Глава 25. Пока я спускался по ступенькам, внутри все кипело от ярости

 

Пока я спускался по ступенькам, внутри все кипело от ярости. Но потом темный сгусток появился из сумрака и быстро трансформировался в твердую фигуру Габриэля. Фигуру, проходящую через забор, машины и мотоцикл, легко движущуюся ко мне, так, словно его ничто в мире не заботит. И даже не подозревая, что в нескольких шагах от смерти от моей руки.

— Ай-ай-ай. Шейн, я чувствую твои ярость и злость как погоду. Я всегда любил эту человеческую публичную демонстрацию своих слабостей. Ты действительно планировал отобрать мою жизнь? Мое существование? И как же простой человек совершил бы сей подвиг?

— Пошел ты, Габриэль.

— Хорошо. Только тогда это может впоследствии оставить свои шрамы.

Габриэль мгновенно оказался передо мной, вцепившись кулаками в воротник куртки и таща меня по небольшой дорожке в нескольких метрах от дома Грейс. Он толкнул меня в тень, и я с грохотом повалился на мусорные баки, выстроенные вдоль переулка.

Я с трудом поднялся, обхватив руками себя за бока.

— Ты действительно думаешь, что я не буду бороться за нее? Думаешь, я так легко сдамся?

Расправив свои древние крылья в темном переулке, он стоял и смотрел на меня. Взгляд его был диким, мрачным, раздраженным и таким чертовски безумным.

— Она никогда не полюбит такого отброса и бабника-наркомана как ты, Шейн. И уж я-то постараюсь, чтобы она разглядела, какой ты на самом деле. Ты не ангел, которого она хочет, ты — ничто. — Медленно он вытащил что-то из кармана и скрыл в ладони так, чтобы я не разглядел, что это было.

Гнев охватил меня, кулаки потряхивало от ярости, и мне зверски захотелось удавить его. Я пихнул его ладонями в грудь, отталкивая назад.

— Я буду бороться за нее. И победителем буду я.

Рукой, словно стальной хваткой, он сдавил мое горло, и меня охватила паника. Подняв меня одной рукой и удерживая над землей, он вогнал шприц мне в шею, вливая эту дрянь в вены. Выдернув опустевший шприц из моей шеи, он швырнул меня на землю и улыбнулся. По венам потек эйфорический жар.

— Гейб, а ты не борешься честно... — Я заторможенно улыбнулся ему, в то время как мое тело охватывал кайф.

— Такого количества героина должно хватить, чтобы убить твою смазливую оболочку, которую ты называешь телом. В два счета. И Грейс запомнит тебя всего лишь конченным наркоманом. Твое тело не найдут до утра, мой младший брат. А к тому времени Грейс уже будет у меня на крючке, Симпатяжка.

— Оуу, Габриэль, ты назвал меня симпатяжкой, и я начинаю думать, что ты находишь меня привлекательным, — пробормотал я, изо всех сил пытаясь удержать контроль над своим телом.

— Даже на последнем издыхании ты шутишь. Просто подумай о том, что почувствует твоя малышка Грейс, когда увидит, что ты всего лишь обычный наркоман. Быть может, я даже прибавлю боли ее сердечку, подсунув под твой труп одну из твоих мерзких шлюшек. И тогда она поймет, кем на самом деле являлся Шейн Макстон. Не переживай, я стану тем АНГЕЛОМ, который утешит ее.

Его смех эхом разлетелся между стенами возвышающихся надо мной кирпичных зданий. Мои конечности начало сильно трясти, и рот наполнился пеной с привкусом шалфея. А мысли стали словно желе, и единственное, на что меня хватило, — это взывать к Михаилу и молить о какой-нибудь помощи.

А потом началось действие героина. Тело окутало тепло, но это тепло было в голове, отделяющее разум от тела, заставляющее забыть о том, что ты отключаешься, в судорогах, брошенный на холодной улице. Все выглядит прекрасным и, клянусь, кажется, что мы живем в мире, где люди ездят на розовых единорогах, где все хорошо. Где не подстерегают опасности. Грейс начала ускользать из моих мыслей, а вены начало жечь от кайфа.

