Глава 17. Элизабет Доротея Крамли была не в духе.
Элизабет Доротея Крамли была не в духе. – Что за чертовщина! У нас иностранец с ножом в спине, найденный в мотеле, и никаких отпечатков пальцев, никаких подозреваемых, никаких улик. Только мафия, секретарши, Тоня Хардинг, владелец мотеля. Я кого-то забыла? – Кредиторы, – вставил Рангсан из-за газеты «Бангкок пост». – Это мафия, – поправила его инспектор. – Но не тот кредитор, к которому обращался посол Мольнес, – снова сказал Рангсан. – Что ты имеешь в виду? Рангсан отложил газету. – Харри, ты упоминал, что шофер рассказывал, будто посол задолжал кому-то денег. Что делает кредитор, когда должник мертв? Он пытается получить долг с родственников, не так ли? Лиз скептически посмотрела на него: – Отчего же? Подобные долги на скачках – дело личное, семья тут ни при чем. – Есть еще такие, кому небезразличны понятия вроде фамильной чести, а кредиторы – деловые люди, они конечно же пытаются получить свои деньги любым способом. – Это притянуто за уши, – скривилась Лиз. Рангсан снова развернул газету. – К тому же в списке входящих звонков Мольнесам за последние три дня номер «Тай Индо Тревеллерз» мне попался трижды. Лиз тихо присвистнула, и все за столом закивали. – Что? – встрепенулся Харри, поняв, что тут у него пробел. – «Тай Индо Тревеллерз» – это с виду обычное туристическое агентство, – объяснила Лиз. – Но основная их деятельность происходит на втором этаже офиса. Там выдают кредиты тем, кто не смог получить их в других местах. У них огромные проценты и очень эффективная и жесткая система взыскания долгов. Какое-то время мы наблюдали за ними. – Безрезультатно? – Да нет, мы могли бы что-нибудь на них накопать, если бы захотели. Но подумали, что их конкуренты еще хуже, те, кто займет их нишу на рынке, прикрой мы «Тай Индо», и оставили все как есть. Они явно действуют отдельно от мафии и, насколько нам известно, даже не платят процентов боссам за крышу. И если посла убил кто-то из их людей, то это первый подобный случай в их истории. – Может, решили наконец кого-нибудь показательно проучить, – предположил Нхо. – Ага, сначала убить посла, а потом звонить его семье и требовать возврата долга. По-моему, несколько странный порядок действий! – усмехнулся Харри. – А почему бы и нет? Это послание другим должникам: вот что с вами будет, если не заплатите вовремя. – Рангсан перевернул газетную страницу. – А если вдобавок родные вернули деньги, то вообще все отлично. – Допустим, – сказала Лиз. – Нхо и Харри, вы нанесете им визит вежливости. И вот еще что: я поговорила с нашими техниками. Они не могут идентифицировать жир на орудии убийства, следы которого обнаружены на костюме Мольнеса. Они считают, что он органического происхождения, точнее – что это жир какого-то животного. Ну ладно, на этом все, за работу.
Рангсан догнал Харри и Нхо по дороге к лифту. – Будьте осторожны, там сидят конкретные ребята. Я слышал, они применяют к должникам гребной винт. – Гребной винт? – Берут их с собой на катер, привязывают к свае в реке и, поднявшись чуть выше, по течению, вытаскивают подвесной мотор из воды и пускают в режиме реверса, потихоньку сплавляясь вниз. Представляешь себе? Харри представлял это себе довольно отчетливо. – Пару лет назад мы нашли парня, который умер от остановки сердца. Лицо у него было изрезано в клочья, в буквальном смысле. Смысл, видимо, состоял в том, чтобы он ходил в таком виде по городу на страх и в назидание остальным должникам. Но у него сердце не выдержало, едва он услышал звук мотора и увидел винт у себя под носом. – Да, неприятно, – согласился Нхо. – Лучше заплатить.
«Amazing Thailand»,[18] – было написано огромными буквами над пронзительных цветов картинкой, изображающей таиландский танец. Постер висел на стене крохотного туристического агентства на Сампенг-лейн в Чайнатауне. Кроме Харри и Нхо, а также мужчины и женщины, каждый из которых обретался за своей конторкой, в помещении, обставленном по-спартански, не было никого. На носу у мужчины сидели очки с такими толстенными стеклами, что казалось, он смотрит на мир изнутри аквариума. Нхо предъявил ему полицейское удостоверение. – Что он говорит? – Что полиция здесь всегда желанный гость и что у них найдутся для нас туры с большой скидкой. – Попроси у них бесплатный тур на второй этаж. Нхо произнес несколько слов, и обитатель аквариума тотчас схватился за телефонную трубку. – Господин Соренсен только допьет свой чай, – сообщил он им по-английски. Харри открыл было рот, однако Нхо бросил в его сторону предостерегающий взгляд. Оба в ожидании уселись на стулья. Через пару минут Харри показал на бездействующий вентилятор на потолке. Обитатель аквариума с сожалением улыбнулся: – Сломан! Харри почувствовал, как покрывается испариной. Еще через пару минут зазвонил телефон, и клерк пригласил их следовать за ним. У лестницы он сказал, что они должны разуться. Тут Харри подумал о своих драных, потных теннисных носках и что было бы лучше для всех, если бы он остался в ботинках. Однако Нхо качнул головой. Харри, чертыхаясь, скинул ботинки и затопал вверх по лестнице. Обитатель аквариума постучал в какую-то дверь, ему открыли, и Харри изумленно отступил на два шага назад. Дверной проем полностью заслонила гора плоти и мускулов. На месте глаз у горы имелись две