Конкретные приемы обсуждаются в разделе о технологическом прогнозировании в главе 3. 11 страница
“Использование вероятностного метода для исследования проблем будущего, хотя таковой, по-видимому, бесспорен, в теоретическом отношении требует проведения предварительного исключительно сложного научного исследования. По этой причине верх часто одерживает искушение пойти по пути наименьшего сопротивления, чему способствуют инертность мышления и прочно укоренившиеся традиции (иди даже предубеждения) ставить знак равенства между прогнозированием и предсказаниями”. Цитата в данном случае взята из конспекта книги И.Бестужева-Лады, предоставленного автору Ф.Айкдом. См. также: Ikle F. Social Forecasting and the Problems of Changing Values, with Special Reference to Soviet and East European Writings // Rand Paper P-4450. January 1971. 77 Labedz L. Sociology and Social Change // Survey. July 1966. P. 21. 78 Обстоятельный обзор этих исследований приведен в работах: Katz Z. Hereditary Elements in Education and Social Structure in the USSR. University of Glasgow, Institute of Soviet and East European Studies. 1969 и Katz Z. Soviet Sociology: A Half-way House. Russian Research Center, Harvard University. 1971. Я благодарен З.Кацу за то, что он помог получить эти материалы, и за несколько бесед, которые подсказали другие источники по интересующей меня проблеме.
Ряд исследований, проведенных советскими социологами, показывает, что “в стране рабочих и крестьян” немногие дети из пролетарских семей хотят быть рабочими, гораздо меньше — колхозниками, а огромное большинство жаждет поступить в высшие учебные заведения и войти в состав интеллигенции. З.Кац дает следующий комментарий: “Подобные исследования, хотя они и ведутся независимо друг от друга в различных регионах Советского Союза, демонстрируют удивительное единообразие основных выводов”. Если классифицировать профессии по престижности, то высшие позиции занимают научные работники, летчики и капитаны морских судов, а низшие — аграрии и работники сферы услуг. Кроме того, дети из интеллигентных семей несоразмерно представлены в университетах, а детям крестьян вообще невероятно трудно поступить в высшие учебные заведения. Н.М.Блинов, сотрудник социологической лаборатории при Московском университете, писал в 1966 году: “Классовые различия по-прежнему оказывают сильное влияние на карьеру человека, а классовая структура как социальное явление обладает значительным влиянием на формирование личности. Так, относительно небольшое число людей с высшим образованием в деревне объясняется среди всего прочего тем фактом, что процент студентов из сельской местности в десять раз ниже, чем процент студентов из городов”79. При Н.Хрущеве была предпринята попытка переломить эту тенденцию посредством введения преимуществ для детей рабочих и крестьян при поступлении в университеты. Было также введено требование отработать год на производстве до поступления в вуз, но к 1964 году эти “реформы” прекратились, и идеи эгалитарного образования отбросили за ненадобностью, открывая путь новой меритократии. В Новосибирске, например, где был создан новый “научный городок”, местная физико-математическая школа, специальное учебное заведение, отбирает ежегодно 200 студентов из 100 тыс. подающих надежды кандидатов. В 1968 году более 500 подобных специальных элитных подготовительных школ открылись по всему Советскому Союзу. Раньше студенты посвящали до 13 часов в неделю физическому труду; к 79 Цит. по: Katz Т.. Hereditary Elements in Education and Social Structure in the USSR. P. 4.
