Зурирует.
— Вот именно. И это железная рукавица, которая их тоже держит. А там можно говорить сколько угодно о свободе слова, о демократии и т.д. Я этих слов в разговоре с ним вообще не слышал, это не его лексикон. «Нас это не устраивает» — «We didn’t find it convenient». Нам это неудобно, жмет как-то. Это вот тайные пружины власти. То, что он хотел со мной го- ворить, произвело большое впечатление на всех, потому что это не его стиль. Я.потом рассказал Лапину об этом. Он знал о лорде Морктоне, в ка- ком-то смысле они единомышленники - таких людей мы теперь называем государственниками. Они выражали интересы истеблишмента, избегая публичности. — Как вы относитесь к английскому научпопу? Би-би-си ведь очень много делает фильмов… — Я.считаю, что это положительная вещь, очень положительная. Прежде всего — это доходно. И политически, как говорится, они очень корректно это делают. — А с точки зрения научного качества? — Фильмы Би-би-си неглубокие - они довольно поверхностные и упрощают дело. — Ваши передачи были глубже? —Би-би-си редко использует в передачах крупных ученых. А в наших передачах, я думаю, в целом были более крупные люди. И они больше говорили именно по существу проблем науки и общества. — У вас в основном дискуссия, а у них визуальность? — Да, у нас дискуссия, а у них визуальность и просветительская деятель- ность. Это тоже очень важно и нужно, но несколько другие методы, дру- гой адрес и другие персонажи. — А канал «Discovery» вы смотрите? — Иногда смотрю. Добротно очень. Профессиональные вещи, сделанные в ином ключе, иная цель преследуется, и это тоже нужно. Я был в Бостонской студии в Америке. Это клон традиции Би-би-си. Не знаю даже, существует студия сейчас или нет. Я как-то не видел ее в последнее время… Карл Саган [американский астроном, астрофизик, популяризатор науки]— вот крупная была личность на телевидении, работал над созданием научно-популярных телесериалов, в частности — серий «Космос». У искусствоведа Кеннета Кларка шла другая серия — «Нагота в искусстве», такая всемирная история искусства. Приглашались крупные личности, которые говорили о своем взгляде на историю искусства. Начиная от Древнего Египта по наши дни. Импрессионисты для него уже были неприемлемы. — Какие-то ваши традиции по-своему развивал, кажется, Александр Гордон в «Ночном разговоре»… — Он талантливый человек. Но он не понимал, о чем говорил. Поэтому приглашал всегда двоих, которых умел стравить. И тогда он мог над ними возвыситься, это такой прием. К тому же, личности у него были второстепенные. — Как понять, что зрителям нравится передача? — Вы прислушиваетесь к тому, что вам говорят друзья и недруги. А потом возникает какое-то мнение. Самокритичность должна быть. Но это за- висит именно от того творческого коллектива, который существует. Рань- ше была переписка по передачам, это очень внимательно отслеживалось, вместо рейтинга было, кстати. К сожалению, Академия Российского телевидения не стала таким органом, который мог бы как-то обсуждать всё, вне партийных интересов. А это очень важно. Например, раньше «ТЭФИ» не превратилась бы в такое… по существу, в правление одного класса. Я же не получил ни одной премии «ТЭФИ». Только в прошлом году [в 2008-м], когда ушел Владимир Познер, мне дали премию «За личный вклад в развитие российского телевидения». — Работая на телевидении, вам приходилось жертвовать наукой? — Нет, времени это занимало не так много. Но один день в неделю уходил полностью. — В чем были преимущества, особые блага работы на телевидении? — Телевидение помогало решать какие-то вопросы. Узнаваемость обычно в тягость бывает, но все-таки это, наверное, больше преимущест- во. Хотя вызывало зависть, даже у собственного отца. Когда он получил Нобелевскую премию, то спасался от прессы в Барвихе, а я принимал на себя все эти, так сказать, удары судьбы. Я ему рассказывал, что происхо- дит. Приезжал в Барвиху для этой цели. Вот я как-то приехал, а он сидит на скамеечке, это было осенью, такой благодушный, с молодой дикторшей с телевидения, которой как-то удалось проникнуть за железный занавес, в этот правительственный санаторий. Я подхожу, и она говорит:«Вот смотрите, какой у вас знаменитый сын», — чтобы как-то польстить