Преобразования Петра I (социально-экономические, государственно-административные, военные). Утверждение абсолютизма

В первой четверти XVIII в. в стране произошел резкий скачок в развитии мануфактурного производства. К 1725 г. количество мануфактур увеличилось с 20-30 до 200; появились новые производства: табачное, полотняное, шелкоткацкое, хлопчатобумажное, писчебумажное. Окрепли уральские металлургические заводы: объем их продукции вырос в 5 раз и выдвинул Россию на тре­тье место в мире. Выплавка чугуна в России поднялась со 150 тысяч пудов в 1700 г. до 800 тысяч пудов в 1725 г. Если в конце XVII в. Россия ввозила значительное количество металла, прежде всего меди, то через четверть века ввоз был ограничен, а в 1724 г. издан указ о продаже железа с казенных заводов на экспорт.

Вырос настоящий «военно-промышленный комплекс»: крупные (на некоторых работало по тысяче и больше людей) предприятия: Тульский и Сестрорецкий оружейный заводы, Адмирал­тейская верфь, Петербургский литейный двор, Хамовный, Канатный, Суконный, Портупейный, Шляпный дворы и другие мануфактуры — смогли вооружить, одеть и экипировать армию, оснас­тить всем необходимым флот.

Начиная с 1702 г. стали призываться иностранные специалисты — мастера, офицеры, ученые, ремесленники, в условия контракта которых включалось требование «учить русских людей без всякой скрытности и прилежно». Выгодные условия привлекали мастеров, к неудовольствию их правительств; английскому послу со слугами однажды пришлось ночью громить мастерскую бри­танского подданного, чтобы не допустить утечки технологических секретов. Вслед за специалис­тами «импортировались» организационно-экономические формы: в России впервые появились ак­ционерные общества-«кумпании» и биржа. Неудобную серебряную копейку заменили серебряные рубль, полтинник и медная мелочь.

Основанные казной предприятия передавались в частные руки с беспроцентными ссудами, беспошлинной продажей товаров и другими льготами. «Берг-привилегия» 1719 г. разрешала всем без исключения подданным разыскивать залежи полезных ископаемых и строить заводы даже на территориях частных владений. В духе политики «меркантилизма» (для нее характерно вмеша­тельство власти в хозяйственную жизнь с целью накопления в стране денег) государство подде­рживало активный торговый баланс страны (превышение экспорта над импортом), а протекцио­нистские меры были направлены на покровительство отечественной промышленности, увеличение экспорта готовой продукции и уменьшение импорта сырья.

Экспорт товаров через Петербург освобождался от пошлин. За границей появились первые рус­ские консульства. Принимались меры для строительства российского торгового флота. В России с конца 1710-х гг. на ввоз из-за рубежа товаров, аналогичных тем, что производились на россий­ских мануфактурах, вводились высокие заградительные пошлины. Таможенный тариф 1724 г. поощрял экспорт продукции отечественных мануфактур и охранял высокими пошлинами (до 50-75 % от стоимости товара) внутренний рынок от наплыва «заморских» конкурирующих изде­лий. Он устанавливал высокие пошлины (до 75 %) на импорт железа, игл, парусины, скатертей, салфеток, выделанных кож, некоторых видов тканей, производство которых в России было уже освоено или налаживалось. На товары, не производимые в стране, пошлина была умеренная (от 4 до 10 %); импорт ценных видов сырья (шелк-сырец) объявлялся беспошлинным. Вывозимые то­вары облагались пошлиной всего в 3 %, за исключением сырья и полуфабрикатов, необходимых для российских фабрик, вывоз которых был запрещен.

В итоге форсированного развития промышленности в структуре русского экспорта в 1725 г. 72 % приходилось на готовые изделия и только 28 % — на традиционные виды сырья. Русское железо и парусина стали конкурентоспособными на мировом рынке.

