Глава 27. Музыка прервалась посреди гитарного соло в «All Along The Watchtower»,[29] и Джим Лав вздрогнул, поняв

 

Музыка прервалась посреди гитарного соло в «All Along The Watchtower»,^[29] и Джим Лав вздрогнул, поняв, что кто-то просто снял с него наушники.

Он крутанулся на стуле и увидел, как над ним свесился высоченный блондин, явно пренебрегающий солнцезащитными средствами; он еле умещался в тесной дежурке. Глаза незнакомца скрывались за пилотскими темными очками сомнительного качества. Джим и сам мечтал о таких, пока наконец не приобрел их за сумму, равную его недельному заработку.

– Привет, – сказал верзила. – Я спросил, говорите ли вы по-английски.

Он произнес эти слова с каким-то неуловимым акцентом, и Джим ответил ему на бруклинском:

– По крайней мере лучше, чем на тайском. Чем могу помочь? Какую фирму желаете посетить?

– Сегодня никаких фирм. Я просто хочу поговорить с вами.

– Со мной? Так вы не контролер из охранного агентства? Тогда понятно, почему плеер…

– Я не из охранного агентства, а из полиции. Моя фамилия Холе. Мой коллега, Нхо…

Он сделал шаг в сторону, и стало видно, что в дверях стоит таец с коротко стриженными волосами и в наглаженной белой рубашке. Джим ни на секунду не усомнился в подлинности документов, которые тот предъявил. И так все было ясно по внешности. Он зажмурился.

– Что, полиция? Скажите, вы все, что ли, ходите к одному и тому же парикмахеру? Никогда не пробовали подстричься по-новому? К примеру, вот так?

И Джим, захохотав, показал на копну у себя на голове.

Высокий усмехнулся:

– Похоже, ретро восьмидесятых еще не добралось до полицейских участков.

– Чего-чего восьмидесятых?

– Ладно, проехали. У тебя есть сменщик и место, где бы мы могли поговорить?

Джим объяснил, что приехал с друзьями на каникулы в Таиланд четыре года назад. Они взяли напрокат мотоциклы и рванули на север. В маленькой деревушке у реки Меконг, на границе с Лаосом, один из друзей совершил глупость – купил опиум и сунул его себе в рюкзак. На обратном пути их остановила полицейская машина, всех обыскали. И тут, на пыльной дороге Таиланда, можно сказать в самом сердце страны, они вдруг осознали, что их другу грозит длительное тюремное заключение.

– Согласно закону, ему, черт побери, могла грозить смертная казнь за контрабанду этой дури, ну каково? Причем мы, трое остальных, хотя ничего и не сделали, сразу же подумали, что нас тоже загребут за какое-нибудь соучастие или невесть что еще. Я тут же усек, что моя черная афроамериканская физиономия как нельзя лучше подходит для героинового контрабандиста. Мы просили и умоляли до тех пор, пока один из полицейских не дал нам понять, что они могут ограничиться штрафом. Нам пришлось отдать им все свои деньги, и плюс к этому они конфисковали опиум, а потом отпустили нас восвояси. До чего же мы были рады! Вот только обратные билеты в США уже не на что было купить…

И Джим принялся пространно и в подробностях описывать, как было дело дальше, как он пытался подработать гидом с американскими туристами, но у него возникли проблемы с видом на жительство, как он залег на дно, как его содержала одна тайская девушка и, когда наконец остальные друзья сумели-таки вернуться домой, он решил остаться здесь. После многих проволочек он получил разрешение на работу, ему предложили стать охранником паркинга: как раз понадобился человек, говорящий по-английски, который мог бы обслуживать офисы международных компаний.

Джим тараторил не переставая, и Харри наконец вынужден был остановить его.

– Черт, а я-то надеялся, что твой тайский дружок не говорит по-английски, – бросил Джим и нервно покосился на Нхо. – Те парни, которым мы заплатили на севере…

– Расслабься, Джим. Мы пришли спросить тебя совсем о другом. О синем «мерседесе» с дипломатическими номерами, который был здесь припаркован третьего января около четырех часов дня. Не припоминаешь?

Джим загоготал.

– Если бы меня спросили, какую именно мелодию Джими Хендрикса я сейчас слушал, то я, может быть, и ответил. Но машины – они то въезжают, то выезжают… – Он всплеснул руками.

– Когда мы были здесь, нам выдали талон. Ты не проверишь, что осталось: регистрационный номер или что-то в этом роде?

Джим покачал головой.

– Мы не ведем учета. Паркинг оснащен видеокамерами, и, если что-то происходит, мы потом можем это обнаружить.

– Потом? Ты имеешь в виду, что все записывается на видео?

– Типа того.

– Но я не заметил мониторов.

– А их и нет. Здесь парковочные места на шести этажах, у нас просто нет возможности сидеть и все это отслеживать. К тому же большинство воров, завидев камеры, думают, что за ними наблюдают, и сразу дают деру. Разве не так? А значит, половина дела уже сделана. Ну а если какой-нибудь осел все же полезет в чужую машину, мы сразу увидим это на пленке.

– Сколько вы храните видеозаписи?

– Десять дней. За такой срок владельцы машин успеют заметить, если чего не хватает. А потом мы снова пишем на те же пленки.

