Операция «Бункер». 4 страница

Он расправил сложенные за головой уши-локаторы, в которые тут же хлынул бурный звуковой поток: где-то однотонным стрёкотом раздавался плач неведомой ночной птицы, стонали, словно севшие на мель корабли, вековые деревья, зудели легионы голодных комаров, почуявших тёплую кровь, утробно заухала сова, и, стряхивая остатки сна, грузно захлопала крыльями вылетая в ночь из своего дупла. Тотчас затихла половина шорохов – собратья-грызуны почуяли приближение полуночного палача… Ни отдалённы шагов, ни взволнованных голосов… Чисто… Лишь один совсем не лесной звук фоном шёл над всей музыкальной палитрой ночного леса – это было пугающее, холодное дыхание бункера, напоминавшее одновременно гуляющий под сводами пещер ветер и отдалённый шум воды в канализационных трубах, но более глухой и более замогильный.

Бхима вновь приблизился к притихшему оврагу.

Маги застыли в паре-тройке шагов от угрюмого зева укрытия, не мигая, вглядываясь в его темноту. На их лицах читалась напряжённая и явно неравная внутренняя борьба. Будь они людьми, можно было бы увидеть, как побелели пальцы, сжимавшие палочку и жезлы. Маха Вира стоял позади со смесью беспокойства и надежды на лице, приподняв правую руку, будто благословляя. Разъяснение ситуации было излишним.

- И магия нам тут не помощник, – с досадой сообщил соратникам командир светлой разведки, вернувшись на прогалину. – Глупо было надеяться, что эта штука, чем бы или кем бы она ни была, сделает для нас исключение. Неплохой, конечно, удар по ложному самомнению, но и это тоже бывает полезно… Ни в какую? – поинтересовался он у появившегося из-за кустов Ачинтьи.

Трансмутатор сокрушённо покачал головой.

Агни-хотра вышел из медитации и в течение нескольких долгих минут смотрел на брата Бхиму и пригорюнившихся волшебников.

- В Воинстве нас иногда называют высшей инстанцией, но это в корне неправильно, – прозвучал, наконец, его голос в окончательно заполонившей лес темноте. – Духовным воинам ли не знать, кто является высшей инстанцией? Мы всего лишь обусловленные души. Мы склонны ошибаться и впадать в иллюзию. Иногда мы можем обнаружить в себе склонность обманывать других, хотя и стремимся быть правдивыми и наши чувства несовершенны. Ну, возможно, чуть более совершенны, чем у землян, но, всё же, несовершенны. Иногда и мы можем терпеть поражение.

Последняя фраза была встречена двумя или тремя ошарашенными взглядами. Не может быть, чтобы Агни Хотра расписывался в бессилии Генштаба.

- Но там где пасуем даже мы, – бесстрастно закончил свою мысль дваждырождённый. – Он не пасует никогда.

 

 

- Чё, реально америкосы?! – изумлённо и недоверчиво воззрился на Милодарова Илья.

Такой реакции тот, впрочем, и ждал.

Никто поначалу не верил Гришке, ставшим среди местной ребятни чуть ли не народным героем, когда тот говорил, что имел дело с натуральными американцами.

На его счастье, нашлись люди, которые могли подтвердить факт посещения села интуристами, видевшие их троицу, но не придавшего должного значения тому, откуда те прибыли, и теперь кусающие локти, бросая завистливые взгляды на Гришку, вокруг которого всё уплотнялась толпа не разъехавшихся по родственникам и курортам школьников, алчущих услышать, как это было, из первых уст. Гриша, дико довольный, с радостью делился впечатлениями со всеми желающими.

Их было трое в доме Ильи Большакова – сына директора лесхоза – Гришка Милодаров, Руслан Простаков и Костя Деречев.

Руслан, учащийся шестого «А» класса, был мальчиком довольно крупного сложения, с тёмными, почти всегда очень коротко стрижеными волосами, круглым, упитанным лицом, на котором выделялись большие, доверчивые глаза, которые многим давали основание полагать, что нрав Руслана соответствует его фамилии. Но те, кто так думал, жестоко заблуждались. Люди, по наивности имевшие неосторожность положить ему палец в рот, быстро начинали ценить такое богатство, как целостность рук, правда, уже слишком поздно.

