СТАНСЫ К НЕКОЙ ДАМЕ, НАПИСАННЫЕ ПРИ ОТЪЕЗДЕ ИЗ АНГЛИИ

Пора! Прибоя слышен гул, Корабль ветрила развернул, И свежий ветер мачту гнет, И громко свищет, и поет; Покину я мою страну: Любить могу я лишь одну. Но если б быть мне тем, чем был, Но если б жить мне так, как жил, Не рвался я бы в дальний путь! Я не паду тебе на грудь И сном блаженным не засну... И все ж люблю я лишь одну. Давно не видел я тот взгляд, Причину горя и отрад; Вотще я не жалел труда Забыть о нем - и навсегда; Да, хоть я Альбион кляну, Любить могу я лишь одну. Я одинок средь бурь и гроз, Как без подруги альбатрос. Смотрю окрест - надежды нет Мне на улыбку, на привет; В толпе я шумной потону - И все один, люблю одну. Прорезав пенных волн гряду, Я на чужбине дом найду, Но, помня милый, лживый лик, Не успокоюсь ни на миг И сам себя не обману, Пока люблю я лишь одну. Любой отверженный бедняк Найдет приветливый очаг, Где дружбы иль любви тепло Его бы отогреть могло... Кому я руку протяну, Любя до смерти лишь одну? Я странник, - но в какой стране Слеза прольется обо мне? В чьем сердце отыскать бы мог Я самый скромный уголок? И ты, пустив мечту ко дну, Смолчишь, хоть я люблю одну. Подробный счет былых потерь - Чем были мы, что мы теперь - Разбил бы слабые сердца, Мое же стойко до конца, Оно стучит, как в старину, И вечно любит лишь одну. И чернь тупая не должна Вовек узнать, кто та "одна"; Кем презрена любовь моя, То знаешь ты - и стражду я... Немногих, коль считать начну, Найду, кто б так любил одну. Плениться думал я другой, С такой же дивною красой, Любить бы стало сердце вновь, Но из него все льется кровь, Ему опять не быть в плену: Всегда люблю я лишь одну. Когда б я мог последний раз Увидеть свет любимых глаз... Нет! Плакать а не дам о том, Кто страждет на пути морском, Утратив дом, мечту, весну, И все же любит лишь одну. Перевод В.Рогова Наполняйте стаканы!

Наполняйте стаканы! Не правда ль, друзья,

Веселей никогда не кипела струя!

Пьём до дна – кто не пьёт? Если сердце полно,

Без отравы веселье дарит лишь вино.

 

Всё я в мире изведал, что радует нас,

Я купался в лучах темнопламенных глаз,

Я любил, - кто не любит? – но даже любя,

Не назвал я ни разу счастливым себя.

 

В годы юности, в бурном цветенье весны,

Верил я, что сердца неизменно верны,

Верил дружбе, - кого ж не пленяла она? –

Но бывает ли дружба вернее вина!

 

За любовью приходит разлуке черёд,

Солнце дружбы зашло, но твоё не зайдёт,

Ты стареешь, - не всем ли стареть суждено? –

Но лишь ты, чем старее, тем лучше, вино.

 

Если счастье любовь уготовила нам,

Мы другому жрецу не откроем свой храм,

Мы ревнуем, - не так ли? – и друг нам не друг.

Лишь застольный, чем больше, тем радостней круг.

 

Ибо юность уходит подобно весне,

И прибежище только в пурпурном вине,

Только в нём – ведь не даром! – признал и мудрец

Вечной истины кладезь для смертных сердец.

 

Упущеньем Пандоры на тысячи лет

Стал наш мир достояньем печалей и бед.

Нет надежды, - но что в ней? – целуйте стакан,

И нужна ли надежда! Тот счастлив, кто пьян!

 

Пьём за пламенный сок! Если лето прошло,

Нашу кровь молодит винограда тепло.

Мы умрём, - кто бессмертен? – но в мире ином

Да согреет нас Геба кипящим вином!

Перевод В. Левика

 

 

 

Послание другу в ответ на призыв быть весёлым и «гнать печаль»

«Гони печаль» - ко мне стремглав

Влетел девиз твоих забав.

Не спорю, он меня живил,

Когда в отчаянье, без сил,

Разгулом боль свою глуша,

«Гнала печаль» моя душа.

Но в этот час страданье будит

Всё то, что было, есть и будет.

Всё то, что я любил когда-то,

Изжито, отнято, изъято…

И что скрывать, мы оба знаем,

Что сам я стал неузнаваем.

Но если дружеская связь

Меж нами не оборвалась

И тягу к высшему началу

Душа в пирах не утеряла –

Увещевай, хвали, кори,

Но о любви не говори.

 

Тому, чьи чувства – взаперти,

Легко ли путь к сердцам найти?

Едва ли грустный мой рассказ

Проймёт кого-нибудь из вас,

Едва ли стоит теребить

Любви оборванную нить…

Моя невеста не со мной

Стояла в церкви под фатой.

Её ребёнок мне кивал –

Я с болью в сердце узнавал

Резной овал знакомых губ,

Который с детства был мне люб.

Её победный, гордый взгляд

Моим страданьям был бы рад.

Но по-актёрски безупречно

Я укрывал свой жар сердечный

И, вопреки желаньям страстным,

Умел казаться безучастным.

