Внешняя политика советского государства в 1920-1930-е гг. СССР на начальном этапе Второй мировой войны 7 страница

Встав во главе партии и советского общества, Брежнев и сформированная им «команда» на первых порах вынуждены были продолжать курс XX и XXII съездов КПСС. Вновь был провозг­лашен принцип коллективного руководства. На смену поспешным реорганизациям народу были обещаны научно обоснованные долгосрочные комплексные программы. Вскоре после отстранения Хрущева от власти была реабилитирована генетика, были исправлены некоторые «волюнтарист­ские» ошибки прежнего руководства.

Уже в ноябре 1964 г. на специально созванном пленуме ЦК были объединены промышленные и сельские партийные организации. Затем был организован единый Госплан СССР, восстановлено отраслевое управление через министерства, ликвидированы совнархозы. Были отменены и многие неоправданные ограничения в использовании приусадебных хозяйств рабочих и колхозников, а также личного скота.

Надежды на обновление социализма, приобретения им «второго» дыхания овладевают в этот период тысячами людей: от диссидентов до партийных функционеров. В стране возникает мощное технократическое движение, повсеместно ведутся разговоры о способах совершенствования управ­ления хозяйством, научной организации труда (НОТ), автоматизированных системах управления, изучается зарубежный опыт менеджмента. Именно тогда впервые всерьез стали говорить о цено­вой реформе, призванной привести в соответствие с требованиями НТР стоимостную структуру производства и цену рабочей силы.

Поворот нового руководства к более консервативному курсу произошел не сразу. В 1965 г. Н. В. Подгорный был избран Председателем Президиума Верховного Совета, сменив на этом посту А. И. Микояна, единственного из высшего руководства, пытавшегося поддержать на Октябрьском пленуме Хрущева. Выбор дальнейших путей развития страны происходил в условиях противо­борства мнений в верхнем эшелоне власти. В конечном счете победил умеренно-консервативный курс, который разделял Брежнев.

Консервативный поворот начался в первую очередь в идеологии. В центре общественного вни­мания вновь оказался вопрос о сталинском наследии. Из официальных документов постепенно исчезают всякие упоминания о XX съезде. Пошла на убыль реабилитация жертв ГУЛАГа, даже само упоминание о них было запрещено.

Отход от курса на десталинизацию оборвал линию на оздоровление морально-политического климата в стране, на демократическое обновление.

Усилив свои позиции в партийном и государственном аппарате, Брежнев становится единс­твенным бесспорным авторитетом по всем вопросам развития страны. С середины 1970-х гг. А. Н. Косыгин постепенно лишается своего влияния.

От реформ — к стагнации. Шестидесятые годы стали переломными в истории советской систе­мы. До этого времени сложившаяся в СССР мобилизационная модель хозяйствования достаточно успешно решала встававшие перед страной задачи. К началу 1960-х гг. в Советском Союзе ценой огромных усилий и жертв был создан мощный индустриальный и научный потенциал. Толь­ко на территории Российской Федерации функционировало свыше 400 отраслей и подотраслей промышленности, включая авто- и кораблестроение, нефтехимию и электронику. Страна первой в мире осуществила выход человека в открытый космос, овладела новейшими военными тех­нологиями. К 1970 г. СССР превосходил США по уровню производства угля, кокса, тракторов, цемента. Не менее впечатляющим результатом ускоренной модернизации по «социалистическому проекту» стала демографическая революция, изменившая жизнедеятельность и характер естес­твенного воспроизводства населения. Советское общество стало не только индустриальным, но городским и образованным.

Тем не менее к середине XX в. экономика была плохо сбалансирована, требовала для своего роста постоянного наращивания производственных ресурсов. Тяжелая и сырьевая отрасли промышлен­ности, а также ВПК развивались успешно, чего нельзя было сказать о гражданских отраслях маши­ностроения, практически лишенных притока новейших технологий и обреченных на отставание.