1968 году эта программа была свернута. Прежде молодым людям, которые имели трудовой стаж иди служили в армии, выделялось 80 процентов мест в университетах; теперь эта доля сократилась до 30 процентов83. Коммунистические теоретики утверждали, что в Советском Союзе возникнет социально однородное общество. Однако от подобной идеи — по крайней мере к началу 70-х годов — отказались почти все серьезные советские социологи, и различные западные представления о расслоении, основанном на профессиональном разделении труда, стали получать все большее признание. В 1966 году на конференции в Минске ряд советских социологов объявил, что ленинское определение класса неприменимо к нынешнему советскому обществу, и ее участники представили разнообразные критерии, направленные на изменение официальной точки зрения. Некоторые даже признали, что люди, профессионально занятые управленческими функциями, составляют самостоятельную социальную группу. Были и такие, кто не побоялся рассматривать партию не в первоначальных ленинских формулировках — как авангард рабочего класса, — а как инструмент разрешения конфликтов интересов различных социальных групп81. Хотя советские социологи и приводили документальные подтверждения расширения нового сдоя, большинство избегало анализа последствий происходящих перемен для партийной доктрины и идеологических догм. Если имеет место рост интеллигенции и относительное сокращение рабочего класса, то какова тогда роль коммунистической партии как проводника “дикта- 80 См. Russia's New Elite // Wall Street Journal. October 15, 1968. 81 Относительно конференции в Минске см.: “Вопросы философии”. 1966. № 5; “Философские науки” 1966. № 3. С. 133—138, а также книги: Классы, социальные слои и группы в СССР. Под ред. Ц.А.Степаняна, В.С.Семенова. М., 1968; Проблемы изменения социальной структуры социалистического общества. Под ред. Ц.А.Степаняна, В.С.Семенова. М., 1968. Материалы о новой профессиональной и классовой систематизации содержатся в: Rutkevich M.N. The Social Sources of the Replenishment of the Soviet Intelligentsia. CDSP. 1967. №. 9; Руткевич М.Н. О понятии интеллигенции как социального сдоя социалистического общества // Философские науки. 1966. № 4; Руткевич М.Н. Количественные изменения в социальной структуре советского общества в 60-е годы // Социальные различия. Свердловск, [1969]. Т. 3. С. 5—19; Классы, социальные слои и группы в СССР. Под ред. Ц.А.Степаняна, В.С.Семенова. М., 1968; Проблемы изменения социальной структуры социалистического общества. Под ред. Ц.А.Степаняна, В.С.Семенова. М., 1968; Shkaratan O.Y. The Social Structure of the Soviet Working Class. CDSP. Vol. XIX. No. 9; Социология и идеология. Под ред. Э.А.Араб-Оглы и др. М., 1969. Все эти данные содержатся в работе: Katz Z. Soviet Sociology: A Half-way House. Russian Research Center, Harvard University. 1971.
туры пролетариата”? На официальном уровне не признавались никакие противоречия. В.Афанасьев, например, сумбурно писал: “Советская интеллигенция... это подлинно народная интеллигенция, уходящая своими корнями в рабочий класс и крестьянство. Выйдя из народа, она служит ему преданно и самоотверженно”82. И.Бестужев-Лада в популярной статье “Утопии буржуазной футурологии”, помещенной в предназначавшемся для иностранных читателей еженедельнике “Новое время”, рассуждает о постиндустриальном обществе и признает, что число людей, работающих в сельском хозяйстве и “некоторых отраслях промышленности”, падает, в то время как доля лиц, “занятых в обслуживании производственной деятельности, а также в научных исследованиях и разработках, растет”. Однако это не означает, утверждает он, исчезновения рабочего класса. “Рабочий класс был и остается основной, имеющей решающее значение социальной силой современности, опорой современного производства...”83 На более серьезном уровне молодые образованные идеологи, такие, как Э.Араб-Оглы, доказывают, что сутью научно-технической революции является формирование нового рабочего класса, состоящего из высококвалифицированных рабочих и технических специалистов, особенно в химической промышленности, атомной энергетике и машиностроении, и что “на первый план выходит "рабочая интеллигенция", заменяющая i прежних работников физического труда”84. Однако более значительные социологические проблемы, поставленные Л.Троцким и изложенные в популярной форме М.Джиласом, никогда не затрагивались.
82 Afanasyev V. Scientific Communism. Moscow, 1967. P. 179. 83 Перепечатано в: The Futurist. Washington, December 1970. P. 216-217. 84 См.: Arab-Ogly E. Nauchno-tekhnicheskaya revolutsiya i obschestvennyi progress. Moscow, 1969 [Араб-Оглы Э.А. Научно-техническая революция и общественный прогресс. М., 1969].