Он не был организатором различных мероприятий, приводящих к срывам уроков и долгим разбирательствам на классных часах, но был одним из наиболее частых их участников. Он был одной из тех «звёзд», имена которых были увековечены в школьных анналах славы Герострата и которых в кабинете директора встречали усталым «опять ты, Иванов? Ну, проходи… Что, опять таблицу Менделеева взорвал»?

Совсем другим человеком был его одноклассник Костя – зеленоглазый паренёк примерно одного с Гришкой роста, с жёсткими, цвета осенних ковылей волосами, широким лбом, прямым носом, худощавый, но не худой. Лицо его всегда имело такое выражение, будто он постоянно был глубоко погружён в свои мысли, но при этом он непостижимым образом видел и слышал всё вокруг, вплоть до мельчайших подробностей.

В классе Костю считали немного «не от мира сего». Наверное, в каждой школе найдётся хотя бы один такой ученик, который среди своих сверстников, теряющих головы от ошеломляющего обнаружения своей индивидуальности, отдельной от бытия родителей, отчаянно цепляется за ускользающую золотую пору детства, в то время как подростковый кризис с полным арсеналом своих разрывающих ум противоречий уже бросает тень на порог.

Он никогда не пропускал уроков без причины. Даже когда он болел и имел полное право отлёживаться в постели, превозмогая колотящий тело озноб и стучащий внутри черепа молот, он приходил в школу. Учителям иногда приходилось отправлять его домой под конвоем.

Отличником он, тем не менее, не был. В классном журнале напротив его фамилии значились, в основном, четвёрки, хотя и «пятаки» не были там редкими гостями.

Но он определённо был противником нарушения школьных правил и бойкотировал любые акции протеста против «учительского произвола», проще говоря, массовые сбегания с уроков и мог прийти на урок единственным из класса. Он всегда говорил правду, чего бы это ему ни стоило и понятие «лжи во спасение» (неважно, себя или другого) было ему столь же чуждо, как овце - шашлык, так что он не считал нужным скрывать от учителя, удивлённого таким рвением класса к изучению его предмета истинную причину такого «рвения». Обычно, результатом Костиной честности был нехилый «разгон», утраиваемый классным руководителем, после которого пострадавшие, кучкуясь по углам, активно включались в процедуру «промывания костей» бедного Кости Деречева.

Это была одна из причин, по которой Костя, в основном, ходил по школьным коридорам в гордом одиночестве. Единственные, в компании кого его иногда можно было видеть, были Милодаров и Простаков. Ответ на вопрос, что связывает такого человека как Костя с этой далеко не блещущей поведением парочкой, был достоин нобелевской премии. Они и сами этого толком не знали. Их забавляло то, как он безуспешно пытался направить их на путь истинный в преддверии их очередного «теракта», они частенько над ним подшучивали, временами даже зло, и всё-таки по-своему его любили.

- Гонишь! – безапелляционно заявил директорский сын – шестнадцатилетний лоб с вечно самодовольным взглядом прищуренных глаз и пухлыми губами, которые, казалось, постоянно кривились в усмешке, даже когда он был абсолютно спокоен. – Какого рожна юсовцам здесь делать? Какие достопримечательности разглядывать? Ржавеющие останки вагонов допутинских времён? Коров? Или баранов? Ну, тогда вообще-то всё логично! Ведь наши бараны обладают особым, нестандартным взглядом на новые ворота! – с пафосом сказал Илья. – Никто так не смотрит на новые ворота, как наши бараны! Костя, не быкуй, я тебя не имел в виду, – небрежно добавил он.

- Да иди ты!.. – огрызнулся Костя.

- Ой-ой-ой! Какие мы обидчивые! – издевательски пропел Большаков. – А сами они как это объяснили, американцы твои? – повернулся он обратно к Грише.

- Их пригласил Миша, парень из области («областью» в селе называли областной центр), – объяснил Милодаров. – Хотел показать им русскую деревню…

- И они согласились?! – снова выпучил на него глаза Илья, что сделало его здорово похожим на лягушку-переростка, и сложился пополам, взорвавшись неудержимым хохотом. – Ой, дебилы! – выдавил он, захлёбываясь от разрывающего лёгкие смеха.

В груди у Гришки полыхнул нехороший огонь, затмевая разум и застилая взор тёмной пеленой. Вся кровь, которая была в организме, казалось, выплеснулась во вспыхнувшее лицо, из колодца воспламенённого ума на язык скользнули смертоносные кобры едких слов. Он уже хотел было выплюнуть их прямо в наглое большаковское лицо, как послышался голос Руслана, спасший директорского отпрыска от открытого перелома ложного эго:

- Илья, можно на комп?