Однако Петр I не стремился внедрить в стране систему свободного предпринимательства. «Заводы размножать не в едином месте, так, чтобы в пять лет не покупать мундира заморского, и заведение дать торговым людям, собрав компанию, буде волею не похотят, хотя в неволю», — так он представлял себе развитие суконного производства в стране. Грозные указы повелевали строить исключительно «новоманирные» суда или использовать предписанную свыше технологию изготовления юфти (кожи) — «а кто будет делать юфти по-прежнему, тот будет сослан в каторгу и лишен всего имения». Промышленникам назначались размеры капиталовложений, ассортимент изделий и объем производства. Главной обязанностью было выполнение казенных заказов; лишь «сверхплановая» продукция могла идти на рынок. Несоблюдение условий грозило конфискацией предприятий — в русском языке петровской эпохи отсутствовало само понятие «собственность».

Казна была крупнейшим торговцем и предпринимателем. Железо с казенных заводов (свыше 80 % всего производства) продавалось за границу. Государство ввозило для последующей продажи «в народ» соль, табак, курительные трубки, игральные карты, иногда вино. Оно же, особенно в пер­вые, наиболее тяжелые годы войны, объявляло монополию на производство или торговлю опреде­ленными товарами (пенькой, строевым лесом, смолой, мехами, икрой, табаком, солью), что приво­дило к повышению цен и нарушению рыночной конъюнктуры. Распоряжения о вывозе экспортных товаров через Петербург и запрещении вывозить их через Архангельск и Ригу рвали налаженные хозяйственные связи.

В конце петровского царствования власть отказалась от наиболее грубых методов вмешательства в хозяйственную жизнь. Однако на смену прямым запретам пришла система государственного регу­лирования экономики. Берг- и Мануфактур-коллегии оформляли разрешения на открытие предпри­ятий, распределяли среди них заказы, контролировали качество и объем товаров, выдавали ссуды и даже судили «фабриканов».

Создание современной для того времени промышленности «сверху» не дополнялось массовым развитием предпринимательства «снизу». Реформы и военные расходы тяжело сказывались на развитии деревни и особенно города (горожане составляли всего 3 % населения России). Реформа 1699 г. лишила воевод судебной власти над горожанами и разрешала им выбирать свои орга­ны — «бурмистерские избы» (правда, за милость надо было расплачиваться двойным размером податей). Однако с началом губернской реформы в 1708 г. горожане опять, как в XVII веке, попали в подчинение к комендантам и воеводам. «Добрых и прожиточных» купцов и посадских с 1711 г. переселяли в неблагоустроенный Петербург. За право стать городским жителем крестья­нин должен был уплатить двойную ставку налога, что не избавляло его от крепостной зависимос­ти. В итоге даже петровское законодательство в 1721 г. вынуждено было признать: «Купеческие и ремесленные тяглые люди во всех городах обретаются не токмо в каком призрении, но паче ото всяких обид, нападков и отягощений несносных едва не все разорены, от чего оных весьма ума­лилось, и уже то есть не без важного государственного вреда».

В период войны на горожан и крестьян, в дополнение к прежним, обрушились новые денеж­ные и натуральные повинности: «запросные», «драгунские», «корабельные», на строительство Петербурга и т.д. Специалисты-«прибыльщики» придумывали, что бы еще обложить налогом; в этом перечне оказались бани, дубовые гробы и серые глаза. Крестьяне обязаны были возить казенные грузы, работать в счет податей на государственных заводах, строить новую столицу (по 40 тыс. чел. в год), каналы и крепости. Первая перепись-«ревизия» 1718-1724 гг. зафиксирова­ла 5,6 млн «душ» мужского пола, из которых 4 млн принадлежали дворцовому хозяйству, цер­ковным и светским владельцам. Им пришлось платить «подушную» подать. Налоговая система принесла в 1724 г. доход в 8,5 млн рублей при 9-миллионном расходе, из которого 63 % шли на армию (собственно, ставка подушной подати в 74 копейки на мужскую «душу» и была определена путем деления военных расходов на число выявленных при переписи плательщиков). За четверть века, даже с учетом падения стоимости денег, казенные доходы России выросли в 3 раза; с реаль­ной «души» эти поборы увеличились не менее чем на 50 %.

