политики и технократы в постиндустриальном обществе 15 страница

4) Ограниченность объема информации, которую человек спо­собен усвоить. В упоминавшейся ранее статье Дж.Милдер показал, что “магическое число 7 плюс-минус 2” является верхним пределом объема памяти для “байтов” информации, которые од­новременно может обработать человек. Подобно этому существует и верхний предел объема информации о происходящих внешних событиях, которую он может поглотить (иди сферы знаний иди интересов, которые можно освоить), и при “экспоненциальном” росте знаний и умножении отраслей знаний и интересов относи­тельный объем информации, который может хранить любой граж­данин относительно растущего количества событий или круга знаний, неизбежно сокращается. Все о большем и большем мы знаем меньше и меньше

¹²⁸ Одной из “структурных” особенностей журналистики за последние два десятилетия стадо появление таких научно-популярных журналов, как “Scientific American”, “The Listener”, “Psychology Today”, “New Society”, “The Public Interest”, “Transaction Society”, и упадок и даже закрытие таких журналов “об­щего содержания”, как “Saturday Evening Post”, “Colliers”, “Look” и “Life”. Все в большей степени “Time” и “Newsweek” отводят целые разделы проблемам “поведения”, “окружающей среды” и т.п., а такие высококлассные литературо­ведческие журналы, как “Times Literary Supplement” и “New York Review of Books”, публикуют все более изысканные подборки результатов новых исследо­ваний в области лингвистики, структурной антропологии и т.п.

¹²⁹ Концепция Г.Миллера изложена в статье: Miller G. The Magical Number Seven, Plus or Minus Two — Some Limits on Our Capacity for Processing Information // Psychological Review. Vol. 63. 1956. No. 2.; статья перепечатана в книге:

Miller G. The Psychology of Communication. N.Y., 1967. Об увеличении числа сфер культуры и последствиях этого процесса для знания см. мою статью: Bell D. Modernity and Mass Society: On the Varieties of Cultural Experience // Studies in Public Communication. No. 4. Autumn 1962;

статья частично перепечатана в книге: Schlesinger A.M., White M. (Eds.) Paths of American Thought. Boston, 1963.

Координация. Как уже говорилось, постиндустриальное об­щество является “игрой между людьми”, но такая игра требует повышенной степени координации, особенно когда она ведется на видимой политической арене, а не посредством “невидимой руки” экономического рынка. Издержки координации определя­ются именно этим сдвигом в механизме принятия решений.

1. Участие. Расширение политической сферы и включение в происходящие процессы все большего числа людей означает, что для принятия решений и их реализации требуется больше време­ни и больше усилий. В политику вовлекается огромное число пре­тендентов, происходит умножение числа интересов и политизи­рованных собраний. Нарастает необходимость выяснения разно­гласий и нахождения компромиссов; различия должны быть про­яснены, в результате на это требуется все больше времени при соответствующем росте издержек по мере того, как каждый че­ловек желает высказаться или проявить себя. Нередко слышны заявления о том, что индивиды иди группы чувствуют себя “бес­сильными” повлиять на ход событий. Однако сегодня политиче­ская жизнь намного более интенсивна (причем на всех этажах власти), чем когда-либо ранее, а сам факт повышения активно­сти ведет к умножению числа групп, “контролирующих” друг дру­га и порождающих чувство безысходности. Таким образом, как это ни парадоксально, повышенная степень активности в боль­шинстве случаев ведет к росту разочарования¹³⁰.

2. Контакты. Расширение мировой сенсорной сети означает, что мы чаще звоним друг другу, чаще путешествуем, больше бываем на конференциях, встречаемся с большим числом лю­дей. Но с какими результатами? Э.Дюркгейм, первым проана­лизировавший последствия растущей взаимосвязи людей, пола­гал, что этот процесс приведет к увеличению “моральной плот­ности” общества, а человек будет становиться все более свобод­ным и независимым, поскольку “дальнейшее развитие его пси­хической деятельности приведет к большей его коммуникабель-

 

¹³⁰ Драматическое исследование последствий подобного положения дел со­держится в: Moynihan D.P. The Politics of a Guaranteed Income. N.Y., 1973.