- Идите, я сёдня добрый – по-барски разрешил Большаков.

«Если для него это – быть добрым» - подумалось Грише, ещё не отошедшего от обиды за американских друзей – «тогда интересно, какой он, когда злой?».

Компьютер Ильи, однако, заметно ослабил Гришкину жажду мести. В сравнении с ним все их «аппараты» были как «Жигули» и сравнении с «БМВ». В этой крутейшей по скромным сельским меркам «машине» особо выделялись крупный глянцево-чёрный системный блок, окантованный с обеих сторон ярко-голубыми светящимися полосами, широкий жидкокристаллический монитор с маняще мерцающим экраном, встретившим приблизившихся с благоговением ребят впечатляющими «обоями» рабочего стола, изображающими вороного коня с красными пылающими глазами, несущегося сквозь чёрную безлиственную чащобу в фонтане огненных искр, вылетающих из-под его копыт, и навороченные колонки, органично вливающиеся в дизайн дорогого компьютерного стола. Доступ шестиклассников к такому сокровищу объяснялся тем, что отец Руси был на дружеской ноге с директором и Простаков-сын, таким образом, время от времени был вхож на территорию большаковских хором. Иногда ему, как сейчас, дозволялось приводить с собой Гришу и, реже, Костю.

- «Ультра»! – сказал Руслан, восхищаясь удобным и функциональным интерфейсом операционной системы. – Это вам не двенашка какая-нибудь!

Рабочий стол был действительно оформлен в соответствии с запросами уважающего себя делового человека: на нём находились ставшие уже традиционными часы с циферблатом и календарь, а также перекочевавший из «Windows 12» разворачивающийся по щелчку мыши органайзер и уникальное нововведение новейшей системы: невидимые ссылки на различные папки и программы, активируемые кликом или комбинацией кликов в определённые части экрана.

Гришка печально вздохнул. «Windows Ultra» был для него пока пределом мечтаний, как и Интернет, достойный пилота «Формулы 1», с которого можно было одновременно качать в объёмах, приближающихся к терабайту, смотря при этом несколько фильмов онлайн, лазая по социальной сети и делая ещё чёртову дюжину интереснейших вещей. Такая привилегия, как компьютер и, уж тем более Интернет, становилась доступна для Милодарова только за хорошую учёбу и примерное поведение, что случалось нечасто.

- Чё бум творить? – спросил Руслан, когда друзья расселись у компьютера.

- Не знаю – ответил Гриша. – Мона чё-нить посмареть.

- «Наруто»! – предложил Костя, несколько оживившись. Его лицо на мгновение утратило своё обычное глубоко-задумчивое выражение, взгляд стал совершенно ясным и прямым, будто с его глаз убрали незримый экран, на котором, казалось, не прекращалась череда порождаемых умом фильмов.

- Ну его нафиг, старьё! – скривился Гришка.

Костя имел странную привязанность к тем продуктам индустрии развлечений, которые либо уже стали классикой, либо которым впору было ей стать. Он мог часами рассуждать о мультфильмах, давно покинувших телеэкраны или играх, в которые уже мало кто играл, что не прибавляло ему популярности.

Ничего из того, что можно было бы посмотреть, однако, не вызвало их интереса. Вариант «повисеть» в «АльтЛайфе» - социальной сети нового поколения, также был отвергнут.

Общим знаменателем, к которому они пришли, стала «Некросфера» - культовая сетевая стрелялка, предыстория которой была в определённой степени банальна: одна мощная держава, находящаяся в состоянии войны с другой, не менее мощной державой, стремясь склонить чашу весов на свою сторону, решила нанести по противнику удар сверхсекретным бактериологическим оружием. Но по непонятным причинам, ракеты-носители не достигли цели и взорвались в атмосфере, укутав планету смертоносным облаком. Выпавшие из него осадки превратили половину населения Земли в зомби (которых, к слову сказать, было в игре, по меньшей мере, два десятка видов, к каждому из которых требовался «индивидуальный подход») и оставшиеся в живых земляне, забыв прошлые распри, принялись огнём и мечом, точнее стволом, вычищать заразу.

Простаковский герой как раз вырвался из кишащего жадной до плоти нежитью поезда метро и вместе с ещё несколькими выжившими бойцами, с тяжёлым пулемётом в мускулистых ручищах уже прорывался к выходу на поверхность, как Илья гаркнул прямо над ухом поглощенного игрой мальчика:

- Как дела, молодёжь?

