Частная собственность на землю с этической точки зрения

Когда предложено будет отменить частную собственность на землю, тогда первым делом возникнет вопрос о справедливости такой меры. Чувство справедливости, хотя и искажаемое часто обычаями, суевериями и себялюбием до самых извращенных форм, все же есть основное чувство человеческого духа, и какой бы спор ни возбуждал страсти людей, вопрос о том "Разумно ли это?" - никогда не вызывает такого бурного столкновения, как вопрос о том "Справедливо ли это?"

И это стремление мысли людей принимать этическую форму имеет свою причину. Она вытекает из закона человеческого духа; оно покоится на смутном и инстинктивном признании того, что вероятно, является, глубочайшей истиной, какую только мы можем постигнуть, а именно что только то разумно, что справедливо; что только то имеет [-232-] продолжительное существование, что разумно. В тесной рамке индивидуальных действий и индивидуальной жизни истина эта кое-где может казаться неясной, но она повсюду обнаруживается на широком поле национальной жизни.

Я преклонюсь пред приговором справедливости и принимаю это испытание. Если наше исследование той причины, которая делает низкую заработную плату и пауперизм спутниками материального прогресса, привело нас к правильному заключению, оно выдержит перевод с терминов политической экономии на термины этики и укажет на несправедливость, как на источник общественных зол. Если оно не сделает этого, оно будет опровергнуто. Если оно сделает это, оно получит окончательно подтверждение. Если частная собственность на землю справедлива, то средство, которое я предлагаю, есть негодное средство; если, напротив того частная собственность на землю несправедлива, то и средство это есть верное средство.

Что же составляет справедливое основание для собственности? Что дает возможность человеку справедливо сказать о какой-либо вещи, "она моя"? Откуда возникает то чувство, в силу которого признают исключительное право человека пред всем миром? Не есть ли это прежде всего сознание права человека на самого себя, на употребление своих собственных сил, на пользование плодами своих собственных трудов? Не это ли право личности, имеющее начало и опору в естественных фактах индивидуальной организации,- в том факте, что каждая отдельная пара рук подчиняется отдельному мозгу и соответствуют отдельному желудку; в том факте, что каждый человек есть определенное, связанное, независимое целое,- не это ли право только и делает справедливой индивидуальную собственность? Как человек принадлежит самому себе, так ему принадлежит и его труд; проявленный в конкретной форме.

На этом-то основании, все, что человек делает или производит, принадлежит ему; только он один, пред целым миром, может пользоваться произведенным им предметом, уничтожить его, променять или отдать другому. Никто другой не имеет законного права на предмет, а его исключительное право на этот предмет не заключает в себе никакой несправедливости ни для кого другого. Таким образом, на все, произведенное человеческим трудом, существует ясное и неоспоримое право исключительного владения и пользования, которое вполне согласуется с справедливостью, так как право это восходит от первоначального производителя вещи, который получает его в силу естественного закона. Перо, которым я пишу, по справедливости мое. Никакое другое человеческое существо не может предъявить на него законного права, ибо я пользуюсь правом производителя, который сделает это перо. Перо сделалось моим, потому что передано мне местным торговцем, которому оно было передано импортером, который получил исключительное право на перо от фабриканта, которому, путем того же [-233-] процесса покупки, достались права тех, которые вырыли руду из земли и превратили в перо. Таким образом, мое исключительное право собственности на это перо вытекает из естественного права индивидуума на употребление его собственных способностей.

И это не только первичный источник, из которого вытекают все представления об исключительной собственности,- как это очевидно по естественному стремлению мысли обращаться к этому факту всякий раз, когда идея исключительной собственности подвергается сомнению, а также очевидно и по ходу развития общественных отношений,- но это по необходимости единственный источник исключительного права собственности. На владение какой-либо вещью не может быть законного права, которое не вытекало бы из права производителя и не покоилось бы на естественном праве человека на самого себя. Не может быть никакого иного законного права, в 1-х, потому, что не существует другого естественного права, из которого могло бы быть выведено какое-либо иное основание для права собственности, и, во 2-х потому, что признание какого-либо иного основания было бы несостоятельно с правом производителя и уничтожило бы его.

