Сценарий
Сергей Параджанов Киевские фрески Сценарий (опубликовано в журнале «Искусство кино»)
Сергей Иосифович принимал поздравления... Это надо было видеть своими глазами и слышать своими ушами!Режиссер-неудачник, как говорили нам — свежеиспеченным и новоприбывшим вгиковцам, — постановщик (совместно с Я. Базеляном) невразумительного «Андриеша», ничем не примечательных документальных короткометражек и слабых, местами просто беспомощных игровых картин, в одно прекрасное утро проснулся знаменитым! Из Москвы дошли вести о грандиозном успехе «Теней забытых предков» в Центральном Доме кино и о том, что ленту посылают на какой-то международный кинофестиваль — ленту всеми осмеянной Киевской студии! У одних коллег — недоумение, недоверие, выжидание, у других — явная или плохо скрытая зависть. Но немало и тех, кто искренне торжествует и сердечно рад за этого обаятельного чудака, бесшабашного эксцентрика и неистощимого мистификатора, острого и злого на язык. И за студию: а вдруг и в самом деле наше теля вовка з'исть??? Как вел себя в эти дни и недели виновник торжества — об этом надобен отдельный рассказ. И о множестве его планов, которыми он продолжал тогда (как и позже, до конца дней своих) охотно делиться со всеми и каждым (в том числе и поразительным замыслом фильма по «Слову о полку Игореве»). А остановился Параджанов на «Киевских фресках». «Я давно мечтаю поставить фильм о Киеве, — говорил он. — Город уже не раз был на экране — исторический, пейзажный, архитектурный, промышленный. Но я хочу всмотреться в душу Киева». О душе города, о его радостях, тревогах, печалях, о его снах и грезах, о рождениях и смертях, о сердечной смуте, о поисках добра и красоты, о необходимости верить, любить и надеяться и был написан сценарий, впервые публикуемый на русском языке. Сценарий писался трудно, пришлось делать несколько вариантов. Первый из них нельзя было представить студии в установленном порядке: его бы с порога отвергли самые доброжелательные, опытные и прозорливые редакторы — эту внешне хаотичную, бессвязную ритмизованную киноизобразительную прозу, точнее, экранную романтическую балладу, изложенную тонкими, прихотливыми, часто трудноуловимыми, непривычными пластическими метафорами, или — лучше сказать — лирическую, пронизанную светлой печалью кинопоэму, сложенную безымянным фольклорным сказителем из бесконечного богатства чувственно воспринятой реальности — из ее оживших, заигравших, засветившихся фактур, красок, плоскостей и объемов, из хороводов цвета и колорита, из ее красоты и уродства, из ее непрерывной зримой динамики, нескончаемых преобразований и взаимопревращений предметов, сущностей, фантасмагорий... Не берусь определить хотя бы приблизительно жанр сценария: это был калейдоскоп видений, сплетений реального и воображаемого, в нем пунктиром просматривалась фабула, еле просвечивала конкретная жизненная история сквозного персонажа (повествование велось от его имени), который назывался Режиссером, и ей, этой истории, отводилась в композиции совсем иная роль, чем в традиционной драматургии. «Киевские фрески» — первая попытка Параджанова создать свой кинематограф (позже удачно названный Мироном Черненко «калейдографом»), фильм — внутренний монолог Художника, Творца, дабы воплотить средствами кинопоэзии и киноживописи его внутренний мир, воссоздать особую логику метафонического мышления, фольклорно-мифологического сознания, где правит бал магия образа, а не бытовая достоверность. Параджанов записал свой будущий фильм таким, каким его видел. И каждый читатель сценария должен был вслед за автором сотворить картину в своем воображении. Однако режиссер требовал слишком многого — и, скажу прямо, не только от кинематографических инстанций. Вариант, представленный студии, был упрощен по сравнению с первоначальным, прописан, как говорят редакторы, по фабуле, укрощен в монтажном буйстве и композиционной ассоциативности и мог стать предметом обсуждения, за исход которого, однако, никто не мог поручиться — даже на все поднимающейся I волне всемирного успеха «Теней забытых предков». Вот этот вариант.
|