 

носги”¹³¹. Но какой ценой? Либо придется принять мимолет­ный характер этих неожиданных встреч, либо столкнуться с “верхним пределом”, который ограничит степень личностных взаимосвязей. Как отмечает М.Шубик: “Несмотря на рост ком­муникаций, имело ли место сколь-нибудь серьезное изменение в количестве лиц, с которыми человек может быть хорошо зна­ком? Поскольку изменились пространственные формы, инди­вид может выбирать своих друзей из расширившегося круга лиц. Однако, несмотря на развитие современной науки и рост ско­рости транспорта, вечер, проведенный с другом, за исключени­ем времени на дорогу, будет по-прежнему требовать в XXI веке того же количества времени, как и в XIX-м.

Произведя несколько грубых расчетов, мы приходим к выво­ду, что если в год требуется полдня, чтобы поддерживать обще­ние со сравнительно близким другом, то существует верхний пре­дел, не превышающий семисот человек, с которыми мы в состоя­нии иметь тесные личностные контакты. Как много судебных дел может рассмотреть судья? За сколькими пациентами в состоя­нии наблюдать врач-психиатр? Становятся ли личные взаимо­связи предметом роскоши, которую не может позволить себе со­временное массовое общество, иди должны появиться новые фор­мы социальных отношений и институтов, которые будут способ­ствовать их развитию и сохранению?”¹³²

Исходя из этого числа — семьсот человек, каждый из кото­рых имеет семь знакомых, — оптимальное население города-го­сударства братолюбия должно составлять около пяти тысяч граж­дан. Конечно, нередко случается, что частота контактов и взаи­мосвязей увеличивается за счет хороших друзей. Мы во все боль­шей степени проходим через “циклы” дружеских связей, работая иди живя где-либо, а затем они заканчиваются иди ослабляются в связи с переходом на другую работу иди переездом на новое место жительства. Таким образом, повышение мобильности, про­странственной и социальной, само по себе несет издержки в виде умножения взаимосвязей и круга наших знакомств.

¹³⁴ Durkheim E. The Division of Labor. N.Y., 1933. P. 347 [перевод этой цита­ты приводится по: Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Одесса 1900. С. 277].

"^: Shubik M. Information, Rationality and Free Choice. P. 773.

 

3. Взаимодействия. В нашем определении свободы мы прида­ем большое значение быстроте перемещения и свободе от графи­ков и расписаний. Мы добиваемся быстрого и легкого доступа из наших домов до любого другого пункта в радиусе нашей дорож­ной сети. Расселяясь на большей территории, мы нуждаемся в перевозках растущего объема товаров и перемещении нас самих на все большие расстояния. В результате нарастает то, что мож­но назвать издержками взаимодействия, особенно в форме ре­сурсов и пространства, выделяемых для связи и транспорта¹³³. Две машины на одну семью уже больше не представляют повы­шения жизненного уровня — они являются частью растущих из­держек взаимодействия и формирующегося образа жизни состо­ятельных сдоев, при этом еще более увеличивая социальные издержки в виде шоссейных пробок, необходимости сооружения новых автостоянок, загрязнения воздушной среды и т.п. Издер­жки свободы и мобильности в конце концов становятся очень высокими и должны регулироваться, в противном случае подоб­ный образ жизни становится саморазрушительным.

4. Планирование. Сложное общество, подобно составляющим его комплексным организациям, неизбежно становится планиру­ющим обществом. Крупные корпорации занимаются пятилетним и даже более долгосрочным планированием с целью определения. новых видов продукции, оценки потребности в инвестициях, за­мены устаревшего оборудования, подготовки рабочей силы и т.п. По необходимости планированием начинает заниматься и госу­дарство при решении таких вопросов, как реконструкция горо­дов, строительство жилищ, регулирование сферы медицинского обслуживания и т.п. Издержки планирования, включая расходы на научно-исследовательские работы и консультирование, неиз­бежно увеличиваются по мере того, как все большее число фак­торов (и претендентов) вовлекается в данный процесс. При со­оружении субсидируемого государством жилья (а почти весь жилой фонд семей с низкими доходами в США в настоящее вре­мя является государственным) процесс планирования — выбор

¹³³ Я благодарен за этот термин П.Хоэнбергу, использовавшему его 9 марта 1972 года в ходе своего выступления на тему “Пространство, экономическая деятельность и окружающая среда” на семинаре по технологии и социальным изменениям, организованном Колумбийским университетом.