Руся подскочил на стуле, едва не переработав тело бегущего впереди него напарника в сито, и возмущённо воскликнул, останавливая игру:

- Илья, блин! Можешь так не пугать?! Я чуть своего не грохнул!

- Сорри, сорри!.. – заизвинялся Большаков без тени раскаяния. – У меня для вас сюрприз! – на стол приземлилось, вызвав пылевой мини-взрыв, нечто вроде толстой брошюры в потрескавшемся коричневом кожаном переплёте, пребывавшее, по всей видимости, в таком состоянии, будто прошло две войны и пряталось в окопе от третьей.

- Это что? – разом спросили шестиклашки, склоняясь над явным раритетом.

- Откройте, посмотрите – кивнул на брошюру Илья.

На первой, титульной странице крупным шрифтом значилось: «ОСВО УГООН № 034359. Руководство по эвакуации населения».

- Что это ещё за УГООН? – поинтересовался Костя.

- Читайте дальше – узнаете! – подмигнул директорский сын.

Ребята принялись осторожно перелистывать страницы, побаиваясь, как бы они не рассыпались от ветхости. В одном месте из брошюры чуть не выпали засохшие тела пары двухвосток. Костя брезгливо поморщился.

- Похоже на… убежище, – сказал Руслан.

- Это то, которое в Заречном Взгорье? – вырвалось у Гриши, мгновенно припомнившего вчерашний разговор с Мишей и компанией.

Потомок главного человека лесхоза, судя по всему, желавший поразить шестиклассников новостью о наличии под боком особо секретного военного объекта, несколько погрустнел.

- Там, что, есть убежище? – удивился Руся.

Глазам Большакова вернулся торжествующий блеск.

- Ну… Есть такие слухи, – ответил Григорий.

- Оно самое и есть! - подтвердил Илья. – Убежище гражданской обороны особого назначения. И это не слухи, это факт, – он слегка пристукнул пальцами по руководству, выдавшему ещё одну порцию пыли.

- Так в чём сюрприз? – спросил Руслан.

Большаков забрал у него документ, пролистнул несколько страниц и показал мальчикам разворот, озаглавленный «Схемы эвакуационных маршрутов», на котором находился подробный план местности, прилегающей к Заречью. Из нескольких деревень и сёл, включая их собственное, к четырём входам в УГООН протянулись линии наиболее быстрых подходов.

- У меня возникла мысль, – начал Илья. – Почему бы не взять пример с Гришкиных америкосов и не сходить тоже на экскурсию…

- В Заречье?! Да ты сдурел!! – вскричал Костя. – Там и так уже двое пропали, и полиция их ещё, по ходу, не нашла. Хочешь, чтобы мы повторили их участь?!

- Костяныч, не кипишуй! – успокаивающе произнёс Илья. – Кто сказал, что они пропали из-за убежища?

- А кто сказал, что нет?! – запальчиво возразил Деречев.

- Заречье – не маленькая рощица. Они могли просто заблудиться, с кем не бывает, особенно там…

- Заблудиться так, чтобы за неделю не нашли с собаками? Это странно, даже для Заречья. Может их уже и в живых-то нет…

- Будь оптимистом, Костян!..

- Говори что хочешь, Илья, мы туда не пойдём!

- Я пойду! – твёрдо заявил Руслан.

- Руся! – взгляд Кости был сопоставим с взглядом Цезаря, увидевшего среди своих убийц его друга и соратника Брута.

- Это ж убежище, реальное военное убежище! – с жаром заговорил Простаков.

- Руся, не тупи! – жалобно сказал Костя. – Гриш, ну ты-то хоть не пойдёшь?

Милодаров, молча, пожал плечами. У него внутри шла смертельная схватка между жаждой приключений и доводами разума, которые, сам того не желая, блестяще обнародовал Русин однокашник.

- Никто тебя и не зовёт, – холодно промолвил Илья. – Это поход для чётких пацанов, а не для нюнчиков, вроде тебя…

Разговор был прерван звонком Костиного телефона, оставшегося в гостиной.

- Мне над домой, пока, пацаны! – сказал он, вернувшись.

- Чао, бамбина, сеньорита! Нам будет так тебя не хватать! – заёрничал Большаков.

Взгляд Деречева стал ещё более отрешённым, чем обычно.

