политики и технократы в постиндустриальном обществе 13 страница

Однако нет необходимости внедрения идеологически жестко­го эгалитаризма во всех сферах, если он приходит в противоре­чие с другими социальными целями и даже становится самораз­рушительным. Таким образом, при рассмотрении проблемы диф­ференциации окладов вполне могут существовать весомые ры­ночные аргументы в пользу того, чтобы заработки квалифициро­ванного доктора иди врача-стоматодога были большими, чем до­ходы медсестры или зубного техника, поскольку, даже если бы стоимость услуг каждого обходилась пациенту примерно в оди­наковую сумму денег (при условии, что можно было бы пользо­ваться услугами более опытного специалиста за аналогичную цену), никто не захотел бы прибегать к услугам медсестры или зубного техника, даже в случае сравнительно пустяковых про­блем. В этом случае система цен выступает как механизм эффек­тивного рационирования времени. Если в результате дифферен­циации заработной платы разрывы в уровне доходов различных профессиональных групп станут чрезмерно большими, можно применить налоговое законодательство для их сокращения.

Но ситуация упирается в то, что эти вопросы имеют лишь отдаленное отношение к проблеме меритократии, если мы опре­делим ее как всех тех, кто имеет заслуженный статус или достиг авторитетного положения благодаря компетентности. Социологи проводят различия между властью и авторитетом. Власть пред­ставляет собой возможность отдавать распоряжения и прямо или косвенно обеспечивается силой. Авторитетом является компетентность, основывающаяся на профессиональных навыках, знани­ях, талантах, художественном даровании иди других характери­стиках подобного рода. Это неизбежно ведет к различиям между теми, кто признан более совершенным, и теми, кто находится ниже. Меритократия состоит из людей, которые заслужили свой авторитет. Несправедливой меритократией является та, в кото­рой эти различия приобретают отталкивающий характер и уни­жают достоинство тех, кто составляет низшие страты.

сионально-квалификационного иди социального), услуг и т.п. Существует не одна, а множество шкал неравенства, и неравен­ство в одном его измерении не обязательно совпадает с неравен­ством в любом другом¹⁰⁶.

Следует настаивать в первую очередь на важнейшем обстоя­тельстве — на том, что каждый человек должен уважаться и не подвергаться унижению из-за цвета кожи, пола и других лично­стных характеристик. Этот подход является основой унифици­рованного законодательства, признавшего незаконными такие формы общественного оскорбления, как законы Дж.Кроу, и ут­вердившего принцип равного доступа во все общественные ме­ста. Он, в частности, трактует сексуальное общение как исклю­чительно частное дело взрослых людей, основанное на взаим­ном согласии.

Мы должны также уменьшить вызывающие отвращения раз­личия на рабочем месте, когда одни получают сдельную иди по­часовую оплату, а другие — месячные или годовые оклады, сис­тему, при которой отдельные люди получают колеблющуюся за­работную плату на основе отработанных часов или недель, а дру­гие имеют постоянный и надежный доход.

¹⁰⁶ Дж.Роудз пишет: “Нельзя оправдывать различия в доходах или распреде­лении организационных полномочий тем, что ущемленность людей в одном ас­пекте перевешивается большими преимуществами в другом. Еще в меньшей сте­пени таким образом могут быть выравнены посягательства на свободу” (Rawls J. A Theory of Justice. P. 64-65).

Его аргументация озадачивает. В любом взаимозависимом обществе имеет место отказ от ряда свобод, например при регулировании транспортного дви­жения и сужении границ районов ради расширения других. Также неясно, по-чену необходимо компенсировать неравенство в каждой области, а не позво­лить людям выбирать те сферы, в которых им кажется наиболее приемлемой степень равенства.

