Особенности и перспективы развития политической культуры современной РоссииОбобщая результаты зарубежных и отечественных исследований, А.В. Андреенкова пишет, что «новая ценностная плоскость политики — материализм/постматериализм — пока еще не сформировалась в России, так как на повестке дня стоят сугубо материалистические вопросы личной и экономической безопасности и экономического роста». В то же время она отмечает, что послевоенные поколения и более образованные группы населения ориентируются, преимущественно на постматериалистические ценности, и что в будущем эти ценности могут стать значимым фактором политической стратификации [Андреенкова А. В. Политическая стратификация современного российского общества. М., 1998. С. 19]. Этот вывод подтверждает предположение о том, что более младшие когорты российских граждан выбирают постматериалистические ценности на основе своего социального статуса (более образованные), в то время как старшие делают тот же выбор на основе традиционного преобладания коммуникативной компоненты в российской национальной культуре, для которой установление и сохранение взаимопонимания и хороших отношений с людьми были одними из главных ценностей. На этом можно закончить изложение вопроса о предпосылках формирования гражданской культуры в России и приступить к анализу реального проявления ее основных признаков в массовом политическом сознании и поведении населения. В вышеупомянутом всероссийском опросе ЦЕССИ (май 1996 г.) было выявлено следующее распределение ответов на вопрос: «Насколько вы интересуетесь политикой?» (рис. 63). Сравнение этих данных с результатами опросов «Евробаромет-ра» (см. рис. 51) позволяет сделать вывод о том, что уровень интереса к политике в России не очень сильно отличается от среднеевропейского: доля испытывающих большой и достаточный интерес [256]
к политике в России составляла в 1996 г. 41%, а в среднем по странам ЕС в 1994 г. — 45%. Доля тех, кто мало (не очень) интересовался политикой, составила 40 и 37% соответственно, удельный вес совсем не интересующихся политической жизнью был одинаковым — 18%. Если учесть, что данные ЦЕССИ заслуживают абсолютного доверия, то придется признать необоснованными утверждения о низком уровне интереса к политике в России. Разумеется, население России уступает по этому показателю населению Дании и Великобритании, но нисколько не отстает от населения Германии (41 и 42% соответственно). На графике видно, что значительные показатели повышенного интереса к политике наблюдаются у средних возрастных групп, у младших и старших возрастных групп они ниже (следует обратить внимание на два «пика» по альтернативе «совсем не интересуюсь»: 44% в группе 18—19 лет и 26% в группе 60 лет и более). Разумеется, есть и другие данные, которые отличаются от приведенных выше. Так, согласно ноябрьскому 1994 г. всероссийскому опросу ВЦИОМ, в «очень большой» и «большой» степени политикой интересовались 9% опрошенных, в «средней степени» — 28%, в «малой степени» — 35%, «совсем не интересовались» — 28% [Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения. 1995. № 2. С. 10]. Эти данные ниже среднеевропейских и соответствуют тому уровню интереса, который зарегистрирован в 1994 г. в Испании. Правда, разница в 4% может находиться в пределах погрешности измерения (с учетом различия альтернатив ответа на вопрос).
[256]
к политике в России составляла в 1996 г. 41%, а в среднем по странам ЕС в 1994 г. — 45%. Доля тех, кто мало (не очень) интересовался политикой, составила 40 и 37% соответственно, удельный вес совсем не интересующихся политической жизнью был одинаковым — 18%. Если учесть, что данные ЦЕССИ заслуживают абсолютного доверия, то придется признать необоснованными утверждения о низком уровне интереса к политике в России. Разумеется, население России уступает по этому показателю населению Дании и Великобритании, но нисколько не отстает от населения Германии (41 и 42% соответственно). На графике видно, что значительные показатели повышенного интереса к политике наблюдаются у средних возрастных групп, у младших и старших возрастных групп они ниже (следует обратить внимание на два «пика» по альтернативе «совсем не интересуюсь»: 44% в группе 18—19 лет и 26% в группе 60 лет и более). Разумеется, есть и другие данные, которые отличаются от приведенных выше. Так, согласно ноябрьскому 1994 г. всероссийскому опросу ВЦИОМ, в «очень большой» и «большой» степени политикой интересовались 9% опрошенных, в «средней степени» — 28%, в «малой степени» — 35%, «совсем не интересовались» — 28% [Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения. 1995. № 2. С. 10]. Эти данные ниже среднеевропейских и соответствуют тому уровню интереса, который зарегистрирован в 1994 г. в Испании. Правда, разница в 4% может находиться в пределах погрешности измерения (с учетом различия альтернатив ответа на вопрос). [257] Сопоставление данных всероссийских исследований ЦЕССИ по вопросу о готовности участвовать в различных акциях протеста с аналогичными данными международных опросов, позволяет сделать вывод о том, что по этому показателю население России уступало (в 1999 г.) населению стран ЕС и США по всем видам акций, за исключением обращений (рис. 64).
