Начало складывания всероссийского рынка, образование мануфактур

Вызванное Смутой разорение трудно выразить в цифрах, но его вполне можно сравнить с раз­рухой после Гражданской войны 1918-1920 гг. или с ущербом от военных действий и оккупации в 1941-1945 гг. Официальные переписи — писцовые книги и «дозоры» 20-х гг. XVII в. — пос­тоянно отмечали «пустошь, что была деревня», «пашню, лесом поросшую», пустые дворы, чьи хозяева «сбрели безвестно». По многим уездам Московского государства «запустело» от 1/2 до 3/4 пахотной земли; появился целый слой разоренных крестьян — «бобылей», которые не могли вести самостоятельное хозяйство. Заброшенными оказались целые города (Радонеж, Микулин); в других (Калуге, Великих Луках, Ржеве, Ряжске) количество дворов составляло треть или четверть от того, что было в конце XVI в.; по свидетельству официальной переписи город Кашин «польские и литовские люди выжгли, и высекли, и разорили до основания» так, что в нем осталось всего 37 жителей. По современным демографическим подсчетам только к 40-м гг. XVII в. восстанови­лась численность населения XVI столетия.

Эти последствия Смуты были постепенно преодолены, и во второй половине XVII в. в экономи­ческом развитии страны можно отметить территориальное разделение труда. Во второй половине XVII в. выделялись области, специализировавшиеся на производстве льна (Псковщина, Смолен­щина), хлеба (территории к югу от Оки); население Ростова, Белоозера выращивало на продажу овощи; центрами производства железа стали Тула, Серпухов, Устюжна Железопольская, Тихвин. Жители многих сел занимались по преимуществу торговлей и ремеслом (Иваново, Павлово, Лыс- ково, Мурашкино и пр.): производили и продавали железные изделия, полотно, валенки, колпа­ки. Крестьяне подмосковной Гжельской волости изготавливали ставшую впоследствии знамени­той посуду, Кижский погост славился своими ножами, а Вязьма — санями.

Бывшие ранее крепостями южные города (Орел, Воронеж) становились хлебными рынками, откуда в Москву и другие города шло зерно, собранное с местных черноземов. Ярославль являлся центром кожевенного производства: туда поступали сырые кожи, выделываемые затем местными ремесленниками и расходившиеся по всей стране. Когда в 1662 г. государство объявило монопо­лию на торговлю этим товаром, в Ярославле казна скупила 40 % запасов кож страны. Правитель­ство стремилось упорядочить взимание таможенных сборов: с 1653 г. все купцы платили единую «рублевую» пошлину — 10 денег (5 копеек) с каждого рубля стоимости товара, при этом одну половину в месте покупки, а другую — в месте продажи товара.

На рынок со своими продуктами выходили и крестьяне, и феодалы. Отражением этого процесса стало развитие денежной ренты, встречавшейся в это время, по мнению историков, в каждом пятом земельном владении — вотчине или поместье. Документы XVII в. говорят о появлении зажиточ-

ных «торговых крестьян» и городских «мужиков богатых и горланов» из вчерашних посадских или стрельцов. Они заводили собственное дело — кузницы, мыловарни, кожевенные заведения, скупали по деревням домашний холст, а в городах — лавки и дворы. Разбогатев, они подчиняли себе других мелких производителей и заставляли их работать на себя: так, в 1691 г. ремесленни­ки Ярославля жаловались на «торговых людей», имевших по 5-10 лавок и «отрезавших» мелких производителей от рынка. Появлялись такие богатые крестьяне, как Матвей Бечевин, владев­ший целым речным флотом и доставлявший тысячи четвертей хлеба в Москву; или крепостной Б.И. Морозова Алексей Леонтьев, без труда получивший у своего боярина заем в тысячу рублей; или патриарший крестьянин Лев Кострикин, державший на откупе кабаки во втором по вели­чине городе страны — Новгороде. Торговые люди все активнее осваивали дальние и ближние рынки.

