Глава 28. Реакция людей на арест столь же различна, сколь и непредсказуема.

 

Реакция людей на арест столь же различна, сколь и непредсказуема.

Харри полагал, что видел уже достаточно вариантов, и потому не особо удивился, когда загорелое лицо Йенса Брекке приобрело сероватый оттенок, а глаза забегали, как у затравленного зверя. У тела ведь есть собственный язык, и в таких случаях даже сшитый на заказ костюм от Армани сидит как-то мешковато. Брекке по-прежнему держал голову высоко, но сам как-то съежился, как будто стал меньше.

Брекке не арестовали, только задержали для допроса, но для того, кто никогда не имел дела с парой вооруженных констеблей, которые уводят тебя, не спрашивая, между двумя этими понятиями нет особой разницы. При виде Брекке в допросной у Харри мелькнула мысль, что этого человека невозможно и представить себе с ножом в руке, совершающим хладнокровное убийство. Однако Харри случалось так думать и раньше и при этом ошибаться.

– Мы вынуждены вести допрос на английском, – сказал Харри, сев прямо перед Брекке. – И записывать на пленку.

Он указал на микрофон.

– Хорошо, – попытался улыбнуться Брекке. Словно кто-то растянул ему уголки губ железными крючками.

– Я выпросил разрешение вести этот допрос, – продолжал Харри. – Вас задержала таиландская полиция, и она должна вас допрашивать, но так как вы норвежский гражданин, то начальник полиции разрешил это сделать мне.

– Спасибо.

– Ну, не знаю, стоит ли это благодарности. Вам сказали, что вы имеете право связаться с адвокатом?

– Да.

Харри хотел было спросить, почему же тогда Брекке не воспользовался этим правом, но раздумал. Не стоит напоминать об этом лишний раз. Насколько Харри было известно, таиландская правовая система сходна с норвежской, а значит, нет причин полагать, что адвокаты тут и там сильно различаются. В таком случае первым их устремлением будет заткнуть клиенту рот. Ладно, букву закона он соблюл, и можно продолжать.

Харри подал знак включить запись. Вошел Нхо, зачитал в микрофон полагающиеся в начале записи слова и снова вышел.

– У вас действительно была связь с Хильде Мольнес, супругой покойного Атле Мольнеса?

– Что? – Человек по ту сторону стола уставился на него круглыми глазами.

– Я говорил с фру Мольнес. И предлагаю вам рассказать всю правду.

Последовала пауза.

– Да.

– Пожалуйста, погромче.

– Да.

– Как давно продолжаются ваши отношения?

– Не знаю. Давно.

– С тех пор как полтора года назад был устроен прием в честь прибытия посла?

– Наверное…

– Наверное?

– Да, можно сказать.

– Вам было известно, что фру Мольнес будет распоряжаться большим состоянием в случае смерти своего мужа?

– Состоянием?

– Я выражаюсь неясно?

Брекке тяжело выдохнул, будто воздух вышел из проколотого мяча.

– Это новость для меня. Я всегда думал, что они владеют довольно ограниченным капиталом.

– Вот как? Когда мы разговаривали с вами последний раз, вы рассказали мне, что третьего января в вашем офисе вы как раз обсуждали с Мольнесом вопрос о вложении денег. Кроме того, вы знали, что у Мольнеса имеются большие долги.

Новая пауза. Брекке собирался с мыслями.

– Я солгал, – сказал он наконец.

– Теперь у вас есть шанс рассказать правду.

– Он пришел ко мне, чтобы поговорить о нашей связи с Хильде… с его женой. Он хотел, чтобы мы с ней порвали.

– Вполне законное требование, не так ли?

Брекке пожал плечами.

– Не знаю, насколько хорошо вы знаете Атле Мольнеса.

– Допустим, кое-что нам неизвестно.

– Позвольте тогда заметить, что его сексуальная ориентация не служила, так сказать, укреплению этого брака.

Он поднял глаза. Харри кивнул ему, чтобы тот продолжал.

– Он вовсе не из ревности настаивал на том, чтобы мы с Хильде прекратили встречаться. А просто боялся слухов, которые могли всколыхнуть Норвегию. Он сказал мне, что наша связь, если о ней станет известно, только подогреет эти слухи, что это повредит не только ему, но и другим высокопоставленным лицам. Я пробовал расспросить его подробнее, но это все, что он мне сказал.

