Глава 14. Они наконец нашли, где припарковаться, и побрели по улице в поисках указанного адреса
Они наконец нашли, где припарковаться, и побрели по улице в поисках указанного адреса. Нхо попытался объяснить Харри хитроумную систему адресов в Бангкоке: город был разделен на главные улицы и пронумерованные боковые – сой. Проблема состояла в том, что номера домов на одной и той же улице вовсе не обязательно шли по порядку: новые дома получали следующий свободный номер независимо от того, где именно на этой улице они находились. Они пробирались через узкие проулки, тротуары которых служили продолжением жилища: там сидели люди, читали газеты, строчили на швейных машинках, готовили еду, дремали после обеда. Девчонки в школьной форме кричали им вслед и хихикали, а Нхо, показывая на Харри, что-то отвечал им. Они в ответ так и заливались хохотом, прикрывая рот ладошкой. Нхо задал вопрос женщине, сидевшей за швейной машинкой, и та показала им нужную дверь. Они постучались, через некоторое время им открыл таец в коротких штанах цвета хаки и расстегнутой рубашке. Харри подумал, что ему, наверное, около шестидесяти: возраст выдавали лишь глаза да морщины. В черных волосах, зачесанных назад, едва пробивалась седина, а худощавое, жилистое тело вполне могло принадлежать тридцатилетнему. Нхо произнес пару слов, и таец кивнул, глядя на Харри. Затем, извинившись, снова исчез. А когда через минуту вернулся, то уже переоблачился в белую отутюженную рубашку с короткими рукавами и длинные брюки. С собой он вынес два стула и поставил их прямо на тротуар. На неожиданно хорошем английском он предложил Харри сесть и сам уселся на другой стул. Нхо остался стоять рядом и незаметно покачал головой, когда Харри дал понять, что готов сесть на лестнице. – Меня зовут Харри Холе, я из норвежской полиции, господин Санпхет. Я хотел бы задать вам несколько вопросов, касающихся Мольнеса. – Вы имеете в виду – посла Мольнеса. Харри вскинул глаза на старика. Тот сидел, выпрямившись на стуле, и его коричневые веснушчатые руки неподвижно лежали на коленях. – Разумеется, посла Мольнеса. Вы ведь служите шофером в норвежском посольстве уже почти тридцать лет, как я понимаю? Санпхет согласно прикрыл глаза. – И вы очень ценили посла? – Посол Мольнес был большим человеком. Большим человеком с большим сердцем. И большим умом. – Он постучал пальцем по лбу и предостерегающе посмотрел на Харри. Харри вздрогнул, почувствовав, как по спине струится пот, стекая за пояс брюк. Он оглянулся в поисках тени, но стулья было некуда передвинуть, солнце стояло высоко в небе, а дома на этой улице были низенькими. – Мы пришли к вам потому, что вы лучше всех знали о привычках посла, о том, где он бывал и с кем разговаривал. И потому, что вы всегда ладили с ним чисто по-человечески. Что происходило в тот день, когда его убили? Санпхет, сидя все так же неподвижно, рассказал, что посол уехал на обед, не сообщив, куда именно, и заявил, что сам поведет машину, хотя это было очень странно в разгар рабочего дня: для таких целей все-таки есть персональный шофер. Сам он просидел в посольстве до пяти часов, а потом отправился домой. – Вы живете один? – Моя жена погибла в автокатастрофе четырнадцать лет назад. Что-то подсказывало Харри, что шофер может сообщить даже точное число прошедших с тех пор месяцев и дней. Детей у них не было. – Куда именно вы возили посла? – В другие посольства. На встречи. В гости к норвежцам. – Каким норвежцам? – Самым разным. В «Статойл», «Гидро», «Йотун» и «Статсконсульт». – Все названия он выговаривал на прекрасном норвежском. – Вам знакомы эти имена? – Харри протянул ему список. – Это лица, с которыми посол разговаривал по своему мобильному телефону в день убийства. Мы получили распечатку от телефонной компании. Санпхет достал очки и, держа листок бумаги на расстоянии вытянутой руки, зачитал вслух: – «Одиннадцать десять. Букмекерская контора Бангкока». И взглянул на них поверх очков. – Посол любил иногда играть на скачках, – сказан он и добавил с улыбкой: – Бывало, что даже