Находясь в бреду, я слышал свой собственный голос, взывающий к Михаилу. И где-то глубоко внутри разума я осознавал, что эти ощущения ненормальны.

Пульс превратился в бешеный перестук барабанов, а сердце чуть не взорвалось от давления. У меня была передозировка, но из-за кайфа я не чувствовал ничего, кроме чистейшего удовольствия. Где-то на пике эйфории захватила паника, и мое сердце забилось еще быстрее. Организм боролся за каждый вдох и выдох, и казалось, что мозг вот-вот взорвется. Мне хотелось умереть. Пожалуйста, Михаил, избавь меня от этого яда.

Выползая из переулка, я споткнулся во тьме улицы и рухнул перед желтым такси, несущимся на меня. Раздался визг тормозов, но потом сильные, покрытые перьями руки потянули меня вверх, поднимая над автомобилем и унося меня в ночи.

Михаил бережно держал меня; жар и огонь от покидающего тело героина заставляли корчиться в муках, но совершенно отрезвляли. Я отключился, провалился в никуда, земля уходила из-под ног, и я упал. И приземление было тяжелым.

Было 7:30 утра, когда я дрожащими руками открывал дверь своей квартиры. Испытывая отвращение, я шагнул в то, что выглядело как вечеринка студенческого братства, взорвавшаяся на всех моих некогда чистых стенах. Как, черт возьми, можно было сотворить такую катастрофу?

Мой ответ вышагивал на красных шпильках, с растрепанными темными волосами длиной до плеч, одетая только в крошечные красные кружевные трусики. Игнорируя Блисс — само героиновое воплощение и одну из подруг детства прежнего Шейна, я пронесся к моей спальне (которую один из вспомнивших про совесть парней запер). Мое сердце прерывисто билось в груди, а руки ужасно тряслись из-за быстрого вывода наркотика из моего организма. Как, черт возьми, мне проводить репетицию в таком состоянии? По опыту я знал, это только начало.

Мне была необходима пробежка. Надо побегать и избавиться от этого... этого... неконтролируемого... чувства. Мои ноги дрожали. Меня покачивало. По телу бегали мурашки. Вот черт. Уже 7:40! Час и двадцать минут. У меня всего час и двадцать минут, прежде чем Грейс увидит меня. Нельзя, чтобы она видела меня таким.

Я сорвал с себя рубашку и брюки и побежал в ванную. Блисс следовала за мной, рявкая своим высоким противным голосом на меня:

— Где, черт возьми, ты был всю ночь? Алекс рассказывал мне о вашей новенькой гитаристочке. Говорит, что у тебя серьезные чувства к ней. Шейн Макстон не способен на серьезные чувства. Не хочешь объясниться?

Я захлопнул дверь ванной комнаты перед ее носом и включил душ. Надо остановить дрожь. Надо успокоить мышцы. Обжигающая горячая вода стекала по телу, заставляя болезненно гореть кожу, поры и вены. Упав на колени, меня трясло от нехватки наркотика. Я полувысунулся из ванны и вцепился руками во влажный фарфор унитаза. Тошнота стягивала узлом и сводила судорогой мышцы живота, пока я не очистился от оставшихся во мне токсинов. Мое нагое тело скручивало, оно боролось с самим собой на холодном плиточном полу. У меня резко повысилась температура, а мышцы зверски начали болеть.

Воззвав к мелким остаткам своих сил, я снова заполз в ванну и начал скрести кожу мылом. Все чесалось и молило об очередной дозе кайфа. Но нельзя. Нельзя, чтобы Грейс видела меня таким. Следовало отменить репетицию. Это тело не справится с ломкой, не на глазах у всех.

Горячий поток воды смыл мыло. Я наблюдал за тем, как крошечные пузырьки закручиваются по спирали и стекают в канализацию, и жалел, что не могу тоже стать жидким и утечь в нее; войти в поток проточной воды и в конечном итоге раствориться в этом мире.

Ладони кое-как нащупали кран, но непосильным трудом казалось перекрыть его. Мой скулеж отразился от стен эхом и прозвучал как насмешка.

Не знаю, сколько минут прошло, прежде чем кто-то протянул ко мне руку и выключил воду. Я то приходил в себя, то терял сознание, когда холодные руки обернули мягкое полотенце вокруг моих плеч.