Хронически отставал аграрный сектор экономики. Страна, имея более половины мировых площадей черноземов, не могла накормить население, создать надежную базу для развития индус­трии и сферы услуг. Советский Союз покупал хлеб за рубежом, хотя собственный урожай нередко уходил под снег.

Таким образом, к моменту прихода к власти Брежнева большая часть советской экономики работала не на человека, а сама на себя.

В результате форсированной урбанизации численность городского населения быстро росла, однако советское общество по-прежнему оставалось полугородским. Советские люди в своем боль­шинстве были горожане в первом поколении: наполовину или на четверть крестьяне. Советская урбанизация не сопровождалась формированием развитой городской среды, ростом полноценного, инициативного и экономически независимого среднего класса, хранителя городской культуры и одновременно создателя новых духовных ценностей.

В период с начала 1960-х до начала 1980-х гг. при росте численности населения почти на 25 % (по переписи населения 1959 и 1979 гг.) наметилась устойчивая тенденция к снижению рождаемости и увеличению смертности населения. Прирост численности населения СССР за эти годы происходил за счет народов Средней Азии.

В эти годы продолжался, постепенно затухая, структурный сдвиг в занятости и расселении населения. Миграция сельских жителей в города и на «ударные стройки» составляла около 2 млн че­ловек в год. Если в 1939 г. в городах проживало 60,4 млн человек, то к началу 1980 г. городское население страны насчитывало уже более 163 млн.

С 1970 по 1985 г. численность рабочих в стране увеличилась на 16,8 млн человек, что более или менее обеспечивало возможность экстенсивного развития экономики.

В эти годы произошел рост численности интеллигенции. Высшее образование было престиж­ным, и это способствовало тому, что основная часть молодежи после окончания средней школы устремлялась в вузы. В начале 1980-х гг. специалисты, получившие высшее и среднее специ­альное образование, составляли 32,7 % городского населения. В результате возник определен­ный дисбаланс рабочих мест — технические и инженерные должности в городах были заполнены с избытком, но образовались вакансии рабочих мест, не требующих особой квалификации и свя­занных в основном с физическим трудом. Труд инженерно-технических работников (ИТР) начал постепенно обесцениваться. «Уравниловка» при оплате труда в течение многих лет способствовала тому, что даже высококвалифицированные рабочие начинали терять интерес к труду.

Этот процесс усилила система жесткого распределения молодых специалистов. Получая по «разнарядке» выпускника ВУЗа или техникума, предприятие не могло обеспечить его работой по специальности и вынуждено было использовать на «подхвате», для выполнения технической или неквалифицированной работы. Ввиду оттока большого числа людей из сельской местности там стала возникать нехватка рабочих рук. В результате получила большое распространение практика «шефской помощи» колхозам и совхозам.

Многие годы советское общество было одним из самых мобильных в мире. Доступное всем слоям бесплатное образование открывало перед каждым широкие возможности для продвижения. Особые функции социальных групп, их фактическое правовое неравенство вели ко все большей замкнутости этих групп, превращению их в касты.

Таким образом, отягощенная грузом многочисленных неразрешимых противоречий, советская система оказалась объективно не готова к глобальным переменам в характере и тенденциях развития мировой экономики, человеческой цивилизации в целом, начавшимся на рубеже 1950-1960-х годов.

Компьютерная революция, означавшая начало нового этапа НТР, совпала во времени с ми­ровым энергетическим кризисом, многократным подорожанием нефти и других энергоносите­лей. Технологическое отставание не позволило СССР быстро наладить выпуск нового поколения ЭВМ — персональных компьютеров. В течение долгого времени работа советской промышленнос­ти оценивалась главным образом по количественным показателям. В таких условиях промыш­ленность и наука мало нуждались друг в друге. Вследствие этого, несмотря на рост расходов на научные разработки из государственного бюджета, советская наука неуклонно теряла позиции даже в таких областях, где ранее лидировала. За весь послевоенный период советские ученые получили в 14 раз меньше Нобелевских премий, чем американские ученые, хотя в научной сфере СССР было занято почти в два раза больше сотрудников.