- Пойдём, Илья, придержишь там своего монстра, – произнёс он сдержано.

Оба парня покинули комнату. Через пару секунд в дверном проёме вновь появилась большаковская голова, вполголоса бросившая оставшимся мальчишкам:

- Если Баски его сожрёт, мир ничё не потеряет.

Кличка «Баскервиль» весьма подходила цепному псу Большаковых. При взгляде на это страшилище, больше походившее на БелАЗ, чем на собаку, чей злобный, густой лай заставлял делать ощутимый крюк вокруг их особняка, даже когда он слышался из-за высокого кирпичного забора, создавалось впечатление, что оно лишь из специфического сострадания не срывается с цепи, которая, казалось, не была для него особой преградой.

- Баба с возу – кобыле легче! – сказал возвратившийся отпрыск директора.

Гриша позволил себе лишь натянуто улыбнуться, в то время как Руслан заливался торжествующим смехом.

- Он нас сдаст! – заопасался последний, когда отхлынула волна весёлости.

- Не посмеет! – ответил Илья.

- Да ну! – не поверил Гришка. – Ты же знаешь, какой он весь из себя правильный.

- Зная Костю, могу сказать, что он сто раз подумает, прежде чем испортить с вами отношения.

Это было довольно тонко подмечено.

- Илья, ты где эту окаменелость нарыл? – Простаков указал глазами на руководство по эвакуации.

- За сельсоветом. Искал вчера там какую-нить медяху в районе сдать, ну и наткнулся на эту фиготень. Там ща ремонт делают, дофига всякого хлама повыкидывали. Ну, я сначала думал, шняга какая-то, потом присмотрелся, ну и тут до меня допёрло: «Ильяндерс, это ж подарок судьбы! Не зря ты, как бомж по свалкам мыкаешься! Пару лет по бачкам, и ты – второй Стив Джоббс!».

При чём здесь легендарный компьютерный магнат, придавший новое значение слову «яблоко», ребятам было не вполне понятно, но, видимо, Илья знал, о чём говорил.

Сын особо важной персоны перешёл к сути вопроса:

- Теперь, када все лузеры отфутболены и остались тока реальные мужики, обсудим детали экскурсии. Вопрос первый – когда? Предлагаю завтра с утречка. Сбор в восемь у моего дома.

- Может, пойдём, когда там всё немного утрясётся? – предложил Милодаров.

Червячок сомнения ещё подтачивал его уверенность в том, что поход к УГООН - это здравая идея.

- Что, тоже седалищем затрёс? – саркастически поинтересовался Большаков.

- Пофигу, пошли! – снова вспыхнул Гришка.

Круглое лицо Руси озарилось благодарной улыбкой.

- Погодьте, я щас! – Илья вновь куда-то исчез.

Григорий не сильно-то доверял Большакову, но Руслан был вне себя от счастья от перспективы этого, казалось бы многообещающего похода, и он рассудил, что втроём это будет как-то надёжнее.

«Экскурсовод» вернулся с новым сюрпризом. На сей раз это была лёгкая винтовка с чёрным гладким стволом и блестящим, будто лакированным прикладом из дорогой породы дерева.

- Вах! – восхитился Простаков. – Ни черта се пукалка!

- Отцовский карабин! – сказал довольный произведённым эффектом Илья. – Так что, кто на нас наедет, тот сразу отъедет!

- А отец те разрешит её взять? – с ноткой сомнения спросил Гришка.

- Он обращает на неё внимания, тока када едет охотиться, а сейчас всё равно ещё не сезон, так что он ни фига не заметит! Чё вы думали? У мя тут всё схвачено!.. Если у кого-то есть сомнения, что я с такими вещами на «ты», - Большаков похлопал дулом карабина по ладони. – Могу заверить, что они напрасны. Я с него сохатого положил, када мы с отцом прошлым летом на охоту ездили,– сказал он с нескрываемой гордостью.

Руслан посмотрел на сына директора с восхищением, граничащим с обожанием.

Два друга вышли из большаковских «палат» в четвёртом часу.

Баскервиль выстреливал в знойный воздух отборными снарядами рыкающего лая, внизу, под холмом, на вершине которого находилось имение директора лесхоза, расстилалась умиротворяющая панорама сельских улиц.

Глаза Руси были полны огня, и казалось, могли бы освещать улицу, как фары, выйди они ночью.