— Прости меня, Шейн, я позабыл, насколько хрупки человеческие тела, — прошептал голос Михаила рядом с моим отяжелевшим телом, когда его крылья обернулись вокруг меня и подняли вверх.

Сразу же я испытал облегчение, каждую клеточку тела покидала эта мерзость. Очищая меня. Очищая, пока я не смог сосредоточить свой взгляд, пока дыхание не стало ровным, а сердцебиение сильным.

— В правду ль она стоит сего, Шейн?

— Ты никогда не ощущал мягкость ее губ, — прошептал я, изо всех сил пытаясь устоять. Вскоре мое тело стало легче, здоровее и сильнее. Какое облегчение.

— Так дело в похоти?

Поднимая взгляд, чтобы встретить его, я выдержал взгляд ледяных голубых глаз.

— Михаил, я провел тысячи лет, будучи запертым в Аду, и абсолютно каждый момент я думал о ней, а не о собственных страданиях. Здесь, месяцами находясь в этом изуродованном наркотиками теле, я пытался забыться в похоти с другими женщинами, и не смог. Я был уничтожен, а она возродила меня, заново собрала мою сломленную душу по кусочкам. Сердце мое изнывает по ней. Ведь она является второй половинкой моей расколотой души, и мне никогда не стать самим собой до тех пор, пока она снова не будет моей.

Легкая улыбка заиграла на его губах, когда он кивнул и исчез. Воздух на месте, где мы стояли, сгустился и замерцал, пока я не остался совершенно один, голый.

И пускай я и был совершенно сух, я обернул полотенце вокруг талии и вернулся к себе в комнату, чтобы одеться. Блисс выпрыгнула из кухни и пошла за мной, даже не подозревая, что мое человеческое тело недавно чуть не умерло в ванной комнате или что на расстоянии вытянутой руки от нее был настоящий Архангел.

Она проводила меня до комнаты и начала ныть, пока я доставал из шкафа одежду. Повернувшись к ней спиной, я сбросил полотенце и быстро натянул на себя боксеры и джинсы.

Она стояла, прислонившись к косяку двери, скрестив руки на по-прежнему обнаженной груди.

— Знаешь, Шейн, мы оба полуголые, у тебя в комнате, могли бы знатно развлечься. Я не видела тебя более десяти месяцев, так как насчет небольшого расслабона? — Она достала пузырек с каким-то наркотиком из своих долбанных трусов, закрыла мою дверь и, подобно змее, скользнула ко мне. Она даже шипела еще какую-то херню.

Я проигнорировал ее пузырек с наркотой.

— Проклятье, Блисс, а твоя левая нога не соскучилась по правой? — съязвил я, хватая футболку и вышел за дверь.

Она выступила вперед, тряся передо мной сиськами.

— Стой. Шейн, ты хочешь сказать, что то, что я раздвигаю ноги, это плохо?

Я обошел, даже не взглянув на ее грудь.

— Я всего лишь говорю, Блисс, что ты забралась на самую верхушку древа Шлюх и рухнула оттуда. — Я обернулся и безразлично посмотрел в ее покрасневшие глаза. — При этом по пути трахая каждого встречного парня. Мне не хочется прикасаться к подобному. И да, у меня серьезные чувства к Грейс. Настолько серьезные, что у меня начисто пропало желание пихать свой член в каждую жаждущую этого девушку.

— Не верю. Ты, блин, врешь. Ты такой потаскун, Шейн, что ни одной девушке не дано долго развлекать тебя.

— Думай что хочешь, Блисс, — пробормотал я.

Мерзкая улыбка появилась у нее на губах.

— Скажи-ка мне, Шейн, а что она думает обо всех твоих девках? Понимает ли она, какой ты бабник? Или о наркотиках, Шейн? Она хоть знает? Помнишь последний раз, когда мы вместе ловили кайф?

— Я изменился. Стал взрослее. И я чист уже девять месяцев, а в последний раз, когда мы ловили кайф, я набрался так, что чуть не сдох в туалете «Бузера» с какой-то твоей рыженькой подружкой под боком. Я не вернусь к этой гадости.

Открыв дверь своей спальни, я помчался по коридору, натягивая футболку через голову. Блисс шла за мной, продолжая скулить. По-прежнему одетая в одни крошечные красные трусики.

