МИЛИ НИОТКУДА 7 страница

 

У Фритци нам жилось без забот. Всё в её доме доставляло нам райское блаженство — четырехконфорочная плита, духовка, холодильник, стиральная машина и сушилка для обуви, полы, устланные коврами, а также подушки и чистые простыни на идеально ровной поверхности кровати. Я-то почти уже и забыла, как жизнь может баловать человека. Теперь, если я подскакивала среди ночи от острого желания «выйти», мне не нужно было ни стараться изо всех сил попасть в кроссовки, ни с мучениями натягивать на себя сорок одёжек, ни ощупью отыскивать рулон туалетной бумаги, а после вслепую нашаривать рукой выход из палатки и полог, спотыкаться о камни и папоротники, жаться на корточках на холоде или под проливным дождём, а затем пробираться обратно в палатку, выслеживать и забивать залетевших со мной кровососов.

 

Каждое утро Ларри налегал на блинчики и бекон, и, если сыпал дождь или поднимался ветер, мы весь день просиживали дома, слушая стерео и подрёмывая у камина. Если же погода удавалась, мы отправлялись пробежаться трусцой либо бродили по лесу. Вечерами мы втроём усаживались возле камина и болтали, дружно налегая на поп-корн. По выходным Фритци катала нас на машине по всему Коннектикуту, чтобы мы могли вдоволь насладиться красками осени, полюбоваться озёрами и «покрутить носами» в местных антикварных лавочках.

 

Словом, первые две недели, проведённые в Сторрсе, подарили нам тихий, расслабляющий конец велопробега по Штатам. Убивало одно — теперь я едва втискивалась в свои единственные брюки. В тот момент во мне было сто тридцать пять фунтов, на двадцать восемь больше, чем перед стартом. Какую-то часть «привеса», скажем фунтов десять, можно было бы «списать» за счёт накачанных мною мышц, но остальное явно относилось к разряду самого обычного старого доброго жирка. И вот впервые в жизни я выглядела далеко не худышкой.

 

К тому времени, когда мы достигли восточной части Британской Колумбии, у меня заметно окрепли и поздоровели спина и плечи, всё оттого, что приходилось «выжимать» и на себе перетаскивать через пески и густые заросли кустарника шестидесятипятифунтовый велосипед. Переходы через перевалы в Скалистых горах подарили рельефность мышцам ног. Когда же мы спустились с гор в Айдахо, меня можно было без натяжки назвать мускулистой — но, разумеется, без лишних «прослоек». Затем настал черёд стряпни тётушки Марджи — девять дней безостановочной кормёжки, как на убой, и никакой работы педалями. Покидая коттедж, я тянула на все сто тридцать фунтов, набрав за время «откорма» почти пятнадцать.

 

Мне представлялось, что все эти лишние фунты как-то сами собой исчезнут за пару недель дороги, но как же я заблуждалась. Ко времени приезда в Миннесоту мой вес дополз до ста тридцати пяти.

 

То, что я нисколько не сбросила за дорогу между Айдахо и Миннесотой, хотя изо дня в день исправно крутила педали, объяснялось довольно просто. Когда мы распрощались с горами, моё тело уже привыкло к ежедневной нагрузке, мускулы налились, и мне больше не требовалось того огромного количества пищи, которое я уничтожала в первые месяцы похода. Пересекая Вайоминг и Южную Дакоту, мне следовало бы ограничить себя в еде, но, увы, мой аппетитище ничуть не уменьшился, и я продолжала поглощать так же много, как раньше.

 

До самой Миннесоты я никак не могла взять в толк, что пора сесть на диету. Затем пришлось полностью отказаться от хлеба, сладостей и молока. Весь следующий месяц мой ленч состоял лишь из маленького стаканчика йогурта и горстки зерновых хлопьев. Хотя диета и держала вес в узде, но всё же я не только не худела, но и терзалась вечным голодом.

 

Ларри, однако же, так и не прибавил ни фунта. Не важно, сколько бы он ни ел — всё сжигалось без остатка.

