Конкретные приемы обсуждаются в разделе о технологическом прогнозировании в главе 3. 8 страница
Возможно, наиболее удивительным пережитком идеологического инфантилизма в этом отношении является заявление Ф.Кастро о том, что в недалеком будущем он надеется создать социализм на Кубе с помощью упразднения денег и что тогда все станет “бесплатным”; можно подумать, что, поступая таким образом, он покончит с проблемой сравнительных издержек при производстве..парной продукции, а также с причинами различных цен на товары и их пропорционального обмена.
Индустриальное общество, по А. де Сен-Симону, есть методичное и систематическое применение технических знаний к социальной сфере. Вместе с ним появился и technicien — французский термин более удачен, чем английский (technician), так как его смысл гораздо шире — подготовленный специалист в прикладных науках. Это также означало, что те, кто обладал подобными знаниями, обретают в обществе авторитет, если не власть. А. де Сен-Симон видел индустриальное общество в чисто технократическом аспекте, представляя его как систему планирования и рационального порядка, где общество точно рассчитывает свои нужды и организует производственные ресурсы для их обеспечения. Индустриальное общество отличалось двумя основными элементами — знаниями и организацией. Знания, говорил он, носят объективный характер. Ни у кого не может быть “мнений” области химии иди математики; человек либо имеет знания, либо нет. В качестве метафор, которые А. де Сен-Симон применял к организации, он брал такие слова, как “оркестр”, “корабль” и “армия”, где каждый выполняет обязанности в соответствии (о своей компетентностью. Хотя он ясно обозначил рамки процесса, в ходе которого возникающая буржуазия приходила на смену феодальной знати, и предсказал появление многочисленного рабочего класса, он не верил, что пролетариат сменит буржуазию у руля власти. Он пытался показать в своем эскизе исторического развития, что обществом правят не классы, а им всегда руководит высокообразованная элита. Естественными лидерами рабочего класса, следовательно, стали бы промышленники и ученые. Он предвидел опасности конфликта, но не считал егч неизбежным. В случае создания органичного общества люди рас положились бы в нем по принципу справедливости. Разделение труда означало, что некоторые люди будут управлять, а другие останутся управляемыми. В обществе, организованном исходя из функциональных возможностей и компетентности, врачи, инженеры и химики использовали бы свои умения соразмерно объективным потребностям, а не для достижения личной власти. Этим людям повиновались бы не потому, что они являются хозяевами, а вследствие их технической компетентности; в конце концов, слушаться своего врача — добровольный, но разумный поступок. Отсюда сторонники А. де Сен-Симона в нескольких фразах, использованных позднее Ф.Энгельсом, сформулировали новый принцип социальной иерархии: “от каждого — по способностям, каждому — по заслугам”; индустриальное общество в их изображении было “не господством над людьми, а управлением вещами”. Управление вещами, замещающее политическую рациональность, является отличительным признаком технократии. Эволюция индустриального общества подчеркнула двоякий характер этой роди — как функции и как метода. “Технический служащий, — указывают Э.Ледерер и Я.Маршак, — был не знаком ни ремесленному производству, ни промышленности в период ее становления. И хозяин-ремесленник прошлого, и независимый владелец мануфактуры радикально отличаются от технического служащего нынешнего гигантского концерна. Современные промышленные компании изобрели целую надстройку, неотъемлемой частью которой становится технический служащий. Этот механизм концентрирует в себе всю возможную умственную и рутинную работу из мастерских; все сосредоточивается в отделах планирования и технического обслуживания”43. И в самом обществе проблемы приобретают технический характер. Зб.Бжезинский так трактует положение дел: “...социальные проблемы рассматриваются в меньшей степени как по- 43 Lederer E., Marschak J. The New Middle Class. P. 7.
