Часть 2. Своё обучение в неформальной школе сталкеров Дженсен спустя годы вспоминал со странной смесью раздражения и удовольствия

Своё обучение в неформальной школе сталкеров Дженсен спустя годы вспоминал со странной смесью раздражения и удовольствия. Пара новичков, неожиданно отобранных Опоссумом из Десяточки, - Стива Канна и Джека Моргана – могли похвастаться сходными ощущениями. С одной стороны им льстило, что именно их взращивают для общения с суровым внешним миром, что именно они попали в касту избранных, но с другой методика обучения была более чем жёсткой. Местами, как казалось Дженсену поначалу, с перегибом.

Опоссум оказался парнем суровым, немногословным и, видимо, нахватавшийся фраз из прошлой жизни, поскольку встретил троих молодых людей мрачным: «Смирно, новобранцы! Теперь я вам мама, папа и исповедник, вашу мать».

Дженсен, который хорохорился, поскольку чувствовал своё превосходство над Стивом и Джеком – как-никак он аж дважды был наверху, пусть и нелегально, – как-то сдулся, уловив зловещие интонации в голосе Опоссума. Тем более, что единственный глаз этого человека-танка сверлил его мрачным взглядом, не обещающим ничего хорошего. Именно его, Дженсена Эклза, а не однокашников из Десяточки.

И понеслось.

Опоссум квартировал в отдалённых катакомбах, где держал свой арсенал и личный состав, на таком отшибе от остальных обитателей убежища, что, казалось, будто сталкеры – единственные выжившие в этом бардаке. «Покои» Опоссума имели отдельный выход на поверхность, закрытый герметичным свинцовым шлюзом, а также несколько потайных лазов. Сталкеры даром что не голодали и имели самое лучшее обмундирование и оружие, но жили в условиях, близких к спартанским: узкие жёсткие койки в общей казарме, небольшая душевая с вечно холодной водой, полное самообслуживание, включая генеральную уборку каждые три дня, и никаких баб.

Даже по выходным.

Это обстоятельство поначалу здорово угнетало вошедшего во вкус Дженсена, но потом он понял, что в редкие минуты отдыха все его мысли не то что не о бабах – даже не о еде. Только о здоровом сне.

Для начала Опоссум раздал всем новобранцам экипировку и потребовал облачиться за полторы минуты. Не справился никто. Тогда Опоссум заставил парней отжиматься до потери сознания, а потом разобрать, собрать и зарядить пистолеты на скорость. Кое-какие навыки у троицы имелись, но трясущиеся от усталости руки не позволили качественно исполнить приказ.

И тогда Опоссум, тяжело вздохнув, взялся за них всерьёз.

Каждую третью ночь они всем отрядом поднимались на поверхность в полной защите, ставили палатки у входа в убежище и по очереди несли караул до рассвета. В первый раз Дженсену выпало сторожить чуткий сон остальных первым; он удобно устроился у костра (ночи, несмотря на лето, были студёными, сказывалась близость океана) и начал старательно таращиться в подступающую темноту, пытаясь вспомнить, каково ему было тогда, в ночной самоволке. Но, к сожалению (или к счастью) в тот раз он провёл ночь на кураже, доказывая себе, что способен и не на такое, а сейчас ему отчего-то стало страшно. Шорохи и движение мерещились ему из всех углов – словно из самых тёмных закоулков разрушенного города к его костру сползались самые отвратительные твари, сотканные из клубящихся теней. Он так усердно таращился и так часто дышал, что скоро стёкла его противогаза затуманились, а на «хоботе» запищал самопальный датчик загрязнения фильтра. Дженсен запаниковал, забылся, полез в палатку и разбудил Опоссума. Тот молча указал Дженсену на вход в убежище – изгнал, можно сказать, с позором.

И это было хуже всего. Не достоять, не выдержать, сломаться раньше времени.

В следующий раз Дженсен вёл себя спокойнее, взял себя в руки, убедил, что никого в мёртвых руинах нет…

(кроме того человека, о котором все, похоже, забыли)

…и поэтому он в безопасности. Два часа прошли в неусыпном бдении у костра, после чего Дженсен разбудил Стива и завалился спать. Утром Опоссум, скатывая палатку, впервые одобрительно посмотрел на Дженсена. И всё. Ни слова похвалы, ничего.