Маловероятно, чтобы какое-либо одно правило могло бы определять жиз­недеятельность политической системы без разрушительных последствий. Арис­тотель различал две формы справедливости: количественное равенство (равен­ство результатов) и равенство на основе заслуг. Свои размышления по этому поводу он заканчивает такими словами: “Вообще ошибка — стремиться просто соблюсти повсюду тот и другой вид равенства. И доказательством служит то, что после этого происходит: ни один из видов государственного устройства, основанный на такого рода равенстве, не остается устойчивым” (Aristotle's Politics. L., 1966. P. 191-192 [перевод этой цитаты приводится по: Аристотель. Сочинения. Т. 4. М., 1983. С. 528)].

 

Мы должны создать условия, при которых каждый человек имел бы право на получение основного круга услуг и уровня до­ходов, обеспечивающего ему достаточный объем медицинской помощи, нормальное жилье и т.п. Эти факторы являются вопро­сом безопасности и достоинства человека и неизбежно должны находиться в числе первейших забот цивилизованного общества.

Однако нет необходимости внедрения идеологически жестко­го эгалитаризма во всех сферах, если он приходит в противоре­чие с другими социальными целями и даже становится самораз­рушительным. Таким образом, при рассмотрении проблемы диф­ференциации окладов вполне могут существовать весомые ры­ночные аргументы в пользу того, чтобы заработки квалифициро­ванного доктора или врача-стоматолога были большими, чем до­ходы медсестры или зубного техника, поскольку, даже если бы стоимость услуг каждого обходилась пациенту примерно в оди­наковую сумму денег (при условии, что можно было бы пользо­ваться услугами более опытного специалиста за аналогичную цену), никто не захотел бы прибегать к услугам медсестры иди зубного техника, даже в случае сравнительно пустяковых про­блем. В этом случае система цен выступает как механизм эффек­тивного рационирования времени. Если в результате дифферен­циации заработной платы разрывы в уровне доходов различных профессиональных групп станут чрезмерно большими, можно применить налоговое законодательство для их сокращения.

Но ситуация упирается в то, что эти вопросы имеют лишь отдаленное отношение к проблеме меритократии, если мы опре­делим ее как всех тех, кто имеет заслуженный статус или достиг авторитетного положения благодаря компетентности. Социоло­ги проводят различия между властью и авторитетом. Власть пред­ставляет собой возможность отдавать распоряжения и прямо или косвенно обеспечивается силой. Авторитетом является компетентность, основывающаяся на профессиональных навыках, знани­ях, талантах, художественном даровании или других характери­стиках подобного рода. Это неизбежно ведет к различиям между теми, кто признан более совершенным, и теми, кто находится ниже. Меритократия состоит из людей, которые заслужили свой авторитет. Несправедливой меритократией является та, в кото­рой эти различия приобретают отталкивающий характер и уни­жают достоинство тех, кто составляет низшие страты. Современный популизм в своем стремлении ко всеобъемлю­щему эгалитаризму настаивает в конечном итоге на полном ра­венстве. Он выступает не за честность, а против элитизта; его побудительным мотивом является не справедливость, но сверхчувствительность. Популисты стоят за власть (“для на­рода”), но против авторитета, представленного людьми, обла­дающими высшей компетентностью. Поскольку у них нет авто­ритета, они домогаются власти. Согласно взглядам социологов-популистов, квалификация врачей, например, должна подтвер­ждаться постановлениями местного совета, а профессоров — решениями всего коллектива научного учреждения (включая в экстремальных вариантах и представителей персонала по убор­ке помещений).

Однако полная демократизация всей человеческой деятельно­сти невозможна. В сфере искусств нет никакого смысла настаи­вать на демократизации выносимых суждений. Мнение о том, какая картина, какая музыка, какой роман иди поэма лучше, не может зависеть от голосования общественности, — если только не считать, как это проявилось в некотором роде на примере “чувствительных 60-х”, что все виды искусств сводимы к опыту, а опыт каждой личности имеет для нее такое же значение, как и опыт любой другой¹⁰⁷. В науке и образовании достижения изме­ряются и оцениваются на основе результатов — будь то откры­тие, синтез новых идей, острота критики, полнота парадигмы, описание новых взаимоотношений и т.п. Тем самым они являют­ся формами интеллектуального авторитета.