Ребёнка гладил по лицу,

Завидуя его отцу,

Но в каждой ласке виден был

Моей любви нетленный пыл.

 

Но хватит слов. Я не ропщу

И дальних странствий не ищу.

И в тихой гавани, угрюм,

Обрёл покой мой пленный ум.

Но если трудный час настанет

И «май Британии увянет»,

Молва шепнёт тебе, пожалуй,

О том, кто в злобе небывалой

Чураясь славы и похвал,

В грехах от века не отстал,

Кто в честолюбье непреклонном

Противоборствовал законам,

Кто вписан на страницы книг

Как самый ярый бунтовщик.

Но ты один поймёшь причину

Его падения в пучину.

Перевод А. Парина

К ТИРЗЕ[7] Ни камень там, где ты зарыта, Ни надпись языком немым Не скажут, где твой прах... Забыта! Иль не забыта - лишь одним. В морях, на корабле бегущем Я нес любовь сквозь все года. Нас жизнь и Прошлым и Грядущим Хотела сблизить... Никогда! Я отплывал. Я ждал - хоть взглядом Ты скажешь: "Мы навек друзья!" Была бы легче боль - и ядом Не стала бы тоска моя. Когда часы текли к кончине, Когда без мук она пришла, Того, кто верен и доныне, Ужель ты сердцем не ждала? Как мной, была ль ты кем любима? И кто в последний горький час Следил, как смерть неумолимо Туманит блеск прекрасных глаз? Когда же от земной печали Ты отошла в иной приют, Чьи слезы по щекам бежали, Как по моим они бегут?………………………… Перевод В. Левика ***
Нет, не хочу ни горьких слов,
Ни слов, ласкавших прежде слух!
Бегу от этих берегов
И навсегда к их песням глух.
Те звуки рождены в былом,
И воскрешать его — нет сил.
Забыть, не вспоминать о том,
Каким я стал, каким я был!

Их пел волшебный голос тот,
Но так давно умолкнул он,
И мне слышнее что ни год
В них скорбный погребальный звон.
Да, Тирза, да, в них образ твой,
Но ты мертва, мертва,— с тех пор
Где сердцу был созвучный строй,
Там для него нестройный хор.

Все смолкло! Но звучит опять
Тот голос — эхо лучших дней.
Я не хочу ему внимать,
Он умер, умер вместе с ней.
Но вдруг мне снится вновь: жива!
Я слышу речь ее во сне.
Проснусь — хочу понять слова,
По внемлю мертвой тишине.

О Тирза, явь ли то иль сон,
Ты стала для меня Мечтой —
Ушедшей вдаль, за небосклон,
Звездой над зыбкой глубиной.
И кто сквозь горе и беду
Шагает, бурями гоним,
Тот помнит яркую звезду,
В ночи сиявшую над ним.
Перевод В. Левика

1812

***
Еще усилье — и, постылый,
Развеян гнет бесплодных мук.
Последний вздох мой тени милой —
И снова в жизнь и в тот же круг.
И даже скуке, в нем цветущей,
Всему, что сам отверг, я рад.
Тому не страшен день грядущий,
Кто в прошлом столько знал утрат.

Мне нужен пир в застолье шумном,
Где человек не одинок.
Хочу быть легким и бездумным,
Чтоб улыбаться всем я мог,
Не плача ни о ком... Когда-то
Я был другим. Теперь не то.
Ты умерла, и нет возврата,
И мир ничто, где ты — ничто.

Но лире скорбь забыть едва ли.
Когда улыбка — маска слез,
Она насмешка для печали,
Как для могилы — свежесть роз.
Вино и песня на мгновенье
Сотрут пережитого след.
С безумством дружно наслажденье,
Но сердце — сердцу друга нет.

Нам звезды кроткими лучами
Отрадный мир вливают в грудь.
Я сам бессонными ночами
Любил глядеть па Млечный Путь.
На корабле в Эгейском море
Я думал: «Эта же луна
И Тирзу радует». Но вскоре
Светила ей на гроб она.

В ознобе, мучась лихорадкой,
Одной я мыслью был согрет:
Что Тирза спит, как прежде, сладко
И что моих не видит бед.
Как слишком позднюю свободу —
Раб стар, к чему менять судьбу! —
Я укорять готов Природу
За то, что жив, а ты — в гробу.

Той жизни, что казалась раем,
Ты, Тирза, мне дала залог.
С тех нор он стал неузнаваем,
Как от печали, он поблёк.
И ты мне сердце подарила,
Увы, оно мертво, как ты!
Моё ж угасло и остыло,
Но сберегло твои черты.

Ты, грустно радующий взоры,
Залог прощальный лучших дней!
Храни Любовь — иль грудь, к которой
Ты прижимаешься, разбей!
Что боль, и смерть, и безнадежность
Для чувств, не сдавшихся годам!
За ту святую к мертвой нежность
Я ста живых любовь отдам.
Перевод В. Левика

***
Мертва! Любимой, молодой
Угасла в цвете лет,
Чаруя нежной красотой,
Которой равных нет.
Где б ни был прах твой — пусть он скрыт,
Иль праздный люд над ним шумит,—
Я не ищу твой след
Я не хочу в тоске бессильной
Глядеть на холмик твой могильный.