 

В начале третьей недели житья у Фритци мы наконец вывели велосипеды из заточения на свет Божий и учинили им тщательный техосмотр. Ларри сменил обод у заднего колеса и спицы у переднего. Мы заново покрыли смазкой втулки колёс и подшипники беговых роликов, вычистили и смазали жидким маслом цепи, все шариковые подшипники и тросы приводов тормозов, заменив при этом трос ручного тормоза и гибкий тросик привода переключения передач. Покончив с велосипедами, мы своими руками сшили себе водонепроницаемые нейлоновые «бахилы», доходившие нам почти до колен, чтобы в случае дождя натягивать их поверх кроссовок и шерстяных гетр, и несколько пар непромокаемых перчаток, надеваемых сверху на обычные, а также «попонки», закрывающие поясницу. 23 октября мы вновь навьючили наши велосипеды, распростились с Фритци и тронулись в путь во Флориду.

 

Из Сторрса мы направились на юго-восток, обратно в штат Нью-Йорк. Севернее Нью-Йорка мы переправились через Гудзон у Пикскилла и пересекли северо-западную часть Нью-Джерси, держа курс на Пенсильванию. Мы проследовали на северо-запад по 443-му шоссе до самого Гаррисбурга, вдоль хребтов Блу-Маунтинс, а затем повернули строго на юг и бодро покатили в Вашингтон — поглазеть на его достопримечательности. После двух последних недель бесцельного кочевья по дорогам «глубинки» людские толпы и транспорт на улицах столицы неприятно действовали на нервы, вызывая клаустрофобию. С нас хватило и пары дней, после чего мы двинулись на запад, в Фронт-Ройал, Вирджиния, где поднялись на хребет Аппалачей. Мы проследовали по знаменитым горным дорогам Скайлайн-Драйв и Блу-Ридж-Паркуэй через Вирджинию, в Ашвилл, Северная Каролина.

 

В Фронт-Ройале все, с кем бы мы ни заговаривали, одинаково выражали опасения, узнав, что мы держим путь на Драйв или Паркуэй. «В эту пору слишком холодно карабкаться туда на велосипедах. Ясное дело, на дворе ноябрь. Да и первый снег не за горами. Вот и листья облетели, а все туристские кемпинги на Паркуэй уже закрылись на зиму. На любой лагерной стоянке вы не найдёте ничего, кроме пары холодных сортиров да водопроводного крана».

 

Большинство велосипедистов, встреченных нами по пути к Новой Англии, также предостерегали нас насчёт Драйв и Паркуэй. Все, как один, утверждали, что из-за долгих крутых подъёмов дорога трудна даже для «старичка», не отягощённого вьюками.

 

И всё же, несмотря на все эти предостережения, нам с Ларри очень хотелось подняться на Аппалачи. И Драйв и Паркуэй, как известно, закрыты для грузового транспорта, теперь же, с приходом осени, там вряд ли будет много автотуристов. Мы надеялись, что из-за столь слабого движения дорога, вероятно, покажется нам сплошной шестисотмильной велотрассой.

 

После малонаселённых, бескрайних просторов Запада мы с трудом приспосабливались к запруженным машинами дорогам Среднеатлантического района Штатов. Едва ли не все восточные автомобилисты имели гадкую привычку отчаянно сигналить, стремясь оповестить нас о своём приближении. Кроме того, на Востоке большинство дорог напрочь лишено удобных для велосипедистов обочин, вот почему, вместо того чтобы двигаться «своей колеёй», мы только и делали, что увёртывались от автомобилей и полуприцепов. Дикое желание увильнуть от напряжённого лавирования в потоке «четырёхколёсных», от необходимости день-деньской и изо дня в день «наслаждаться» рёвом гудков заметно пересиливало всякое беспокойство по поводу холодов и крутизны подъёмов.