ЧЕШСКИЙ ВЗГЛЯД НА БУДУЩЕЕ В восточноевропейских коммунистических странах за пределами Советского Союза период после смерти И.Стадина в 1953 году, разоблачений Н.Хрущева в 1956, а также “польской оттепели” и “венгерской революции” в 1956—1957 годах отличался необычайным интеллектуальным И политическим брожением. Вокруг прежних порядков развернулась острая дискуссия, в центре которой оказались адекватность ленинской партийной модели, достоинства коллективизации, отрицательные стороны централизованного планирования. Была поставлена под сомнение традиционная доктрина — исторический материализм, классовая тео рия, природа отчуждения. Бессмысленные идеологические догмы потихоньку отодвигались в сторону, и в их числе оказались жесткие концепции диалектического материализма, положение о ссудном проценте как элементе эксплуатации, а также взгляд на науку как на часть социальной “надстройки”85. Однако, как ни странно, во всем этом брожении почти не нашлось места сколько-нибудь серьезному обсуждению представлений о будущем обществе и о том, что предвещало традиционному коммунистическому мировоззрению изменение характера социальной структуры индустриального типа. Прения по некоторым из этих проблем были открыты лишь в начале 60-х годов, но затем вследствие восстановления идеологической дисциплины они во многом были пресечены86. Наиболее важным документом, появившимся в результате обсуждения упомянутых выше проблем, стало выдающееся исследование Р.Рихты и группы ученых Академии наук Чехословакии под названием “Цивилизация на перепутье: социальные и человеческие последствия научно-технической революции”, ко- 85 Обзор некоторых из этих направлений см. в: Labedz L. (Ed.) Revisionism. L., 1962 и Jordan Z.A. Philosophy and Ideology: A Review of Philosophy and Marxism in Poland. Dordrecht, 1963. 86 Например, известный польский коммунист В.Беньковски, бывший некоторое время министром культуры в 1956 году, написал книгу “Motory Socja-lismu”, касающуюся необходимых изменений в социалистической идеологии вследствие новой роди науки. Книга была предложена нескольким издательствам в Польше, но от нее отказались; ее опубликовало без разрешения автора эмигрантское издательство Kultura в 1969 году в Париже.
торое вышло в свет в 1967 году. Издания этой книги на чешском и словацком языках тиражом 50 тыс. экземпляров быстро разошлись. Английский перевод был отпечатан в Чехословакии в октябре 1968 года и распространялся через американского посредника, но, что примечательно, не привлек особого внимания на Западе. Тем не менее этот документ, “задуманный в атмосфере критического, радикального поиска и энергичного обсуждения дальнейшего развития общества, достигшего индустриальной зрелости в период радикальных социалистических преобразований”, имеет важнейшее значение для дискуссии по поводу меняющихся социальных структур коммунистических и западного обществ87*. Отправной точкой дискуссии является научно-техническая революция, которая стала очередной надеждой коммунистических идеологов. Однако, в отличие от русских, исследовательская группа Р.Рихты рассматривает такую революцию как процесс, идущий также и в западных обществах (большинство русских не решается обсуждать этот вопрос, поскольку это подвергло бы сомнению некоторые положения, касающиеся природы капитализма, и открыло бы дорогу концепциям индустриального и постиндустриального общества), и, что более важно, ее члены не отбрасывают проблемы изменения классовой структуры и возникновения нового господствующего класса в ходе подобного развития событий. Исследование начинается с “аналитического противопоставления промышленной и научно-технической революции” и строится вокруг тезиса о том, что последствием происшедших изменений стала трансформация не только рабочей силы, но и всего производства в непрерывный механизированный процесс, в котором человек теперь находится “рядом” с производством, тогда как прежде он был “его основной движущей силой”. По существу, не рабочая сила (и не пролетариат), а наука (и образо- 87 См.: Richfa R. Civilization at the Crossroads. 1968. Printed in Czechoslovakia, distributed in the US by International Arts and Science Press, White Plains, N.Y., 1969. Исходя из того, что исследование фактически неизвестно, но тем не менее представляет интерес для теорий социального развития, я привожу здесь подробные выдержки из него. * Richfa R. Civilization at the Crossroads. N.Y., 1969. P. 21.
ванные классы (knowledge classes)) служат решающим фактором роста общественных производительных сил*: “На место простого, фрагментарного труда, который до сих пор составлял основу производства, в настоящее время приходит наука и ее применение в форме технологии, организации труда, профессионального мастерства и так далее. Наука, ранее отделенная от промышленности и лишь время от времени привносившаяся в нее небольшими дозами извне, становится сегодня сердцем производства и всей социальной жизни. Эта сфера, в которой не так давно насчитывалось несколько сот тысяч человек, превращается в огромную материальную силу, включающую наряду с широкой технической базой армию численностью в 3,5 миллиона специалистов и 11 миллионов взаимодействующих с ними работников по всему миру. Согласно оценкам некоторых экспертов, в недалеком будущем (к началу следующего столетия) в сфере науки и исследований будет занято 20 процентов совокупной рабочей силы”**. “Иными словами, наука становится ведущим фактором в национальной экономике и важнейшим измерителем прогресса цивилизации. Существуют признаки нового (“постиндустриального”) типа роста, отличающегося динамизмом, проистекающим из непрерывных структурных изменений в производительных силах, снижением роли количества средств производства и людских ресурсов но сравнению с их качественными характеристиками и степенью их использования. Именно в этом кроются интенсивные факторы развития, здесь заключено ускорение, тесно связанное с началом научно-технической революции”***. “На определенном этапе технологической революции и в ходе изменений порожденных ею моделей роста все закономерности и пропорции общественного развития предстают в новом свете. Это прежде всего касается взаимосвязей науки, технологии и производства в собственном смысле слова; можно сказать, что достигнуто состояние, за пределами которого они приобретают не менее существенное значение, чем взаимоотношения между * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 27-28. ** Ibid. P. 36. *** Ibid. P. 39.