То место, где укрылась ты,—
Не знаю, где оно.
Сорняк на нем или цветы —
Теперь не все ль равно!
Но знаю: все, что я любил,
Чем жил, дышал и счастлив был -
Все в тлен обращено.
И знаю без похвал надгробных:
Мертва — и нет тебе подобных!

Да, я любил, люблю тебя,
Ты для меня — одна!
Ты умерла, меня любя,
И в смерти мне верна.
Где смерть прошла, навеки там,
Назло наветам, лжи, годам,
Любовь освящена.
И я — каким ни стал бы дальше —
Для мертвой чужд измен и фальши.

Я в праздник жизни был с тобой
Теперь один я, верь.
Закаты, звезды, волн прибой —
Но для тебя теперь.
Но так завиден мне твой сон,
Что, подавив сердечный стон,
Я не считал потерь.
Стареть — всему закон в подлунной,
Ты ж для меня осталась юной.

Зачем красивейшим цветам
Дано так мало дней?
Цветок не сорван — значит, сам
Увянет тем быстрей.
Но если должен лепесток
За лепестком поблекнуть в срок,
Сорви — и не жалей!
Не жди, покуда благородство
И красоту убьёт уродство.

Такою старость предстаёт
В распаде красоты.
Чем краше день, тем хуже гнёт
Растущей темноты.
Наш день, ярчайший в беге дней,
Светился красотой твоей
До гробовой черты.
Так ярче, наземь упадая,
Звезда блистает золотая.

О слезы, слезы! — где их взять
Забывшему покой?
Не быть с тобою, не стоять,
Не плакать над тобой!
Но целовать кудрей кольцо,
Но видеть, не глядеть в лицо,
Не поддержать рукой!
Не выразить любви у гроба,
Которой мы лишились оба!

Что ж лучше,— пусть в могиле ты!
Что радостней, ответь,
Чем быть хоть силою мечты
С тобой, с тобой и впредь,
Чем знать, что вопреки судьбе
Все то сберег я, что в тебе
Не может умереть,
Что не вернуть любви, и все же
Лишь ты живая — мне дороже.
Перевод В. Левика

Эвтаназия

Пусть рано, поздно — то мгновенье
Придёт — и вступит Смерть в мой дом.
Тогда овей меня, Забвенье,
Всепримиряющим крылом.

Наследства ждущей алчной своре
Закрой к усопшему пути.
Ни плакальщиц в притворном горе,
Ни близких сердцу не зови.

Без шума из земного круга,
Без лишних слов уйду во тьму,
Не беспокоя даже друга,
Не портя пира никому.

А ты, Любовь, без жалоб тоже,
Ту силу, что дана Любви,
И мне, как дар на смертном ложе,
И ей — кто будет жить — яви.

Дай видеть мне, моя Психея,
Твою улыбку до конца,
И стихнет боль моя, слабея
При виде милого лица.

Но ты, как жизнь, уйти готова,
А слезы из прекрасных глаз
Обманут в смутный миг живого,
Но ранят сердце в смертный час.

Так пусть угасну одинокий,
Без жалоб, без речей, без слёз.
Ведь многих в Вечность миг жестокий
На мягких крыльях перенёс.

Уходят все. А Время нудит:
«Пора! Умри!» И замкнут круг.
А там — а там тебя не будет,
Ты завершил дорогу мук.

Он близок, день, зовущий к тризне,
Сочти же блага прошлых дней,
И ты поймешь: кем ни был в жизни,
Не быть, не жить — куда верней.
Перевод В. Левика

 

ОДА АВТОРАМ БИЛЛЯ, НАПРАВЛЕННОГО ПРОТИВ РАЗРУШИТЕЛЕЙ СТАНКОВ[8] Лорд Эльдон, прекрасно! Лорд Райдер, чудесно! Британия с вами как раз процветет. Врачуйте ее, управляя совместно, Заранее зная: лекарство убьет! Ткачи, негодяи, готовят восстанье, О помощи просят. Пред каждым крыльцом Повесить у фабрик их всех в назиданье! Ошибку исправить - и дело с концом, В нужде, негодяи, сидят без полушки. И пес, голодая, на кражу пойдет. Их вздернув за то, что сломали катушки, Правительство деньги и хлеб сбережет, Ребенка скорее создать, чем машину, Чулки - драгоценнее жизни людской И виселиц ряд оживляет картину, Свободы расцвет знаменуя собой Идут волонтеры, идут гренадеры, В походе полки... Против гнева ткачей Полицией все принимаются меры, Двумя мировыми, толпой палачей. Из лордов не всякий отстаивал пули; О судьях взывали. Потраченный труд! Согласья они не нашли в Ливерпуле... Ткачам осуждение вынес не суд, Не странно ль, что, если является в гости К нам голод и слышится вопль бедняка. За ломку машины ломаются кости И ценятся жизни дешевле чулка? А если так было, то многие спросят; Сперва не безумцам ли шею свернуть, Которые людям, что помощи просят, Лишь петлю на шее спешат затянуть? Перевод О. Чюминой К ВРЕМЕНИ О Время! Все несется мимо, Все мчится на крылах твоих: Мелькают весны, медлят зимы, Гоня к могиле всех живых. Меня ты наделило, Время, Судьбой нелегкою - а все ж Гораздо легче жизни бремя, Когда один его несешь! Я тяжкой доли не пугаюсь С тех пор, как обрели покой Все те, чье сердце, надрываясь, Делило б горести со мной. Да будет мир и радость с ними! А ты рази меня и бей! Что дашь ты мне и что отнимешь? Лишь годы, полные скорбей! Удел мучительный смягчает Твоей жестокой власти гнет: Одни счастливцы замечают, Как твой стремителен полет! Пусть быстротечности сознанье Над нами тучею висит: Оно темнит весны сиянье, Но скорби ночь не омрачит! Как ни темно и скорбно было Вокруг меня - мой ум и взор Ласкало дальнее светило, Стихии тьмы наперекор. Но луч погас - и Время стало Пустым мельканьем дней и лет: Я только роль твержу устало, В которой смысла больше нет! Но заключительную сцену И ты не в силах изменить: Лишь тех, кто нам придет на смену, Ты будешь мучить и казнить! И, не страшась жестокой кары, С усмешкой гнев предвижу твой, Когда обрушишь ты удары На хладный камень гробовой! Перевод Т. Гнедич 1814