Ежегодно, а то и чаще, деревня провожала новобранцев на бессрочную службу в армию. При Петре I в армию ушли около 400 тыс. рекрутов, т.е. каждый десятый-двенадцатый мужик; 200 тыс. из них погибли в сражениях или от болезней, были ранены, искалечены, пополнили ряды бродяг и нищих. Оставшимся дома предстояло содержать войска: у солдат и офицеров не было казарм, и они жили на постое в частных домах; хозяева должны были обеспечивать «гостей» помещением и дровами.

К казенным повинностям добавлялся крепостной гнет. В 1682-1710 гг. дворянам было роз­дано 43 тыс. крестьянских дворов (это примерно 175 тыс. чел.). Петровская «ревизия» уравняла в бесправии владельческих крестьян и холопов; по закону имущество крепостных стало рассматри­ваться как собственность их владельца и могло быть конфисковано за любую вину. В 1724 г. были введены паспорта, без которых крестьяне и горожане не имели права покинуть место жительства. Результатом стало массовое бегство, в том числе за границу: в 1719-1727 гг. в бегах числилось почти 200 тыс. «душ». На протяжении петровского царствования постоянно вспыхивали волне­ния: восстание в Астрахани в 1705-1706 гг., в Башкирии в 1705-1711 гг., движение Кондратия Булавина на Дону в 1707-1708 гг., Тарский бунт в Сибири в 1722 г. По дорогам империи бродили «разбойные партии» беглых и дезертиров.

Однако государственное вмешательство и усиление крепостничества — это еще не вся цена экономического скачка. Реформы «пересаживали» на российскую почву передовые формы про­изводства; но, попадая в нее, элементы нового экономического и общественного порядка прочно «схватывались» сложившейся крепостнической системой отношений и деформировались ею.

В русских городах появились купеческие гильдии и ремесленные цехи (1721 г.) как объедине­ния «регулярных граждан»: в первую гильдию вошли банкиры, крупные купцы, доктора, аптека­ри, ремесленники-ювелиры, иконники и живописцы; во вторую — мелкие торговцы, содержатели постоялых дворов и «ремесленные всяких мастерств люди и прочие, сим подобные»; фактически запись в гильдии производилась в зависимости от зажиточности. Однако они стали не самоуп­равляемыми корпорациями с гарантированными правами, подобными западноевропейским, — их члены исполняли полицейские обязанности и гарантировали власти взимание налогов: наиболее состоятельные горожане обязаны были платить за неимущих.

Государственное «ускорение» развития промышленности ставило предпринимателя в зависи­мость от бюрократии. А ликвидация слоя «вольных» и «гулящих» людей и массовый сыск беглых лишали его возможности рассчитывать на рыночную конъюнктуру и вольный наем рабочей силы и заставляли добиваться казенных привилегий и заводить крепостных рабочих.

К казенным предприятиям «приписывались» целые крестьянские волости: значительная часть черносошных крестьян Урала и Приуралья, Карелии и Западной Сибири стали «приписными» к металлургическим заводам. Установленные правительством нормы оплаты труда были ниже раз­меров оплаты наемных работников. Крестьяне должны были по нескольку раз в год проделывать путь в сотни верст на завод и обратно.

В условиях отсутствия рынка рабочей силы промышленник был часто связан с казенными заказами и стремился закрепить рабочих на своем предприятии. На мануфактуры стали принуди­тельно отправлять нищих, бродяг и преступников («виновных баб и девок»). Наконец, в 1721 г. Петр I издал указ, разрешавший частным владельцам заводов «деревни покупать невозбранно». Потенциальные капиталистические предприятия превращались в «крепостную мануфактуру»; ее владелец становился хозяином рабочих и мог обращаться с ними по своему усмотрению — напри­мер, «штрафовать цепью» за проступки, включая «сварливую жизнь в семействе».