Дженсен почувствовал себя оскорблённым, но ненадолго: вкалывая на тренажёрах, которые установил в своём логове Опоссум, он забыл о своих обидах и решил, что лучшим доказательством его способностей станет отличная физическая форма. Дженсен и так не страдал отсутствием мышц, но спустя пару месяцев обучения раскачался до идеала: пресс кубиками, широкие плечи, сильные руки, твёрдая, как камень, задница и крепкие ноги. Добавить к этому смазливую физиономию, украшенную лёгкой россыпью бледных веснушек, огромными зелёными глазами и пухлым, хорошо очерченным ртом – и картинка выглядела более чем прилично. Форма, которую Опоссум заставлял носить как новобранцев, так и своих «стариков», сидела на Дженсене как влитая: майка цвета хаки, куртка и штаны в маскировочных пятнах, отрытые на армейском складе высокие тяжёлые ботинки. Стив и Джек старались не отставать от Дженсена, качались, бегали, тренировались как проклятые, и очень скоро Опоссум, устроив смотр личному составу, остался доволен, что и выразил коротким хмыком.

Дженсену он мимоходом врезал в живот, но тот вовремя напряг мышцы, и кулак Опоссума отскочил рикошетом. Единственный карий глаз выразил одобрение.

И Опоссум впервые за несколько месяцев отпустил молодняк в увольнительную.

Дженсен, который с закрытыми глазами мог собрать и разобрать любое оружие, ножи метал точнее некуда, владел приёмами рукопашного боя и знал, как выжить в суровых условиях, имея только нож и шнурки от ботинок, внезапно оробел. Стив и Джек наперебой хвастались, как они напьются да трахнут кого-нибудь, а Дженсен размышлял, стоит ли ему идти к Шелли и Дэннил или лучше сразу влиться в культурную программу друзей. В конце концов совесть перевесила, и Дженсен, договорившись встретиться с Джеком и Стивом позже, направился прямиком к Шелли.

Тот раскрыл ему объятия как любящий папаша, и Дженсен позволил поцеловать себя в небритую щёку, а сам подумал, что старик совсем расклеился. Когда вошла сияющая Дэннил, Дженсен поначалу окончательно смешался, но потом решил проявить себя как мужик: подошёл, уверенно сгрёб за чуть пополневшую талию и смачно поцеловал в губы. Прошло три месяца с тех пор, как они расстались – её беременность ещё не была заметна, а красота расцвела с новой силой, несмотря на однообразное питание, отсутствие солнца и вечную пыль, которая делала лица обитателей убежища одинаково серыми и унылыми.

Дэннил жила как у Христа за пазухой – в отведённых для выпускниц Десяточки апартаментах по соседству с генеральскими. Две её подруги уже нянчили малышей, у одной родилась двойня. С молодыми женщинами работали самые лучшие врачи, которых Шелли откопал ещё в мутные времена, прикормил и устроил каждому комфортную жизнь в обмен на профессиональное мастерство. Дэннил привела Дженсена в свою комнату, обставленную по-армейски строго, но глянцевые картинки из старых журналов, притащенных сталкерами, и симпатичное зеркало в слегка побитой раме на стене превращали стандартную конуру в уютное девичье жилище. Пока Дженсен таращился вокруг, Дэннил уверенно потянулась к ширинке его штанов; в конце концов, она имела право. Они занялись любовью, и всё время Дженсену казалось, что за ним укоризненно следят, что не очень хорошо сказывалось на процессе. Он кончил довольно быстро, поцеловал Дэннил и выскочил за дверь с мечтой о выпивке.

На сей раз ни тело Дэннил, ни ласковые слова, ни объятия не имели над ним такой силы, как тогда, до того, как он подался в сталкеры. Дженсен не стал задумываться, отчего так случилось, решив, что и так слишком много времени потратил на визит вежливости, и устремился в тёмные закоулки убежища в поисках друзей и выпивки.
В тот вечер он нажрался как свинья. Впервые в жизни. Стив и Джек кое-как дотащили полумёртвое тело до казарм Опоссума, прокрались мимо апартаментов командира и свалили Дженсена на койку. Тот моментально проснулся, замычал и громко наблевал на пол.