Необходимость догнать Запад диктовала более высокий темп индустриализации, огромные инвестиции в тяжелую индустрию. Это в конечном счете оборачивалось неразвитостью социаль­ной сферы и общественных сил, заинтересованных в переменах, закрывало всякую легальную возможность формирования и деятельности оппозиции.

В условиях «догоняющего развития» советская власть во имя грядущего торжества равенства и социальной справедливости абсолютизировала российские традиции коллективизма, соборнос­ти, основанные на полновластии большинства, признававшего только «мы», исключавшего несо­гласие и тем более оппозицию.

Советская система могла быть (и была) эффективной до тех пор, пока внутренняя потребность в свободе для советских граждан и экономики не была фактором выживания системы. Ситуация кардинальным образом меняется к началу 1970-х гг. Многократное подорожание энергоносителей заставило развитые государства мира быстро осуществить структурную перестройку промышлен­ности, перейти на новую организацию производства, освоить ресурсосберегающие и так называе­мые «высокие» технологии. В то же время советская модель хозяйствования, лишенная гибкости и внутренних импульсов саморазвития, не смогла ответить тем же: обеспечить в новых условиях высокую эффективность и социальную направленность экономики.

Закрытость советской системы, недемократичность, отсутствие в ней обратных связей между властью и народом неотвратимо вели ее в тупик. Уже в 1960-е годы начинается медленное, но верное саморазложение системы, прежде всего меняется социальный вектор развития. Ко времени провозглашения «эпохи развитого социализма» в Советском Союзе происходит становление ново­го типа личности с иной, чем прежде, иерархией ценностей. На смену «спартанскому» типу с пот­ребностями «ссыльнопоселенца», с четким делением людей на своих и чужих, человеку-винтику приходит человек, нуждающийся в целом мире вещей, ценностях семьи, самоуважении.

Внутренние потребности общества в свободе, расширении гражданских прав, в плюрализме мнений и деятельности находят в 1970-е гг. отражение в появлении новых параллельных струк­тур и в экономике, и в социальной организации советского общества, и в идеологии. Наряду с плановой централизованной экономикой укрепляются «цеховики»; разрастается «теневая эко­номика», дающая возможность распределения продукции и доходов в соответствии с предпочте­ниями потребителей; рядом с официальной коммунистической идеологией возникает разноликое диссидентство, наряду с рабочим классом, колхозным крестьянством — предпринимательские слои, номенклатура.

Вялая борьба брежневского режима с этими «чуждыми социалистической системе элемента­ми» придает им уродливый характер, однако не останавливает разложения системы.

Важнейшим следствием хрущевской либерализации становится резкое возрастание в советс­ком обществе критического потенциала, кристаллизация не зависимых от государства ростков, разрозненных элементов гражданского общества.

Начиная с конца 1950-х гг. в духовной сфере, наиболее устойчивой к тотальному госу­дарственному вмешательству, происходит быстрый рост элементов и структур гражданского общества. В стране образуются и заявляют о себе различные идейные течения, неформальные общественные объединения, оформляется и крепнет общественное мнение. Независимые обще­ственные силы быстро эволюционируют: от попыток улучшения советской системы, борьбы с отдельными ее недостатками — к различным формам сопротивления диктату государства и, наконец, к отрицанию в целом «социалистического» общественного строя. Нелегитимность альтернативных структур заранее лишала их широкой общественной поддержки.

В основе позиции большинства людей, причислявших себя к «детям XX съезда», лежало искрен­нее убеждение: открытая конфронтация с властями бессмысленна. Свое предназначение они видели в повседневной конструктивной работе на пользу отечества. Одной из распространенных форм кри­тического отношения к действительности, демократизации советской системы стали письма граждан в различные правительственные инстанции, прессу, на радио. Их авторы требовали введения конс­титуционных гарантий против нового культа личности. Открытого противостояния масс брежневс­кому режиму в 1970-е годы не было, лишь отдельные личности или крайне малочисленных группы граждан выражали свое несогласие с существующими порядками. Еще в хрущевские годы группы Краснопевцева и генерала П. Григоренко в Москве, «Колокол» в Ленинграде в своих программах и распространяемых листовках выдвигали требования свободы слова, печати, освобождения по­литзаключенных, повышения заработной платы рабочим и стипендий студентам, улучшения жи­лищных условий. Инициатором создания первого в СССР независимого профсоюза стал донбасский инженер В. Клебанов. Нелегальность положения диссидентских групп делала их деятельность неэ­ффективной. Информация о них доходила до общественности в искаженном и фрагментарном виде.