первым и вторым подразделениями общественного производства в эпоху индустриализации, [то есть схемы, предложенные К.Марксом в "Капитале" ]. В условиях научно-технической революции развитие производительных сил подчиняется закону <...> приоритета науки над технологией и технологии над промышленностью”*. Различие, допускаемое авторами между индустриальным и постиндустриальным, или научно-техническим, обществом, по существу, означает, что некоторые упрощенные марксистские понятия больше не имеют силы. Наиболее важным из них, очевидно, является утверждение о ведущей роли рабочего класса: “Совершенно новым феноменом, демонстрирующим развитие между индустриальной и научно-технической революциями, становится относительное уменьшение количества рабочей силы, используемой в промышленности и связанных с ней видами деятельности, сопровождаемое сдвигом от традиционных к прогрессивным отраслям внутри промышленного сектора. Эта тенденция, вне всякого сомнения, опровергает точку зрения, утверждающую абсолютную ценность процесса индустриализации и структуры "индустриального общества..."”**. “В целом можно предположить, что в ходе научно-технической революции объем услуг в предстоящие десятилетия возрастет до отметки 40—60 процентов совокупной рабочей силы, а в долгосрочной перспективе их доля станет еще большей. Цивилизацию, к которой мы движемся, было бы вполне разумно назвать "постиндустриальной цивилизацией", "третичной цивилизацией", "цивилизацией услуг" и так далее”88***. “Самый поразительный результат, однако, имеет растущее число технических и профессиональных работников во всех секторах экономики за пределами непосредственного производства. В 50-е и 60-е годы в Соединенных Штатах эта группа по темпам роста опережала все остальные: она увеличивалась в два раза * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 41. ** Ibid. P. 120. 88 В этом месте текста в книге Р.Рихты приведены ссылки на две работы: Fowos- tie J. Le grand espoir du XXe si&cle. P., 1958, и Bell D. The Post-Industrial Society // Technology and Social Change. N.Y. - L., 1964. *** Richta R. Op. cit. P. 121-122.
быстрее, чем число конторских служащих (категории работников, бывшей рекордсменом в 40-е годы), и в семь раз быстрее среднего темпа роста занятости”*. Однако самое примечательное, вероятно, состоит в том, что утратила свое значение прежняя марксистская концепция “законов общественного развития”: “Законы, по которым развивается общество, не предопределяются заранее, они не следуют какой-то установленной схеме. Обусловленные содержанием истории, движением самого общества, они изменяются с каждым поворотом в его глубинных основах. Радикальное вмешательство в цивилизационные основы человеческой жизни, ознаменованное научно-технической революцией, рассматриваемой в неразрывной связи со всеми аспектами социальной трансформации наших дней, не может не повлиять на фундаментальные законы истории. Во многих отношениях развитие цивилизации приобретает новую логику и новый временной масштаб”**. “Оценивая события с точки зрения длительной перспективы, можно ожидать, что история утратит характер естественного процесса, который в период традиционной индустриальной цивилизации утверждал неоспоримый ход событий, прерывавшийся время от времени действием отдельных альтернативных тенденций социального развития”89***. Даже идеи планирования и его временных циклов, основанных на ритмических колебаниях накопления капитала и его оборачиваемости, в настоящее время ставятся под сомнение: “Ритм цивилизации всегда определяется основным ее субъектом. Было время, когда тон задавало естественное воспроизводство первобытного сообщества, и до наших дней естественный ежегодный цикл обретения средств существования в изолированных общи- * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 131. ** Ibid. P. 210.
89 В данном случае в тексте имеется сноска на Ф.Энгельса, посвященная идее истории как естественного процесса: “Таким образом, история, как она шла до сих пор, протекает подобно природному процессу и подчинена, в сущности, тем же самым законам развития” (письмо Ф.Энгельса Я.Блоху от 21 сентября 1890 года процитировано автором по книге: Marx [К., Engels F. ] Selected Works. Moscow, 1933. Vol. 1. P. 382 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 38. С. 396]). *** Rkhta R. Op. cit. P. 277.