1-е. Не существует никакого другого права, из которого могло бы быть выведено право на исключительное владение предметов, кроме права человека на самого себя. Ибо какой другой властью облечен человек от природы, кроме власти проявлять свои собственные способности? Каким образом может он иначе действовать или влиять на материальный мир или на других людей? Парализуйте двигательные нервы, и человек будет иметь не больше внешнего влияния или власти, чем бревно или камень. Из чего же иного, в таком случае, может быть выводимо право собственности или владения чем бы то ни было? если оно возникает не из самого человека, то из чего же еще оно может возникнуть? природа не признает за человеком иного права собственности или права владения, кроме как на результат его труда. Никаким другим путем нельзя добывать ее сокровищ, направлять ее сил, пользоваться и владеть ими. Она не делает различия между людьми и ко всем абсолютно беспристрастна. Она не знает разницы между хозяином и рабом, королем и подданным, святым и грешником. Все люди для нее одинаковы и имеют равные права. Она не признает иного права кроме права труда, а это право признает без всякого отношения к личности, которая им обладает. Когда пират ставит паруса, то ветер надувает их также, как он надувает паруса мирного торгового или миссионерского судна; если бы какой-нибудь король и обыкновенный человек были брошены за борт, то ни тот, ни другой не могли бы держаться на воде иначе как плавая; птицы летят на выстрел собственника земли не скорее, чем они летят на выстрел браконьера; рыба клюет или нет приманку с полным невниманием к тому, кто предлагает ее: милый ли мальчик, который ходит в воскресную школу, или дрянной мальчишка, который прогуливает уроки; хлеба подымаются [-234-] лишь там, где земля обработана и посеяно семя; только лишь на призыв труда руда может подняться из рудника; солнце светит и дождь падает одинаково на праведных и не праведных. Законы природы суть веления Творца. В них не начертано признания какого-либо иного права, кроме права труда, и в них широко и ясно начертано право каждого человека пользоваться и владеть природой, отдавать ей свои труды и брать себе ее награду. И так как природа вознаграждает лишь труд, то затрата труда на производство есть единственное законное основание для исключительного владения.

2-ое. Право собственности, вытекающее из труда, исключает возможность всякого другого права собственности. Если всякий человек имеет законное право на произведение своего труда, то никто не может иметь законного права собственности на что либо такое, что не есть произведение его труда или труда какого-нибудь другого человека, право которого перешло к нему. Если затрата труда на производство дает производителю право на исключительное владение или пользование чем либо, то по справедливости не может быть никакого исключительного владения или пользования чем либо таким, что не есть произведение труда, и признание частной собственности на землю есть не справедливость. Ибо право на произведения труда не может иметь применения без права на свободное пользование теми удобствами, которые предлагает природа, и допускать право собственности на них значит отрицать право собственности на произведения труда. Если не производители могут требовать в виде ренты известной доли богатства, создаваемого производителями, то значит, в известной мере отрицается право производителей на плоды их труда.

И нельзя вывернуться из этого положения. Утверждать, что человек по справедливости может иметь право исключительной собственности на свой труд, когда труд воплощен в материальных вещах, значит не признавать, чтобы кто либо мог иметь законное право на исключительное владение землей. Утверждать законность собственности на землю, значит поддерживать право, которое не имеет опоры в природе, против права, которое основывается на организации человека и на законах материального мира.

Действительно и естественно различие между вещами, которые суть произведение труда, и вещами, которые суть даровые предложения природы, или, пользуясь терминами политической экономии, между богатством и землей.