Толчком к поляризации общественного сознания стал судебный процесс в феврале 1966 г. над писателями А. Синявским и Ю. Даниэлем, обвиненным за публикацию на Западе (под псевдони­мами Абрам Терц и Николай Аржак) литературных произведений критической направленности. Процесс над писателями стал мощным катализатором диссидентского движения. В распростра­нении «самиздата», сборе правозащитной информации, помощи репрессированным принимали участие многие сотни человек. Еще большее число людей пользовалось правозащитной инфор­мацией и литературой. В 1960- 1970-е гг. в «самиздате» выпускались многочисленные машино­писные литературные и общественно-политические журналы: «Вече», «Поиски», «Память» — в Москве; «Сигма», «37», «Часы» — в Ленинграде и многие другие. С помощью «самиздата» опальный физик А. Д. Сахаров смог первым поднять вопрос о цивилизационном отставании Рос­сии от Запада. На страницах «самиздатовских» изданий летом 1968 г. появились его «Размышле­ния о прогрессе, мирном существовании и интеллектуальной свободе», благодаря которым тысячи соотечественников стали сторонниками теории конвергенции, т.е. мирного сближения социализ­ма и капитализма, слияния их в единое открытое плюралистическое общество.

Несколько ранее определяется еще одно альтернативное официальному направление обще­ственной мысли — приверженцев «настоящего социализма», «социализма с человеческим ли­цом». Историк Рой Медведев и его сторонники видели несовершенство советского общества в недостаточной его демократизации и считали возможной его модернизацию и реформирование.

Подавление «Пражской весны» (1968) и связанная с ней волна пессимистических настроений относительно дальнейшей демократизации советского общества создали почву для «неославяно­фильского» направления общественной мысли. Его знаменем к середине 1970-х гг. становится А. И. Солженицын. Идеи возвращения к дооктябрьским понятиям и ценностям — православию, сословной беспартийной монархии, величию России, семье — находили определенную поддержку в общественном мнении. Тогда же начался постепенный отход сторонников русского националь­ного движения от правозащитников, большинство которых разделяли либеральные ценности.

Важнейшей функцией диссидентского движения в Советском Союзе в 1970-е гг. становит­ся формирование и сохранение определенных общественных идеалов, утверждение самоценнос­ти и суверенности личности. «Диссидентские» лозунги гласности, демократизации общественной жизни, создания правового государства, открытого общества, радикальной реформы в экономике находят отклик в среде писателей, философов, художников. Нравственным ориентиром в ли­тературе до 1970 г. оставался руководимый А. Твардовским журнал «Новый мир». В эти годы мощным средством противостояния господствующему в обществе конформизму становится театр. Пользуясь любой возможностью, прогрессивные режиссеры пытались откликнуться на важней­шие события общественного бытия.

После отстранения Н. С. Хрущева от власти процесс перерождения советской правящей верхушки стал быстро набирать силу. И в сталинский период высший слой партийных и госу­дарственных функционеров был наделен огромной властью и привилегиями. Шаг за шагом этот слой укреплял свое положение. Идея сохранения власти, расширения льгот и полномочий спла­чивала и объединяла его ряды. Однако до начала 1950-х гг. любой самый высокопоставленный представитель номенклатуры был лишен личной безопасности, испытывая постоянный страх за свою судьбу. Сталин репрессиями и подачками держал номенклатуру «в узде». В немалой степени способствовала этому и коллективистская коммунистическая идеология, вера револю­ционеров первого призыва в скорое осуществление идеала социального равенства.