следствия умышленного зла и в большей — как непреднамеренные результаты сложности задач и некомпетентности исполни-ггдей; решения лежат не в области эмоциональных упрощений, а 11 систематическом применении социальных и научных знаний”44. С появлением технического специалиста (technicien) сформировалось убеждение в том, что в развитом индустриальном обществе будут править технократы. Его особенно придерживались во Франции, где существовала долгая традиция управления из центра (усилившаяся, как подчеркнул А. де Токвидь, в результате Французской революции) и где элитный государственный корпус пополняется из системы высших шкод, специально созданных с этой целью: Политехнической школы (Ecole Polytechnique), основанной в 1793 году революционным правительством в качестве центра высшего технического образования, а после второй мировой войны — Национальной школы управления (Ecole Nationale d'Administration). (О. Конт, как отмечает Р.Арон, выступает “символическим покровителем” “политехнического” менеджера.) Некоторые авторы, главным образом Ж.Мейно, доказывали, что реальная власть уже перешла из рук выборных представителей к техническим специалистам и “возникает новый тип управления — не демократия, не бюрократия, а технократия”. Возвышение технократии, утверждает Ж.Мейно, идет рука об руку с расширением полномочий исполнительной власти, и во Франции “три важных области сегодня находятся под управлением технократов: экономическое планирование, национальная оборона и организация научных исследований”. “Мы можем с уверенностью констатировать, — пишет он, — что влияние технократов неуклонно росло при Третьей и Четвертой республиках; оно выражалось, в частности, в методичном расширении государственного вмешательства в социальную и экономическую сферы”. Эти полномочия стали еще шире в процессе формирования специализированных органов Европейского экономического сообщества, таких, как Европейское объединение угля и стали. Упадок парламентского влияния в голдистской Пятой республике и расширение власти кабинета, многие министры которого были привлечены из государственной гражданской службы, еще 44 Brzezinski Zb. Between Two Ages. N.Y., 1970. Part II. Sec. IV.
более подняли роль технократов в 60-е годы. “Доминирование технократов в период Пятой республики, — пишет Ж.Мейно, — может быть частично отнесено на счет некоторых способов, с помощью которых функционирует режим, особенно его умения готовить определенные решения или действия в глубокой тайне”45. Во многих работах на эту тему технократия изображается как противоположность нормальной политической демократии иди даже как явление, подрывающее ее структурные рамки; в некотором роде такие оценки граничат с истерией. Покойный Ж-Гурвич определял технократию как “грозную социальную силу, абсолютистскую и скрытную по своему характеру, которая угрожает поглотить государство. Организованный, основанный на планировании капитализм подталкивает ее в направлении замаскированных фашистских структур, которые объединяют систему трестов, картедей, банков, высшего административного персонала и профессиональных военных с находящимся в их распоряжении тоталитарным государством”46. Много неразберихи в этой области порождено неспособностью разграничить две функции и два вида технической интеллигенции: технического специалиста (technicien), который отождествляется с применением знаний, и технократа, который занимается осуществлением власти47. Технические знания — управление вещами — являются необходимым и набирающим силу компонентом в принятии многих решений, включая политические и стратегические. Но власть — отношения между людьми — предполагает политические предпочтения, представляющие смесь ценностей и интересов, которые не всегда могут быть определены техническим путем. Технократ, стоящий у власти, является разновидностью государственного деятеля, а не техническим специалистом — независимо от того, в какой степени он использует свои технические знания48. 45 Meynaud J. Technocracy. L, 1968. P. 95, 140-141. 46 См.: Quel avenir attend 1'homme? Paris, 1961. Цитировано по кн.: Meynaud J. Technocracy. P. 146. 47 Это различие также проведено в интересной книге двух марксистских авторов: Воя F., Burnier M.-A. Les Nouveaux Intellectuels. Paris, 1966. Chaps. IV и V. 48. Этот аргумент развивается в главе шестой: “Технократия и политика”.
Очевидно, что в обществе будущего, какую бы характеристику ему ни давали, ученый, профессионал, технический специалист и технократ призваны играть доминирующую роль в политической жизни общества. Однако если возникнет необходимость сделать сколько-нибудь значительные обобщения относительно различий в деятельности перечисленных лиц, то при обсуждении влияния отдельной социальной страты или ее части предстоит уточнить четыре вопроса: 1) масштабы и пределы технического подхода к решению социальных проблем; 2) оценка отраслей, производящих “знания”, а не товары, и доли этих отраслей (коммерческих и некоммерческих) в экономике страны; 3) основы сплоченности любого нового класса, базирующегося на умениях, а не на владении собственностью; и 4) возможность того, что технические специалисты и технократы превратятся в новый, господствующий класс49 (подобно буржуазии, которая появилась раньше развертывания крупной промышленности), заменяющий прежний класс буржуа. Таковы направления социального развития, появившиеся в социологических работах западных авторов после К.Маркса. Как я отмечал, они являются попыткой развить вторую марксову схему, но в направлении, которое им не предполагалось. В изложенных концепциях производительные силы (технология) заменяют собой социальные отношения (собственность) в качестве осевого принципа общества, и из этого возникает понятие индустриального общества в работе Р.Арона и других. Признается, что капиталистическое общество переживает перемены, но, в представлениях М.Вебера и Й.Шумпетера, они направлены не в сторону социализма, а к одной из форм экономики, контролируемой государством, к бюрократическому обществу. Для взглядов классического марксизма, а также для обществ и социальных дви- 49 Нет необходимости ограничиваться лишь понятием “technicien”; если я правильно понимаю термин Р.Дарендорфа “service class” (см.: Dahrendorf R. Kecent Changes in Class Structure // Graubard S.R. (Ed.) A New Europe? Boston, 1964. P. 328), он берет эту группу вместе с некоторыми близкими ей социальными слоями за основу нового класса, поднимающегося в современном обществе.