И наткнулся на стоящую в дверях и разговаривающую с Итаном Грейс. Взгляд ее метнулся прямо к Блисс, и выражение чистого ужаса, появившееся у нее на лице, ударило словно бейсбольной битой по коленям. Она сильно покраснела, и я точно понял, что она сразу же представила себе худший вариант. Но хуже всего то, что мне не за что было ее винить, ведь я ей не доказал обратного.

С того места, где я стоял, я отчетливо видел слезы в ее чудесных глазах, и сердце мое заныло от желания потянуться и крепко обнять ее. Она подняла подбородок и встретилась со мной взглядом. Время застыло. И в этих глазах я увидел ненависть и отвращение, а затем пустоту. Ее взгляд стал решительным, и она уверенно отвернула лицо, лишенное всех эмоций, как будто ей только что все стало безразлично. Нет, безразличным ей стал я.

— Я принесла всем кофе, он внизу, конечно, если репетиция еще в силе, — беззаботно сказала она.

Стоило слову «кофе» слететь с ее губ, как Алекс показался из-за дивана, одетый в одни черные боксеры с гигантским желтым смайликом спереди.

— Ах, Грейс, любовь моя, с твоих уст всегда слетают самые прекрасные слова. Веди меня к кофе.

Алекс споткнулся о диван и, обойдя Грейс, вышел за дверь и побрел по коридору, напевая идиотскую песенку про кофе. Итан последовал за ним.

Грейс снова посмотрела на меня, ее губы подрагивали, и развернулась, чтобы уйти. Я вцепился ей в плечи, осторожно поволок ее обратно, отчаянно желая прояснить ситуацию. Но как только я ее коснулся, она вздрогнула, а мое сердце рухнуло вниз.

Воспользовавшись увиденным, Блисс медленно обошла нас и прикусила нижнюю губу, поглядывая то на Грейс, то на меня.

— Дай знать, если найдешь мой лифчик, сладкий. Я соберу девочек, встретимся в студии позже, — мурлыкнула она.

Да какой черт дернул Блисс? Чтоб меня, теперь Грейс мне ни за что не поверит.

Виляя своим мерзким задом и хихикая, Блисс вышла в холл. Все это время взгляд Грейс был прикован к Блисс.

— Проклятье, Шейн, ты выбрал не ту девушку прошлой ночью, — прошептала она.

— Грейс, не надо. Не смей даже думать о том дерьме, что ты сейчас подумала. Единственной, с кем я хотел провести прошлую ночь, была ты. Ты всегда будешь этим человеком, — серьезно произнес я.

Медленно Грейс перевела взгляд на меня.

— Конечно, Шейн. Как скажешь. Будто я не знаю, какой ты, Шейн, пожалуйста, не делай из меня дуру. — Она вырвалась из моих рук и притворно улыбнулась. — Я иду в студию репетировать. Увидимся там. Если помнишь, я принесла вам кофе, — равнодушно сказала она.

Я устремился по коридору в поисках Блисс, которая, конечно же, в одних трусиках валялась в моей постели.

— Уноси свою грязную задницу из моей постели. Я не собираюсь играть с тобой в игры, — набросился я.

На секунду глаза Блисс удивленно округлились, а потом на ее лице появилась ленивая улыбка.

— Должно быть, у нее чертовски золотая киска, да, Шейн? — Она встала на колени и соблазнительно поползла на них ко мне. — Знаешь, сладкий, даже золото тускнеет и утрачивает свой блеск. И когда она утратит свой, я всегда буду готова сыграть с тобой.

К черту все. Хватит с меня. Я схватил ее за плечи и вышвырнул из своей комнаты, после чего запер за нами дверь.

— Золото не тускнеет, ты думаешь о серебре, которое является абсолютной пустышкой на фоне золота, прямо как ты. И поверь, та девушка никогда не утратит свой блеск. А теперь пошла вон.

Я выбежал в гостиную, где Брейден и остальные участницы «Vixen4» собирались на репетицию.

Брейден кивнул мне.

— Привет, старик.