Но чем больше появлялось у правящего слоя материальных возможностей, тем более дегради­ровала революционная идеология. К тому же привилегии — госдачи, персональные автомашины, спецпайки — имели относительный статус: их нельзя было передать детям в качестве наследства.

После смерти Сталина новая правящая элита, освобождавшаяся от страха за собственную жизнь, обретает стабильность. С приходом к власти Брежнева номенклатура получила возмож­ность освободиться от многих моральных запретов. Основную часть аппарата, в 1960-1970-е гг. уп­равлявшего партией и страной, составляли люди, начинавшие карьеру после репрессий 1930-х годов. В отличие от большевистских руководителей первого призыва они были лишены фанатической веры в социальную справедливость. Основу «нового класса» составлял высший слой партийных функционеров. В 1960—1970-е гг. его ряды расширяются за счет верхушки профсоюзов, ВПК, привилегированной научной и творческой интеллигенции. Новая номенклатурная элита приносит с собой новые взгляды, новые настроения, ценности. В отличие от старой номенклатуры, зависев­шей от поведения ее верхних эшелонов, новая была более независима, поскольку обладала собс­твенным неотчуждаемым багажом — профессиональными знаниями, ощущением укорененности в новой социальной почве.

По уровню общей культуры, профессиональным знаниям новое поколение элиты было на голо­ву выше старого: почти все имели высшее образование, а многие и ученые степени, неоднократно бывали на Западе. Для нового поколения правящего класса марксистская идеология была лишь привычной риторикой.

Соответственно изменились и представления номенклатуры о характере развития советского общества. Новые элементы, привнесенные в социалистическую систему в годы хрущевской «отте­пели» и хозяйственной реформы 1965 г., такие как социалистическая законность, материальное стимулирование, хозрасчет, прибыль, расширили диапазон возможных путей развития советского общества в рамках официальной доктрины. Если в середине 1960-х гг. номенклатура предпочита­ла стабильное, даже стагнирующее развитие, то в 70-е гг. ее целью стала постепенная трансфор­мация существующего общества, не требующая слома режима и других серьезных потрясений. Централизованная экономика, политический тоталитаризм — все это более не соответствовало ее интересам.

Не менее важная трансформация происходила в эти годы в распределении реальной власти внутри правящего класса. Хозяйственная элита в условиях всеобщего дефицита, имея на руках ма­териальные, финансовые и трудовые ресурсы, реально формировала и направляла власть, участво­вала в выработке политического курса страны. В борьбе за свои интересы верхний эшелон хозяйс­твенников широко опирался на работников своих отраслей экономики. Рядовые строители и ИТР Минводхоза не меньше, чем чиновники, были заинтересованы в реализации разорительного для страны и губительного для природы проекта переброски стока великих сибирских рек на юг. Реа­лизация этой «стройки века» гарантировала бы им на многие годы работу и повышенную зарплату.

Монопольные, корыстные интересы хозяйственников и региональной элиты, усилившиеся в результате хрущевских реформ, ослабляли власть центра, разрушали монолитность, целостность советской системы. Импульсивные реформаторские действия Хрущева, который чувствовал, что власть уходит из рук, во многом определялись именно этим обстоятельством.

Под воздействием хозяйственной элиты (особенно из ВПК) более прагматичными становятся идеологическая и региональная элиты, которые ориентируются на динамическое развитие эконо­мики страны и социальную стабильность. Таким образом, советский правящий класс, несмотря на острую борьбу и разногласия его элит, постепенно становится сплоченной социальной группой, реально осуществляющей свое всевластие в стране.

Созданная брежневским руководством атмосфера безнаказанности и вседозволенности окон­чательно меняет общественную психологию, а также поведение правящего класса. Формируется закрытый для посторонних «свой круг», в котором всячески поддерживается сознание собствен­ной исключительности.

У многих высокопоставленных руководителей накапливались уже не предметы потребления, а капиталы. Сам Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев, искренне считавший, что в стране «на зарплату» никто не живет, коллекционировал иностранные автомобили. Использо­вал власть для личного обогащения министр внутренних дел Н. А. Щелоков.