отцу. Отец очень строго на нее взглянул и произнес: «Это я знаменитый, он только известен». Этим было сказано довольно много. — Какова была популярность и влиятельность телевидения по сравнению с прессой, с радио? — Это разного диапазона вещи. Сейчас телевидение доминирует, а тогда оно было сопоставимо с радио. Радио очень существенно, кстати, это более интеллектуальное средство, чем телевидение. Я могу твердо это сказать. Вообще это общеизвестно. — Значит, вы не предрекаете смерти радио? — Нет, оно, несомненно, будет существовать. В Москве чуть ли не 50 музыкальных передач на коротких волнах, это очень недорого. И люди слушают и радуются. Но, к сожалению, уровень низкий — интеллектуаль- ный, культурный, языковой. В Англии же, во Франции есть специальные службы, которые контролируют нормативность речи в СМИ. — В одной вашей передач была какая-то бабушка. Она сказала: «Когда я смотрю телевизор, я думаю, что вы разговариваете со мной». Это влияние телевидения? — Это абсолютное влияние. 90 процентов людей считают, что именно с ними я разговариваю. Такой гипнотический процесс. Телевидение — персонифицированное, интимное. Вы говорите с человеком наедине, а не публично, это разные вещи совершенно. Очень сильно действует. Особенно если вы пользуетесь доверием. Вы просто владеете его душой и телом. — Соответствует ли ваш образ на экране образу в жизни? — Маску я не надеваю, да и одежда от обычной не отличается. — Кто пользовался общепризнанным авторитетом в телевизионной среде? — Не знаю, мне трудно сказать. — Чье мнение из телевизионного окружения было для вас особенно важным? — Мнение Льва Вознесенского, комментатора, который вел экономические темы. Он был сыном Александра Вознесенского [министра просвещения РСФСР], которого, как и его брата Николая Вознесенского [председателя Госплана СССР] расстреляли во время сталинских репрессий. Жертва Ленинградского дела, он сам отсидел несколько лет. Я.очень прислушивался к нему. — А еще кто? — Многие из тех, кого я упоминал. Тот же Сергей Георгиевич Лапин — мне интересны были его замечания. Без поддержки таких людей ничего не удалось бы сделать. — Что вы думаете о нынешнем телевидении? — У.меня совершенно отрицательное мнение — я считаю его антиго-сударственным, антикультурным и антинаучным. По-моему, оно даже не отвечает заявлениям нашего правительства. — Но говорят, что вот сделали канал «Культура», а его смотрит меньше одного процента населения. — Между прочим, я сам участвовал в этом процессе. Я сидел здесь, на даче, это было в ельцинские времена, и вдруг мне звонит помощник президента Ельцина по культуре — Сергей Красавченко (сейчас он ректор Международного университета в Москве). И говорит: «Срочно, Сергей, приезжайте в администрацию президента, разбирается вопрос о министре культуры». Я приехал, там собралась весьма пестрая толпа: Никита Михалков, чуть ли не его брат, еще какие-то люди — масса народу. Нас озадачили тем, что буквально сейчас лежит на подписи у Ельцина указ о назначении министром культуры… Аллы Пугачевой. И все были в ужасе. До этого все присутствующие дружно ругали министра культуры, который был тогда очень жалостной фигурой - у него не было ни денег, ни влияния, он был таким мальчиком для битья. Потом все дружно начали его защищать. В конце концов удалось отвратить эту беду. Тогда же подняли вопрос о создании канала «Культура». Письмо, которое мы все подписали, направили президенту Ельцину — так был организован канал «Культура». Кстати, большую роль в этом сыграл Михаил Швыдкой, что бы вы о нем ни думали. Буквально за три месяца на ровном месте он смог все организовать, канал заработал, и это, несомненно, достижение. — Каким образом осуществлялась обратная связь с телеаудиторией? — Особой обратной связи не было. Правда, на письма мы отвечали. Пожелания учитывались. Но мы никогда не говорили, что вот по предложению того-то сделана такая-то передача. Потому что десятки, сотни писем приходили, там что угодно можно было найти. — Какой пример из вашей практики помог бы правильно оценить положение вещей на современном телевидении? —Ровно год назад авторитетнейшая группа ученых написала письмо президенту Медведеву. В нем говорилось, что нужно было бы иметь