нах определяет масштаб времени в значительной части мира. В условиях классической индустриальной цивилизации период оборота капитала в процессе расширенного воспроизводства становится отправным пунктом всякого рода предположений о будущем и прогнозов, обычно рассчитанных на несколько лет вперед. Аналогичным образом пяти- или семилетние планы при социализме — хотя они не слишком часто базируются на осведомленности об этом обстоятельстве — соответствуют среднему периоду оборота общественной рабочей силы и связанных с нею активов. Как только прогресс начинает определяться наукой и ее применениями, точки зрения, основанные на предположении прочных экономических отношений, неизбежно утрачивают свое значение, хотя почти все практические расчеты продолжают основываться именно на них”*. Наука как таковая имеет особый характер, отличающий ее от других видов деятельности, в том числе и от труда; именно этот ее характер отделяет опирающееся на науку общество от общества индустриального: “Наука обязана своим статусом прежде всего исключительной силе обобщения. В отличие от остальных продуктов, научный вывод не потребляется в ходе использования; напротив, он продолжает совершенствоваться и при этом ничего не стоит. Более того, наука обладает исключительным потенциалом роста. Каждый вывод является как результатом, так и отправной точкой дальнейших исследований; чем больше мы знаем, тем больше мы можем узнать. Эта внутренне присущая ей экспоненциальная функция резко выделяет науку из всех видов традиционной деятельности индустриального типа” **. Из всего этого возникают три исключительно важные социологические проблемы. Во-первых, если рабочий класс не может возглавить научно-техническую революцию, то какова в таком случае его роль в будущем обществе? Во-вторых, система стратификации нового общества неизбежно подчеркнет особое значение доминирующего положения профессиональных и технических классов. В-третьих, если формирование и поддержание научного * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 269. ** Ibid. P. 217.
мастерства потребуют наличия профессионально подготовленной научно-исследовательской элиты, подкрепленной многочисленным штатом технических работников, то не означает ли все это характерных признаков нового, потенциально правящего, класса? Рихта и его коллеги пишут: “Любая революция в процессе производства — включая промышленную революцию — была до сих пор делом того класса, который обеспечивал ее проведение и который в этой роли приходил на смену прежнему правящему классу, осуществляя весь процесс преобразований за счет класса, составлявшего большинство общества. Если созданная нами модель научно-технической революции соответствует действительности, то следует предположить, что развитие этой специфической, всеобщей революции в области производительных сил будет невозможно — во всяком случае в полной мере — без позитивного участия большинства населения, и в конечном счете всех членов социума”*. “По мере изменения классовой структуры при социализме... главной чертой социального расслоения становится дифференциация прежде всего по признаку содержания трудовой деятельности. Длительное сосуществование двух работающих бок о бок различных групп — специалистов, выполняющих творческую работу, и людей, занятых рутинными производственными операциями, — следует рассматривать как серьезную проблему... До тех пор, пока научные и технологические достижения не будут поставлены под рациональный контроль во всех их социальных и человеческих проявлениях, мы будем сталкиваться с расхождением между профессиональным и демократическим подходами. Это может найти отражение в технократических тенденциях, которые не проистекают, однако, из науки и технологии как таковых, а скорее являются результатом условий, усиливающих классовые интересы тех групп, которым подчинены наука и технологии. Между тем с самого начала научно-технической революции практическое управление во многих капиталистических странах переходит в руки высококвалифицированной управленческой элиты, которая в условиях государственной моноподии приобретает некоторую независимость — по крайней мере от традицион * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 245.