выигрывал. Нхо переступил с ноги на ногу. – «Одиннадцать тридцать четыре. Доктор Сигмунд Юхансен», – Санпхет вернулся к распечатке. – Кто это? – Очень богатый человек. Настолько богатый, что даже купил себе титул лорда в Англии несколько лет назад. Личный друг королевской семьи Таиланда. А что такое Ворачак-роуд? – Входящий звонок из телефонной будки. Пожалуйста, дальше. – «Одиннадцать пятьдесят пять. Норвежское посольство». – Странно, но мы звонили и разговаривали с посольством сегодня утром, и там никто не мог вспомнить, что созванивался с послом в день убийства, даже дежурный на коммутаторе. Санпхет пожал плечами, и Харри сделал ему знак продолжать. – «Двенадцать пятьдесят. Уве Клипра». О нем-то вы слышали? – Пожалуй. – Он один из самых богатых людей Бангкока. Я читал в газетах, что он только что продал гидроэлектростанцию в Лаосе. Он живет в храме. – Санпхет усмехнулся. – Они и раньше были знакомы с послом, они земляки. Вы слышали об Олесунне? Посол приглашал… – Он развел руками – что теперь об этом говорить? – и снова поднял список. – «Тринадцать пятнадцать. Йенс Брекке. Неизвестный, семнадцать пятьдесят пять, Мангкон-роуд»? – Снова звонок из телефонной будки. Имен в списке больше не было. Харри мысленно выругался. Он сам не понимал, на что рассчитывал, но шофер не сказал ничего такого, что бы он уже не знал после телефонного разговора с Тонье Виг часом ранее. – У вас астма, господин Санпхет? – Астма? Нет, с чего вы взяли? – Мы нашли в салоне машины почти пустую пластиковую ампулу. И отдали в лабораторию проверить на предмет наркотиков. Нет-нет, не бойтесь, господин Санпхет, это обычная проверка, мы всегда так делаем. Оказалось, что в ампуле был противоастматический препарат. Но никто в семье Мольнеса не страдает этим заболеванием. Не известно ли вам, кому она могла принадлежать? Санпхет покачал головой. Харри придвинул свой стул поближе к шоферу. Он не привык проводить допрос прямо на улице, и ему казалось, что его слышат все эти люди, сидящие на тротуаре. Он понизил голос: – При всем моем уважении к вам должен заметить, что вы лжете. Я видел своими глазами, как секретарша в холле пользовалась спреем от астмы, господин Санпхет. Вы просидели в посольстве полдня, вы работаете там уже тридцать лет, изучили там все вдоль и поперек, вплоть до посольского туалета. И вы настаиваете на том, что не знаете, что у девушки астма? Санпхет смотрел на него спокойным, холодным взглядом. – Я сказал только, что не знаю, кто мог оставить ампулу с лекарством в машине, сэр. В Бангкоке многие страдают от астмы, и кто-то из них наверняка мог ехать в машине посла. Но, насколько мне известно, мисс Ао к таковым не относится. Харри взглянул на него. Как же он ухитряется сидеть на самом солнцепеке, когда солнце лупит с неба, словно раскаленный цимбал, и при этом с его лба не упало ни единой капельки пота? Харри уткнулся в свой блокнот, будто там был написан следующий вопрос. – А как насчет детей? – Простите, инспектор? – Вы когда-нибудь возили в его машине детей, ездили в детский сад или еще куда-нибудь? Понимаете? Лицо Санпхета оставалось непроницаемым, он только еще чуть выпрямился на стуле. – Понимаю. Посол был не из таких, – ответил он. – А откуда вы знаете? Незнакомый человек взглянул на них поверх газеты, и Харри понял, что повысил голос. Санпхет поклонился. Харри почувствовал себя дураком. Ощутил, насколько туп, жалок и мокр от пота. Именно в такой последовательности. – Мне жаль, – сказал он. – Я не хотел вас обидеть. Но старый шофер отвернулся в сторону и притворился, что ничего не слышит. Харри встал. – Нам пора. Я слышал, вы любите Грига, поэтому принес вам вот это. И он протянул шоферу кассету. – Это его симфония до минор. Она была впервые исполнена только в 1981 году, и я подумал, что у вас, может, ее нет. Все, кто любит Грига, должны иметь ее. Пожалуйста, возьмите. Санпхет встал, с удивлением взял кассету и уставился на нее. – Прощайте, – сказал ему Харри, неуклюже, но старательно изобразив вай, сложив ладони и поклонившись, и махнул рукой Нхо, собираясь