После Смуты правительство восстановило прежнюю денежную систему. Но все-таки вес копей­ки постепенно уменьшился вдвое (с 0,7 до 0,3 г), и она буквально проваливалась сквозь пальцы. В 1654 г. была предпринята попытка денежной реформы: серебряная копейка заменялась круп­ными серебряными монетами в 1 рубль, 50 копеек и медной мелочью. Но реформа окончилась неудачей. Присоединение Украины в 1654 г. и последовавшая за этим затяжная война с Поль­шей привели к усиленному выпуску медных денег, стремительной инфляции и «Медному бунту» 1662 г., во время которого царю Алексею Михайловичу приходилось выходить к разгневанным москвичам и даже «бить по рукам» с ними. В итоге правительство вынуждено было вернуться к прежней денежной системе.

Объем внешней торговли за столетие увеличился в 4 раза: в конце XVI в. в Архангельск еже­годно приходило 20 кораблей, а во второй половине XVII в. уже 80; через этот порт проходило 75 % внешнего товарооборота России. Английские и голландские купцы везли сюда из Африки, Азии и Америки колониальные товары: пряности (гвоздику, кардамон, корицу, перец, шафран), сандаловое дерево, ладан. На русском рынке пользовались спросом цветные металлы (олово, сви­нец, медь), краски, привозимые тысячами штук стеклянные стаканы и рюмки, большие партии бумаги. Раскупались сотни бочек вин (белое французское, «ренское», «романея», красное церков­ное и др.) и водки, несмотря на их дороговизну в России, и партии импортной сельди.

В Астрахани был построен Армянский двор; купцам Армянской компании по жалованной грамоте 1667 г. разрешалось привозить и вывозить из России шелк и другие товары, чтобы напра­вить транзит персидского шелка в Европу через Россию. Купцы астраханского Индийского двора везли в Россию сафьян, драгоценные камни, жемчуг. Из стран Востока шли хлопчатобумажные ткани. Служилые люди ценили сабли, изготовленные в иранском Исфагане. В 1674 г. первый рус­ский караван гостя О. Филатьева отправился через монгольские степи в далекий Китай, откуда привозили драгоценный фарфор, золото и не менее дорогой чай, считавшийся в то время в России не напитком, а лекарством.

Среди экспортных товаров преобладали уже не меха и воск, а кожа, сало, поташ (получаемый из золы углекислый калий для изготовления мыла и стекла), пенька, смола, т.е. сырье и полу­фабрикаты для последующей переработки. Но хлеб до второй половины XVIII в. оставался това­ром стратегическим (на внутреннем рынке зерна не хватало), и его экспорт являлся инструмен­том внешней политики: например, во время Тридцатилетней войны правительство царя Михаила Федоровича разрешало закупать хлеб для стран антигабсбургской коалиции — Швеции, Дании, Нидерландов и Англии.

За русский рынок боролись англичане и голландцы, вместе составлявшие половину извест­ных нам 1300 купцовиноземцев, торговавших в России. Русские купцы жаловались в челобит­ных: «Тех немец на Руси умножилось, от них стала скудость великая, что торги у нас всякие отняли». В 1649 г. были ликвидированы привилегии английских купцов, а Новоторговый устав 1667 г. запретил иностранцам розничную торговлю: при провозе товаров из Архангельска в Моск­ву и другие города размеры проезжих пошлин для них увеличивались в 3-4 раза по сравнению с теми, что платили русские купцы.

В 1654 г. из Москвы отправилась первая геологоразведочная экспедиция на Новую Землю. На Волге в 1667 г. иноземными мастерами были построены первые «европейские» корабли русского флота. В 1665 г. началось регулярное почтовое сообщение с Вильно и Ригой.