 

района строительства, консультирование, согласование в госу­дарственных органах — является столь дорогостоящим, что накладные расходы даже первых фаз небольшого строительного проекта столь же велики, как и крупного, и поэтому государство чаще поощряет масштабное жилищное строительство, нежели проекты сооружения небольших, широко разбросанных по стране домовладений. Парадокс состоит в том, что экономия на масштабах оборачивается расточительным использованием пространства.

5. Регулирование. Чем выше уровень доходов и благосостоя­ния общества, тем настоятельнее становится потребность в ре­гулировании его деятельности, что предполагает увеличение из­держек регулирования. Вполне может статься, как это и предска­зывает Г.Кан, что индивидуальные доходы на душу населения в 2000 году составят 10 тыс. долл. против 3,35 тыс. в 1965 году, однако люди не будут чувствовать себя в три раза счастливее, подобно тому как человек сегодняшнего дня, чей доход в два раза выше, чем двадцать лет назад, не ощущает себя лучше в два раза. По мере роста доходов увеличивается и спрос на блага и удобства, которые по самой своей природе ограничены: доступ в парки, на пляжи, отдых, туристические поездки. Сорок дет назад французская Ривьера была сравнительно малопосещаемым мес­том; в настоящее время почти каждый французский рабочий по­лучает месячный отпуск — обычно в августе, — а береговая ли­ния представляет собой зубчатый силуэт высоко взметнувшихся отелей и многоквартирных домов; промежутки между ними за­полнены всевозможного рода кемпингами и виллами. Однако объем удобств будет уменьшаться до тех пор, пока отпуска не будут более равномерно предоставляться в течение года или же доступ в этот район не будет регулироваться. Но оба эти вариан­та предполагают больше планирования и регулирования.

Т.Шеллинг приводит множество поучительных случаев, ког­да каждый человек, вероятно, действует абсолютно рациональ­но, но результатом, в отсутствие координации, становятся ир­рациональные коллективные решения. Поскольку для каждого из нас рационально проводить на работе время с девяти часов утра до пяти часов вечера, свободный выбор ведет каждого на работу в эти часы, хотя любой оказывается при этом в худшем положении по сравнению с ситуацией, когда рабочие часы были бы дифференцированы. Этот пример характеризует универсаль­ную дилемму индивидуального решения и коллективного инте­реса. Как отмечает Т.Шеллинг: “Человеческую природу можно легко критиковать, но, принимая во внимание тот факт, что большинство людей более озабочены состоянием своих дел, не­жели заботами других людей... мы вполне можем прийти к вы­воду, что человеческая природа здесь играет меньшую роль, не­жели социальная организация. Проблемы такого рода в боль­шей своей части могут быть решены, и соответствующие реше­ния зависят от определенной формы социальной организации, от того, является ли она искусственно или стихийно созданной, постоянной или временной, добровольной или связанной жест­кой дисциплиной”¹³⁴.

Мораль выводов Т.Шеллинга ясна: без соответствующей орга­низации результаты обречены на то, чтобы быть неудовлетвори­тельными. Но деятельность организации также связана с издер­жками, причем не только времени, кадров и денег, но выражае­мыми в степени жесткости требуемой ею дисциплины. Как ука­зал несколько лет назад М.Олсон в своей новаторской работе “Логика коллективного действия”, природа коллективных благ или выгод сводится к тому, что доступ к ним получают одновре-