 

Эти двенадцать дней, понадобившихся на то, чтобы осилить путь по хребту Аппалачей из Фронт-Ройала в Ашвилл, стали для нас, пожалуй, одними из самых каторжных за всё время путешествия. Лишь изредка попадались участки пути, где шоссе более часа сохраняло свою строгую горизонтальность. Большую же часть времени мы старательно форсировали подъёмы, требовавшие, в зависимости от крутизны и протяжённости, от четверти часа до двух часов напряжённого внимания. Стоило нам только достичь вершины восхождения, как всего за пару минут мы с ветерком неслись вниз только затем, чтобы вновь предстать перед очередной кручей.

 

На спусках ноги просто сводило от холода. У подножия каждой новой «горы» приходилось сползать с велосипедов и некоторое время топать на своих двоих, чтобы размять мышцы, прежде чем приступить к новому восхождению. К концу дня нестерпимо ломило колени. К тому времени, когда мы добрались до Ашвилла, у нас окончательно созрело решение: во Флориде во что бы то ни стало модифицировать многоступенчатые передачи наших велосипедов в пятнадцатискоростные, чтобы не так сильно натруживать колени. Нам нужна была дополнительная первая передача — низшая передача — с тем чтобы на крутых подъёмах ноги могли бы крутить педали значительно быстрее.

 

«Горки» оказались не единственным бедствием. Вдоль Паркуэй днём с огнём не сыщешь и захудалой лавочки, поэтому, когда иссякали запасы, приходилось спускаться с хребта в долины, где приютились городки, закупать провиант, а затем вновь взбираться на Паркуэй. Порой одна только операция «спуск-подъём» отнимала никак не меньше часа. Всякий раз, попадая в бакалейную лавку, мы набирали столько всякой всячины, сколько могли впихнуть во вьючники, — обычно трёхдневный резерв, а потом всячески растягивали провизию, ежедневно ограничиваясь минимальным пайком. «Лишний» вес продуктовой ноши, точнее карабканье с ним назад, на шоссе, ещё больше осложнял наше путешествие. Однако после двенадцатидневной «разгрузки», когда мой ленч состоял из крохотного ломтика сыра и горстки подсолнечных семечек, а обед — из сваренных на пару овощей и горстки хлопьев, вкупе с тяжёлыми восхождениями, требующими большой затраты калорий, я наконец-то рассталась с жирком, моим неизменным спутником от самого Айдахо.

 

Как мы и надеялись, шоссе и в самом деле оказалось почти необитаемым, если не считать оленей, скунсов, медведей, енотов и лис, в изобилии встречающихся в этих местах. Когда же мы располагались на ночлег, то нам составляли компанию совы. Мы наслаждались тихим уединением Аппалачей, рассчитывая добраться по Паркуэй до самого национального парка Грейт-Смоки-Маунтинс, но за день до Ашвилла погода предательски испортилась. В Ашвилле нас «обрадовали», что прогноз грозился тремя-четырьмя днями ледяных ливней, а возможно, и снега, вот тогда мы поняли: пора поворачивать на юг.

 

За третью неделю ноября мы пересекли северо-западную часть Южной Каролины и направились в Джорджию. После двух месяцев морозов деньки, когда воздух прогревался до семидесяти по Фаренгейту, казались нам замечательными. Чего никак не скажешь о самих джорджийских «аборигенах».

 

И я, и Ларри, и велосипеды, равно как и само наше предприятие, вызывали стойкое раздражение почти у всех обитателей небольших городишек, раскиданных вдоль захолустных дорог Джорджии. Нас встречали такими пристальными взглядами, от которых стушевался бы любой, а в те дни, когда наше исподнее полоскалось на ветру, свисая с притороченных к велосипедам вьючников, — и насторожённо-испуганным выражением лиц. Бывало, стоило только обмолвиться, что мы из Калифорнии и едем на юг, во Флориду, как обыватели начинали таращиться на нас как на сумасшедших. Сам факт, что кто-то вдруг отважился на столь «явное безумие», был выше их понимания, и мы избегали рассказывать кому бы то ни было о наших планах совершить кругосветное путешествие на велосипедах из опасения быть запертыми в психушку. Всякий раз, когда мы покидали с покупками небольшой магазинчик, его хозяин обычно натянуто справлялся: «Вы ведь ещё заглянете к нам, а?» — и в его голосе было всё что угодно, кроме искренности.