Эти два класса вещей в свое сущности и отношениях широко различны, и классифицировать их вместе как собственность значит совершенно запутывать мысль при рассмотрении справедливости или несправедливости, законности или незаконности какой-либо собственности.

Дом и участок земли, на котором он стоит, суть одинаково собственность, будучи предметом владения, и одинаково классифицируются [-235-] юристами как недвижимость. Однако по своей природе и отношениям они широко различаются. Один произведен человеческим трудом и принадлежит к классу, обозначаемому в политической экономии терминов богатство- Другой есть часть природы и принадлежит к классу, обозначаемому в политической экономии термином земли.

Существенная черта первого класса вещей состоит в том, что они воплощают в себе труд, созданы человеческой деятельностью, и их существование, и ли несуществование, их увеличение или уменьшение зависят от человека. Существенная черта второго класса вещей состоит в том, что они не воплощают труда, существуют независимо от человеческой деятельности и независимо от человека, являясь пространством или средой, в которой находится человек, складом; из которого должны удовлетворяться его нужды; сырым материалом, на который может воздействовать, и силами, с помощью которых может действовать труд.

Лишь только будет усвоено это различие, как сделается ясным что той санкции, которую дает естественная справедливость одному виду собственности, не имеется для другого; что законность, присущая личной собственности на произведения труда, обусловливает собой незаконность личной собственности на землю; что, в то время как признание одного вида собственности ставит всех людей в равное положение, обеспечивая за каждым должное вознаграждение за его труд, признание другого есть отрицание равноправности людей, позволяющее тем, которые не трудятся брат себе естественное вознаграждение трудящихся.

Чтобы ни говорили в защиту частной собственности на землю, ясно, следовательно, что ее нельзя защищать с точки зрения справедливости.

Равное право всех людей на пользование землей столь же ясно, как их равное право дышать воздухом,- это есть право, устанавливаемое самым фактом их существования. Ибо мы не можем предположить чтобы некоторые люди имели право находиться в этом мире, а другие не имели такого права.

И если мы все находимся здесь благодаря в равной мере дозволению Создателя, то мы все имеем равное право на пользование Его благостью, имеем равное право на пользование всем тем, что так беспристрастно предлагает природа^*45. Это есть право естественное и неотчуждаемое; [-236-] это есть право, которым наделяется каждое человеческое существо, когда оно вступает в мир, и которое во время его пребывания в мире, может быть ограничиваемо лишь равными правами других.

Всемогущий, который создал землю для человека и человека для земли, укрепил ее за всеми поколениями сынов человеческих посредством повеления, начертанного на строе всего существующего,- посредством повеления, которое не может быть уничтожено никаким человеческим действием и не может быть ограничено никаким правом давности.

Наши предшествующие заключения, неопровержимые сами по себе, таким образом оправдываются наивысшей и окончательной поверкой. Переведенные с термином политической экономии на термины этики, они указывают на несправедливость, как на источник тех зол, которые увеличиваются вместе с развитием материального прогресса.

Народные массы, которые среди изобилия терпят нужду; которые, будучи политически свободными, осуждены на заработную плату рабов, которые не только не получают облегчения в своих трудах от сберегающих труд изобретений, но скорее, кажется, теряют благодаря им свою власть, инстинктивно чувствуют, что "тут есть какая-то неправда". И они правы.

Тяжелые общественные бедствия, которые среди развивающейся цивилизации всюду угнетают людей, вытекают из великой начальной неправды, из присвоения, в виде исключительной собственности некоторых людей, земли, на которой и от которой должны кормиться все люди. В этой то основной неправде и коренятся все не несправедливости, которые искажают и ставят в опасное положение современную цивилизацию.