щелочки, рот обрамляли черные висячие усы, череп был выбрит, не считая жидкой косички, свисавшей вбок. Голова его, похожая на выкрашенный не в тот цвет шар для боулинга, сидела прямо на теле, без шеи, без плеч, – один сплошной загривок вздымался от ушей и до рук, таких толстенных, что они казались привинченными к телу. Харри ни разу в жизни не видел таких крупных людей. Оставив дверь открытой, человек-гора вразвалку вернулся в комнату. – Его зовут By, – шепнул на ходу Нхо. – Горилла на фрилансе. С очень плохой репутацией. – Господи, а на вид – плохая карикатура на какого-нибудь голливудского злодея. – Он китаец из Маньчжурии. А они славятся… Ставни на окнах были закрыты, и в полумраке комнаты Харри разглядел очертания человека, сидящего за громоздким письменным столом. С потолка доносилось жужжание вентилятора, а со стены скалилась настоящая тигриная голова. Из-за того, что балконная дверь была распахнута, шум стоял такой, словно машины мчались прямо через комнату. Там, у балкона, сидел третий. By вдавил свое могучее тело в единственный свободный стул, а Харри и Нхо так и остались стоять посреди комнаты. – Чем могу быть вам полезен, господа? – донесся голос из-за письменного стола, низкий, с почти оксфордским произношением. Мужчина за столом поднял руку, и на пальце его блеснуло кольцо. Нхо бросил взгляд на Харри: – Мы из полиции, господин Соренсен… – Я знаю. – Вы одолжили денег послу Атле Мольнесу. Он мертв, и вы пытались звонить его жене, чтобы получить сумму, которую он вам задолжал. – У нас нет никаких претензий к господину послу. А кроме того, мы не занимаемся подобными делами, господин… – Холе. Вы лжете, господин Соренсен. – Что вы сказали, господин Холе? – Соренсен наклонился вперед. Черты его лица были типично тайские, но кожа и волосы – белее снега, а глаза прозрачно-голубые. Нхо дернул Харри за рукав, но тот отнял руку, выдерживая взгляд Соренсена. Он знал, что перешел грань, озвучив угрозу, и что по правилам игры господин Соренсен теперь ни в чем не сможет признаться, не рискуя потерять лицо. Однако Харри стоял в одних носках, потный, как свинья, и ему было плевать на лицо, такт и дипломатию. – Вы находитесь в Чайнатауне, господин Холе, а не в стране фарангов. И у меня нет никаких разногласий с шефом полиции Бангкока. Предлагаю вам прежде поговорить с ним, и тогда обещаю, что я забуду об этом прискорбном эпизоде. – Обычно именно полиция зачитывает бандитам правила Миранды-Эскобедо, а не наоборот. Сочные, ярко-красные губы господина Соренсена дрогнули в улыбке, обнажив ослепительно-белые зубы. – О да. «Вы имеете право хранить молчание…» – и так далее. Хорошо, на этот раз пусть все будет наоборот. By проводит вас, господа. – То, чем вы здесь занимаетесь, не выносит дневного света, да и вы лично его, по-видимому, не любите, господин Соренсен. На вашем месте я бы поторопился закупить защитного крема от загара. Его ведь не продают в тюремном дворике для прогулок. Голос Соренсена стал еще более тихим. – Не дразните меня, господин Холе. Боюсь, пребывание за границей так повлияло на меня, что я практически утратил свое таиландское терпение. – Ничего, посидев годик-другой за решеткой, вы быстро его восстановите. – Проводи господина Холе, By. Тяжелая туша двигалась необычайно проворно. Харри почувствовал кислый запах карри и тут же оказался в воздухе, крепко зажатый, как игрушечный медвежонок на розыгрыше призов в парке аттракционов. Он попытался высвободиться, но железное объятие сжималось все сильнее с каждым его выдохом, как кольца удава, душащего жертву. В глазах потемнело, но рев транспорта усилился. Наконец Харри ощутил, что летит. Открыв глаза, он понял, что какое-то время пробыл в отключке, будто уснул на минутку. Он видел прямо перед собой указатель с китайскими иероглифами, провода между двумя телефонными столбами, а выше – сероватое небо и склонившееся лицо мужчины. Затем к нему вернулся слух, стало слышно, что изо рта мужчины вылетают какие-то звуки, покуда рука показывает на балкон и на проломленную крышу туктука. – Ну как ты, Харри? – спросил Нхо, оттолкнув сердитого водителя. Харри окинул себя взглядом. Спина болела, а сползшие белые теннисные носки на фоне грязно-серого асфальта являли особо печальное зрелище. – Стало быть, мне отказали в «Шрёдере». Ты хоть захватил мои ботинки? Харри готов был поклясться, что Нхо едва удерживался от хохота.
– Соренсен попросил меня в следующий раз предъявить ордер на арест, – сказал Нхо, когда они садились в машину. – Теперь-то мы их возьмем за избиение государственного служащего. Харри провел пальцем по ссадине на голени. – Мы возьмем не их, а только ту гору мяса. Но, может, он что-нибудь нам и расскажет. Что, кстати, происходит с вашими тайцами? Тонье Виг говорит, я уже третий норвежец, которого вышвыривают с балкона за последнее время. – Старый мафиозный метод, гораздо удобнее, чем всадить пулю. Полиция, увидев валяющегося под окном мужика, не исключает, что это, возможно, несчастный случай. Потом какая-то сумма переходит из одних рук в другие, дело прекращается, виновных нет, и все довольны. А дырка от пули все бы только осложнила. Они остановились на красный свет. Старая морщинистая китаянка сидела на коврике, прямо на тротуаре, и щерилась гнилыми зубами. Лицо ее плавало в дрожащем от зноя воздухе.
|