 

Пока мы катили из Ройстона через такие «дыры», как Лексингтон, Кроуфордвилл, Суэйнсборо, Рейдсвилл (что к западу от Клакстона, места ежегодного скопления «гремучек», и строго на север от растянувшихся на мили вдоль 23-го шоссе киосков, торгующих жареным арахисом) и Льюдовичи, меня всё больше угнетала перспектива провести День благодарения — этот большой семейный праздник — в какой-нибудь «глухомани», где едва ли не каждый встречный видел бы во мне подозрительную личность. Ко времени нашего приезда в Брансуик, 22 ноября, в канун Дня благодарения, былая гнетущая тоска по родным местам проснулась во мне с новой силой. Мы завернули в кемпинг «Уетеринг Оукс» как раз до темноты, чтобы помыться и привести себя в порядок к завтрашнему дню. Впервые за много дней мы собирались пойти в ресторан и отобедать индейкой.

 

В конторе «Уетеринг Оукс» мы нос к носу столкнулись с двухсотфунтовым самоанцем, одетым в броню из мускулов, чудом втиснутую в цветастую рубашку с коротким рукавом и джинсовые шорты. В ту же секунду, как только мы перевалили через порог конторы, его лицо расплылось в могучей улыбке Вот уж кого никак не ожидала встретить в Джорджии, так это самоа; но это был именно он, добродушно-весёлый, простосердечный островитянин, уроженец Южных морей, которого совсем недавно занесло на крайний юг Штатов.

 

— Привет, ребятки! Меня зовут Ананас. Похоже, вы оба немало исколесили на своих велосипедах. Не против, если я взгляну?

 

— Нисколько, — согласно кивнула я.

 

— Откуда вы?

 

— Из Калифорнии.

 

— Хм-м-м. Неужели Джорджия заманила вас в такую даль? Бывает, скучаете по дому?

 

— Конечно, частенько.

 

— Бьюсь об заклад, что теперь, накануне Дня благодарения вы и вовсе затосковали, ведь правда?

 

— Похоже, так.

 

— Ну, тогда — внимание. Завтра — большой праздник. Поэтому как насчёт того, чтобы отобедать в День благодарения в компании со мной, моей жёнушкой Шарон, пятью моими ребятишками и нашими друзьями из местных? Мы устраиваем обед прямо здесь, в лагере, и будем очень вам рады, если сумеете выкроить время. По сему поводу я приготовил уйму сочных отбивных по-самоански. Но не беспокойтесь, если вам не вкусу отбивные, то обещаю до отвала накормить вас индейкой с приправой. Ещё будет ямс, фруктовый салат, клюква, желе, булочки и вдобавок ко всему прочему сладкий пирог с тыквой.

 

Мы с Ларри с ходу приняли приглашение Ананаса. А следующий день, когда его друзья, чада и домочадцы, а также мы с Ларри все вместе сидели за праздничным обедом по случаю Дня благодарения, Шарон обняла меня и со смешком сказала:

 

Да, держу пари, в начале путешествия вы и не гадали, что вам выпадет встречать День благодарения в кемпинге где-то в Джорджии, с отбивными и с Ананасом, который читает благодарственную молитву по-самоански, а, разве не так?

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

 

ХОЧЕШЬ ЖИТЬ — УМЕЙ НЫРЯТЬ

 

Когда охранник парка во Флорида-Кис поведал нам, как однажды, во время его путешествия на велосипеде по Центральной Флориде, на дороге с ним поравнялась машина, и дамочка за баранкой кинула ему в лицо грязную салфетку, мы знали: он не врёт. И мы ничуть не удивились, услышав, как в Южной Флориде один водитель швырнул ему в глаза полный стаканчик колотого льда.