Источники: Россия в поисках стратегии: общество и власть. М., 2000. С. 186; Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. М., 1998. С. 180. На графике наблюдается снижение активности населения России в 1999 г. в сравнении с предыдущими годами по всем видам протеста, за исключением захвата зданий (10% в 1991 г. и 12% в 1999 г.). Многие аналитики считают парадоксальным тот факт, что на фоне намного более низкой, в сравнении со странами ЕС и США, удовлетворенности жизнью, в целом население России в меньшей степени готово к протесту в защиту своих интересов, чем население этих стран. На графике видно, что в 1991 г. уровень потенциальной про-тестной активности населения России был почти таким же, как в странах ЕС, однако затем он резко снизился. Это объясняется не только слабой укорененностью элементов гражданской культуры в сознании и поведении людей, но и недостаточным развитием демократических институтов. Отсюда разочарование в способности отстаивать свои интересы и гражданские права и влиять с помощью различных акций на решения властей. Второй причиной снижения готовности к протесту служит установка населения России [258] на неполитические способы решения своих проблем. Так, 54,9% опрошенных в марте 1999 г. социологами РНИСиНП представителей российского среднего класса ответили, что в случае значительного ухудшения условий жизни будут искать дополнительные заработки и только 3% собирались участвовать в митингах, демонстрациях и голодовках [Средний класс в современном российском обществе, 211]. Подобный отказ от традиционных способов защиты интересов сопровождается наличием довольно большого числа экстремистски настроенных граждан. Так, например, заявили, что могут взяться за оружие 5,7% среднего класса [Там же] и 15% представителей всех слоев населения, опрошенных в декабре 1998 г. социологами ИСПИ РАН [Россия: преодоление национальной катастрофы. ML, 1999. С 198]. Правда, наряду с подобного рода негативными данными есть и позитивные. Они касаются показателей субъективной политической компетентности и политической включенности населения России. Электоральная статистика и опросы свидетельствуют о том, что россияне в основном рассчитывают влиять на решение своих проблем с помощью выборов и личных связей. Последняя форма унаследована от прошлого и постепенно уступает место другим формам. Выборы же прочно вошли в арсенал способов политического влияния. В качестве подтверждения этого вывода можно привести данные всероссийского опроса ЦЕССИ, проведенного в мае 1996 г. по результатам ответа на вопрос: «Могут ли люди, по вашему мнению, действительно изменить что-либо в жизни страны, участвуя в голосовании, или это невозможно?» (табл. 32). Таблица 32 Мнение о возможности изменений в жизни с помощью голосования, %
Источник: Представительная демократия и электорально-правовая культура. М., 1997. С. 143.
[259] Подобное преувеличение роли выборов (68% совершенно или в целом уверены в возможности своего влияния на изменения в жизни с помощью голосования) неизбежно в условиях становления демократической системы власти, однако в настоящее время оно снижает уровень участия населения в различных формах повседневной политической деятельности (см. гл. 11). Речь идет в первую очередь о членстве в политических организациях, участии в работе партий, в решении местных проблем, а также участии в различных акциях протеста. По данным всероссийского опроса РНИСиНП (июнь 1998 г.) лично участвовали в течение этого года в работе партий, митингах, демонстрациях, забастовках всего 1,8% опрошенных [Средний класс в современном российском обществе, 201]. Вместе с тем следует отметить, что в условиях незавершенности формирования партийной системы и структур гражданского общества в целом гражданам России остается полагаться в основном на выборы. Для формирования гражданской культуры важна любая реальная политическая включенность, способствующая развитию навыков политической деятельности. Данные всероссийского опроса ЦЕССИ (май 1996 г.) свидетельствуют о том, что каждый седьмой избиратель (13,7% опрошенных) России вовлечен не только в голосование, но и в другие формы политического поведения, связанные с выборами (рис. 65).