¹³⁴ Scheming T.C. On the Ecology of Micromotives // The Public Interest. No. 25. Fall 1971. P. 67. Т.Шедлинг приводит простой пример дорожно-транс-портного происшествия, случившегося на южном направлении крупного шоссе. Некоторые водители, ехавшие на север, притормаживали, чтобы посмотреть на аварию, задерживая тем самым все движение позади них. Если бы существова­ла обходная полоса, то большинство водителей, возможно, пошли бы на обгон, но поскольку она отсутствовала, они были вынуждены держаться за теми, кто ехал впереди. “Каждый уделяет аварии свои десять минут и получает возмож­ность взглянуть на нее. Но непосредственный осмотр занимает всего десять секунд, а девять минут и пятьдесят секунд тратятся на удовлетворение любо­пытства едущих впереди водителей. Такая сделка никуда не годна. Более пра­вильным будет сказать, что результаты происшествия являются плохими, по­скольку сделки как таковой не совершается. Как некий коллектив, водители на шоссе могли бы единодушно проголосовать за сохранение достигнутой скорос­ти движения, при этом каждый обошелся бы без десятисекундного осмотра и каждый сэкономил бы себе десять минут езды по шоссе. Неорганизованные, они попадают в зависимость от децентрализованной системы учета, согласно правилам которой ни один из тех водителей, кто таращит глаза, не отвечает за потери, которые несут следующие за ними люди (Schelling T.C. On the Ecology of Micromotives. P. 65-66).

 

менно все члены группы, и отлучить от них отдельного индивида невозможно. Но по этой же причине у каждого человека зачас­тую возникает соблазн не вносить в общий фонд свою долю взно­сов, поскольку он и так получит причитающиеся ему блага. Вот почему, например, профсоюзы пытаются охватить всех рабочих на заводе и организовать единую профсоюзную организацию, чтобы воспрепятствовать “свободному членству” работников, которые не платят профсоюзных взносов. Для того чтобы кол­лективное действие носило справедливый характер, каждый дол­жен присоединиться к условиям соглашения.

И вновь растущее изобилие благ и количество свободного вре­мени дают более широкий выбор и делают его более индивидуа­лизированным, однако при этом парадоксально обусловливают увеличенную потребность в регулировании коллективных дей­ствий. Если люди обречены на сосуществование, возникает ост­рая потребность в социальном контракте, но для того, чтобы он действовал, он должен законодательно проводиться в жизнь, что также связано со значительными издержками¹³⁵.

Время. Б.Франклин, этот практичный янки, любил говорить, что “время — это деньги”, и такое высказывание М.Вебер назы­вал основой расчетливой протестантской этики. Мы обычно ду­маем о времени как об издержках, когда распространяем эту ка­тегорию на сферу материального производства. Когда оборудо­вание простаивает, издержки растут; эффективный управляющий поэтому пытается полностью использовать рабочее время машин. Но фактом остается и то, как указал С.Линдер в своей интригу­ющей работе, что потребление также требует времени. В совре­менной экономике, которая характеризуется ростом изобилия, время парадоксальным образом становится дефицитнейшим из

¹³⁵ См.: Olson M. The Logic of Collective Action. Cambridge (Ma.), 1965. Об­суждение этой проблемы применительно к постиндустриальному обществу см.:

Bourricaud F. Post-Industrial Society and the Paradoxes of Welfare // Survey. Vol. 16. No. 1. Winter 1971.

Проблема “коллективных действий” касается в первую очередь желания дюдей голосовать за “общественные блага”, т.е. государственные программы, распространяющиеся на всех. Важные аспекты обсуждения этой проблемы со­держатся в работах: Downs A. Why the Government Budget is Too Small in a Democracy // World Politics. July 1960; Monsen R.J., Downs A. Public Goods and Private Status // The Public Interest. No. 23. Spring 1971.

 

всех ресурсов¹³⁶. В отличие от остальных экономических ресур-к)в оно не может накапливаться. Как отметил С.Линдер, “мы не к состоянии создать запасы времени тем же образом, как мы со­здаем запасы капитала”. Говоря экономическим языком, предло­жение времени ограничено. И подобно любому другому ограни­ченному благу оно имеет цену.