Однако «крепостные мануфактуры» были эффективны и выгодны лишь в условиях монополии на рынке или при тесных связях с казенными заказами и поставками, гарантировавшими сбыт продукции и постоянный доход. При отсутствии законодательной охраны собственности заводчи­ки стремились получить дворянство (наследники Демидовых, Твердышевых, Яковлевых, Гонча­ровых и др.). Петровские законы намеренно открывали городской верхушке путь в «шляхетство» в обмен на «тщательное радение» в местных органах управления. Даже спустя много лет после Петра предприниматели оставались людьми «второго сорта» и жаловались: «А ныне, принеся каз­не большой доход, почтения и рангу себе больше не заслужат, как двух имян: первое — мужик сорокоалтынный, второе — подлой человек».

Зависимость предпринимателей от казны (заказы, гарантированный сбыт, монополии, даровой труд «приписных») не стимулировала технический прогресс и конкуренцию. Московские купцы критически отзывались о продукции отечественных шелковых мануфактур: «Против заморских работой не придут, а ценою продаются из фабрик выше заморских». В торгово-промышленную де­ятельность устремились вельможи, вроде князя Меншикова — хозяина первых в России «доход­ных домов», винокуренных, кирпичного, хрустального заводов и совладельца шелковой мануфак­туры. Такие «предприниматели», как и «одворянившиеся» заводчики-купцы, смотрели на свои предприятия лишь как на источник доходов и не заботились о совершенствовании производства.

Созданная в кратчайшие сроки мощная экономическая база позволила догнать и даже пе­регнать по ряду показателей страны Западной Европы. Но оборотной стороной этого рывка был поворот промышленности на крепостнический путь развития, что привело к прогрессировавшему экономическому отставанию России с начала XIX в. Эта же причина предопределила экономи­ческую и политическую слабость российской буржуазии: до самого начала XX в. она так и не сложилась в особую социальную группу с осознанными интересами.

Петр I отличался универсальными способностями и колоссальной работоспособностью. Сам он гордился, что владел 12 профессиями и был не только матросом и плотником, но и высококлас­сным артиллеристом, капитаном, инженером-кораблестроителем — выше по техническому уров­ню специальностей в начале XVIII в. не было. А еще — токарем, часовщиком, каменщиком и да­же врачом; если же лекарское искусство ему изменяло — мог профессионально сделать вскрытие умершего больного и установить свою ошибку в диагнозе. Русский царь и первый меценат лич­ным примером учил соблюдать светские приличия (в том числе, например, внушал, что нехорошо во дворце валяться на кровати в грязных сапогах) — и рубить головы восставшим стрельцам, а в гневе был способен даже на убийство. На первом месте для него было процветание и могущес­тво государства, как движущей силы общественного прогресса и главного условия благосостояния не всегда разумных и усердных подданных. До конца жизни он демонстрировал собой образец служения государству, на деле исполняя воинский долг в должностях от «бомбардира» до генера­ла и вице-адмирала и получая соответствующее жалованье.

Не щадя ни себя, ни близких, Петр I создавал задуманное им «регулярное» государство; его основные черты обозначились на втором этапе реформ — примерно с середины 10-х гг. XVIII в. Прежняя система приказов с нечеткими или пересекающимися обязанностями не могла обеспечить нужный темп реформ и мобилизовать ресурсы страны в условиях войны. К тому же перестройка армии на новых принципах сделала ненужными старые военные приказы, а создание в 1708 г. губерний — территориальные приказы и принцип сбора налогов приказами по «своим» городам. Вместо Боярской думы он основал в 1711 г. Сенат из девяти членов и обер-секретаря, который стал высшим органом в сфере законодательства, государственного управления и суда; осущест­влял надзор за коллегиями; издавал сенатские указы, разъяснявшие смысл действующих законов.

В 1718-1721 гг. по шведскому образцу была создана система коллегий с четко определенными сферами деятельности по всей территории страны. Каждая коллегия имела штат: присутствие (5-7 человек советников и асессоров вместе с президентом и вице-президентом) и канцелярию. Президентами коллегий при их основании назначались русские; вице-президентами в большинс­тве коллегий были иностранцы.