Погрязли в коррупции Узбекистан, Казахстан, Киргизия, где огромные суммы денег перека­чивались в виде взяток в карманы первых секретарей обкомов и их окружения. Так называемое «узбекское дело» 1980-х гг. раскрыло масштабы их коррумпированности.

Главным источником обогащения, «предпервоначального» накопления капитала номенкла­туры в 1960-е — начале 1980-х гг. становятся различные должностные злоупотребления, систе­матические взятки, приписки, протекционизм, «зоны вне критики». Хозяйственная реформа 1965 г., оживившая товарно-денежные отношения в стране, дала мощный импульс собственни­ческим ориентациям правящего слоя. Крупные расхитители, взяточники перестали скрывать на­житое нечестным путем богатство, охотно выставляя его напоказ. Возрастали значимость и цена людей «полезных», способных что-либо достать и чем-либо помочь. Через систему привилегиро­ванного образования, а затем назначений и выдвижений по службе «новый класс» пытался со­здать систему передачи власти или хотя бы привилегий по наследству.

Следующим закономерным шагом перерождения советской правящей элиты стал фактический переход высших государственных чиновников, министров, директорского корпуса от роли управ­ляющих «социалистической» собственностью к положению ее реальных хозяев. К середине 80-х гг. номенклатурная элита, по существу, уже не нуждалась в общественной собственности и искала выход для возможности свободно управлять, а затем и владеть собственностью.

Снова экономические реформы. Объективная необходимость глубоких, революционных пере­мен в советской экономике назрела уже к концу 1950-х — началу 1960-х гг. Мобилизационная модель советской экономики исчерпала свои возможности. Оторванность планирования от жизни, отраслевого управления от регионального, монополия производителя в условиях всеобщего дефи­цита — все это требовало коренных преобразований. И в целом необходимо было начать переход к «нормальной» экономике децентрализованных решений и товарно-денежных отношений. Од­нако момент был упущен. Экономическая реформа 1957 г. не улучшила положение в народном хозяйстве. Оно продолжало развиваться экстенсивно, ресурсоемкость экономики нарастала, а эф­фективность падала. Серьезных структурных изменений также не произошло. Главным предме­том экспорта СССР по-прежнему оставалась нефть и другие виды сырья.

Уже в конце 1950-х гг. отчетливо обозначился спад темпов экономического развития. Замед­лился рост национального дохода. В 1961-1965 гг. он вырос всего на 5,7 %, это было намного меньше, чем в предыдущую пятилетку, и недостаточно для решения основных социально-эко­номических задач. В эти же годы за счет роста производительности труда было получено лишь 62 % прироста промышленной продукции, а 38 % — за счет быстро возрастающей численности рабочих. Все это свидетельствовало об отсутствии заинтересованности предприятий в эффектив­ном использовании основных и оборотных фондов, во внедрении достижений научно-техническо­го прогресса.

К началу 1960-х гг. экономистам и руководителям производства стало ясно, что хозяйствен­ный механизм устарел. Для преодоления «временных» трудностей требовались иные методы уп­равления экономикой, иные принципы планирования. Из центра было невозможно путем прямо­го администрирования управлять десятками тысяч промышленных предприятий и организаций.

Проблема совершенствования управления и планирования становится главной в научных дис­куссиях, развернувшихся в конце 1950-х — начале 1960-х гг. Математическая школа (Л. Канто­рович, В. Немчинов, В. Новожилов) сосредоточивается на поиске «оптимального планирования», вновь в научный оборот вводятся такие отвергнутые ранее понятия, как полезность, редкость, маржинальный счет. После статьи Е. Либермана в газете «Правда» в 1962 г. в прессе разворачи­вается дискуссия о возможности использования прибыли в качестве критерия эффективности ра­боты предприятия. Часть ученых доказывала необходимость перехода к экономическим методам управления, активизации товарно-денежных отношений.