Самыми бедными являются те страны, где больше всего вре­мени посвящается ручному труду. Производительность столь низка, что даже значительная продолжительность рабочего вре­мени приносит лишь небольшое увеличение жизненного уровня. Здесь невелика потребность в регламентации общественной жиз­ни или измерении времени; почти всегда в расчет принимается только день грядущий. В обществах, где производительность труда достаточно высока, распределение времени превращается в ост­рую экономическую проблему, и поиск эффективных форм раци­онирования необходим для лучшего использования времени. Та­ким образом, принцип прост: когда производительность труда низка, то время сравнительно дешево; когда производительность труда становится высокой, время относительно дорожает. Коро­че, экономический рост влечет за собой постоянное повышение дефицита времени.

В индустриальном обществе взаимосвязь времени и труда проанализирована до мельчайших деталей. Как я писал много дет

¹³⁶ См.: Under S.B. The Harried Leisure Class. N.Y., 1970; теория дефицитности времени была впервые тщательно аналитически разработана в статье: Becker G. A Theory of the Allocation of Time // Economic Journal. September 1965.

Полезный перечень идей на эту тему приведен в: Ways M. Why Time Gets Scarcer // Fortune. January 1970. А.Хиршман в своей книге “Уход, голос и лояль­ность” показал, что когда индивиды оказываются перед лицом экстремальных ситуаций, они могут реагировать уходом от них, высказываясь в пользу перемен или оставаясь молчаливыми. Но каждый выбор предполагает свой расчет, и, ког­да издержки такового резко возрастают, соответствующая стратегия становится дорогостоящей. Когда слишком много людей принимают участие в выборе стра­тегии, другие просто отмалчиваются или, как едко выразился А.Хиршман: “По­скольку голос имеет тенденцию быть более дорогим по сравнению с уходом, то возможность для потребителя подать свой голос будет уменьшаться по мере того, как станет расти число товаров и услуг, среди которых он распределяет свои покупки, поскольку стоимость выделения даже небольшого количества времени для корректировки ошибок любого из партнеров, с которыми он вступает в отно­шения, вероятно, превысит его оценку ожидаемых выгод для большей их части” (Hirschman A. Exit, Voice and Loyalty. Cambridge (Ma.), 1970. P. 40).

 

назад в статье “Труд и недовольство им”, научное управление выходит далеко за рамки прежнего разделения труда и сосредо­точивает внимание на разделении времени. Сильно дифференци­рованное рабочее время (на многих промышленных предприяти­ях рабочим начисляется заработная плата после выплаты перво­начального гарантированного минимума на основе количества отработанных десятых долей часа) подлежит измерению и рас­пределению. Время помимо рабочего является “свободным вре­менем” для игр иди досуга. Но в постиндустриальном обществе это “свободное время” также подлежит измерению и распределе­нию, и “эффект от времени”, затраченного на эти виды деятель­ности, является равноценным доходу от рабочего времени.

Существует три сферы, в которых такая система расчетов начинает играть все большую роль.

1. Сфера услуг. Значительная часть товаров длительного пользования, которые мы приобретаем, — телевизоры, автомо­били, дома и дачи — требуют издержек в виде времени, необхо­димого для их содержания и обслуживания. Индивид может либо покрыть эти издержки за счет своего собственного времени (т.е., например, сам покрасить дом), либо нанять для выполнения этой услуги рабочего. Когда только небольшая часть людей владеет многими товарами, покрывать соответствующие издержки срав­нительно легко, но по мере роста производительности труда уве­личивается и относительная ценность времени, и цена услуг по поддержанию имущества также растет. Таким образом, как ука­зывает М.Уэйз, потребитель обнаруживает, что нуждается в боль­ших доходах для покупки времени, необходимого для содержа­ния и обслуживания ранее приобретенных благ.