уходить. – Подождите, – сказал вдруг старик. Его взгляд все еще был прикован к кассете. – Посол был славным человеком. Но вовсе не счастливым. У него была одна слабость. Я не хочу бросать тень на умершего, но, боюсь, он больше проигрывал, чем выигрывал на скачках. – Так бывает, – ответил Харри. – Да, но никто не терял при этом более пяти миллионов батов. Харри попытался сосчитать в уме. Нхо пришел ему на помощь: – Сто тысяч долларов. Харри присвистнул. – Допустим, у него были на это средства… – Не было у него средств, – отрезал Санпхет. – Он занимал деньги у каких-то акул Бангкока. В последние недели кредиторы осаждали его по телефону. – И он посмотрел на Харри. Трудно было понять, что выражают эти азиатские глаза. – Лично я считаю, что долги надо отдавать, но если кто-то убил его из-за денег, то его надо наказать. – Значит, посол был человеком несчастливым? – Жизнь у него была нелегкая. Внезапно Харри кое-что вспомнил. – Вам что-нибудь говорит запись «Ман Ю»? Старик вопросительно взглянул на него. – Она была сделана в календаре посла в день убийства. Но я проверил программу телепередач, и в тот день не показывали игру «Манчестер Юнайтед». – А, «Манчестер Юнайтед», – заулыбался Санпхет. – Так это же Клипра. Посол звал его «мистер Ман Ю». Клипра ездил в Англию, чтобы посмотреть, как они играют, и купил себе массу акций этого клуба. Очень необычный человек. – Посмотрим, я поговорю с ним позже. – Если найдете его. – Что вы имеете в виду? – Люди не могут найти Клипру. Это Клипра находит людей. Этого еще не хватало, подумал Харри. Прямо герой комиксов.
– Долги по скачкам кардинально меняют всю картину, – заявил Нхо, когда они сели в машину. – Может быть, – ответил Харри. – Три четверти миллиона крон большая сумма, но достаточная ли? – В Бангкоке убивают и за меньшие деньги, – сказал Нхо. – За гораздо меньшие, уж поверь. – Я думаю не об акулах-кредиторах, а об Атле Мольнесе. Ведь он из богатой семьи. И имел возможность заплатить, особенно если ему угрожали расправой. Что-то здесь не сходится. Как тебе господин Санпхет? – Он лгал, когда говорил о мисс Ао. – Да? А почему ты так думаешь? Нхо не ответил, лишь загадочно улыбнулся и указал пальцем на свою голову. – О чем ты, Нхо? Ты что, всегда знаешь, когда люди говорят неправду? – Меня мать научила это угадывать. Во время вьетнамской войны она зарабатывала игрой в покер на Сой-Ковбой. – Ерунда! Я знаю полицейских, которые всю жизнь допрашивали людей, и все они говорят одно и то же: хорошего лжеца никогда не распознаешь. – Надо уметь видеть. Лжеца можно заметить по мелочам. Вот ты, например, едва шевелил губами, когда говорил, что все почитатели Грига должны иметь у себя эту запись симфонии. Харри почувствовал, как краска приливает к щекам. – Кассета оказалась случайно у меня в плеере. А один австралийский полицейский в свое время рассказывал мне о григовской симфонии до минор. И я купил ее в память о нем. – Во всяком случае, это подействовало. – Нхо едва увернулся от грузовика, который, грохоча, летел прямо на них. – Какого черта! – выкрикнул Харри. – Он ехал не в том ряду. – Но он больше, – пожал плечами Нхо. Харри взглянул на часы. – Нам пора уже быть в Управлении, а еще я должен успеть на похороны. – И он с ужасом подумал о теплом пиджаке, висевшем в шкафу рядом с его «кабинетом». – Надеюсь, в церкви есть кондиционеры. Зачем, скажи на милость, заставлять нас сидеть на улице, жарясь на солнце? Отчего старик не пригласил нас в тенек? – Гордость, – объяснил Нхо. – Гордость? – Он живет в крохотной комнатенке, совсем не такой шикарной, как машина, на которой он разъезжает, и место, где он работает. И ему неудобно приглашать нас к себе, он боится и сам опозориться, и нас обидеть. – Странный человек. – Это Таиланд, – добавил Нхо. – Я тоже не пригласил бы тебя к себе. Я предложил бы тебе чаю на лестнице. Он резко свернул направо, и от него в испуге шарахнулись две моторикши на деревянных колесах. Харри машинально выставил руки вперед. – Я ведь… –…больше. Спасибо, Нхо, я усвоил это правило.
|