- Чувствую, обалденская будет экскурсия! – с воодушевлением сказал Простаков.

Грише хотелось в это верить.

 

 

Не получив возможности искупаться вчера, Гришка испытывал острую потребность в компенсации упущенного удовольствия. Так что предложение Тани сходить на Косу оказалось как нельзя кстати.

В нескольких километрах от моста вверх по течению реки, её пологий берег разделялся на две части. Левая, служившая как бы продолжением пляжа, постепенно переходила в песчаный сужающийся полуостров, вклинивающийся между противоположными берегами и словно разрезающий реку надвое. Правая, если сравнивать её с более крупными географическими объектами, была «основным материком». Её высота и крутизна раз за разом возрастали по ходу движения против течения. Таким образом, между обеими частями образовывалось что-то вроде неширокого залива. Со стороны залива, почти до одного участков лесхоза, хорошо заметного с конца полуострова, простиралась довольно обширная отмель. Но с противоположной от залива стороны полуострова речное дно резко уходило в глубину, за что это место и получило своё название.

На Косу сельчане ездили купаться не столь часто, сколь на мост. В связи с последним там не было такого обилия членистоногих кровососов, ибо спрос порождается предложением, а не наоборот, как неверно полагают современные мыслители. Принимая во внимание вышесказанное, нельзя было не согласиться, что Танина идея заслуживала высшего балла.

Проходя мимо огороженных покосившимися плетнями и зеленеющих свежескошенной травой участков, на которых сторожами застыли ещё не развезённые по сараям стога, мостков, на которых хозяйки в летнюю пору стирали бельё, спешащих по своим делам, бестолково блея, овечьих стад и упомянутых Большаковым «ржавеющих останков вагонов допутинских времён», Гриша прокручивал в памяти события прошлого вечера – его встречу с Мишей и его гавайскими друзьями и то, что было после.

Реакция его мамы на известие о том, что село почтили визитом иностранцы, не была бурной во всех смыслах этого слова. Она лишь неопределённо проворчала, дескать, делать им больше нечего, по деревням ездить. От Сверхдуши в её сердце, однако, не скрылась распирающая её гордость, что из всего многообразия русских деревень выбор пал именно на их село.

Отец, напротив, не скрывал своей радости и живо расспрашивал сына о том, что ему рассказали новые знакомые о жизни «за бугром».

Гришка в подробности пересказал всё, что смог запомнить, опустив при этом последнюю часть разговора, начиная с кришнаитов. Просто могли неправильно понять, особенно мама, что послужило бы почвой для абсурдных обвинений, вроде затягивания в секту.

В Гришкину память неприятно врезалось виденное им в далёком детстве, года примерно в три, выступление по телевизору благообразного с виду мужчины, с похожими на львиную гриву, густыми, кажущимися несколько растрёпанными, ниспадающими на плечи седыми волосами и окладистой бородой, который, демонически сверкая глазами, рассказывал какие-то ужасы. Кажется, он также говорил про какое-то судебное разбирательство (возможно даже не одно). «Мам, о чём он говорит?» - спросил напуганный его выражением лица и недоброй напористостью Гриша. «Да, про секты» - ворчливо отозвалась Гришина мать. Он не понял, что значит слово «секта», но с тех пор оно стало значить для него что-то страшное. Немного подрастя, он примерно узнал, что «секта» - это некая «неправильная» религиозная группа, где людей, якобы, зомбируют и порядком ломают им жизнь. Но если кришнаиты действительно были такими, какими их описывали Стич и ребята, то под это определение они точно не подходили.

Брат с сестрой прошли мимо длинного, похожего на ангар, начинающего медленно и неотвратимо превращаться в руины здания, бывшего когда-то коровником, и направились вдоль пустынной узкоколейки. Таня шла прямо по путям, ловко перепрыгивая с одной шпалы на другую. Гриша шагал чуть впереди немного в стороне от них. Через пять минут они свернули налево, на поляну, посреди которой высилась, словно памятник старая могучая сосна, впившаяся в твердь, будто когтями, толстыми узловатыми корнями.

За поляной начинались настоящие джунгли из осоки. Длинные тёмно-зелёные сабли травы временами скрывали их по грудь, земля становилась шаг за шагом всё более податливой. Пару минут спустя она уже смачно чавкала под ногами. Им пришлось снять обувь, чтобы она не досталось жадной зыбучей почве.