Наконец в XVII в. начался переход от мелкотоварного ремесленного производства, к тому времени насчитывавшего 250 специальностей, к мануфактуре, основанной на детальном разде­лении труда (техника на мануфактурах применялась не всегда). Еще в начале 30-х гг. XVII в. появились казенные медеплавильные предприятия на Урале. Затем были основаны и частные мануфактуры — купеческие канатные дворы в Вологде и Холмогорах, железоделательные заводы бояр И. Д. Милославского и Б. И. Морозова; сам царь Алексей Михайлович имел в дворцовом хозяйстве четыре водочных завода и «сафьянный двор». Привлекался также иностранный опыт и капитал: в 30-х гг. XVII в. голландские купцы А. Виниус, П. Марселис и Ф. Акема построили три железоделательных завода в Туле и четыре — в Каширском уезде. Швед Б. Койэт основал стекольную мануфактуру, голландец фан Сведен — бумажное производство. Всего на протяжении XVII в. в стране возникло до 60 мануфактур. И все же мануфактурное производство в России де­лало только первые шаги и не могло удовлетворить даже потребности государства: к концу XVII в. железо приходилось ввозить из Швеции, а мушкеты для армии заказывать в Голландии.

В науке идут споры, можно ли считать предприятия XVII в. капиталистическими. Ведь вино­курни, уральские или тульские заводы работали прежде всего на казну по установленным ценам и только излишки могли пускать на рынок. На тульских заводах мастера и подмастерья — рус­ские и иностранные — имели хороший заработок (от 30 до 100 рублей в год), а основную массу работных людей составляли приписные государственные крестьяне, работавшие на предприятиях взамен уплаты казенных податей. Скорее можно сказать, что в российских мануфактурах соче­тались противоречивые тенденции развития общества: новый технический уровень производства с применением принудительного труда и контролем со стороны государства.

Не способствовала развитию капиталистических отношений и слабость русского города. Насе­ление городов было разобщено (стрельцы, например, за свою службу освобождались от податей); людьми ведали и судили разные государственные учреждения. Горожан всех категорий государс­тво отправляло на бесплатную службу: собирать таможенные пошлины или продавать «государе­ву» соль и вино; они могли быть «переведены» на жительство в другой город.

Деловую активность подрывали периодически объявляемые казенные монополии на торговлю (мехами, икрой, кожей, салом, льном и пр.): тогда все владельцы таких товаров должны были немедленно сдать их по «указной» цене. Существовали и местные монополии, когда предприим­чивый человек договаривался с воеводой, что только он будет иметь право печь в городе пряники, писать для неграмотных заявления-челобитные или точить ножи; после этого следовало распо­ряжение: «опричь его, Ивашки, другим сторонним людям не велеть» заниматься тем или иным промыслом. Государство же получало с такого монополиста гарантированный доход. Дорого об­ходился деловому человеку кредит: в русских городах не было банковских контор, и деньги при­ходилось занимать у ростовщиков под 20 % годовых, так как законодательство не гарантировало взыскания процентов по займу.

Россия оставалась на периферии мирового рынка. В стране появились элементы буржуазных отношений, но они деформировались крепостнической системой и государственным контролем. По мнению ряда ученых, допетровская Россия по степени экономического развития находилась на уровне Англии Х1У-ХУ вв., впрочем, в науке существуют разногласия по вопросу становления капиталистических отношений в России.

Одни авторы (В. И. Буганов, А. А. Преображенский, Ю. А. Тихонов и др.) доказывают од­новременное развитие в XVII—XVIII вв. и феодально-крепостнических, и буржуазных отноше­ний. Основным фактором развития капитализма они считают воздействие растущего рынка на феодальную вотчину, в результате которого помещичье имение становилось товарно-денежным хозяйством, а крестьянский двор превращался в базу мелкого товарного производства, что сопро­вождалось расслоением крестьян. Другие историки (Л. В. Милов, А. С. Орлов, И. Д. Ковальчен- ко) считают, что количественные изменения в экономике и даже связанное с рынком товарное производство еще не свидетельствуют о появлении капиталистического хозяйства, а формирова­ние единого всероссийского рынка происходило на некапиталистической основе.