв, прошаркал.

 

Рядом скрипнули чьи-то петли,

не доверенные ключу.

Я один на тебя молчу,

от тебя в сантиметре.

 

Значит, начало получаться.

Поздний час ещё не почат.

И соседы мои стучат –

не застукают, не достучатся.

 

Здравствуй, жесть – гробовое донце.

Молоточек – «авось», «обум».

Я себя еще наебу.

Была б сука – петля найдётся.

 

* * *

 

неизбежен февральский рельс

это плаха для пятерни

простоты ножевой порез

по живому отдай верни

 

перечёркивая планет

траекторьи они летят

самолёты и сразу вслед

машет грубо моя культя

 

это значит не дать не взять

обессмыслиться сочинить

перехлёстом себя связать

бесконечности коченеть

 

и не ложечкой о стакан

надо мной громыхал плацкарт

контрабандой из южных стран

городам провозящий март

 

и железное колесо

превращало всего в желе

пропадающего без со-

вести жалящего жалеть

 

кто души мои вензеля

в угловатый согнул зигзаг

на тебе написал нельзя

на судьбе проорал зиг хайль

Орион

 

Под утро снег рассыпался по хате,

Обнёс безлюдье площадей, квадратов, метров.

Лубок и наг, стоит, открытый ветру,

Витрувианский человек в окна квадрате.

 

И от него фирно́м («алкаш и бездарь»)

Тропа народная не зарастала всю дорогу.

Сводясь на холоде привычной судоро́гой,

Скользит нога в сверкающую бездну.

 

Здесь ночевала тучка золотая,

Златоволосая – такая, что утёсу

Тому не снилось. И уже растёт су-

гроб, в кровати скомканной не та́я.

 

Дождись утра – и светлые угодья

Тебя застанут в сумрачном подъезде,

А то не человечек, а созвездье

Глядит из темноты – углы, уголья.