 

Проехав из конца в конец почти весь Болотный штат, мы с Ларри до дна испили чашу того, что можно было бы назвать «горьким опытом выживания велотуриста в условиях Центральной и Южной Флориды». И нам самим тоже было что порассказать.

 

Северная Флорида — совсем другое дело. С побережья Джорджии мы бодро покатили на юго-запад, в район Окефеноки-Суомп, где пару дней странствовали по болотам, плывя в каноэ бок о бок с аллигаторами. Затем, вновь оседлав велосипеды, с мучениями и приключениями пробирались по глухим дорогам Северной Флориды, держа курс в Нью-Порт-Ричи, что на берегу Мексиканского залива, в окрестностях Тампа.

 

Теперь нас одолевала жара. Столбик термометра замер где-то в районе восьмидесяти, а влажность была такой высокой, что мы буквально проквасились от пота, а то немногое из одежды, что было на нас, всё время промокало до нитки. Как и в Джорджии, движение на второстепенных дорогах Флориды было редким, а водители — внимательны к другим. Настал и на нашей улице праздник. Нам больше не угрожала надвигающаяся зима, и, в отличие от джорджийцев, жители городков, которые мы проезжали по дороге, не заставляли нас постоянно чувствовать себя «не в своей тарелке» и не собирались мешать нашему путешествию. Ежедневно во время привала на ленч мы покупали газету и просиживали в парке пару часов, закусывая или мирно клюя носом.

 

Мы направлялись в Нью-Порт-Ричи проведать моего двоюродного дедушку с супругой. Для своих восьмидесяти дедушка Кларенс был ещё хоть куда. В ноябре, бывало, он суетился вокруг своей крепкой машины-фургона, приводя её в божеский вид, а затем отправлялся со своей дражайшей Эвелин за восемьсот миль от дома в Хантигтон, Западная Виргиния, в «Голубую Лагуну», стоянку мобильных домов в Нью-Порт-Ричи — на «зимние квартиры».

 

После смерти первой супруги, когда дедуле уже перевалило за семьдесят, он обнаружил, что жить одному ох как тоскливо. Чтобы поправить незавидное положение, он доверился «электронной свахе», изложив в анкете всю свою подноготную и упомянув об интересах.

 

— В то время я только-только обзавёлся домом-фургоном, правда, внутри ещё было пустовато. Когда же компьютер выдал мне имя и «координаты» Эвелин и мы с ней познакомились, то оказалось, у неё есть всё, кроме «дома на колёсах», и вот тогда-то мы решили объединить хозяйство и поженились. Вот что значит умный компьютер!

 

Накануне нашего приезда в Нью-Порт-Ричи я позвонила Кларенсу и Эвелин и сообщила, когда примерно нас следует ждать. На следующий день, когда мы въехали на территорию «городка-стоянки», состоящего из пяти так называемых жилищных массивов, дядюшка Кларенс вместе со своим двухколёсным другом уже поджидал нас на обочине хайвэя № 19. Давненько мы с ним не виделись, но стоило мне только завидеть маячившего у перекрёстка мужчину, как я без труда узнала в нём Кларенса. Он высился прямой, как мачта, щеголяя тщательно отутюженными голубыми бермудами и белоснежной трикотажной тенниской, в кедах и кепке-бейсболке.

 

При виде Кларенса я тихонько хихикнула себе под нос: похоже, он не растерял прежней живости и был готов хоть сейчас крутить педали вместе с нами. Лет двадцать назад, когда Кларенс как-то раз собрался к нам в Сан-Диего погостить на лето, Па специально для дядюшки соорудил перила у парадного входа в дом. Однако Кларенс, полностью проигнорировав эту «мелочь», перепрыгивая через две ступеньки, лихо взлетел по лестнице поприветствовать нас. Вот и сейчас дядюшка Кларенс пребывал в достаточно хорошей форме, чтобы позволить себе велосипедную прогулку в бакалейную лавку, прачечную-автомат или на пляж.