Источник: Представительная демократия и электорально-правовая культура. М., 1997. С. 172. К сожалению, у нас нет данных об уровне удовлетворенности демократией по России в целом, поэтому ограничимся анализом результатов опроса жителей Санкт-Петербурга, проведенного с
[260] участием ЦЭПИ СПбГУ в ноябре 2000 г. в рамках проекта «Петербуржец — 2000» (всего опрошено 2432 человека на основе случайной репрезентативной выборки). Ответы на вопрос о степени удовлетворенности работой демократии в России распределились следующим образом: «полностью удовлетворен» — 2,1%; «скорее удовлетворен» — 11,5%; «скорее не удовлетворен» — 32,7%; «совершенно не удовлетворен» — 36,2% (17,6% затруднились ответить). Уровень удовлетворенности работой демократии в Санкт-Петербурге намного ниже среднеевропейского (см. рис. 52). Эти данные согласуются с результатами других опросов ЦЭПИ, проведенных в 2001 г. Анализ таблиц сопряженности альтернатив ответа на данный вопрос с альтернативами ответа на вопрос об отношении к политическим институтам показывает, что неудовлетворенность демократией связана с преобладающей в России негативной оценкой этих институтов (см. гл. 7 и 8). Это значит, что у населения «работа демократии» ассоциируется с деятельностью тех институтов, которые возникли в России в ходе радикальных реформ 90-х годов XX в. Причем негативная оценка результатов деятельности этих институтов сосуществует с позитивным отношением к выборам, свободе слова, свободе союзов и другим атрибутам демократии. Скорее всего, низкий уровень удовлетворенности демократией связан не только с общей отрицательной оценкой реформ, которые у нас традиционно принято называть демократическими, но и с представлением россиян о демократии. Материалы всероссийского опроса ВЦИОМ (январь 1995 г.) позволяют воспроизвести различие мнений по этому вопросу (рис. 66). Анализ этой диаграммы позволяет сделать вывод о том, что в представлении россиян о демократии социально-консервативные взгляды преобладают над либеральными, — по их мнению, она в большей степени ассоциируется с порядком, стабильностью, законностью, благополучием и в меньшей степени — с гражданскими свободами. Это во многом объясняет причину низкого уровня удовлетворенности людей работой демократии. На гистограммах видно, что по всем признакам демократии (за исключением свободы слова, прессы, вероисповедания) существенных различий между молодежью и пенсионерами не наблюдается. Каков уровень приверженности населения России традиционным демократическим ценностям, независимо от их представления о демократии? Доля согласных с суждением «свобода важнее, чем равенство», по данным всероссийского опроса ИСПИ РАН (1996 г.), составляла 35% [Рукавишников, Халман и Эстер, 127]. Это значение показателя приверженности либеральным ценностям
[261]
Источник: Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения. Информационный бюллетень. 1995. № 2. С. 71. соответствовало уровню восточных земель Германии (территория бывшей ГДР) и было намного ниже, чем в Великобритании (65%), Дании (61,7%), западных землях Германии (56%) [Там же]. Значительная часть населения России ориентировалась на эгалитарно-консервативные ценности (консервативные потому, что они сохраняются еще с советских времен). Интересные данные по этому вопросу получены РНИСиНП в ходе всероссийских опросов 1998 и 1999 г. В табл. 33 приведены данные по результатам ответов на вопрос: «Если вам придется вы- Таблица 33 Отношение к дилемме: индивидуальная свобода — социальное равенство, % от числа опрошенных
Источник: Средний класс в современном российском обществе. М., 1999. С. 187.