 

Стансы для музыки

 

Как имя твоё написать, произнесть?

В нём весть о позоре – жестокая весть.

Молчу я, но скажет слеза на щеке

О горе, живущем в глухом тайнике.

Для страсти казались те дни коротки,

Но в них – семена безысходной тоски.

В неистовом гневе оковы мы рвём,

Но только расстанемся – снова вдвоём.

Да будет твоею вся радость, вина –

Моею!.. Прости же меня… ты одна

Душою, младенчески чистой владей;

Её не сломить никому из людей.

Я был – и останусь надменным с толпой

Чванливых вельмож, но смиренным с тобой.

Когда я вдали от тебя, одинок,

На что мне и мир, распростёртый у ног?

Один лишь твой вздох – я на казнь обречён.

Один только ласковый взгляд – и прощён.

Внимая моим порицателям злым,

Устами ответишь ты мне, а не им.

Перевод А. Ибрагимова

Из цикла «Еврейские мелодии»

 

1. ДУША МОЯ МРАЧНА Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей! Вот арфа золотая: Пускай персты твои, промчавшися по ней, Пробудят в струнах звуки рая. И если не навек надежды рок унес, Они в груди моей проснутся, И если есть в очах застывших капля слез - Они растают и прольются. Пусть будет песнь твоя дика. - Как мой венец, Мне тягостны веселья звуки! Я говорю тебе: я слез хочу, певец, Иль разорвется грудь от муки. Страданьями была упитана она, Томилась долго и безмолвно; И грозный час настал - теперь она полна, Как кубок смерти, яда полный. Перевод М.Ю. Лермонтова 2. ТЫ ПЛАЧЕШЬ Ты плачешь - светятся слезой Ресницы синих глаз. Фиалка, полная росой, Роняет свой алмаз. Ты улыбнулась - пред тобой Сапфира блеск погас: Его затмил огонь живой, Сиянье синих глаз. Вечерних облаков кайма Хранит свой нежный цвет, Когда весь мир объяла тьма И солнца в небе нет. Так в глубину душевных туч Твой проникает взгляд: Пускай погас последний луч - В душе горит закат. Перевод С. Маршака 3. ТЫ КОНЧИЛ ЖИЗНИ ПУТЬ... Ты кончил жизни путь, герой! Теперь твоя начнется слава, И в песнях родины святой Жить будет образ величавый, Жить будет мужество твое, Освободившее ее. Пока свободен твой народ, Он позабыть тебя не в силах. Ты пал! Но кровь твоя течет Не по земле, а в наших жилах; Отвагу мощную вдохнуть Твой подвиг должен в нашу грудь. Врага заставим мы бледнеть, Коль назовем тебя средь боя; Дев наших хоры станут петь О смерти доблестной героя; Но слез не будет на очах: Плач оскорбил бы славный прах. Перевод А. Плещеева 4. СОЛНЦЕ БЕССОННЫХ Бессонных солнце, скорбная звезда, Твой влажный луч доходит к нам сюда. При нём темнее кажется нам ночь, Ты - память счастья, что умчалось прочь. Ещё дрожит былого смутный свет, Ещё мерцает, но тепла в нем нет. Полночный луч, ты в небе одинок, Чист, но безжизнен, ясен, но далек!.. Перевод С. Маршак

 

СОЛНЦЕ НЕСПЯЩИХ[9]

 

Неспящих солнце, грустная звезда,

Как слёзно луч мерцает твой всегда,

Как темнота при нём ещё темней,

Как он похож на радость прежних дней!

Так светит прошлое нам в жизненной ночи,

Но уж не греют нас бессильные лучи.

Звезда минувшего так в горе мне видна,

Видна – но далека, светла – но холодна.

Перевод А.К. Толстого

 

 

Стансы для музыки

Блаженства нас лишает мир — и ничего взамен.
И мысль и чувство сожжены и обратились в тлен.
Хоть грустно нам румянец щек навеки потерять,
Страшнее то, что прежних чувств не испытать опять.

В наследство выжившим в пути оставил ураган
Лишь покаянья топкий ил да блуда океан.
И верным курсом кораблям вовеки не идти,
К обетованным островам им больше нет пути.

И равнодушия металл, как смерть, сердца пронзил,
Изъяв безудержность мечты и состраданья пыл.
Источник слез застыл, в броню одетый навсегда,
И придали холодный блеск глазам узоры льда.