жений, претендующих на марксистский характер, эти теории социального развития представляют исключительно серьезный интеллектуальный вызов. МАРКСИЗМ: ПРОБЛЕМА БЮРОКРАТИИ Таким образом, в западных социологических работах пост-марксова периода оказались доминирующими две темы, касающиеся трансформации капиталистического, или индустриального, общества: первой стада проблема бюрократизации предприятия, если не общества в целом, второй — возникновение новых классов, особенно представителей технических профессий и служащих, и их стремление к господствующим позициям в обществе, изменяющее характер существующей системы социальной стратификации. Формулируя эти вопросы в рамках марксистских понятий, можно утверждать, что общественные производительные силы стали индустриальными, но оказались общими для множества политических систем; общественные же производственные отношения приняли бюрократический характер, при котором принципу собственности отводится все меньшая роль. К.Маркс предвидел многие из этих изменений. Акционерная компания, писал он, является упразднением “капитала как частной собственности в рамках самого капиталистического способа •производства”*. Он полагал, о чем я говорил выше, что отделение собственности от контроля и превращение капиталиста в управляющего капиталом других людей есть шаг на пути социализации предприятия**. Однако он не допускал превращения менеджеров (как капиталистических, так и социалистических предприятий) в новый класс. Не слишком часто поднимал он и вопрос о бюрократии. [Между тем] в середине двадцатого столетия бюрократия стала главной проблемой любого общества, социалистического иди капиталистического. * Marx К. Capital. Vol. 3. Chicago, 1909. P. 516 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 25. Ч. I. С. 479 ]. ** Аргументы К.Маркса изложены: Marx К. Capital. Vol. 3. Chicago, 1909. P. 454-459, 515-521 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 25. Ч. I. С. 479 ].
Странно, но лишь в одной работе, “К критике гегелевской философии права”, написанной в 1843 году, К.Маркс прямо затронул эту тему. Впоследствии, за исключением незначительных упоминаний, данный вопрос, кажется, исчез из фокуса его внимания50. Причина, возможно, состоит в самом его подходе к соотношению общества и политики в современных условиях. В античном мире, как указывал Г.В.Ф.Гегедь, не существовало различий между социальным и политическим, между обществом и государством. Ш.Авинери пишет по этому поводу: “Когда политическое государство служит основной формой социально-экономической жизни, формой материальной жизнедеятельности государства, понятие res publica означает, что общественная жизнь составляет подлинное содержание индивидуальной 50 Марксодоги неизменно расходятся во мнениях по этому поводу, как и в отношении многих мыслей К.Маркса. Так, М.Одброу в своей превосходной брошюре (Albrow M. Bureaucracy. L., 1970) пишет: “Раздел, посвященный бюрократии, составил важную часть работы “К критике гегелевской философии права”. Над этой темой К.Маркс, очевидно, размышляя глубоко. Однако впоследствии он редко уделял ей скодь-дибо заметное внимание. Время от времени он вскользь упоминал о бюрократии, но указанная работа никогда не цитировалась и не публиковалась, и поэтому марксистская теория государства развивалась независимо от изложенных в ней идей” {Albrow M. Bureaucracy. Р. 69). Ш.Авинери, однако, в книге “Социальная и политическая мысль К.Маркса” утверждает: “...мысль о важности понимания бюрократии как в историческом, так и в функциональном аспектах проходит через все работы К.Маркса, написанные после 1843 года. Для него бюрократия имеет принципиальное значение в трактовке современного государства” {Avineri Sh. The Social and Political Thought of Karl Marx. Cambrige (England), 1968. P. 49). Как связать эти абсолютно разные точки зрения? Путем их разграничения. В “К критике гегелевской философии права” К.Маркс обсуждает роль бюрократии как квазисамостоятельной силы, расположенной между государством и гражданским обществом. В его более поздних политических произведениях, особенно в работе “Восемнадцатое брюмера...” и “Гражданская война во Франчии”, бюрократия отождествляется с государственным аппаратом, и государство иногда “по собственной инициативе притязало на власть”, даже будучи “орудием правящего класса”, под лозунгами борьбы за общие интересы. Однако идея того, что бюрократия может стать самостоятельной силой в современном обществе, исчезает из работ К.Маркса. Следует подчеркнуть, что эта дискуссия ограничена рамками западного типа социального развития. Бюрократия была для К.Маркса главной особенностью “азиатского способа производства”, явления, рассматриваемого в книге: Wittfogel К. Oriental Despotism. Durham (N.C.), 1957.