Не глядя ему в глаза, я просто кивнул в ответ, и мы все вместе пошли в студию. Ладно, я не пошел, я побежал. Сердце дико колотилось в груди, пока я думал о том, какие слова убедят Грейс, что между мной и Блисс ничего не было. Я распахнул дверь студии так, что та ударилась о стену, и мы с Брейденом вошли.

— Господи, пускай они исчезнут, — шепнул себе под нос Итан, когда вслед за нами вошли «Vixen4». Он бросил взгляд на Алекса, который кивнув в знак согласия. — Это будет долгая и бессонная неделька.

Следовавшие за мной Блисс и другие участницы группы «Vixen4» вышли вперед и окружили Грейс, быстро наступая на нее. Итан выскочил из-за барабанной установки, напряженный и готовый к ссоре. По коже пошли мурашки от интенсивного желания защитить Грейс, поэтому я дернулся, чтобы встать между ними, но рука Алекса остановила и меня, и Итана.

— Ребят, это ж Грейс. С ней все будет хорошо. Дайте ей пометить территорию, — хохотнул Алекс. И он был прав. За многие годы, прожитые на земле, это волнующее создание сталкивалось с вещами гораздо хуже, чем «Vixen4».

— Ну привет. Грейс. Мы «Vixen4», — усмехнулась Блисс, перекидывая свои длинные волосы через плечо. — Меня называют Блисс^[45], — прошипела она. Они окружили Грейс подобно хищникам, окружающим свою добычу.

Грейс невзначай перекинула ремень гитары через плечо и широко улыбнулась.

— О, так тебя называют? Интересно, а как тебя называют, когда тебя нет поблизости, — приторно-сладко сказала она, словно с ее губ сыпался сахар.

Блисс шагнула еще ближе к Грейс и скривилась, шипя как кошка:

— Это — Скрэтч^[46], — сказала она, указывала на розововолосую басистку. — Наверно, ты хочешь спросить Шейна, почему мы ее называем именно так или ты уже видела шрамы у него на спине? — соврала она.

Взгляд Грейс метнулся ко мне, и в глазах ее затанцевали смешинки, когда хохот сотряс ее плечи.

— Вау, Блисс. Тебе не идет цвет «ревнивая сука», так зачем же ты тогда его носишь?

О, слава Богу, она не поверила в эту чушь. Мои плечи сникли, я расслабился от облегчения.

Блисс захлопнула рот, а потом язвительно расхохоталась.

— Вау, а у маленькой засранки есть не только симпатичная мордашка, но и острый язычок. Как это чертовски мило, — снова засмеялась она и ехидно осмотрела Грейс. — Это Крем, — сказала она, указывая на светловолосую гитаристку. — А вот там Эссекс. — Она ткнула пальцем в сторону барабанщицы, которая стояла со сложенными на груди руками, с ног до головы наряженная в военную форму.

Блисс бросилась на Грейс, остановившись в сантиметрах от ее лица. У меня сжались кулаки, а тело жаждало ринуться вперед, но я даже не дернулся. Как и Грейс, она даже не вздрогнула, не было и намека на округлившиеся глаза или на резкий вздох.

— Что-то она мне не по нраву, джентльмены. — Ухмыльнувшись, Блисс обернулась ко мне. Брейден, должно быть, заметил мои сжатые кулаки и позу, потому что тут же оказался рядом, удерживая от того, чтобы оторвать Блисс голову. А потом Грейс засмеялась. Она чертовски громко хохотала прямо в лицо Блисс, и как обычно, я был поражен ее силой и решимостью.

— Вау, Блисс, и как долго ты придумывала такую фразу? Наверно, из-за нее ты не спала всю ночь? — хихикнула Грейс, повернувшись и глядя мне в глаза. У меня оборвалось дыхание.

— Нет, не спала я благодаря Шейну, — выпалила Блисс.

Я отрицательно покачал головой и попытался вырваться из хватки Брейдена. Но подскочил Итан и помог ему меня удержать. Искорки в ее серебряных глазах потухли, пока она смотрела на меня. А потом Грейс перевела взгляд на Блисс и безразлично заглянула ей в глаза, мило улыбаясь при этом.