2. Сфера потребления. Удовольствие от потребления требует затрат времени: времени, необходимого для прочтения книги, разговора с другом, для того, чтобы выпить чашечку кофе, совер­шить поездку за границу. Жители слаборазвитых стран с огра­ниченным кругом благ имеют больше времени. Но когда у чело­века есть яхта, спортивная машина или абонемент на посещение концертов, он обнаруживает, что “свободное время” превраща­ется б самый дефицитный из его ресурсов. Если он спешит на концерт, ему придется на скорую руку поужинать, а поскольку хорошее приготовление пищи требует времени, он может купить мороженые продукты, которые легко разогреть (тем более что микроволновые печи вдвое сокращают необходимое для этого время). Если он идет на концерт, а ужинать будет после, то он может отойти ко сну очень поздно и, таким образом, не выспать­ся, ибо утром ему надо “вовремя” успеть на работу. Если бы он мог сэкономить за счет несоблюдения требования быть везде “вов­ремя”, то у него могло образоваться больше свободного времени;

но в этом случае ему нужно быть либо исключительно состоя­тельным человеком, либо пенсионером. Итак, он должен плани­ровать и распределять свое время.

3. Способы экономии времени. Поскольку свободное время становится все более и более ценным, потребитель стремится приобретать те виды продукции, которые требуют сравнительно немного его свободного времени, пусть даже это и связано с большими расходами. Он будет покупать товары, которые можно использовать, а потом выбросить. Он будет заключать контрак­ты на различные услуги иди технические службы (подобно тому, как сейчас он посылает свою одежду в химчистку). А для приоб­ретения товаров и услуг, которые обеспечивают большую отдачу от его свободного времени, ему, возможно, придется дольше ра­ботать. Но издержки могут оказаться слишком большими; ре­зультатом этого станет расчет сравнительных эффектов. Он дол­жен оценить сравнительные цены и доходы от различных форм распределения времени и денег. Может обнаружиться, что вслед­ствие высокой стоимости услуг лучше самому стирать или чис­тить свою одежду в химчистке самообслуживания, расходуя, та­ким образом, часть своего времени ради экономии денег. Воз­можно также потратить деньги в целях экономии времени. При сравнении этих альтернатив человек начинает выводить (не по­дозревая, что занимается решением прикладной экономической задачи) кривую безразличия в рамках дифференцированной шка­лы взаимозаменяемости (времени и денег) и определять предель­ную полезность каждой единицы в различных потоках своих рас­ходов. Потоки с низкой отдачей должны быть преобразованы в высокоэффективные таким образом, чтобы в конце концов его ресурсы стали распределяться столь равномерно, чтобы обеспе­чить равную отдачу по всем направлениям. Так что экономиче­ское изобилие вновь вводит категорию полезности через “зад­нюю дверь” — через фактор времени. Человек становится homo economicus и в своем свободном времени.

В такой ситуации, грубо говоря, страна Утопия предстает пол­ностью обескураженной¹³⁷. Окончание эры дефицита, как его пред­ставляли писатели XIX века, приносит с собой такой избыток благ, что человеку уже не надо будет откладывать удовлетворение жела­ний иди жить подобно счетной машине. Люди смогли бы выбро­сить на ветер бережливость, потворствовать своему расточитель­ству и жить весело, непринужденно общаясь друг с другом.

Но в действительности дело оборачивается совсем по-друго­му. Индустриальное общество всецело занималось производством материальных благ (и зависимости человека от них). Но в пост­индустриальном обществе умножение благ и растущие издержки их содержания привносят фактор времени в расчет распределе­ния индивидуальных усилий человека; люди становятся закаба­ленными этими подсчетами, пытаясь установить его предельную полезность.

В стране Утопии (как и в рыночной экономике) каждый че­ловек был свободен в реализации своих собственных интересов, но в постиндустриальном обществе — где отношения между людь­ми (в большей мере, чем между человеком и природой иди между человеком и вещами) становятся основной формой взаимосвя­зей — столкновение индивидуальных интересов, когда любой индивид следует своей собственной прихоти, по необходимости вызывает большую потребность в коллективном регулировании и дисциплине (предполагающей уменьшение свобод личности) с