Все это подчеркивает противоречия между технократией и меритократией. Вследствие того, что технократический подход сводит социальные отношения к критерию технологической эф­фективности, он полагается в основном на мандатные характе­ристики как средство подбора кадров на занимаемые места в обществе. Но таковые в худшем случае носят механический ха­рактер иди очерчивают в лучшем случае минимум достигнутого; они являются своеобразным пропуском в систему. Меритократия в том смысле, в каком я употребляю это понятие, делает упор

¹⁰⁷ Обсуждение специфики этой формы антиинтеллектуализма содержится в: Trilling L. Mind in the Modern World. The 1972 Jefferson Lecture in the Humanities. N.Y., 1973.

на личностные результаты и заработанный статус, подтверждае­мые высшими авторитетами в данной области.

Дж.Роулз утверждает, что самым важным из всех благ явля­ется самоуважение. Но английский социолог У.Дж.Рансиман провел полезное различие между уважением и восхвалением. Хотя ко всем людям следует относиться с уважением, не все они вправе рассчитывать на восхваление¹⁰⁸. Меритократия в самом высоком понимании этого слова состоит из тех, кто это­го достоин. Они являются людьми, олицетворяющими собой лучших специалистов в своих областях, согласно мнению соб­ственных коллег.

И подобно тому, как достойны восхваления некоторые люди, на это может претендовать и ряд институтов — т.е. организа­ции, занятые культивацией достижений, — институты естествен­ных и гуманитарных наук, культуры и образования. Универси­тет как инструмент передачи знания от тех, кто обладает компе­тенцией, тем, кто имеет способности, посвящен служению авто­ритету, знаниям и образованности. Не существует препятствий к тому, чтобы он мог стать институтом меритократии, не влияя негативно на престиж других общественных учреждений. По всем признакам университет должен стать таким институтом, если об­щественные ресурсы на научно-исследовательские разработки, гу­манитарные исследования и образование будут использоваться исходя из принципа “взаимной выгоды” и если повышение куль­турного уровня общества будет обозначено в качестве главной цеди.

Не существует также и возражений против того, чтобы прин­цип меритократии получил распространение в деловых кругах и государственном аппарате. Общество нуждается в предпринима­телях и новаторах, которые могли бы увеличить объем его произ­водительных богатств. Общество нуждается в политических дея­телях, которые могут хорошо им руководить. Качество жизни в любом обществе в значительной мере определяется качеством его управления. Общество, не выдвигающее лучших людей во главу своих основных институций, в социологическом и моральном отношении абсурдно.

¹⁰⁸ Runciman W.G. Social Equality // Philosophical Quarterly. XVII, 1967. Воспроизведено в его книге: Runciman W.G. Sociology In Its Place. L., 1970.

 

Ничто из сказанного не противоречит принципу честности. Необходимо признать, как это делаю я, приоритетность ущем­ленных сдоев (принимая во внимание всю трудность определе­ния этого понятия) в качестве аксиомы социальной политики, не уменьшая при этом возможностей достижения успехов лучшими людьми, восхождения их на социальную вершину с помощью труда и усилий. Принципы таланта, достижения и универсализма явля­ются, как мне кажется, необходимыми основами для продуктив­ного — и культурно развивающегося — общества. При этом особенно важно, чтобы общество было в максимально возможной степени открытым.

Вопрос о справедливости возникает тогда, когда люди на высших ступенях общественной лестницы способны преобразо­вать свои позиции авторитета в средство получения заметных материальных и социальных преимуществ по отношению к дру­гим. В этом случае социологическая проблема состоит в том, насколько далеко может зайти такое преобразование. В каждом обществе существуют три основных иерархических признака — богатство, власть и статус. В буржуазном обществе богатство могло покупать власть и почести. В аристократическом обще­стве статус мог командовать властью и богатством (через брач­ные связи). В милитаризованных и феодальных обществах власть могла верховодить богатством и статусом. В современном об­ществе неясно, существуют ли устойчивые взаимосвязи между этими тремя иерархиями: доходы и богатство (даже в сочета­нии с корпоративной властью) редко обеспечивают престиж (кто знает имена иди может узнать в лицо глав таких корпораций, как “Стандард ойл”, “Америкэн телефон” иди “Дженерал мо­торе”?); политическая должность не делает человека богатым; высокий статус (а профессора занимают одно из самых высо­ких мест по уровню престижности) не обеспечивает богатства иди власти. Существование меритократии не препятствует так­же использованию других путей — особенно через политиче­скую деятельность, — приводящих к высоким позициям и боль­шой власти в обществе.