жизни. Поэтому каждый человек, в своей личной жизни лишенный политического статуса, является рабом: отсутствие политической свободы равнозначно социальному порабощению”. Средние века изменили это отношение. Каждый человек характеризуется его социальным положением и входит в особое сословие, или Staende, которое обусловливает его права и обязанности. Общество само служит фундаментом социального, равно как и политического статуса; термин Staende относится как к социальному расслоению, так и к политической организации. В современном обществе наблюдается существенное различие между государством и гражданским обществом. Как пишет К.Маркс в своих статьях под общим названием “К еврейскому вопросу”, политическая революция (то есть разрушение сословий и сословных привилегий) “уничтожила тем самым политический характер гражданского общества... Политическая эмансипация была в то же время эмансипацией гражданского общества от политики, даже от видимости какого-нибудь всеобщего содержания”51. \ Для Г.Гегедя, который определил это основное различие, гражданское общество было совокупностью частных интересов, где каждый человек преследовал собственные цели, в то время как государство представляло “общий интерес”, установленный для “всех”. Ответственность за осуществление решения монарха — который олицетворяет собой государство — лежит на государственном служащем. Г.Гегель не употреблял слова “бюрократия”. “Природа исполнительных функций, — писал он в “Философии права”, — заключается в том, что они объективны и Работа “К критике гегелевской философии права” была впервые опубликована в 1927 году Д. Рязановым как часть его собрания ранних произведений К.Маркса. Ее полный перевод на английский язык увидел свет только в 1971 году под редакцией Дж.О'Мэлди. До этого отрывки из нее появились в изданной в США книге: Easton L., Cuddat K.H. (Eds.) Writings of the Young Marx on Philosophy and Society. N.Y., 1967. P. 152-202. Переводы, цитируемые ниже, взяты из издания Д.Истона и К.Гуддата; они модифицированы прежде всего при использовании раздела из книги Ш.Авинери — там, где это имело большое разъяснятельное значение. 51 Перепечатано в: Stenning H.J. (Ed.) Selected Essays of Karl Marx. L., n.d. P. 82 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 1. С. 404].
что по своей сути они точно закреплены в предшествующем решении”. Для этой цеди требуется человек особого рода: “Людей не назначают на государственную службу в зависимости от их родословной или врожденных качеств. Объективным фактором при их подборе являются знания и свидетельства их одаренности. Таковые гарантируют, что государство получит необходимый результат, и поскольку они суть единственное условие назначения, они также предполагают, что перед каждым гражданином открыта возможность присоединиться к классу государственных служащих”. Защита от злоупотреблений властью — гарантия того, что чиновники не переступят границ общего интереса, — заложена в “иерархическом характере организации и подотчетности чиновников”, а также в независимости корпораций, таких, как университеты и местные сообщества, которым предоставлено право самостоятельно распоряжаться своими полномочиями52. Для К.Маркса все это не что иное, как полнейшая мистификация. Он заявляет в “К критике гегелевской философии права”: “То, что Гегель говорит... не заслуживает названия философского анализа. Большая часть этих параграфов могла бы быть дословно помещена в прусском праве...”. Противопоставление общих и особых интересов является иллюзорным, так как государство само по себе преследует частные цели, просто сталкиваясь с другими частными целями, а беспристрастие бюрократии — слово, которое К.Маркс употребляет, но в уничижительном значении, — лишь маскирует его особые интересы. Именно в этом контексте К.Маркс развивает свои взгляды на природу бюрократии: “Гегель исходит из разделения между "государством" и "гражданским обществом", между "особыми интересами" и "сущим в себе и для себя всеобщим", и, в самом деде, бюрократия основывается на этом разделении... Гегель совершенно не рассматривает содержание бюрократии, а дает только некоторые общие определения ее "формальной" организации, и, в самом деле, бюрократия есть лишь "формализм" лежащего вне ее самой содержания”. 52 Hegel G.W.F. Philosophy of Right. Oxford, 1949. P. 190, 192. Обсуждение проблемы “исполнительной власти” содержится в параграфах 287—297: Hegel G.W.F. Philosophy of Right. P. 186-193.