И хоть изящество и лоск не утеряла речь
И наслаждение порой способно нас увлечь,
Мы — как руины, что обвил могучий виноград:
Снаружи буйная листа, внутри труха и смрад.

О, если б чувства прежних дней, и собственную суть,
И стоны прежние мои, и чаянья вернуть!
В пустыне, как родник, свежа прогорклая вода —
На пепелище чувств сама сладка, как никогда.
Перевод А. Парина

 

ЗВЕЗДА ПОЧЕТНОГО ЛЕГИОНА[10] 1 Звезда отважных! На людей Ты славу льешь своих лучей; За призрак лучезарный твой Бросались миллионы в бой; Комета, Небом рождена, Что ж гаснет на Земле она? 2 Бессмертие - в огне твоём, Героев души светят в нём, И рокот славных ратных дел Твоею музыкой гремел; Вулкан, горящий над землей, Ты жгла лучами взор людской, 3 И твой поток, кровав и ал, Как лава, царства затоплял; Ты потрясала шар земной, Пространство озарив грозой, И солнце затмевала ты, Его свергая с высоты. 4 Сверкая, радуга растет, Взойдя с тобой на небосвод; Из трех цветов она слита, Божественны ее цвета; Свободы жезл их сочетал В бессмертный неземной кристалл. 5 Цвет алых солнечных лучей, Цвет синих ангельских очей И покрывала белый цвет, Которым чистый дух одет, - В соединенье трех цветов Сияла ткань небесных снов. 6 Звезда отважных! Ты зашла, И снова побеждает мгла. Но кто за Радугу свобод И слез и крови не прольет? Когда не светишь ты в мечтах, Удел наш - только тлен и прах. 7 И веяньем Свободы свят Немых могил недвижный ряд. Прекрасен в гордой смерти тот, Кто в войске Вольности падет. Мы скоро сможем быть всегда С тобой и с ними, о Звезда!

Перевод В. Иванова

Стансы Ни одна не станет в споре Красота с тобой. И, как музыка на море, Сладок голос твой! Море шумное смирилось, Будто звукам покорилось, Тихо лоно вод блестит, Убаюкан, ветер спит. На морском дрожит просторе Луч луны, блестя. Тихо грудь вздымает море, Как во сне дитя. Так душа полна вниманья, Пред тобой в очарованье; Тихо все, но полно в ней,

Будто летом зыбь морей.

Перевод К. Бальмонта

Стансы к Августе

Когда сгустилась мгла кругом
И ночь мой разум охватила,
Когда неверным огоньком
Едва надежда мне светила,

В тот час, когда, окутан тьмой,
Трепещет дух осиротелый,
Когда, молвы страшась людской,
Сдается трус и медлит смелый,

Когда любовь бросает нас
И мы затравлены враждою, —
Лишь ты была в тот страшный час
Моей немеркнущей звездою.

Благословен твой чистый свет!
Подобно оку серафима,
В годину злую бурь и бед
Он мне сиял неугасимо.

Привиде тучи грозовой

Еще светлее ты глядела,

И, встретив кроткий пламень твой,

Бежала ночь и тьма редела.

Пусть вечно реет надо мной
Твой дух в моем пути суровом.

Что мне весь мир с его враждой
Перед твоим единым словом!

Была той гибкой ивой ты,
Что, не сломившись, буре внемлет
И, словно друг, клоня листы,
Надгробный памятник объемлет.

Я видел небо все в огне,
Я слышал гром над головою,
Но ты и в бурный час ко мне
Склонялась плачущей листвою.

О, ни тебе, ни всем твоим

Да не узнать моих мучений!

Да будет солнцем золотым

Твой день согрет, мой добрый гений!

Когда я всеми брошен был,
Лишь ты мне верность сохранила,
Твой кроткий дух не отступил,
Твоя любовь не изменила.

На перепутьях бытия

Ты мне прибежище доныне,

И верь, с тобою даже я

Не одинок в людской пустыне.

Перевод В. Левика

Стансы к Августе

Хоть судьба мне во всем изменила
И моя закатилась звезда,
Ты меня никогда не винила,
Не судила меня никогда.
Ты мой дух разгадала тревожный,
Разделила мой жребий одна.
Я мечтал о любви невозможной —
И в тебе мне явилась она.

Если я улыбнусь и нежданно
Отвечают улыбкой цветы,
Я могу не бояться обмана,
Ибо так улыбаешься ты.
Если ссорится ветер с волнами,
Как со мною друзья и родня,
Только тем, что оно — между нами,
Это море тревожит меня.

Пусть Надежда, корабль мой, разбита
И обломки уходят на дно,
Сердцу в бурях лишь гордость защита,
Но и в пытках не сдастся оно.
Ибо смерть предпочту я презренью,
Никакой не страшусь клеветы.
И меня не принудят к смиренью,
Если будешь союзницей ты.

Люди лгут — никогда не лгала ты,
Не по-женски верна мне была,
Ты любила, не требуя платы,
И любовь за любовь отдала.
Ты, не дрогнув, на ложь возражала,
Не для сплетен следила за мной,
Расставаясь со мной, не бежала
И не прятала нож за спиной.