телепередачу, посвященную науке, — серьезную, если мы хотим развивать наше государство по инновационному пути. По существу, согласно основной директиве правительства и президента. Письмо было опубликовано в газете «Советская Россия». Но никакой реакции на него не последовало. — Какими вам видятся основные болезни телевидения сегодня? — Отсутствие ответственности и культуры. Нужно выбирать достойных и ответственных людей, этого нет. — Это зависит от профессии или от человека? — Это зависит от чего угодно. Какая-то идиотская Фабрика звезд... Ну что это? Берут мальчишек с улицы, совращают их, потом выбрасывают. — Есть у современного российского телевидения какие-то яркие достижения? — Я не знаю, не хотел бы быть таким судьей. — Ваш совет начинающему тележурналисту? — Ну, вот то, что я сказал, культура плюс ответственность — другого нет. — Этому же, наверное, нельзя научиться… — Надо следовать этим принципам. — Каким качеством надо обладать, чтобы стать телевизионным долгожителем? — Родиться под нужной звездой, верить в астрологию — выбирайте! — Можно ли одним словом определить сущность телевизионной работы? — Ответственность. — Существует ли особый телевизионный дар, с которым нужно родиться? — Не знаю, даже уроды есть на телевидении. — А телегеничность как таковая существует или это миф? — Пожалуйста, есть в Америке такой Ларри Кинг. У нас Александр Гордон. — Как соотносятся на телевидении творчество и ремесло? — Сейчас, к сожалению, больше ремесла. — Почему? — Этого уж я не знаю, я не начальник телевидения, к счастью. —Люди какого типа оказываются на телевидении наиболее успешными? — Разные люди есть. Телевидение —не племенная ферма, это как зоопарк. Там должны быть представлены звери самых разных пород. — Чего больше в телевизионной среде — конкуренции или взаимопомощи, раньше и теперь? — По-моему, там больше всего зависти. — Если сравнивать телевизионную среду и академическую, то... — То же самое, может быть, последняя немножко приличнее выглядит. — Что в первую очередь необходимо преподавать будущим теле- визионщикам? — Требования культуры, общей культуры и ответственности за сказанное слово, за форму и за содержание. Понимаете, ремеслу легко научиться, но вы должны перешагивать за пределы ремесла. Так же, как в кино. Вот мы снимали кино, величайшие мастера нас инструктировали. Я стал кинематографистом после этого. — Какое телевидение представляется вам наиболее подходящим для России — государственное, общественное, коммерческое? — Общественное и государственное — абсолютно очевидно. Коммерция — совершенно неправильный подход к телевидению. Нельзя ком-мерциализировать это дело. Так же, как Церковь — от этого она гибнет. — Каким вы видите будущее телевидения? — Технологии его будут совершенствоваться, оно станет еще более массовым. Число каналов увеличится, конечно. Как разобраться в этом по- токе информации? Это, кстати, очень серьезный вопрос. Навигация очень усложнилась. — Что вы можете сказать о качестве телевидения? — Качество и сейчас очень высокое — четкость изображения. — А с точки зрения формы и содержания? — Ремесленная часть телевидения — она высокая, тут ничего не скажешь. Каких-либо операторских и постановочных ошибок я не наблюдаю, но содержательная сторона — вот это меня очень огорчает, этому и не научишься. Я думаю, что оно так и будет дальше деградировать. — И у нас, и на Западе? — И на Западе то же самое. — Какой период отечественного телевидения вы считаете наибо- лее плодотворным? — Это моменты перехода из одного в другое. Несомненно, большую роль сыграли в этом 1990-е годы. Было больше свободы, и была потреб- ность в общественной арене. А сейчас, к сожалению, телевидение пере- стало играть такую роль, как тогда. — Назовите три-четыре имени, которые, на ваш взгляд, внесли ре- шающий вклад в развитие нашего телевидения? — Владимир Зворыкин, который его изобрел. — Но был ли он нашим? Он же уехал в США, там телевидение и изобрел. — Его я тоже принимал на этой даче, кстати… Нет, я больше ниче- го не скажу. — Что вы считаете главной своей неудачей? — Пусть другие скажут. Может, я слишком долго на телевидении, не знаю! — А главным достижением? — Ну, то, что я вам сказал уже, как Сийес: «Я выжил! «
|