“''Бюрократия" есть "государственный формализм" гражданского общества. Она есть "сознание государства", "воля государства", "могущество государства", как особая корпорация ( "все общий интерес" может устоять, как "особый интерес", против особого интереса лишь до тех пор, пока особое, противопоставляя себя всеобщему, выступает в качестве "всеобщего". ...Бюрократия есть круг, из которого никто не может выскочить. Ее иерархия есть иерархия знания. Верхи полагаются на низшие круги во всем, что касается знания частностей; низшие же круги доверяют верхам во всем, что касается понимания всеобщего, и, таким образом, они взаимно вводят друг друга в заблуждение. ...Бюрократия имеет в своем обладании государство, спиритуалистическую сущность общества: это есть ее частная собственность. Всеобщий дух бюрократии есть тайна, таинство. Соблюдение этого таинства обеспечивается в ее собственной среде ее иерархической организацией, а по отношению к внешнему миру — ее замкнутым корпоративным характером. Открытый дух государства, а также и государственное мышление представляется поэтому бюрократии предательством по отношению к ее тайне. Авторитет есть поэтому принцип ее знания, и обоготворение авторитета есть ее образ мыслей. Но в ее собственной среде спиритуализм превращается в грубый материализм, в материализм слепого подчинения, веры в авторитет, в механизм твердо установленных формальных действий, готовых принципов, воззрений, традиций. Что касается отдельного бюрократа, то государственная цель превращается в его личную цель, в погоню за чинами, в делание карьеры. Во-первых, этот отдельный бюрократ рассматривает действительную жизнь как материальную, ибо дух этой жизни имеет свое обособившееся существование в бюрократии... Бюрократ должен поэтому относиться по-иезуитски к действительному государству, будет ли это иезуитство сознательным иди бессознательным... Для бюрократа мир есть просто объект его деятельности”53. 53 См.: Eastern L., Guddat K.H. (Eds.) Writings of the Young Marx on Philosophy and Society. P. 184, 185, 188; Avineri Sh. The Social and Political Thought of Karl Marx. P. 23-24 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 1. С. 270-273].
Как бы остро ни звучали приведенные высказывания, следует отнести последующее невнимание к бюрократии и отсутствие систематического обсуждения политического устройства на счет эволюции марксовой мысли от политики к социологии, эволюции, отразившейся в дальнейших работах, таких, как “Экономические рукописи [1844 года]” и “Немецкая идеология”. В результате появилась характерная для К.Маркса концепция социологии: упор на общество, а не на государство; на экономику, а не на политику. Для К.Маркса все основные социальные отношения проистекают не из политики, а из способа производства. Классовые отношения принадлежат к разряду экономических отношений: не могло быть автономных политических классов или социальных групп, таких, как бюрократия иди военные. Для него отличительной чертой современного общества было не создание национального государства или бюрократии, а развитие капиталистического способа производства. Кризисы, способные потрясти современное общество, носили главным образом экономический характер и проистекали из “законов движения” этого способа производства: хроническое недопотребление, диспропорция между инвестиционными благами и потребительскими товарами с последующим перепроизводством, падающая норма прибыли — все это вытекало из убийственной конкуренции между капиталистами и изменения органического строения общественного капитала. Уникальной особенностью капитализма было существование рыночного общества, автономного от государства54. Таким образом, по мнению К.Маркса, решающую роль играет не политика, а социальная структура. Политика является ареной борьбы, где до конца проявляются социальные противоре- 54 Как удачно добавляет Ш.Авинери: “Гражданское общество полностью освобождено от политических ограничений; частная жизнь, включая и экономическую деятельность, становится абсолютно независимой от любых мыслей о сообществе; все политические ограничения на собственность и экономическую деятельность упраздняются. Экономический индивидуализм и доктрина laissez-faire выражают эту дихотомию между гражданским обществом и государством, когда общество до конца осознает свое отчуждение и разделенность жизни человека на частную и государственную сферы” (Avineri Sh. The Social and Political Thought of Karl Marx. P. 20-21).