Опоссум воздвигся в дверях как яростный одноглазый демон. Раскидал Джека и Стива как щенков и выплеснул на Дженсена кружку ледяной воды. Тот кашлял, плевался, бормотал страшные проклятия и вяло тёр лицо. Когда Опоссум скрылся из виду, проклиная сквозь зубы юного алкаша, Дженсен провалился в сон – на мокрой подушке, одетый, пьяный в стельку. Ему снились руины библиотеки, луна, низко висящая над мёртвым городом… странно было видеть, как привычно день сменяет ночь над безжизненным миром… и тёмный силуэт человека на фоне остатков стен. Дженсен не чувствовал страха; он окликнул существо, и человек застыл, потрясённый звуками его голоса.

А потом внезапно рванулся с места и прыгнул.

Дженсен вскочил в холодном поту, раздираемый чудовищным похмельем. Тот человек из сна – высокий, гибкий, хорошо сложенный – кинулся на него, но ни лица, ни одежды Дженсен рассмотреть не смог – существо из сна словно окутывал мрак. Лишь ощутив на горле холодные цепкие пальцы, Дженсен проснулся. А ощущение было такое, что мог бы и не проснуться.

Он получил адский выговор от Опоссума и ушёл в качалку – лечиться изнурительным трудом.

Жизнь потекла своим чередом. Маленький отряд исследовал город не спеша, постепенно стаскивая полезное барахло из мало-мальски уцелевших домов и учреждений. Центр Дженсен и его дружки излазали вдоль и поперёк, включая руины библиотеки и останки ратуши, но оттуда давным-давно было вынесено всё мало-мальски ценное. Оружие сталкеры носили с собой скорее для личного спокойствия – ни единой живой души, кроме них, в Дипвелле не наблюдалось уже много лет. Дженсен привык к мёртвой тишине, нарушаемой лишь тихим писком дозиметра и шумным дыханием в фильтрах противогаза, привык смотреть на бесцветный унылый мир сквозь затуманенные стёкла, но иногда на него с неотвратимостью падения ракеты наваливались воспоминания – яркие, смешные, полные нереальных красок картинки из прошлого.

Белый домик. Качели из старой шины. Вкусно пахнущая розовая блузка матери, её светлые волосы, смеющиеся глаза. Пёстрый мячик в песочнице. Круги на воде от брошенного камешка. Книжки с картинками и оживший ящик под названием телевизор.
И сирена, сирена, оглушившая пятилетнего малыша, когда небо над головой внезапно потемнело.

Опоссум явился по его душу в один из череды однообразных дней, когда на улице стояло адское пекло, и сталкеры не высовывались из убежища до темноты, когда жарища сменялась лютым холодом. Одноглазый чёрт кивнул Дженсену, велев следовать за собой, и они пошли. Коридоры, повороты, свинцовые двери, ведущие в подземный мир, населённый немногочисленными людьми. Шелли встретил их у дверей импровизированной радиорубки, где стоял допотопный приёмник. На морщинистых щеках горел нездоровый румянец, глаза блестели. За его спиной молодой солдат крутил ручку настройки.

-Мы поймали сигнал, - вместо приветствия сообщил Шелли Опоссуму и Дженсену. Опоссум вытаращил единственный глаз, а Дженсен лишился дара речи. Он заглянул за спину Шелли и застыл на месте.

Из ящика приёмника что-то ритмично пикало, прорываясь сквозь треск помех.

Первый сигнал почти за двадцать лет.

-Он идёт из библиотеки, - сказал Шелли. – Расшифровать не можем, но факт есть факт.

-Из библиотеки?! – Опоссум чуть голоса не лишился. – Да мы там всё перерыли, до последнего кирпича. Откуда там взяться передатчику? Кто его туда поставил?

Человек из руин, подумал Дженсен и вздрогнул.

-Мы засекли сигнал, - упрямо продолжил Шелли. – Библиотека, это точно. Я велел своим порыться в архивах, может быть, найдём старые планы зданий. Наверняка эта штука спрятана.

-Кем?!

-Я откуда знаю! – нервно огрызнулся Шелли. – У нас задача первой степени важности – отыскать передатчик. А потом будем думать, кто его туда поставил, когда и с какой целью. По правде говоря, - он вздохнул, глядя на покрытый пылью динамик рации, - я уже настолько отвык от мысли, что кто-то ещё, кроме нас, может остаться в живых и дать о себе знать, что не уверен, хочу ли я встречаться с ним. Или с ними. – Он посмотрел на Опоссума и Дженсена, махнул рукой и ушёл к себе. Дженсен только сейчас заметил, какой он старый. И очень усталый.

А рация всё пищала и пищала – тихо, монотонно, словно отмеряла ритм чужого бьющегося сердца.