[262] бирать, в каком обществе жить: в обществе индивидуальной свободы или в обществе социального равенства — что вы выберете?» \ Здесь у населения в целом зафиксирован более низкий уровень ориентации на свободу, чем в упомянутом выше опросе ИСПИ. Зато у среднего класса (около 45% населения) уровень приверженности этой традиционной либеральной ценности близок к тому, который существует во Франции (53%) и Италии (45,6%). Как уже отмечалось, доля среднего класса в России по мере технологического и экономического развития будет неуклонно увеличиваться и может в перспективе достигнуть 60—70% (как в развитых индустриальных странах). С учетом обратного распределения ответов на вопрос у населения в целом и у среднего класса можно предположить, что удельный вес приверженцев либеральных демократических ценностей в российском обществе будет постоянно возрастать. Среди молодежи, если судить по данным exit-poll, преобладают приверженцы свободы и прав человека. А каково отношение к этим ценностям у представителей среднего и старшего поколения россиян? Ответ на этот вопрос содержится в данных опроса, проведенного Центром социологических исследований СПбГУ в 2000 г. В нем был применен когортный анализ ценностных ориентации людей в возрасте 45 лет и старше. Здесь изучалось отношение жителей Санкт-Петербурга к весьма актуальной для современной России дилемме: порядок — права человека. Опрошенные были разделены на 7 когорт: 45—49 лет, 50—54 года, 55—59 лет, 60—64 года, 65—69 лет, 70—74 года и 75 лет и старше. На рис. 67 приводится график распределения среди этих когорт удельного веса согласных с противоположными суждениями: 1) необходимы жесткие действия по обузданию преступности, даже если это приведет к некоторому ущемлению прав и свобод граждан; 2) необходимо строго соблюдать права и свободы граждан, даже если это создает определенные трудности в борьбе с преступностью. С увеличением возраста увеличивается удельный вес сторонников авторитарной и уменьшается — сторонников либеральной ориентации. В первой когорте (45—49 лет) наблюдается одинаковая ориентация на противоположные суждения, во второй и третьей сохраняется довольно большая доля сторонников либеральной ориентации. Первичная социализация этих людей происходила в период ослабления («оттепели») и деградации («застоя») жесткого автократического режима, созданного в период правления Сталина. Полное преобладание сторонников авторитарной ориентации начинается с 60-летнего возраста. Социализация этих людей проходила в период культа личности Сталина. Таким образом, цен-
[263]
Ё 45-49 50-54 55-59 60-64 65-69 70-74 75м более лет Рис. 67. Доля сторонников суждений авторитарного и либерального характера Источник: Гавра Д. П., Соколов Н. В., Мельник М. В., Минакова А. С. Россияне пенсионного возраста как носители неоднородной культуры: когортно-социализа-ционный подход // Политический имидж: секреты манипуляции массовым сознанием. СПб., 2000. С. 60-63. яостные ориентации представителей старшего поколения не столь однозначны, как принято считать. Анализ результатов эмпирических исследований, проведенных в эазные годы социологическими центрами России, позволяет сде-шть вьшод о почти равнозначной ориентации населения нашей лраны на свободу и права человека, с одной стороны, порядок и >диноначалие, с другой [см., например: Средний класс в современ-iOM российском обществе, 187—190; Россия в поисках стратегии: шасть и общество, 187]. Обобщая эти и другие данные, социологи эНИСиНП отмечают, что «общество и средний класс, судя по $сему, хотели бы одновременно и сохранить стабильность в стра-ie, и осуществить значительные перемены во власти и политике; {обиться «порядка во власти» и одновременно сохранить все демократические права и свободы» [Средний класс в современном российском обществе, 190]. Для нормального существования российского государства необ-:одимо сбалансированное сочетание этих противоположных ори-нтаций в новой политической культуре населения России. При-нанный духовный лидер России Дмитрий Сергеевич Лихачев в (ень своего 90-летия на вопрос корреспондента о том, какой ему 1идится Россия XXI века, ответил: «Я вижу ее судьбу все-таки в [264] создании новой культуры. Она появится на основе старой (курсив юй. — Г. А.), но по сути будет новой. Этот переход можно уподобить периоду перехода от Древней Руси к петровскому времени, кргда появилась качественно новая культура, связанная с про-|ым даже больше, чем сегодня это представляется историкам» псковские новости. 1996. №47. С. 20]. Обновление культуры как раз\и позволяет населению любой страны использовать ее достижения для адаптации к новым историческим условиям.
|