И нет ничего странного или необъяснимого в тех явлениях, которые смущают теперь мир. Не потому, чтобы материальный прогресс не был сам по себе благом; не потому, чтобы природа вызывала к жизни детей, о продовольствии которых она не позаботилась бы; не потому, чтобы создатель оставил на законах природы отпечаток несправедливости, которым даже человеческий разум может возмущаться; не [-237-] потому материальный прогресс приносит такие горькие плоды. Что среди нашей высокой цивилизации люди чахнут и умирают от нужды, зависит не от скаредности природы, но от несправедливости человека. Порок и страдание, бедность и нужда не суть законные следствия увеличения народонаселения и промышленного развития; они только следуют за ростом народонаселения и за промышленным развитием, только потому что земля признается частной собственностью,- они суть прямые и необходимые следствия нарушения верховного закона справедливости, заключающегося в предоставлении в исключительное владение некоторых лиц того, что природа предназначала для всех людей.

Признание личной собственности на землю есть отрицание естественного права прочих лиц,- есть неправда, которая должна проявиться в неравномерном распределении богатства. Ибо труд не может производить, не пользуясь землей, и отрицание равного права на пользование землей неизбежно является отрицанием права труда на его произведения. Если один человек может владеть землей, на которой другие люди должны трудиться, он может брать себе и произведения их труда, как вознаграждение за то, что он позволяет им работать. И вот таким образом нарушается тот основной закон природы, что удовлетворение потребностей человека должно быть следствием его труда. Один получает, не производя; другие производят, не получая. Один несправедливо обогащается, других грабят. В этой то основной неправде и кроется причина того несправедливого распределения богатства, которое разделяет современное общество на очень богатых и на очень бедных. А постоянный рост ренты,- той цены, которую труд принужден выплачивать за пользование землей, лишает массу честно заработанного богатства.

Минутного размышления достаточно, чтобы заметить крайнюю нелепость тех юридических актов, на которые мы опираемся, дозволяя формальный переход от Джона Ду к Ричарду Ру права на исключительное владение землей, дающее абсолютное господство над всеми прочими людьми. В Калифорнии наши земельные права восходят до Верховного правительства Мексики, которое получило эти права от испанского короля, а он получил их от папы, когда тот одним почерком пера разделил земли, которые еще предстояло открыть, между испанцами и португальцами,- или, если вам угодно, права наши покоятся на завоевании. В Восточных штатах они восходят до трактатов с индейцами и до жалованных грамот английских королей, в Луизиане до французского правительства; во Флориде до испанского правительства; тогда как в Англии они восходят до норманнских завоевателей. Повсюду они возникают не из права, которые обязывает, но из силы, которая принуждает. А когда право покоится только на силе, тогда и жаловаться нельзя, если сила уничтожает его. Когда бы ни пожелал народ, имея власть, отменить эти права, никакого возражения против [-238-] этого нельзя было бы сделать во имя справедливости. Существовали люди, которые имели власть удержать за собой или передать другим исключительное владение кусочками земной поверхности, но когда и где существовали люди, которые имели на это право?

Право на исключительное владение каким либо человеческим произведением бесспорно. Все равно через сколько бы рук оно не переходило, но в этом случае в начале цепи всегда оказывается человеческий труд,- какой-нибудь человек, который, добыв или произведя такую-то вещь своими трудами, имел на нее ясное право предо всей остальной частью человеческого рода, и это право по справедливости может переходить от одного человека к другому путем продажи или дарения. Но в конце какого ряда передаточных или жалованных записей можно доказать или предположить подобное право на какую либо часть земного шара? Что касается улучшений, то за ними подобное первичное право может быть признано, но это право, есть лишь право на улучшения, а не на саму землю. Если я расчищаю заросль, осушаю болото или засыпаю топь, то все то, на что я по справедливости получаю право, есть ценность, создаваемая моими трудами. Но я не получаю никакого права на саму землю, и я вправе рассчитывать лишь на равную со всяким прочим членом общества долю ценности, прибавляемой к земле ростом общества.