¹³⁷ Н.Георгеску-Роген прибег к совершенно иному теоретическому возраже­нию против идеи о том, что редкость благ когда-нибудь будет преодолена. Это возражение, обобщенное в виде закона энтропии, гласит, что энергия не явля­ется обратимой: если бы энергия куска угля или урана могла использоваться вновь и вновь, недостаток благ вряд ли бы существовал. Даже на повторное использование отходов требуется “больший объем низкой энтропии, нежели разяица между энтропией конечного продукта” и энтропией отходов. Как ука­зывает Н.Георгеску-Роген, эта идея иллюстрирует положение о том, что “тер­модинамика представляет собой смесь физики и экономики”. Примеры профес­сора Н.Георгеску-Рогена находятся в русле его аргументации против равновес­ных экономических моделей, основывающихся на классической механике; он пытается разработать аналитическую эволюционную модель исходя из принци­па необратимости качественных изменений. И истекающий характер выделе­ния энергии — идея энтропии — также становится доводом против идеи о том, что дефицит может быть преодолен (см.: Georgescu-Roegen N. The Entropy Law and the Economic Process. Cambridge (Ma.), 1971. P. 277-282).

 

тем, чтобы достичь эффективных совместных действий. Когда люди требуют полноты участия в принятии решений, затрагива­ющих их жизнь, последствием этого является увеличение инфор­мационных издержек и времени, необходимого для проведения переговоров каждого с каждым с целью достижения договорен­ностей по предпринимаемым действиям.

Считалось, что окончание эры недостатка благ — выход за пределы царства необходимости — приведет к высвобождению фактора времени из безжалостного ритма экономической жиз­ни. В конечном же итоге все формы времени стали объектом эко­номического исчисления. Как выразился Оден, “время даст по­нять — я вам об этом говорило”.

5. КУЛЬТУРА И СОЗНАНИЕ

Общим для современной социологической мысли является чув­ство фундаментальных перемен в индустриальном обществе. Ряд авторов сосредоточил свое внимание на структурных и соци­альных комбинациях — новых видах наукоемких технологий, изменениях в секторах экономики, сдвигах в системе занятости и т.п., видя в этих движениях основной источник всех остальных трансформаций в обществе. С таких позиций перемены в систе­ме ценностей и взглядов, особенно оппозиционные науке взгля­ды молодежи и интеллектуалов, рассматриваются как “контрре­волюционные”. Другие авторы — Н.О.Браун, М.Фуко, Р.Д.Лейнг и их эпигоны, такие, как Ч.Рейг и Т.Розак, — помещают транс­формацию общества в сферу сознания и связывают ее с новой многомерной сенсуальностью, устранением репрессивности, сме­шением сумасшествия и нормальности, с развитием культуры наслаждений.

Представленные в весьма противоречивых формах, эти пере­мены неизбежно порождают вопросы о том, какие из них первич­ны — в социальной структуре или в культуре — и что является их движущей силой? Парадоксально, но исследователи, выделяющие роль экономических и структурных факторов, следуя традицион­ной марксистской методологии, называются “консерваторами” и “технократами”, а те, кто подчеркивает автономию сознания — сферы идеологии, — именуются “революционерами”. Трудность, возникающая из столкновения этих точек зрения, сводится в основном не к выявлению правильности каждого ди­агноза — в значительной степени оба они являются верными, — а к попыткам сделать выводы на их основе. С методологической точки зрения эти попытки имеют в своей основе господствую­щие в социологии взгляды на общество как интегральное явле­ние: в гегелевском его понимании — как на органическое целое;

в марксовом — как единый организующий институт (товарное производство), устанавливающий рамки для всего общества; в веберовском — как на общую форму жизни (рационализацию), пронизывающую все аспекты поведения человека.

Для Гегеля любое общество представляет собой структурно взаимосвязанное целое, организованное посредством единого “момента” (исторического состояния) сознания. Ни один аспект этого целого не может быть понят в качестве изолированного феномена. К.Маркс в своем знаменитом определении подчерк­нул, что “совокупность... производственных отношений состав­ляет экономическую структуру общества, реальный базис, на ко­тором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловли­вает социальный, политический и духовный процессы жизни во­обще”¹³⁸. М.Вебер же полагал, что “в конечном счете фактором, породившим капитализм, являются рациональное предприятие, рациональное счетоводство, рациональная технология и рацио­нальное право, но не только они. Необходимыми дополнитель­ными факторами были рациональный дух, рационализация по­вседневной жизни и рационалистическая экономическая этика”¹³⁹.