 

Видно было, как гордится Кларенс своей внучатой племянницей, отмахавшей на велосипеде восемь с половиной тысяч миль через всю Америку; но и я ничуть не меньше гордилась дедом-дядюшкой. Разменяв девятый десяток, Кларенс, по счастью, не утратил интереса к жизни, не в пример большинству из нас, теряющих его задолго до того, как нам перевалит за сорок.

 

— Эй, Кларенс, я сейчас ноги протяну. Как насчёт того, чтобы дотащить за меня мои узлы? — подначивал Ларри.

 

— А по-моему, что для тебя ещё каких-то пять кварталов. Да и дорога отсюда до стоянки — ровнее не бывает; это вам не в гору, — расхохотался Кларенс.

 

Держась в седле всё так же прямо с блаженной улыбкой на лице, он сопроводил нас до стоянки. Благодаря ему и Эвелин все обитатели городка уже знали о нашей затее, и нас восторженно приветствовало около сотни старичков и старушек.

 

Мы с Ларри прожили в Нью-Порт-Ричи неделю. Это были семь хлопотливых дней. Поскольку мы пообносились в походе, день ушёл на покупку шорт, белья, носков и футболок. На следующее утро мы вручную постирали вкладыши спальников и куртки, предоставив сушке-автомату довершить нашу работу, целый день щедро потчуя её десятицентовиками.

 

Ещё день ушёл на поход по бюро путешествий. До сих пор мы ещё не решили, что предпринять в ближайшие зимние месяцы: выбрать ли круиз по Карибскому морю, поколесить ли по Юкатану либо лететь прямиком в Испанию.

 

Наведя всевозможные справки в турагентствах и выяснив всё о недорогих авиарейсах как в Европу, так и на Юкатан, мы приступили к закупке запчастей к велосипедам в окрестных магазинчиках. Ларри удалось разжиться столь необходимыми нам звёздочками и цепями, однако всего достать так и не удалось. В итоге, пробившись по телефону в магазин велосипедов в Пало-Альто, в Калифорнии, он заказал переслать по почте все нужные нам детали для замены передач с десяти на пятнадцать.

 

В дни, свободные от беготни по магазинам и суеты и маеты с велосипедами и пожитками, Кларенс и Эвелин знакомили нас с местными достопримечательностями. Кроме того, мы почти все вечера проводили у Кларенса, засиживаясь за разговором едва ли не до полуночи. «Век бы слушал ваши истории, — так по обыкновению говаривал он. — А ещё люблю наблюдать, как вы возитесь со своими велосипедами. Правда, вот уж удовольствие так удовольствие!» Прежде чем нам наконец удавалось отправиться на боковую, Кларенс ещё долго прогуливал нас по улице, кругов этак пять вокруг парка.

 

Почти все обитатели городка автоприцепов постоянно жили в Новой Англии или на Среднем Западе, откочёвывая во Флориду, чтобы избежать суровых зимних морозов. Весьма любопытно, что были среди них и жители тех самых негостеприимных городишек, через которые мы проезжали и где останавливались по пути, и вот эти люди стремились не просто пообщаться с нами, но и взять нас под своё крылышко. Пока мы трудились над нашими велосипедами, устанавливая новые звёздочки и меняя рычаги, вокруг нас постоянно суетились старички, без устали предлагая свои гаечные ключи, иногда они тихо присаживались понаблюдать за нашей работой.

 

За два дня до отъезда из Нью-Порт-Ричи мы с Ларри устроили для всех обитателей городка маленькую презентацию с показом слайдов. Пересекая Америку, мы отсылали моим родителям отснятые плёнки, надеясь на то, что они будут проявлены и дождутся нас в целости и сохранности; поэтому когда Кларенс сказал мне, что жители мобильных домов горят желанием послушать наш рассказ, я позвонила родителям и попросила выслать нам готовые слайды. За день до показа Энн Тернбулл, старожилка стоянки, заглянула в фургон Кларенса и протянула мне какой-то конверт.