Этот мир не кляну я враждебный,
Где преследуют все одного:
Я не пел ему песни хвалебной,
Но уйти не спешил от него.
И ошибку я страшной ценою
Оплатил в эти смутные дни,
Но зато ты навеки со мною,
И тебя не отнимут они.

Буря прошлое стерла, и что же,
Чем утешу себя самого?
То, что было всего мне дороже,
Оказалось достойней всего.
И в песках еще ключ серебрится,.
И звезда еще в небе горит,
А в пустыне поет еще птица
И душе о тебе говорит.
Перевод В. Левика

Послание Августе

1
Сестра! Мой друг сестра! Под небесами
Нежнее слова, лучше слова нет!
Пускай моря и горы между нами,
Ты для меня все та же в смене лет.
И я, носимый ветром и волнами,
Прошу не слез, а нежности в ответ.
Два мира мне оставлены судьбою:
Земля, где я скитаюсь, дом — с тобою.

Что первый мне! Второй люблю стократ, — Он — гавань счастья, все в нем так надежно! Но у тебя — свой долг и свой уклад, От них уйти — я знаю — невозможно. У нас один отец, но я — твой брат — Жить обречен и трудно и тревожно. Как на морях не знал покоя дед, Так внуку на земле покоя нет.

3
Рожден для бурь, пускай в иной стихии,
Я все изведал: светской брани шквал,
Утесы вероломства роковые
И клевету, что всех коварней скал.
Вина — моя, признаюсь не впервые, —
Так без уверток я вину признал,
Когда на берег выплыл, с бурей споря,
Злосчастный кормчий собственного горя.

Вина моя — и мне предъявлен счёт. Я брошен был в борьбу со дня рожденья, И жизни дар меня всю жизнь гнетёт — Судьба ли то, страстей ли заблужденья? Чтоб вырваться из гибельных тенёт, Разбил бы цепи глиняные звенья, Но вот живу — и рад остаток лет Продлить, чтоб видеть век, идущий вслед.

5
Я мало жил, но видел я немало:
Режимов, царств, империй чехарду.
Как пену, жизнь История смывала,
Все унося: и радость и беду.
Не знаю что, но что-то воспитало
Во мне терпенье, я спокойно жду.
А значит, не напрасны испытанья,
Пусть мы страдаем только для страданья.

Но не протест ли говорит во мне — Моих несчастий плод — или, быть может, Отчаянье? Не знаю, но в стране, Где воздух чист, ничто души не гложет, И тела в благодатной тишине Доспехов зимних тяжесть не тревожит, Я так спокоен, так исполнен сил, Как не бывал, когда спокойней жил.

7
Здесь веет миром детства золотого —
Ручьи, деревья, травы и цветы —
И, благодарный, весь я в прошлом снова —
Там, где ни книг, ни смут, ни суеты.
Где было все и празднично и ново
И в сердце зрели юные мечты,
И, кажется, другого не взыскуя, —
Не как тебя! — но все ж любить могу я.

8
Здесь Альпы предо мной — какой предмет
Для созерцанья! Чувство удивленья
Проходит — это мелкий пустоцвет.
Но здесь источник мысли, вдохновенья,
И даже в одиночестве здесь нет
Отчаянья. Здесь пир ума и зренья.
А озеро! Красивее того,
Где мы росли! Но то родней всего.

9
О, если бы ты здесь была со мною!
Я славить одиночество привык,
И пусть одной бессмысленной строкою
Любовь мою развенчиваю вмиг,
Зато других желаний не открою,
Был не для жалоб создан мой язык,
Но в мудрости отливы есть, как в море.
Боюсь, прилив зальет глаза мне вскоре.

10
Да, озеро, — ты помнишь? — замок мой –
Мой дом, теперь чужое мне наследство.
Красив Леман, но там наш край родной,
Там счастье, там резвилось наше детство.
Стереть их образ — иль его, иль твой —
О! даже Время не имеет средства,
Хотя давно всё дорогое мне
Иль умерло, иль там, в другой стране.

11
Вот он — весь мир! Но одного, как ласки,
Прошу я у Природы: пусть она
Тепло мне даст, и солнечные краски,
И тишину, что сердцу так нужна.
Пусть явит мне лицо свое без маски,
Чтобы не впал я в безразличье сна,
И пусть — пока в разлуке мы с тобою —
Из друга детства станет мне сестрою.

12
Любое чувство гнал бы я, смеясь,
Но это — нет, его храню я строго.
Я здесь как дома — там, где началась
Не только жизнь, но вся моя дорога.
И если браньше с чернью знатной связь
Я разорвал — я б лучше был намного,
Страстей не знал бы, меньше б видел зла,
Не знал бы мук, ты слез бы не лила

13
Тщеславье меньше мною бы владело,
Да и Любовь, — не звал бы Славу в дом.
Они пришли и вторглись в душу, в тело,
А много ль дали? Имя — всё ли в нем?
Душа когда-то лучшего хотела,
И благородным я пылал огнем.
Он отгорел — так все желанья вянут.
Как миллионы, был и я обманут.

14
А будущее — что мне? — Пусть она
Моей о нем не требует заботы.
Я пережил себя уже давно,
Слепой судьбы изведал повороты,
Но жил — не спал, — мне с детства суждено
Быть начеку, сводя с фортуной счеты.
Лишь четверть века длил я жизни бег,
А пережил — как будто прожил век.