Вскоре они вышли к узенькой водной полоске, исчезающей среди густых травяных шапок, через которую был перекинут маленький шаткий мостик – тому, что осталось от полноводного ручья, у которого произошла судьбоносная встреча Милодарова и генштабовцев. Грустный конец этого водоёма, отделившегося от основного русла реки, очень напоминал исход жизни человека, отделивший свои интересы от Высшего Источника.

Гриша помог сестре перейти мостик, они прополоскали в ручье ноги, смывая приставшую к ним глинистую массу, и продолжили свой путь.

Дорога пошла на подъём. Оставив заросли осоки позади, они двигались через поле, устланное павшей под бесстрастными ударами косарей травой, пересекаемое пунктиром древесных заслонов.

Чуть заметная тропка ушла немного под уклон, и они оказались в неглубокой балке, запертой высокими деревьями с обеих сторон. Балка дышала едва заметной прохладой, с трудом отвоевавшей себе место под сенью густых крон, и разомлевшие от жары дети зашагали бодрее, словно по коридору диковинного замка с зелёными колышущимися стенами и голубым, бесконечно высоким потолком. Слева соблазнительно плескалась река, и слабый ветерок доносил до брата с сестрой её свежесть, впереди слышался отдалённый шум лесхоза. Они поднялись по невысокому склону, и он предстал перед ними во всей красе. Гришкино воображение тут же нарисовало картину средневековой осады: синяя лента реки и высокий, жёлтый, глинистый обрыв берега были крепостным рвом, выложенные вдоль него высокие штабеля толстых распиленных стволов – стенами, над которыми взмывал громадным, железным, широко расставившим ноги драконом конвеерный кран. Гриша помахал ему рукой. «Дракон» этот ему был хорошо знаком – на нём работал их отец. Таня, поняв жест брата, последовала его примеру.

Они обогнули густые черничные заросли и, выйдя из маленькой, примыкавшей к реке рощице, замерли от неожиданности. Они рассчитывали, что в разгар сенокоса, тем более в будний день, пляж будет принадлежать им одним. Но их опередили.

Недалеко от острия сабли песчаного берега сидело с десяток необычно одетых людей. На них были длинные рубахи с широкими вырезами по боковым швам в районе бёдер, а вместо штанов – что-то наподобие не то шаровар, не то странно завязанных простыней оранжевого и белого цвета. Однако вызывала недоумение не столько их одежда, сколько то, чем они занимались.

В середине образованного ими круга находилось что-то наподобие квадратного, сложенного из кирпичей очага. Конструкция была увенчана короной из разных фруктов и цветов, из-под которой выглядывали зелёные стрелы травы. С каждого из четырёх её углов располагалось по кокосу. В середине очага танцевало пламя костра.

Прямо перед ним сидел мужчина средних лет, который, очевидно, руководил процессом. Сидел он лицом к замершим в своём укрытии брату и сестре, и Гришка мог разглядеть его во всех подробностях.

Мужчина был среднего роста, в меру упитанный. Его гладко выбритую голову венчал необъятных размеров пучок чёрных волос, похожий на маленькую папаху (Гришка в жизни не видел более странной причёски). Его грудь украшала гирлянда из белых полевых цветов. Вместо рубахи на нём был надет прямо на голое тело кусок ярко-жёлтой ткани, из-под которого выглядывала пересекающая грудь тонкая белая верёвка, уходящая за спину не доходя до талии.

Сидевший перед очагом мужчина что-то ритмично декламировал, но Гришка не мог разобрать ни слова, как ни напрягал слух. Возможно, виной тому была разделявшая их пара десятков метров.

В конце каждой фразы «руководитель» что-то выливал в костёр из стоящей подле него металлической кастрюльки длинной деревянной ложкой. Одновременно с этим остальные, хором повторяя последнее сказанное им слово (до детей доносилось «..-аха!»), бросали в огонь что-то сыпучее из стоящих рядом с каждым из них глубоких тарелок.

- Кто это? Что они делают?! – спросила Таня так тихо, словно люди на другом берегу могли их услышать.

Гришка пожал плечами.

- Не знаю… Похоже на какой-то… ритуал…

- Гриш, я боюсь! – испуганно прижалась к нему сестра.

Тот недоумённо взглянул на неё.

- Боишься? Чего тут такого страшного?

- Не знаю… Просто боюсь… Побежали в полицию! – вдруг сказала она.

Это предложение показалось Гришке едва ли не более странным, чем то, чему они стали свидетелями.