 

— Что сказать, вы оба и в самом деле вернули к жизни всех нас, всё местное старичьё, — улыбнулась она. — Все только и говорят о вашем путешествии. А как же, благодаря вам все мы получили крепкий заряд бодрости, ну а мечты о том, что вы сделаете это за нас, скрасят унылые минуты нашей жизни. Вот, пожалуйста, примите конверт. Здесь немножко денег. Хотим хоть чем-то вам помочь, по-своему поучаствовать в вашем путешествии, что ли. А ещё это — наша благодарность вам за то, что вы внесли немного света и радости в нашу жизнь, подарив нам всем нечто такое, о чём мы будем теперь ещё долго с восторгом думать и говорить.

 

Весь остаток дня люди шли к нам проститься и пожелать удачи. Супруги Зиглерс из Мичигана преподнесли мне ожерелье в качестве талисмана, другая чета вручила рождественскую открытку с вложенным внутрь банковским счётом на двадцать долларов на праздничный обед — куда бы в ту пору ни занесла нас нелёгкая.

 

Утром 9 декабря, прежде чем покинуть «городок на колёсах», мы целый час благодарили всех и каждого за помощь, доброту и подарки. Особенно нелегко мне было прощаться с Кларенсом. Когда я потянулась обнять его, он обвил рукой мои плечи и прочувствованно произнёс, как гордится он нами и нашим делом и что он никогда, покуда жив, не забудет неделю, которую мы провели все вместе. У выезда со стоянки я остановилась и оглянулась назад. Стараясь не сутулиться, Кларенс стоял рядом со своим велосипедом и со слезами на глазах махал нам рукой. Это была наша последняя с ним встреча.

 

Из Нью-Порт-Ричи мы с Ларри устремились на восток по 54-му шоссе, дабы обогнуть Тампа, прежде чем повернуть на юг, в сторону Кис. Первые признаки того, что дела в Центральной Флориде примут совершенно иной, то есть скверный, оборот, проявились уже в пятнадцати милях от Нью-Порт-Ричи. Дамочка в расцвете лет в гигантском «поглотителе бензина» во весь опор неслась вперёд. Нацелившись прямо нам в спину, она всё больше разгонялась, непрерывно терзая гудок. Казалось, машина вот-вот нас накроет, поэтому мы оба шарахнулись с проезжей части. Дорога не имела обочины — за кромкой асфальта шины с ходу зарылись в песок, от резкой остановки велосипеды подбросило так, что каждый из нас буквально воспарил над рулём. Приземлившись с глухим шлепком на песок перед велосипедом, я подняла глаза, чтобы рассмотреть дамочку, теперь уже неторопливо проплывавшую мимо меня по асфальту. Рядом с ней сидел мальчуган лет семи-восьми, она прыскала, указывая на нас, чтобы и он мог как следует оценить результат её «шутки». Оба они расхохотались. Когда же мы с Ларри, вскочив на ноги, рванулись к машине, злодейка выжала акселератор и с хохотом умчалась прочь.

 

— Вот вам и первая роковая женщина. Будем надеяться, второй такой не найдётся во всей округе, — пожала плечами я. О, если бы я только знала!

 

Весь остаток дня, да и на следующий день, машин было хоть отбавляй, хотя, если верить нашим картам, мы всё время придерживались второстепенных дорог. Мы проследовали по 54-му шоссе до Зефирхиллс, затем двинулись по 39-му к югу. Обе дороги были напрочь лишены обочин, и ни один из проезжавших мимо водителей не утруждал себя заботой аккуратно обогнать нас. Впервые за всё время нашего путешествия автомобили со свистом проносились мимо нас, не уступая ни дюйма, и мы лишний раз убедились, как важно не съезжать с узкой полоски проезжей части, отделявшей бока мчавшихся автомобилей от песка, грозящего нам очередной встряской.

 

На второй день пути, после того как мы покинули Нью-Порт-Ричи и проделали часть пути по 39-му шоссе, где-то чуть севернее жалкой кучки домов, претендующих на гордое имя Форт-Лонсом, мы заскочили в небольшой бакалейный магазинчик купить еды к обеду. Стоило нам перешагнуть порог лавки, как стоявшая за прилавком тучная продавщица уставилась на нас с явным любопытством.