15
Так будь что будет — все приму без слова!
Я Прошлое почти благодарю:
В нем есть просветы, пусть оно сурово.
Когда ж о настоящем говорю,
Моя душа хвалить его готова
Уже за то, что вижу и смотрю,
Могу в Природе каждое мгновенье
Любить и созерцать в благоговенье.

16
Сестра! В тебе нашел я свой оплот,
Как ты во мне. Мы были, есть и будем
Во всем едины. То, что в нас живет,
Не умертвить ни Времени, ни людям.
И вместе, врозь — в чаду любых забот
Не предадим друг друга, не забудем.
Союз, который первым был для нас,
Последним разорвется в смертный час.
Перевод В. Левика

Прометей

Титан! С надмирной высоты
На тех, чья горестна дорога,
На муки смертных тварей ты
Не мог смотреть с презреньем бога.
И в воздаянье добрых дел
Страдать безмолвно — твой удел.
В горах утес, орел, оковы!
Но тщетно боги так суровы —
Ты не слабел от страшных мук,
И стон, срывающийся вдруг,
Не дал им повода для смеха:
Ты, озирая небосвод,
Молчал. Ты мыслил: боль вздохнет,
Когда лишится голос эха.

Титан! Что знал ты? День за днем
Борьбу страдания и воли,
Свирепость не смертельной боли,
Небес бездушных окоем,
Ко всем глухой Судьбы десницу,
И Ненависть — земли царицу:
Всё то, что правит средь живых
И с наслажденьем губит их,
Сперва замучив. Был ты Роком
Томим в бессмертии жестоком
И нес достойно свой удел.
Напрасно гневный Зевс хотел
Из глаз твоих исторгнуть слезы.
Ты в Небо слал ему угрозы,
Хоть знал, что станет мягче он,
Открой ты, что не вечен трон
Царя богов,— и приговор
Гремел среди пустынных гор
В твоем пророческом молчанье.
И понял — и познал он страх,
Но злую дрожь в его руках
Лишь молний выдало дрожанье.

Был твой божественный порыв
Преступно добрым — плод желанья
Людские уменьшить страданья,
Наш дух и волю укрепив.
И, свергнут с горней высоты,
Сумел так мужественно ты,
Так гордо пронести свой жребий,
Противоборствуя Судьбе,—
Ни на Земле, ни даже в Небе
Никем не сломленный в борьбе,
Что Смертным ты пример явил
И символ их судеб и сил.
Как ты, в тоске, в мечтах упорных
И Человек отчасти бог.
Он мутно мчащийся поток,
Рожденный чистым в недрах горных.
Он также свой предвидит путь,
Пускай не весь, пускай лишь суть:
Мрак отчужденья, непокорство,
Беде и злу противоборство,
Когда, силен одним собой,
Всем черным силам даст он бой.
Бесстрашье чувства, сила воли

И в бездне мук сильней всего.

Он счастлив этим в горькой доле.

Чем бунт его - не торжество?

Чем не Победа – смерть его?

Перевод В. Левика

ТЬМА

Я видел сон... Не все в нем было сном. Погасло солнце светлое, и звезды Скиталися без цели, без лучей В пространстве вечном; льдистая земля Носилась слепо в воздухе безлунном. Час утра наставал и проходил, Но дня не приводил он за собою... И люди - в ужасе беды великой Забыли страсти прежние... Сердца В одну себялюбивую молитву О свете робко сжались - и застыли. Перед огнями жил народ; престолы, Дворцы царей венчанных, шалаши, Жилища всех имеющих жилища - В костры слагались... города горели... И люди собиралися толпами Вокруг домов пылающих - затем, Чтобы хоть раз взглянуть в глаза друг другу. Счастливы были жители тех стран, Где факелы вулканов пламенели... Весь мир одной надеждой робкой жил... Зажгли леса; но с каждым часом гас И падал обгорелый лес; деревья Внезапно с грозным треском обрушались... И лица - при неровном трепетанье Последних замирающих огней Казались неземными... Кто лежал, Закрыв глаза, да плакал; кто сидел, Руками подпираясь, улыбался; Другие хлопотливо суетились Вокруг костров - и в ужасе безумном Глядели смутно на глухое небо, Земли погибшей саван... а потом С проклятьями бросались в прах и выли, Зубами скрежетали. Птицы с криком Носились низко над землей, махали Ненужными крылами... Даже звери Сбегались робкими стадами... Змеи Ползли, вились среди толпы, шипели, Безвредные... Их убивали люди На пищу... Снова вспыхнула война, Погасшая на время... Кровью куплен Кусок был каждый; всякий в стороне Сидел угрюмо, насыщаясь в мраке. Любви не стало; вся земля полна Была одной лишь мыслью: смерти - смерти Бесславной, неизбежной... Страшный голод Терзал людей... И быстро гибли люди... Но не было могилы ни костям, Ни телу... Пожирал скелет скелета... И даже псы хозяев раздирали........................................И мир был пуст; Тот многолюдный мир, могучий мир Был мертвой массой, без травы, деревьев Без жизни, времени, людей, движенья... То хаос смерти был. Озера, реки И море - все затихло. Ничего Не шевелилось в бездне молчаливой. Безлюдные лежали корабли И гнили на недвижной, сонной влаге... Без шуму, по частям валились мачты И, падая, волны не возмущали... Моря давно не ведали приливов... Погибла их владычица - луна; Завяли ветры в воздухе немом... Исчезли тучи... Тьме не нужно было Их помощи... она была повсюду... Перевод И. Тургенева 1818 СОНЕТ К ШИЛЬОНУ[11]

Свободной Мысли вечная Душа, —
Всего светлее ты в тюрьме, Свобода!
Там лучшие сердца всего народа
Тебя хранят, одной тобой дыша.