— Итак, Блисс, признавайся, сколько же спермы ты проглотила, что стала такой тупой? Почему меня должно волновать, кто всю ночь не давал спать твоей омерзительной заднице? А Шейн, ну, нам всем известно, что даже долбанный стул на трех ножках облачи в парик и шпильки, и Шейн попытается трахнуть и его. И я бы не стала хвастаться, что переспала с Шейном, на твоем месте мог быть кто угодно. — Грейс подошла ближе, врезаясь в нее, словно крутая гангстерша, которая вот-вот надерет ей зад. Меня это немного напугало и сильно завело.

— Ох, Боже, — пробормотал Алекс из-за моей спины. — Я обожаю эту девчонку. Ребят, как же вам повезло, что я сломал руки, и она попала в группу.

Рыча, я пытался освободиться от Итана и Брейдена. Алекс встал передо мной, склонился ко мне и прошептал:

— Эй, ЛУЗЕР, я думаю... нет, конечно, я могу ошибаться, но, возможно... только возможно, подравшись с Блисс, ты не сможешь услышать от Грейс ответного слова на букву «Л». Это я тебе так, между прочим говорю. Успокаивайся, мужик.

Грейс натянуто улыбнулась мне и обошла Блисс, пихнув при этом ее плечом так, что ту развернуло.

— Ребят, готовы играть? — спросила Грейс, подключая гитару к усилителю. — Или вы хотите притащить бассейн с грязью и посмотреть, как мы с Блисс заберемся туда ради вашего удовольствия?

Алекс посмотрел на меня и, прикусив губу, застонал.

— Грейс вся в грязи, вкусненькой съедобной грязи. — Он подбежал к Грейс, подхватил ее и закружил. Он склонил лицо к ее уху: — Ты моя самая любимая девушка в мире.

Я ощутил такую ярость, что до боли сжал зубы. Я прохрипел короткий, ОХ-БЛИН-КАКОЙ-НЕЛОВКИЙ протест, когда его руки коснулись Грейс. И, даже не подумав, оторвал Алекса от нее, отпихивая.

Смеясь, Алекс поднял руки:

— Расслабься, старик. Она наша, а не только твоя. — После чего он показал мне язык и подмигнул. Придурок.

— Держи руки подальше от нее, Алекс, — сказал я, выводя Грейс из студии в холл. Обхватив за плечи, я прислонил ее к стене и отошел на шаг, глядя ей в глаза. Пропустив волосы сквозь пальцы, я прошептал ей: — Скажи мне что-нибудь, Грейс. Скажи, что знаешь меня лучше.

Она прижалась спиной к стене и наиграла несколько аккордов на гитаре, висящей на плече.

— Соври мне, Шейн. Скажи, что не бросал меня вчера и не провел с ней ночь.

Я отшатнулся, будто она меня ударила.

Она покачала головой и засмеялась, отстраняясь от стены.

— А знаешь что? Забей, Шейн. Мы были простыми друзьями, так что ничего особенного не произошло, меня не касается, что ты делаешь и с кем. Давай обо всем забудем, я понимаю, что между нами ничего такого не было и не будет. Давай займемся тем, что у нас с тобой получается лучше всего, хорошо?

Я сглотнул подступившую горечь и крепко сжал глаза, качая головой. И пока мои руки не сжали ее в объятиях, пока с моих губ не сорвалась фраза «Я Шамсиил», она ушла, оставляя меня в холле одного.

Грейс снова подключила свою гитару и без объявления начала играть первую песню нашего сет-листа. Сквозь яростную игру на струнах ее голос взорвался в студии, выплескивая накопившуюся злость. Непрерывно глядя мне в глаза, она яростно вошла в рифф.

Кожу опалило, когда я схватил свою гитару и ответил на ее яростную игру. Мои кулаки били по инструменту, пальцы цеплялись за его струны. Я присоединился к ее мелодии, подыгрывая, стоя у одной из стен студии. С тем же успехом я мог бы сдвинуть горы, она держала ритм, яростно перебивая меня. Пронизывая друг друга нашими голосами и гармонией. Меня раздирало: ее ярость, ее страсть рвали мне сердце.

Мне пришлось стоять и просто принимать все это. Мне пришлось стоять и смотреть на ее боль. Мне пришлось смотреть, как она уничтожает меня. А во всем виноват тот факт, что я ни черта не мог ей рассказать.