Но скажут: Существуют улучшения, которые со временем становятся неотличимыми от самой земли! Очень хорошо; в таком случае право на улучшения сливается с правом на землю; индивидуальное право теряется в общем праве. Ведь меньшее поглощается большим, а не большее поглощается меньшим. Природа не происходит от человека, но человек происходит от природы, и в недра природы должны снова вернуться и он и все его дела.

Тут мы встречаем возражение такого рода: Так как каждый человек, скажут нам, имеет право пользоваться природой для удовлетворения своих нужд и потребностей, то мы, для того чтобы человек, пользующийся землей, мог получать полное вознаграждение за свой труд, должны признать за ним и исключительное право на пользование землей. Однако мы без всякого труда можем определять, где кончается индивидуальное право и начинается общественное. Тонкое и точное средство для этого находим мы в ценности, и с ее помощью будет совсем не трудно определять и сохранять как точные права каждого, так и равные права всех, все равно сколько бы не увеличивалась плотность народонаселения. Ценность земли, как мы видели, есть цена монополии. Ценность эта определяется не абсолютным, а относительным достоинством земли. Все равно, каковы бы не были внутренние качества земли, но если она не лучше, чем какая либо другая земля, которой можно пользоваться, она не имеет ценности. И ценность земли всегда определяет собой разницу в качестве между данным участком и наилучшей землей, которую можно иметь для обработки [-239-] без платежа ренты. Таким образом ценность земли в точной и осязательной форме выражает собой право общества на землю, которой владеет какой-либо индивидуум; а рента выражает точную сумму того, что этот индивидуум должен платить обществу для удовлетворения равных прав всех прочих членов общества. Таким образом, если мы сохраним за лицами, имеющими первенство владения, безмятежное пользование землей, конфискуя ренту в пользу общества, то мы согласим устойчивость владения, необходимую для улучшений, с полным и совершенным признанием равных прав всех людей на пользование землей.

Что касается до обоснования первенством захвата полного и исключительного индивидуального права на землю, то такая защита земельной собственности является, если возможно, самой нелепой. Первенство завладения дает исключительное и вечное право на поверхность земли, на которой, следуя законам природы, бессчетные поколения сменяются одно другим! Имели ли люди, предшествовавшего поколения или люди, жившие сто, тысячу лет тому назад, высшее право на этот мир, чем какое имеют люди нашего поколения? Или высшее право на этот мир имели пещерные жители, современники мастодонта и трехпалой лошади, или те еще более ранние поколения, которые, в те темные времена, которые мы можем представить только в виде геологических периодов, сменяли друг друга на земле, которой мы теперь владеем в течение нашей короткой жизни?

Имеет ли право пришедший первым на пир удалить все стулья и требовать, чтобы никто из гостей не ел приготовленных блюд иначе, как с его дозволения? Приобретает ли право человек, представивший первым билет при входе в театр и вошедший в него, в силу своего первенства, запереть двери и требовать, чтобы представление шло для него одного? Получает ли тот пассажир, который первым входит в железнодорожный вагон, право разбросать свои вещи по всем скамейкам и заставить стоять всех пассажиров, которые войдут после него?

А случаи эти совершенно аналогичны. Мы появляемся и уходим, как гости на пиру непрерывно продолжающемся, как зрители и участники при представлении, при котором для всех, кто бы ни пришел, есть место; как пассажиры от станции до станции на планете, которая несется в пространстве,- наши права захвата и владения не могут быть исключительными, они должны повсюду ограничиваться равными правами других людей. Все равно, как пассажир в железнодорожном вагоне может разместиться со своими вещами на скольких ему угодно скамейках, пока не явятся другие пассажиры, так и поселенец может владеть и пользоваться каким ему угодно количеством земли, пока она еще не нужна другим,- показателем чего является приобретение землей ценности,- и тогда право поселенца должно быть ограничено равными правами других людей, и никакое первенство присвоения не может дать такого права, которое отрицало бы эти равные [-240-] права прочих. В противном случае, в силу первенства присвоения, один человек мог бы приобретать и мог бы передавать кому угодно не только исключительное право на 160 акров, или на 640 акров, но и на целый округ, на целый штат и на целый континент.