Но даже в рамках этих иерархий различия могут быть умень­шены; и политическая система делает эту тенденцию еще более вероятной в будущем. Богатство позволяет немногим наслаждать­ся тем, чего не имеют многие; но это различие может быть — и

будет — смягчено установлением социального минимума. Власть (отличная от авторитета) позволяет одним людям господство­вать над другими; но в политической системе в целом и в боль­шинстве институтов такая личная власть все в большей степени ограничивается. Наиболее трудной становится задача уменьше­ния статусных различий, поскольку на карту оказывается постав­ленным желание отличаться от других и наслаждаться этим от­личием. Со свойственной ему проницательностью в понимании страстей, движущих человеческими сердцами, Ж.-Ж.Руссо пи­сал: “Это всеобщее стремление к славе, почестям и отличиям, всех нас снедающее, заставляет развивать и сравнивать дарова­ния и силы... это стремление возбуждает и умножает страсти, и... делая всех людей конкурентами, соперниками и даже врагами, оно совершает ежедневно перемены в их судьбе, делается причи­ною всякого рода успехов и катастроф...”¹⁰⁹

Однако если тщеславие — или “я” (ego) — не может быть устранено, можно наблюдать равенство уважения по отношению ко всем и дифференцированную степень восхваления, приходя­щуюся на долю некоторых. Как указывает У.Дж.Рансимен, “об­щество, в котором все неравенства, вызываемые престижем или уважением, были бы порождены неравенством в восхвалении, было бы до определенной степени справедливым”¹¹⁰. Именно в этом смысле мы и можем признать существование различий в дости-

¹⁰⁹ Rousseau J.-J. The Second Discourse. P. 174-175 [перевод этой цитаты;

приводится по: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 94]. В своей теории эконо­мической лотереи Дж.Роулз был бы вынужден исключить существование завис­тливой личности. Этот аспект Л.Туроу прокомментировал следующим образом:

“Допустим, что находящийся в самом плохом положении человек быд бы зави- > стливым. В этом случае все факторы, понижающие доходы более благополуч­ных людей быстрее, чем они же снижают доходы людей, живущих в плохих условиях, максимизируют минимальный приз. Если зависть не будет устранена, максимизация минимального приза может привести к нулевым доходам для •:

каждого”. В.Парето при анализе проблемы полезности пришел к выводу, что, когда происходит уменьшение различий в доходах, индивиды пытаются увели­чить неравенство в статусе и власти (Pareto W. The Mind and Society. N.Y., 1935. Vol. IV. Sect. 2128-2145). Дальнейшее обсуждение этого вопроса в его отношении к условиям редкости благ или их изобилия приводится в следующем параграфе (особенно в примечании 126).

110. Runciman W.G. Social Equality. P. 211.

 

жении индивидов. Именно до этой степени хорошо организо­ванная меритократия может быть обществом хотя и неравенства, но справедливости¹¹¹.

4. КОНЕЦ ЭРЫ НЕДОСТАТКА БЛАГ?