– Ты хочешь сказать, что есть запись от третьего января, с четырех до пяти дня?

Джим посмотрел на настенный календарь.

– Есть.

Они спустились по лестнице в душный сырой подвал, где Джим зажег одинокую лампочку и открыл один из железных сейфов, стоящих вдоль стены. На полках стояли видеокассеты.

– Придется просмотреть массу этих штучек, если вы хотите проверить весь паркинг.

– Нас интересуют гостевые парковочные места, – сказал Харри.

Джим поискал на полках. Записи с каждой камеры наблюдения хранились отдельно, на корешках кассет карандашом были написаны даты. Наконец Джим вытащил одну из кассет.

– Время шоу.

Он открыл другой сейф, где был спрятан видеопроигрыватель с монитором, и поставил кассету: через пару секунд появилась черно-белая картинка. Харри сразу же узнал гостевую парковку: очевидно, запись была сделана той же камерой, которую они заметили, когда были здесь в прошлый раз. В нижнем углу высвечивался код – месяц, день и время. Они перемотали пленку вперед, остановившись на 15.50. Никакой посольской машины. Они подождали еще. Картинка не менялась.

– Поставим пленку на быструю перемотку, – предложил Джимми.

Время в углу побежало быстрее, но все остальное оставалось неизменным. Вот уже 17.15. Пара машин проехала мимо, оставив мокрые следы на бетонном полу. Время 17.40, следы медленно высыхают, исчезают, и никаких признаков появления посольского «мерседеса». Наконец Харри попросил выключить запись.

– Но ведь автомобиль посла должен был встать на гостевое место! – воскликнул он.

– Мне жаль, – ответил Джим. – Похоже, у вас неверная информация.

– Мог он стоять где-нибудь в другом месте?

– Разумеется. Но те, у кого нет постоянного места, обязательно проехали бы мимо этой камеры, и в таком случае мы увидели бы машину.

– Мы хотим посмотреть другую видеопленку, – сказал Харри.

– Пожалуйста. Какую именно?

Нхо порылся в кармане.

– Ты знаешь, где паркуется машина с этими номерами? – спросил он, протянув найденную в кармане бумажку.

Джим недоверчиво уставился на него.

– Черт возьми, да ты тоже говоришь по-английски.

– Это красный «порше», – сказал Нхо.

Джим вернул ему бумажку.

– И проверять нечего. Из постоянных тут у нас никто не ездит на красных «порше».

– Черт! – вырвалось вдруг у Харри по-норвежски.

– Что это значит? – ухмыльнулся Джим.

– Да так, один норвежский термин, тебе все равно не понять.

Они снова вышли на солнечный свет.

– Могу устроить тебе получше, причем дешево, – предложил Джим, показывая на темные очки Харри.

– Нет, спасибо.

– Тогда могу понаблюдать, если надо, – расхохотался Джим. Он уже защелкал пальцами, предвкушая, как снова включит свой плеер. – Пока, инспектор! – крикнул он им вдогонку. Харри обернулся. – Тшо-орт!

Идя к машине, они слышали за спиной хохот охранника.

 

– Итак, что нам известно? – спросила Лиз, положив ноги на письменный стол.

– Мы знаем, что Брекке лжет, – произнес Харри. – Он сказал нам, что после встречи проводил посла на парковку к его машине.

– Зачем ему лгать об этом?

– Посол говорит по телефону только о том, что хочет подтвердить время встречи – четыре часа дня. Вне всякого сомнения, посол приезжал в офис Брекке. Мы беседовали с секретаршей в приемной, она это подтвердила. Она может также подтвердить, что посол выехал оттуда вместе с Брекке – тот потом еще заскочил на минутку, чтобы оставить сообщение. Она помнит об этом, потому что было около пяти часов и как раз в это время она сама стала собираться домой.

– Хорошо, что хоть кто-то что-то помнит.

– Но мы не знаем, что делали посол и Брекке потом.

– Где была его машина? Невероятно, чтобы он рискнул оставить ее прямо на улице, в этом-то районе Бангкока, – сказала Лиз.

– А может, они договорились отправиться в другое место, и посол поручил кому-то присмотреть за машиной, пока он поднимется наверх за Брекке, – предположил Нхо.

Рангсан легонько кашлянул и перевернул лист газеты.

– Поручил? В таком месте, где кишмя кишат воры, которые только и ждут подобного случая?

– Согласна, – произнесла Лиз. – Это очень странно, что он не заехал на парковку: ведь так было бы проще и надежнее. Он мог бы припарковаться прямо у лифта.

Она поковыряла мизинцем в ухе, и на ее лице появилось блаженное выражение.

– Вопрос в том, что нам, собственно, со всем этим делать, – сказала она.

Харри в отчаянии всплеснул руками:

– Я надеялся, мы сможем доказать, что Брекке покинул офис днем и они вместе с послом отправились куда-то в пять часов, причем ехали оба в машине посла. Что видеозапись подтвердит тот факт, что его собственный «порше» стоял всю ночь на парковке. Но я не подумал, что Брекке не ездит на работу на своей машине.

– Давайте на время забудем о машинах, – сказала Лиз. – Мы точно знаем, что Брекке лжет. Что же нам делать?

И она щелкнула по газете, за которой прятался Рангсан.

– Проверить алиби, – раздался голос из-за газеты.