Признание личного права на землю, в его крайнем выражении, ведет к такой явной нелепице, что одно какое либо человеческое существо, если бы оно могло сосредоточить в себе индивидуальные права на землю какой либо страны, могло бы прогнать с земли все остальное ее население; а если бы оно могло таким образом сосредоточить индивидуальные права на всю поверхность нашей планеты, то оно одно из всего многомиллионного населения земли имело бы право жить.

То, что произошло бы при этом предположении, осуществляется в малом виде на самом деле. Территориальные властители Великобритании, которым жалованные грамоты на землю дали "белые зонтики и слонов, безумных от гордости", то и дело сгоняли с обширных земель природное население, предки которого жили на этих землях с незапамятных времен, заставляя людей эмигрировать, делаться нищими или умирать с голоду. А на необрабатываемых землях нового штата калифорнии виднеются закоптелые очаги жилище, обитатели которых были изгнаны силой законов, не знающих естественного права; огромные пространства земли, которые могли бы быть населенными, пустынны, потому, что признание исключительной собственности на землю дало власть одному человеческом созданию запрещать другим людям пользоваться этой землей. Какая-нибудь кучка собственников, владеющих поверхностью Британских островов если бы она захотела сделать то, на что английский закон дает им полное право и что многие из них уже делали в малом размере, могла бы прогнать миллионы британского народа с его родных островов. И такое изгнание, при котором несколько сотен тысяч людей по своему желанию удалили бы тридцать миллионов человек из их родной страны, хотя и было бы более поразительным, но отнюдь не более противным естественному праву, чем то зрелище, которое совершается в настоящее время, когда огромная масса британского народа принуждена выплачивать громадные суммы нескольким лицам из своей среды за привилегию жить на той земле и пользоваться той землей, которую этот народ с такой любовью называет своей, которая дорога ему по воспоминаниям столь трогательным и столь славным, и за которую он должен, в случае надобности, проливать свою кровь и жертвовать своей жизнью.

Я говорю только о Британских островах потому, что земельная собственность там более концентрирована и таким образом они представляют более поразительную картину того, к чему неизбежно ведет частная собственность на землю. "Кому в какое либо время принадлежит земля, тому принадлежат плоды ее" это истина, которая становится все более и более явной по мере того, как уплотняется народонаселение и, вследствие изобретений и усовершенствований, увеличиваются [-241-] производительные силы, но она повсюду остается истиной,- как в наших новых штатах, так на Британских островах или на берегах Инда.

^*45 Говоря, что частная собственность на землю, в конечном анализе, может быть оправдываема лишь на основании теории, что одни люди имеют более права на существование, чем другие, я лишь высказываю то, что заметили сами защитники существующей системы. Что дало Мальтусу его популярность среди правящих классов, что было причиной того, что его нелогичная книга была принята, как новое откровение, что побуждало монархов посылать ему знаки отличия и самых скаредных богачей Англии предлагать ему пенсии, как не тот факт, что он придумал благовидное основание для предположения, что некоторые имеют больше права на существование, чем другие,- предположения, которое необходимо для оправдания частной собственности на землю, а его ясно выставил Мальтус, объявив, что рост народонаселения постоянно стремится вводить в мир человеческих существ, которым природа отказывает в продовольствии, и которые, следовательно, "не имеют ни малейшего права на какую либо долю в существующем запасе средств существования", которых она как контрабандистов обрекает на гибель "и не замедлить силой принудить к повиновению ее приказам," пуская в ход для своих целей, "голод и чуму, войны и преступления, смертность и небрежный уход в младенческом возрасте, проституцию и сифилис". И в настоящее время именно доктрина Мальтуса является защитой, к которой прибегают лица, оправдывающие частную собственность на землю. Они на каком другом основании нельзя логически защищать частную собственность на землю.