Коллегии отличались от приказов коллективным принципом принятия решений их членами и разделением дел между ними. «Генеральный регламент» (1720 г.) определил единообразное ус­тройство коллегий, их делопроизводство и внутренний распорядок службы. Впервые закон уста­навливал режим работы чиновников, круг их обязанностей, зарплату и даже отпуска; вводились присяга чиновников, единые правила делопроизводства.

Однако попытка в ходе областной реформы 1719 г. создать в губерниях и провинциях местные органы центральных учреждений не удалась из-за отсутствия квалифицированных кадров. При этом Петр категорически отказался от шведского образца — местного самоуправления и сельских приходов: «Ис крестьян выборным при судах и у дел не быть для того, что всякие наряды и по­сылки бывают по указом из городов.., к тому жив уездех ис крестьянства умных людей нет».

В систему новых учреждений была включена и православная церковь — точнее, ее руководс­тво. В 1721 г. патриаршество упразднялось, и высшим церковным учреждением стал Синод — «духовная коллегия» из нескольких епископов и других священнослужителей. Руководящую роль в Синоде играли сторонники реформ — епископы Феофан Прокопович и Феодосий Янов­ский и назначенный царем светский чиновник — обер-прокурор. Члены Синода, как и прочие служащие, получали жалованье и приносили присягу царю, который сам себя назначил главой церкви — «крайним судией духовной сей коллегии». Основной закон по делам церкви — «Духов­ный регламент» — наделял священников полицейскими функциями и обязывал их доносить об открытых на исповеди политических преступлениях. На местах Синод стал определять границы и размеры приходов, однако еще сохранялось право прихожан самим представлять епископу кан­дидатов на должность священника. Отныне церковь все более попадала в зависимость от светской власти и неизбежно превращалась в одно из звеньев государственного аппарата.

Школой кадров для новой армии и государственного аппарата стала гвардия. Доверенные ли­ца царя, гвардейские солдаты и офицеры были не только военнослужащими: они формировали новые полки, проводили перепись-ревизию, посылались на места для «понуждения» губернаторов в сборе налогов, подавляли народные выступления, назначались ревизорами и следователями по особо важным делам.

Другим важным рычагом при проведении реформ для Петра I стала тайная полиция — Пре­ображенский приказ в Москве и Тайная канцелярия в Петербурге. Их ведению подлежали дела: «1) о каком злом умысле против персоны его царского величества или измены, 2) о возмущении или о бунте», а также — о хищениях в особо крупных размерах. Тайная канцелярия вела самый большой политический процесс той эпохи — дело царевича Алексея. Процедура следствия по по­литическим делам включала многократные пытки и часто заканчивалась массовыми расправами: из 500 человек, привлеченных к делу о восстании в Астрахани, 365 были приговорены к пове­шению, отсечению головы, колесованию. Главный судья Преображенского приказа, жестокий, но неподкупно честный князь Ф. Ю. Ромодановский даже замещал царя во время его отъездов и сообщал ему о своей работе коротко и ясно: «Беспрестанно в кровях омываемся».

Одновременно в стране проводилась реформа вооруженных сил. Рекрутская система (при Пет­ре I было проведено 53 набора) позволила в короткие сроки создать массовую и регулярную армию. Согласно штатным расписаниям, она состояла из единообразно организованных рот, батальонов и полков, имевших однотипные оружие, форму, амуницию. Солдаты и офицеры обучались по новым уставам и получали определенное жалованье. Специалисты готовились в отечественных учебных заведениях — Артиллерийской и Инженерной школах. Новая армия была русской — «инородцев» в рекруты не брали. Приходя в роту или эскадрон, вчерашние крестьяне включались в привычную для них общинную форму организации — солдатскую артель, самостоятельно за­купавшую на жалованье и наградные деньги провиант сверх казенной муки и крупы или чинив­шую обмундирование. Сплоченность и взаимная выручка обеспечивали высокий боевой дух армии и победу во многих сражениях. При этом солдат переставал быть крепостным; он мог выслужить­ся в эпоху постоянных войн в унтер- и даже обер-офицеры. За отличную службу солдаты перево­дились в гвардию, получали медали за сражения (впервые — после Полтавской битвы); за отли­чия по службе их жаловали «по рублю» с чаркой вина. Так солдат навсегда порывал с прежней крестьянской жизнью, становясь «государевым человеком» — эти бывшие крестьяне подавляли народные восстания в XVIII и XIX вв.