 

— Чужие сюда редко заглядывают. Откуда, ребята? — спросила она.

 

— Из Калифорнии, — ответила я.

 

— Калифорния! Так вы из Калифорнии?

 

— Да.

 

— «Чёртовы Ангелы». И это всё, чем славится ваша Калифорния, надо же, «Чёртовы Ангелы». Вы тоже — из этих? — Тётка беспокойно скользнула взглядом по велосипедам.

 

— Да нет, — ответила я. — Вообще-то не все калифорнийцы — «Ангелы». Да и «Чёртовых», если честно, не так уж много, особенно за пределами Окленда.

 

— А вот этого — не надо! — взорвалась толстуха. — Моя соседка как-то съездила в Калифорнию. Так вот она рассказывала, что там эти типы на мотоциклах торчат повсюду, куда ни плюнь!

 

— Но поймите же, ведь это не значит, что каждый калифорнийский мотоциклист непременно и есть этот самый «Чёртов Ангел». Они…

 

— Ну уж мы-то здесь знаем! — отбрила она меня. — Будьте спокойны. Мы тут на дух не выносим всяких там мотоциклистов. Наши ребята любят палить по ним, когда те мимо проезжают.

 

Женщина на минуту закрыла рот, снова вперившись в наши велосипеды. Коротышка лет сорока, она прятала свои телеса под складками необъятного домашнего платья из набивного ситца. Её тёмные волосы были коротко острижены.

 

— Но мы же путешествуем на велосипедах, а не на мотоциклах, — успокаивал её Ларри.

 

— Ну, не знаю. Местные могут пульнуть и в вас. Захотят и турнут вас отсюда.

 

Пока она продолжала с подозрением разглядывать наши велосипеды и скарб, мы с Ларри одновременно подумали об одном и том же. Почему никто не предостерёг нас? Нам приходилось слышать немало историй о неотёсанных обывателях Техаса, Алабамы и Миссисипи, мягко говоря, недолюбливающих велосипедистов. Один из велотуристов рассказывал, что, когда он путешествовал по Техасу, один лихой ранчмен, проезжавший мимо в своём пикапе, буквально изрешетил пулями вьючники у него за спиной. А вот о Флориде даже и речи не было.

 

После недолгого молчания женщину вновь прорвало:

 

— А скажите-ка всё-таки, что заставляет леди тащиться на велосипеде в такую даль — от самой Калифорнии до Флориды? Ясно ведь, женщина, будь она в здравом уме, никогда не станет делать ничего подобного. Ты, что ли, заставил её проделать этакое? — Она свирепо взглянула на Ларри.

 

— Да что вы! Это была её идея, — хихикнул Ларри, прежде чем я успела раскрыть рот.

 

— Опять заливаешь. Да только посмотри на неё, ну разве ей могло прийти в голову такое. Вот беда-то: тощая — кожа да кости, ей ли крутить педали этакой громадины. Ты её вынудил это сделать, хоть бы постыдился! Ладно, скажу вам одно — не зевайте. Помните, что я вам говорила! Не любим мы всяких там байкеров.

 

Подгоняемые душевным напутствием, мы с Ларри вынырнули из магазинчика и вновь покатили на юг по 39-му шоссе, держась своей узкой «ленточки» асфальта, в то время как грузовики, пикапы и легковушки с лязгом и фырканьем проносились мимо. К концу дня, когда пришло время остановиться, мы не заметили, как оказались в окружении болот, изгородей из колючей проволоки и знаков: «ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ», исключающих всякую возможность свободно расположиться на ночлег. Здесь, в Центральной Флориде, нам обоим как-то особенно не хотелось форсировать изгороди и уж тем более ставить палатку в частных владениях. Мы уже усвоили, что даже если и не достанемся аллигаторам, то какой-нибудь разгневанный ранчмен непременно начинит нас пулями. И мы продолжали катить вперёд в надежде добраться до сухого, не опутанного проволокой пятачка.