Как я уже отметил во введении, ряд авторов отождествляет идею постиндустриального общества с обществом, в котором будет преодолена нехватка благ. Когда в 1958 году Д.Рисман впервые употребил термин “постиндустриализм”, то он имел в виду “об­щество досуга” и те социологические проблемы, которые могли бы возникнуть, когда впервые в истории огромные массы людей столкнулись бы с проблемой использования свободного време­ни, а не выполнения тяжелой и нудной работы. Писатели с анар­хистскими взглядами, такие, как П.Гудмен и М.Букчин, рас­сматривают постдефицитное общество как такое, где техноло­гия делает людей независимыми от материальных вещей и та­ким образом обеспечивает основу для “свободных”, а не зави­симых отношений с природой. Устранение дефицита как усло-

¹¹¹ Наше внимание сосредоточено преимущественно на Соединенных Шта­тах, но вопросы меритократии и равенства являются, и это совершенно очевид­но, центральными для всех индустриально развитых обществ. Не случайно, ве­роятно, сказка о меритократии была написана в Англии, где социальные разли­чия (присутствующие даже в языке, произношении и одежде) были наиболее острыми и где концепция равенства возможностей оказалась революционной силой специалистов, происходивших из средних классов. Но Англия со своей сильной Лейбористской партией (в которой идет ожесточенная борьба вокруг дилеммы: способствовать ли формированию меритократии для ускорения науч­но-технического прогресса и экономического роста иди же разрабатывать по­литику, способствующую уменьшению неравенства) будет, по всей вероятнос­ти, двигаться в направлении растущих компенсаций. В Швеции Роудзова фило­софия “справедливости” может даже стать квазиофициальной. В США влия­ние меритократии традиционно преувеличивалось. Политическая система ос­тается основной формой общественного контроля, и существует лишь несколь­ко узаконенных систем престижности, которые позволили бы меритократии занимать элитарные позиции. Страной, где “меритократия” относится к числу сложнейших проблем, яв­ляется Советский Союз. Согласно идеологии, принятой в первые годы его су­ществования, все социальные сдои и группы объявлены равными по своему ста­тусу. Однако на протяжении последних двух десятилетий наблюдались систе магические усилия по поиску форм вознаграждения элиты, как политической, так и научно-технической; именно последняя имеет наибольшие гарантии со­хранения своих должностных позиций. Представители политической и научно-технической элит проживают в специальных районах, имеют особые продоволь­ственные магазины и даже спецбольницы и поликлиники, обслуживающие их. (При Сталине даже существовали специальные “привилегированные” лагеря для ученых и инженеров, описанные, в частности, в романе А.И.Солженицына “В круге первом”.) Эти элиты передают привилегии своим детям, и, как это ни странно, официальная идеология даже одобряет подобные “сдвиги”. В автори­тетном академическом журнале “Вопросы философии” (№ 2 за 1972 год) двое философов отмечали, что тенденции к наследованию в советской системе явля­ются позитивной особенностью “периода развитого социализма”, поскольку они способствуют общему и неуклонному подъему благосостояния всех социальных групп. Социологическим вопросом для Советского Союза является проблема формирования там справедливой или несправедливой меритократии и то, на­сколько несправедливой окажется ее власть. (Приведенная цитата, а также подробные сведения о передаче привилегий в Советском Союзе содержатся в исследовании: Korfz Z. Patterns of Social Mobility in the USSR. Center for International Studies by MIT. April 1972.)

¹¹² Hobbes Th. Leviathan. Oxford, n.d. P. 81 (перевод этой цитаты приводится по: Гоббс Т. Избранные произведения в двух томах. М., 1964. Т. 2. С. 151—152).

 

вие уничтожения любых форм соперничества и раздоров было основополагающим принципом всех разновидностей утопиче­ского мышления.