ных капиталистических группировок, — хотя по своему положению она еще вполне является прислужницей капитала”90*. При социализме подобное расхождение между профессиональной элитой и остальной массой населения происходит в силу того, что рабочий класс не является руководящей силой нового общества: “Столкнувшись с феноменом, который продемонстрировала нам индустриальная цивилизация, нельзя не прийти к выводу, что даже при социализме рабочие не смогут быть в одночасье вовлечены в активное участие в научно-технической революции. В прежних социальных системах ощущался недостаток соответствующих форм, и мы не можем рассчитывать на то, что сейчас процесс пойдет автоматически и без проблем; этого никогда не было ни на одном этапе революции”**. Проблема социальной дифференциации может возникнуть вновь вследствие возможного появления новых научных и технических элит и их усилий, направленных на укрепление их привилегированного положения: “Нет никакого смысла закрывать глаза на то, что острой проблемой нашего столетия станет преодоление острого противоречия внутри индустриальной цивилизации, которая, как с огромной тревогой осознал А.Эйнштейн, от- 90 Проблема определения класса управляющих, научной элиты и нового среднего класса остается явно сложной для группы чешских ученых, даже отошедших от догматических марксистских категорий. Ранее, характеризуя изменения в социальном расслоении при капитализме, авторы отмечали тенденцию (описанную рядом социологов) подъема “нового среднего класса”, трансформации профессиональных и технических кадров и тому подобное. Это, по их утверждению, нельзя назвать тем не менее подлинной переменой. Не считая “небольшой группы администраторов, которые живут в основном за счет прибыли, что является результатом классовой дифференциации внутри интеллигенции” [sic! ], рост класса специалистов отражает в значительной степени развитие нового рабочего класса. Однако очевидно, что, когда авторы обращаются к обсуждению социализма, проблема обостряется до предела (см.: Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 247). К числу работ, упоминаемых ими в связи с изменениями в социальной стратификации капиталистического общества, относятся: Young M. The Rise of the Meritocracy. L., 1958; Bell D. [статья в ] Dun's Review and Modem Industry. 1962. No 1; Schelsky H. Die Sozial Folgen der Automatisierung. Duesseldorf - Koein, 1957; Schelsky H. Auf der Suche nach Wirklichkeit. Koein - Duesseldorf, 1965. * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 249-250. ** Ibid. P. 252.
дает судьбы беззащитных масс населения в руки высокообразованной элиты, обладающей властью в сфере науки и технологии. Возможно, это будет одной из наиболее сложных задач, стоящих Д” перед социализмом. Обстоятельства ставят имеющую огромную важность науку и технологию под контроль сознательных, прогрессивных людей — профессионалов, ученых, технических специалистов и организаторов, а также квалифицированных рабочих. Но даже при социализме Можно обнаружить тенденции к элитарности, монополию на образование, преувеличенные претензии на более высокий уровень жизни и тому подобное; данная группа может забыть, что эмансипация одной части общества всегда связана с эмансипацией целого”*. Вековая мечта социалистов о новом, гармоничном обществе обречена, таким образом, на несбыточность. Вместо этого новое общество породит конфликты и столкновения, причем не обязательно на прежних направлениях классовой и политической борьбы, но вызываемые различным отношением к происходящим изменениям и к науке как таковой: “В условиях научно-технической революции любые представления о будущем обществе, лишенном конфликтов и столкновений, будут скорее всего опровергнуты. Идея, согласно которой вместе с социализмом человечество вступит в эпоху, где больше не будет личного напряжения и индивидуальных усилий и где общество позаботится обо всем необходимом, является одной из иллюзий индустриальной действительности, которая просто абстрагируется от обоюдоострой природы промышленного механизма... Трения могут возникнуть среди самых разных групп населения, причем наиболее устойчивые из них будут вызваны различиями в содержании трудовой деятельности и проистекающим отсюда несогласием с характером жизни в свободное от работы время... В равной степени может обостриться непонимание между представителями различных поколений, вызванное нарастающими различиями их образов жизни в течение двух-трех десятилетий. Существуют признаки того, что общество подвергнется новой, более сильной, чем когда-либо, поляризации, элементами которой станут прогрессивные и консервативные силы. Это вы * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 250.
двинет на первый план исследование роли социальных условий, в которых происходит такая дивергенция сил, изучение того, насколько эти тенденции связаны с неумолимой пожизненной разделенностью людей по признакам классовой принадлежности, собственности и власти, пусть даже антагонизмы между ними уже не будут приводить к жестокой борьбе. Это требует создания условий, позволяющих дивергенции принимать мобильные, функциональные формы, адекватные подлинной диалектике конфликта. Усилия, предпринимаемые отдельными лицами и группами, будут, разумеется, сопровождаться риском, столкновениями, в которых неизбежны победители и побежденные, хотя произвол со стороны победителей и унижение потерпевших поражение могут и должны исчезнуть со сцены. И в самом деле, историческая миссия социализма заключается именно в этом — в преодолении подобных (возникающих и заканчивающихся) социальных расколов, которые не основаны на классовых различиях, с помощью системы новых, приемлемых методов, использующих псе подходящие средства из арсенала прежних общественных форм — экономические рычаги, демократические, социальные и политические институты и так далее”*.
|