Необходимость перемен ощущало и советское руководство. Венгерское восстание и польские события 1956 г. недвусмысленно предостерегали против бездействия. Непоследовательные, хао­тичные реформы Н. С. Хрущева не заложили прочной правовой и политической основы для пос­ледовательной и эффективной модернизации.

Итоги общественных дискуссий подвел сентябрьский (1965) пленум ЦК КПСС, давший старт экономической реформе, главным инициатором которой стал председатель Совета министров СССР А. Н. Косыгин. Пленум поставил задачу существенно изменить соотношение между ад­министративными и экономическими методами управления в стране в пользу последних. Таким образом, изначально речь шла о полумерах. Реформа не меняла основ административно-команд­ной системы. Адресное директивное планирование не устранялось, а лишь ограничивалось всего несколькими показателями (вместо 30 — 9), среди которых были объем реализации продукции, фонд заработной платы, прибыль, рентабельность и др. Выполнение плана теперь выражалось не в валовых показателях, а в объеме реализованной продукции, т. е. учитывалось только то, что действительно было продано.

Предприятия получали небывалую свободу: они могли самостоятельно планировать темпы роста производительности труда и снижение себестоимости, устанавливать величину средней за­работной платы.

Руководители предприятий получили возможность более свободно распоряжаться имеющейся у них прибылью — можно было использовать эти средства и на повышение заработной платы рабочим. Все это создавало заинтересованность предприятий в рентабельной работе и улучшении экономических показателей.

Процесс освоения нового хозяйственного механизма затянулся на годы. Еще до начала ре­формы в промышленности были ликвидированы совнархозы и руководство отраслями перешло к вновь созданным министерствам. Были организованы единый Госплан СССР, Госснаб и Госком­цен СССР. Вслед за этим весной 1965 г. была проведена реформа в сельском хозяйстве. Мартов^ ский (1965 г.) пленум ЦК КПСС принял новый порядок планирования в сельскохозяйственном производстве. Вновь были повышены закупочные цены, сокращены налоги, снимались ограниче­ния с личных подсобных хозяйств, введенные при Хрущеве. Планы закупки стали устанавливать сразу на пять лет. Имея твердый план закупки на длительный срок, предприятия могли самосто­ятельно составлять производственный план, определять наиболее рациональную специализацию. На первых порах эти меры способствовали росту сельскохозяйственного производства.

Осенью 1965 г. 43 предприятия легкой и пищевой промышленности были переведены в поряд­ке эксперимента на новые условия хозяйствования. По мере накопления опыта их число расши­рялось, и лишь к 1972 г. удалось перевести на новые условия работы около 90 % промышленных предприятий. Не удалась попытка реформировать строительство. Номенклатуру вполне устраи­вал такой замедленный ход реформ. Министерства и ведомства работали по-старому. Их аппарат увеличился, возникали новые главки. Но принимать важное решение без согласия с соответс­твующим отраслевым отделом ЦК КПСС они не могли. В Политбюро часть его членов, включая Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорного, полагали, что условия для реформ еще не созрели.

Тем не менее даже медленное, частичное реформирование промышленности дало неплохие результаты. Восьмая пятилетка (1965-1970 гг.), совпавшая с началом реформ, оказалась самой успешной за все послевоенные годы. По официальным (завышенным) данным, валовой обществен­ный продукт увеличился на 43 %, национальный доход — на 45 %, продукция промышленности выросла на 50 %. Происходившее за три предыдущие пятилетки снижение темпов роста произ­водства было на время приостановлено.

Инициатору реформ А. Н. Косыгину не удалось осуществить их до конца. В силу многих при­чин реформа не дала ожидаемых результатов. В чем же причины неудачи? Их несколько. Прежде всего, даже небольшое расширение самостоятельности позволило предприятиям занижать плано­вые задания, выбирать более легкие для себя варианты решений. В итоге начался опережающий рост заработной платы по сравнению с ростом производительности труда. А. Н. Косыгину при­шлось пойти на временное, как тогда казалось, заимствование средств для покрытия бюджетного дефицита из фондов предприятий.