Постулат об ограниченности благ предопределил мрачность взгляда на общество, разделявшегося многими философами. Т.Гоббс говорил, что “мы находим в природе человека три ос­новные причины войны: во-первых, соперничество; во-вторых, недоверие; в-третьих, жажду славы. Первая причина заставляет людей нападать друг на друга в целях наживы, вторая — в це­лях собственной безопасности, а третья — из соображений чес­ти”¹¹². Таким образом, люди постоянно находятся в состоянии войны друг с другом за обладание большей долей скудных цен­ностей. По Т.Р.Мальтусу, недостаток материальных благ пре­допределен Провидением. Ресурсы являются ограниченными, в то время как аппетиты человека безмерны; поэтому люди долж­ны научиться жить расчетливо, а не расточительно, в против­ном случае их необузданные желания будут вести к перенаселе­нию, голоду, болезням и войнам. Для Ж.-Ж.Руссо недостаток благ является искусственным ограничением, которое позволяет некоторым людям кичиться своими богатствами перед теми, кто ими не обладает: “Если горстка могущественных и богатых на­ходится на вершине величия и счастья, тогда как толпа пресмы­кается в безвестности и нищете, то это происходит оттого, что первые ценят блага, которыми они пользуются, лишь постольку, поскольку другие этих благ лишены и, оставаясь в том же поло­жении, они перестали бы быть счастливыми, если бы народ пе­рестал быть несчастным”¹¹³.

Переосмысливая марксизм, Ж.-П.Сартр в “Критике диалек­тического разума” превращает недостаток благ в центральный постулат своей теории “отрицания”, управляющего человече­ской природой, и концепции practice inerte (инертной практич­ности), которая объясняет неспособность общества осознать себя в качестве общества. Поскольку люди изначально живут в обстановке дефицита благ, каждый считает свои потребности отправной точкой общественного самосознания; недостаток ма­териальных благ восстанавливает одного человека против дру­гого в конкурентной борьбе за выживание. Каждый видит в любом из окружающих его людей чужого, представляющего по­стоянную угрозу его собственному существованию. Недостаток благ оказывается “отрицанием внутри человека человеческого бытия”, “негативным союзом”, навязываемым материальным миром обществу через труд и социальные конфликты. Война представляет собой “дегуманизацию человеческого поведения посредством загнанного вовнутрь дефицита... который вынуж­дает каждого видеть в любом другом воплощение дьявола”. И именно вследствие того, что каждый человек видел в своем со­седе прежде всего чужого (иного) — обобщение Ж.-П.Сартром идеи божественного водительства, почерпнутой из гегелевской феноменологии, — история такова, какова она есть. Истори­ческий процесс является результатом взаимодействия чувства иного (“alterite”) и отчуждения, он есть попытка преодолеть ограниченность благ, и слепо действующие в нем социальные силы — “инертная практичность” — подчиняют одних людей другим¹¹⁴.

¹¹³ Rousseau J.-J. The Second Discourse. P. 175 [перевод этой цитаты приво­дится по: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. С. 94].

¹¹⁴ В своем анализе взглядов Ж.-П.Сартра я следую статье: Lichtheim G. Sartre, Marxism and History // The Concept of Ideology. N.Y., 1967. P. 301-306.

 

К.Маркс, как мы знаем, редко размышлял о том, каким ока­жется общество будущего. Однако каждая сторона его учения показывает, что условием социализма, общества подлинного ра­венства, является экономическое изобилие. В так называемых “ Экономическо-философских рукописях [1844 года]” он пишет, что простое упразднение частной собственности и равное рас­пределение благ означали бы лишь “грубый” иди “незавершен­ный” коммунизм, лишь форму уравнительности¹¹⁵. Примерно трид­цать лет спустя в письме, содержавшем критику программы только что образованной Германской социал-демократической партии, К.Маркс вернулся к этой теме и подробно объяснил разницу между “равными правами” с их неизбежным неравенством, присущим переходной фазе — социалистическому обществу, — и той фор­мой равенства, которая будет возможна при коммунизме. Самое знаменитое высказывание К.Маркса о коммунизме содержится именно в этом письме: “...Это равное право есть неравное право для неравного труда. Оно не признает никаких классовых разли­чий, потому что каждый является только рабочим, как и все дру­гие; но оно молчаливо признает неравную индивидуальную ода­ренность, а следовательно, и неравную работоспособность есте­ственными привилегиями. Поэтому оно по своему содержанию есть право неравенства, как всякое право. По своей природе пра­во может состоять лишь в применении равной меры, но неравные индивиды (а они не были бы различными индивидами, если бы не были неравными) могут быть измеряемы одной и той же ме­рой лишь постольку, поскольку их рассматривают под одним уг­лом зрения... Далее: один рабочий желает, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и так далее. При равном труде и, следовательно, при равном участии в общественном потреби­тельском фонде один подучит на самом деде больше, чем другой, окажется богаче другого и тому подобное. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, должно быть не­равным...