Военные победы вывели Россию в число сильнейших держав: к 1725 г. ее армия насчитывала 200 тыс. регулярных войск, 100 тыс. казаков и иррегулярных отрядов калмыков, башкир, татар; на содержание армии шло 62 % государственного бюджета. Балтийский флот состоял из 34 ли­нейных кораблей, 15 фрегатов, других парусных судов и нескольких сотен гребных галер.

Модернизация государственного аппарата и армии не только привела к резкому увеличению количества чиновников, но и вызвала к жизни новый бюрократический принцип работы этого механизма вместо старого, служебно-родового. Отныне продвижение по гражданской или военной службе, включая получение потомственного дворянства, определялось личными заслугами, и лю­бой чиновник в любой должности мог быть сменен и назначен, независимо от его происхождения и статуса. Новый порядок был закреплен «Табелью о рангах» 1722 г. с ее 14 разрядами. «Табель о рангах» открывала путь к карьере неродовитым дворянам и даже выходцам из «подлых» сосло­вий: почти четверть офицеров армии Петра I вышла из солдат — крестьян, посадских, купечест­ва. Не случайно этот закон с некоторыми изменениями действовал до 1917 г. и на него опирались традиции российской бюрократии.

Другими стимулами к службе стали представления к орденам (до 1826 г. награждение лю­бым орденом означало получение потомственного дворянства) и титулам — баронским, графским и даже княжеским, на которые могли претендовать отныне и лица «никакой породы». Утверж­дение новой служебной иерархии закреплялось введением присяги, подробными должностными инструкциями и регламентами, многие их которых сочинил сам Петр I.

Разросшаяся администрация требовала постоянного контроля. Высшим органом надзора стал Сенат, которому был подчинен возникший в 1711 г. институт фискалов (по 1-2 человека в каждом городе), обязанных «над всеми делами тайно надсматривать и проведывать» и доносить в центр обер-фискалу о замеченных ими должностных преступлениях. Церковные власти кон­тролировались духовными фискалами — «инквизиторами». В 1722 г. был создан орган явного контроля за соблюдением законности — прокуратура (существующая в этом качестве и доны­не) во главе с генерал-прокурором Сената, которому подчинялись прокуроры коллегий и судов в провинции, имевшие право вмешиваться в деятельность учреждений и требовать пересмотра дел в соответствии с законом. При этом прокуроры следили за фискалами, но и фискалы могли доносить на прокуроров.

Сам Петр I в 1721 г. вместе с титулом императора принял звание «Отца Отечества» — и, ви­димо, вполне искренне полагал себя таковым. Он провозглашал принципы «разума» и «порядка» основой строительства своего «регулярного государства» и всей жизни подданных, которых надо было наставлять «яко детей» и требовать беспрекословного послушания: «Я повелеваю поддан­ными, повинующимися моим указам. Сии указы содержат в себе добро, а не вред государству. Англинская вольность здесь не у места, как к стене горох».

Принцип неограниченности самодержавной власти был сформулирован при Петре I в «Арти­куле воинском» (1715 г.): «Его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен. Но силу и власть имеет свои государства и земли, яко хрис­тианский государь, по своей воле и благомнению управлять». Идеолог петровских реформ Феофан Прокопович в трактате «Правда воли монаршей» обосновал право монарха на контроль за частной и общественной жизнью подданных и установление «обрядов гражданских и церковных, переме­ну обычаев, употребление платья, домов, строения, чины и церемонии в пированиях, свадьбах, погребениях и прочее».