Когда в цепях, во тьме сырого свода.
Твоих сынов томят за годом год —
В их муке зреет для врагов невзгода,
И Слава их во всех ветрах поет.

Шильон! Твоя тюрьма старинной кладки —
Храм; пол — алтарь; по нем и там и тут
Он, Бонивар, годами шаг свой шаткий

Влачил, и в камне те следы живут.
Да не сотрут их — эти отпечатки!
Они из рабства к Богу вопиют!
Перевод Г. Шенгели

ИЗ ДНЕВНИКА В КЕФАЛОНИИ[12]

Встревожен мертвых сон, - могу ли спать?
Тираны давят мир, - я ль уступлю?
Созрела жатва, - мне ли медлить жать?
На ложе - колкий терн; я не дремлю;
В моих ушах, что день, поет труба,
Ей вторит сердце...
Перевод А. Блока

В ДЕНЬ, КОГДА МНЕ ИСПОЛНИЛОСЬ
ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ ЛЕТ

Других не властный волновать,
Я сам бесстрастен должен быть,
Но и без отклика, опять
Хочу любить.

Настал мой желтый листопад,
Любви цветенье позади,
Червь погубил плоды, и яд
В моей груди.

Огонь, терзающий меня,—
Вулкан среди пустынных вод;
Ни в ком ответного огня
Он не зажжет.

Надежда, ревность, страха дрожь,
Высокий жребий мук земных,
Любовь — я их лишен, и все ж
Во власти их.

Довольно. Прежнему конец.
Я думать так не вправе — здесь,
Где павший и живой боец
Стяжали честь.

О, слава древняя Афин!
О, стяга плеск и блеск копья!
Как щитоносной Спарты сын,
Свободен я.

Мой дух! Ты помнишь ли, чья кровь
Завещана тебе в удел?
Воспрянь же, как Эллада, вновь
Для славных дел!

 

Пусть над тобой утратит власть

Гнев и улыбка красоты.

Умей унять любую страсть, -

Не мальчик ты!

 

Ты прожил молодость свою.

Что медлить? Вот он, славы край.

Своё дыхание в бою

Ему отдай.

 

Свободной волею влеком

К тому, что выше всех наград,

Взгляни кругом, найди свой холм

И спи, солдат!

 

22 января 1824

Перевод З. Морозкиной

 

Фрагменты из поэм Байрона

 

ГЯУР

Кровь северян так холодна,

Любовь у них всегда спокойна…

Едва ль на севере достойна

Такого имени она.

Моя же страсть была потоком,

Рождённым в кратере глубоком

Горячей Этны… И всегда

Мне болтовня была чужда

О красоте, о страсти жаркой.

Но если щёк румянец яркий,

Но коль пожар в моей крови,

Уста сомкнутые мои

И сердце, что так быстро бьётся

И из груди на волю рвётся,

Коль смутных мыслей ураган,

Отважный подвиг, ятаган,

Залитый вражескою кровью –

Коль это всё зовут любовью,

Так я любил и сердца пыл

Не раз на деле проявил!

Я сердцем твёрд. Моё желанье –

Иль смерть, иль счастье обладанья.

Да, я умру, но я любил,

Я радость жизни ощутил.

 

Пускай мою любовь клеймят

Грехом, позором, преступленьем,

Карай и ты её презреньем.

Старик, ты смотришь на меня,

Как будто хищный коршун я, -

Ты не скрываешь отвращенья.

Да, путь кровавый преступленья

И я прошёл, как коршун злой,

Но я не знал любви другой.

Перевод С. Ильина

 

 

КОРСАР

 

Пиратская песня

 

Средь ликованья тёмно-синих вод

Безбрежна мысль, свободен душ полёт

Над пенной, бесконечною волной –

Вот царство наше, вот наш дом родной

Беспечный отдых и кровавый труд,

Сменяясь бурно, радость нам несут.

Её поймёшь не ты, комфорта раб,

Чей дух пред бурей сдался б и ослаб,

Не ты, чья доля – праздность и разврат,

Кто сну и наслаждению не рад.

Лишь тот поймёт, чей дух над синевой

Вершит победоносно танец свой,

Кто трепет счастья чувствует, когда

Кругом одна бескрайняя вода,

Кто к предстоящей схватке сам спешит

И рад тому, что всех иных страшит,

Кто ищет то, что труса гонит прочь,

А слабого заставит изнемочь, -

Он слышит, как растут в груди его

Прилив надежд и духа торжество.

Из жизни жизнь выхватывая вдруг,

Теряем вмиг здоровье и недуг.

Привыкший ползать увяданье длит,

Он тянет годы, он с постелью слит,

Ползёт он к смерти, еле шевелясь, -

А с нами души рвут мгновенно связь.

Перевод Ю. Петрова

 

ЛАРА

Мятежно воспаряя надо всем,

Готовый над стихиями смеяться,

Он думал: есть ли в небе Тот, пред кем

Склониться должен он