На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению

¹¹⁵ Marx К. Economic and Philosophical Manuscripts of 1844. Moscow, n.d. P. 101 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 42. С. 115-116].

 

труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умствен­ного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни;

когда вместе со всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богат­ства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совер­шенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и обще­ство сможет написать на своем знамени: "Каждый по способно­стям, каждому по потребностям!”¹¹⁶

Возможность изобилия благ, разумеется, связана с огромными. достижениями буржуазии. В 1848 году в поразительном пане­гирике “Манифеста Коммунистической партии” К.Маркс писал:

“Буржуазия впервые показала, чего может достигнуть человече­ская деятельность. Она создала чудеса искусства, но совсем ино­го рода, чем египетские пирамиды, римские водопроводы и готи­ческие соборы...

Буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производи­тельные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взя­тые. Покорение сил природы, машинное производство, примене­ние химии в промышленности и земледелии, пароходство, желез­ные дороги, электрический телеграф, освоение для земледелия целых частей света, приспособление рек для судоходства, целые, словно вызванные из-под земли, массы населения — какое из прежних столетий могло подозревать, что такие производитель­ные силы дремлют в недрах общественного труда!”¹¹⁷

Достижение фазы социалистического общества сводится к овладению этими производительными силами и к сознательному приведению их в соответствие с социальными целями. По извест­ному выражению Ф.Энгельса, “...то объединение людей в обще­ство, которое противостояло им до сих пор как навязанное свы­ше природой и историей, становится теперь их собственным сво­бодным дедом. Объективные, чуждые силы, господствовавшие до

¹¹⁶ Marx К. Critique of Gotha Programme // Marx K. Selected Works. Vol. II. Moscow, 1935. P. 564-566 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Эн­гельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 19. С. 19-20].

¹¹⁷ Marx К. Selected Works. Vol. I. Moscow, 1935. P. 208, 210 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 4. С. 427, 429].

сих пор над историей, поступают под контроль людей. И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю... Это есть скачок человечества из царства необхо­димости в царство свободы” 118.

В 1930 году, в статье, написанной во время Великой депрес­сии, Дж.М.Кейнс по-донкихотски вопрошал: “Какого уровня на­шей экономической жизни мы вправе ожидать лет через сто? Какие экономические возможности существуют для наших вну­ков?” Он подчеркивал, что депрессия является не “ревматизмом на старости дет”, но “болезнью роста, проистекающей от слиш­ком быстрого перехода от одного экономического периода к дру­гому”. “Катастрофические ошибки, которые мы совершили, ос­лепили нас, и мы не видим, что происходит в глубине, не можем правильно интерпретировать происходящие события”. Склады­вающиеся же тенденции можно видеть на примере двух нововве-

118. Engels F. Anti-Duehring. Chicago, 1935. P. 295 [перевод этой цитаты приво­дится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 20. С. 295 ]. К.Маркс, имевший более сложные и тонкие взгляды, чем Ф.Энгельс, никогда не заходил так далеко. В сходном изложении данной проблемы в третьем томе “Капитала” он утверждал, что царство свободы не просто замещает царство необходимо­сти — даже наиболее рациональная организация экономики никогда не сможет устранить труд, — но сохраняет ее как неизбежную данность, которую необхо­димо поставить под общий контроль в том истинном царстве свободы, где “раз­витие человеческих сил... является самоцелью” (Marx К. Capital. Vol. III. Moscow, 1965. P. 799-800 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф., Сочинения. 2-е издание. Т. 25. Ч. II. С. 387]). Обсуждение этих различий см.: Schmidt A. The Concept of Nature in Marx. L., 1976. P. 134-136.