Утверждение самодержавия способствовала наметившаяся еще в XVII в. бюрократизация го­сударственной службы: только за 1720-1723 гг. число чиновников выросло более чем в два раза. Давно прекратился созыв Земских соборов, на которых подданные могли коллективно заявлять о своих интересах. Ликвидация патриаршества и включение в 1721 г. Синода в систему государс­твенного аппарата означали исчезновение еще одного, сохранявшего относительную автономию, «противовеса» самодержавию. Опорой власти стала регулярная армия, которую Петр I считал образцом государственного устройства. В XVIII в. армия выполняла также административные и полицейские функции, а ее верхушка — гвардия — функции контроля. Однако характерной чертой самодержавия было нарушение субординации учреждений: — множество документов и рас­поряжений шли мимо всех инстанций непосредственно от императора или из его личной канцеля­рии — «Кабинета». Определить же случаи подобного вмешательства в дела управления на любом уровне рамками закона было невозможно, поскольку это означало ограничение власти самодержца.

На службу государству царь стремился поставить всех — и «подлых», и благородных. Первые должны были исправно платить подати, служить в армии и отбывать повинности без всякого уклонения (в 1724 г. в России появилось слово «паспорт» для обозначения документа, дававше­го право на передвижение). Для дворян же реформы означали по-прежнему бессрочную службу в полках или канцеляриях. Петр желал, чтобы все дворяне прошли эту школу. Указ о единона­следии 1714 г. ликвидировал разницу между вотчиной и поместьем (все «недвижимые имения» стали наследственными, и их можно было отчуждать), но предписывал передавать имение только одному из детей, чтобы безземельные наследники шли на службу. Другие указы не дозволяли безграмотным дворянским недорослям жениться, не разрешали производить в офицеры не слу­живших рядовыми в гвардейских полках, запрещали им покупать земли и крестьян.

Основным инструментом для устройства «регулярной» жизни подданных Петр считал учреж­денную им в 1718 г. полицию, которая, по его мнению, «приносит довольство во всем потребном к жизни человеческой, предостерегает все приключившиеся болезни, производит чистоту по ули­цам и в домах, запрещает излишество в домовых расходах и все явные погрешения, призирает ни­щих, бедных, больных, увечных и прочих неимущих, защищает вдовиц, сирых и чужестранных по заповедям Божиим, воспитывает юных в целомудренной чистоте и честных науках; вкратце ж над всеми сими полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков...»

Всеобщее благоденствие и «беспечалие» на деле оборачивались консолидацией полярных об­щественных сил, когда «шляхетство» — лишь 1 % населения страны — владело миллионами крестьянских «душ». Родовитые дворяне сумели приспособиться к новому порядку и сохранили за собой ключевые посты — военные и статские чины первых четырех рангов. А офицеры и чи­новники — «разночинцы» — по мере продвижения по службе усваивали взгляды и мораль своих коллег-дворян и становились верной опорой монархии.

Обилие указов и регламентов (в то время в России выходило в среднем по 160 законодатель­ных актов в год) так и не привело к созданию нового свода законов, хотя Петр I три раза созывал специальные комиссии для завершения этой работы. Бюрократический аппарат отторгал несов­местимые с ним новшества: формально, например, армей-ский полковник, как равноправный член Военной коллегии, мог возразить своему президенту, но не делал этого, поскольку послед­ним был фельдмаршал и личный друг царя Меншиков. Иерархическая пирамида чиновников, ответственных лишь перед своим начальником, породила массовые злоупотребления. Еще при жизни Петра I были казнены сибирский губернатор М. Гагарин, сенатор Г. Волконский, генерал- фискал А. Нестеров; беспрерывно находился под следствием за хищения А. Меншиков.

Созданный Петром I новый механизм управления означал переход от традиционной организации власти к рациональной, успешную попытку самодержавия осуществить модернизацию путем актив­ного вмешательства государства в экономику и социальные отношения. Такая «перестройка» помог­ла мобилизовать силы страны и осуществить рывок, чтобы догнать передовые страны Западной Ев­ропы в военно-политической сфере. Однако в стране одновременно утверждались «крепостническая» экономика, всевластие бюрократии, полицейский режим надзора и культ самодержавной власти.