чия общества. Она не имеет автономного характера, выступая отражением действующих в обществе сил. Что такое государство? Это сила — армия, полиция, бюрократия, — используемая господствующими классами. К.Маркс не признавал капиталистического государства; он говорил о государстве, используемом капиталистами. По существу, теории иди истории типов политического устройства нет ни у К.Маркса, ни у М.Вебера с его различиями патриархального, родового и правового бюрократического политического устройства, иди типов политической легитимности. К.Маркс делает упор на глубинную социальную структуру, подлинный характер которой скрыт формальными отношениями. (Так, при обсуждении товарного фетишизма в первом томе “Капитала” он указывает, что абстрактные отношения обмена товаров маскируют конкретные отношения между людьми.) Для Маркса капиталистический способ производства был возможен в форме различных политических режимов, демократических или авторитарных (в том числе в Англии и имперской Германии), но, поскольку капиталистический класс господствовал в обществе, государство неизбежно отражало и поддерживало бы его интересы. Но не всегда. Наиболее яркий и поразительный пример марксова анализа “приливов” и “отливов” политической власти содержится в его работе “Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта”. Здесь исследуются действия авантюриста, поднявшегося “над” классами и использовавшего государство для натравливания одного из них на другой. К.Маркс пишет: “Такая полная противоречий миссия этого человека объясняет противоречивые действия его правительства, которое, действуя наугад, ощупью, старается то привлечь, то унизить то тот, то другой класс и одинаково возбуждает против себя все классы... Бонапарт в качестве исполнительной власти, ставшей самостоятельной силой, считает себя призванным обеспечить “буржуазный порядок”. Сила же этого буржуазного порядка — в среднем классе. Он считает себя поэтому представителем среднего класса и издает соответственные декреты. Но, с другой стороны, он стад кое-чем лишь потому, что сокрушил и ежедневно снова сокрушает политическое могущество этого среднего класса. Он считает себя поэтому противником политической и литературной силы среднего класса. Но, охраняя его материальную силу, он тем самым снова вызывает к жизни его политическое могущество”55. “Но Бонапарт, — отмечает К.Маркс, — чувствует себя прежде всего шефом Общества 10 декабря, представителем люмпен-пролетариата, к которому принадлежат он сам, его приближенные, его правительство и его армия”, и их главной целью выступает самообогащение. Такой политический характер режима выглядит преходящим, но тем не менее в течение небольшого промежутка времени государство может выступать политически против “господствующего” класса и управляться отдельными людьми иди группировками демагогов иди военных, оппозиционных буржуазии иди основным экономическим классам; однако для К.Маркса в конечном счете основное значение имеет лежащая в основе экономическая система, на которой покоится “материальная власть”. Именно эта тема — лежащий в основе способ производства и характер отношений собственности — является для К.Маркса главной и решающей; все остальные имеют второстепенное значение. В своих ранних работах он критиковал религию и политику. Исследование по бюрократии было написано до того, как он увлекся экономикой, тогда, когда он оставался демократом и еще не стал коммунистом56. В упомянутых работах бюрократия предстает в качестве квазинезависимой силы, имеющей собственный способ существования и управляющей остальной частью общества в своих интересах. Тем не менее через два года, когда К.Маркс уже завершил “Экономические рукописи”, он едко отпустил в адрес своего бывшего друга К.Гейнцена следующий комментарий: “Как мы видим, Кэри слишком сведущ, чтобы по примеру новоиспеченных римских юнцов из Филадельфии иди их предшественника, s. v. Гейнцена, связывать существование классов с наличием политических привилегий и моноподий...”57. К.Маркс стал сторонником первостепенной роди экономической власти. 55 Перепечатано в: Marx К. Selected Works. Vol. II. Moscow, 1936. P. 423, 424 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 8. С. 214].
|