– Чем он вам угрожал?

– Угрожал? Что вы имеете в виду?

– Он ведь далеко не по-дружески просил вас расстаться с вашей возлюбленной?

– Да нет, напротив. Он даже употребил именно это слово.

– Какое?

– По-дружески.

Брекке положил руки перед собой на стол.

– Странный он был человек. Дружелюбный. – Он слабо улыбнулся.

– Думаю, вы сами нечасто слышите такие слова от коллег.

– Пожалуй, вы тоже?

Харри быстро взглянул на него, но не увидел в глазах Брекке никакого вызова.

– Так о чем вы договорились?

– Ни о чем. Я сказал, что подумаю. Что я мог ему ответить? Мужик выглядел так, будто вот-вот заплачет.

– Но вы все-таки решили порвать с ней?

Брекке нахмурился, словно впервые размышляя над этим.

– Нет, я… да, мне было бы очень трудно прекратить наши свидания.

– Вы говорили мне, что после встречи с послом проводили его вниз, на подземную парковку, где он оставил машину. Не хотите ли изменить свои показания?

– Нет, – удивленно посмотрел на него Брекке.

– Мы проверили видеозапись соответствующего дня, с пятнадцати пятидесяти до семнадцати пятнадцати. На гостевом месте машины посла не было. Вы хотите изменить показания?

– Изменить? – недоверчиво переспросил Брекке. – Да нет же! Господи, я вышел из лифта, и его машина стояла там. Мы оба должны быть на видеозаписи. Я даже помню, как мы перекинулись парой слов, прежде чем он сел в машину, и я обещал послу, что не буду рассказывать Хильде о нашем с ним разговоре.

– А мы можем доказать обратное. Спрашиваю в последний раз: вы хотите изменить показания?

– Нет!

Харри уловил в его голосе решительные нотки, которых не было в начале допроса.

– Что вы делали после того, как вы, по вашим словам, проводили посла на парковку?

Брекке объяснил, что вернулся обратно в офис, работал с бумагами примерно до полуночи, а потом вызвал такси и уехал домой. Харри спросил, не заходил ли к нему кто-либо или не звонил, в то время как он находился в своем офисе, и на это Брекке ответил, что никто не может войти в офис без пропуска и что он отключил все телефоны, чтобы спокойно поработать: он обычно так поступает, занимаясь бумагами.

– Итак, никто не может подтвердить ваше алиби? Никто, к примеру, не видел, как вы вернулись домой?

– Меня видел у дома Бен, охранник Бен. Может, он вспомнит. Обычно он замечает, когда я возвращаюсь домой поздно и в костюме.

– Охранник видел вас у дома около полуночи, это все?

Брекке снова задумался.

– Боюсь, что все.

– Хорошо, – произнес Харри. – Теперь этим займутся другие. Не хотите кофе? Или хотя бы воды?

– Нет, спасибо.

Харри встал, собираясь уходить.

– Харри!

Он обернулся:

– Лучше, если вы будете называть меня Холе. Или инспектор.

– Хорошо. У меня что, неприятности? – спросил Брекке по-норвежски.

Харри прищурился. Брекке являл собой жалкое зрелище, он был похож на мятое кресло-мешок фирмы «Сакко».

– На вашем месте я позвонил бы адвокату.

– Я понял. Спасибо.

Харри остановился в дверях.

– Кстати, что с обещанием, которые вы дали послу на подземной парковке? Вы его сдержали?

Брекке виновато улыбнулся в ответ.

– Я собирался рассказать об этом Хильде, то есть… я думал, что обязан это сделать. Но, когда я узнал, что посол мертв… да, он был странный человек, и я решил для себя, что теперь я просто должен выполнить это обещание. Тем более что оно уже не имеет никакого практического значения.

 

– Минуточку, я выключу громкую связь.

– Алло!

– Мы слушаем тебя, Харри.

Бьярне Мёллер, Дагфинн Торхус и начальник Управления полиции молча выслушали доклад Харри по телефону.

Затем взял слово Торхус.

– Итак, у нас есть норвежец, сидящий под стражей по подозрению в убийстве. Вопрос в следующем: как долго нам удастся скрывать это дело?

Начальник полиции кашлянула.

– Полиция может спокойно заниматься поисками убийцы – пресса об убийстве еще не знает. Я потом им позвоню. Думаю, у нас есть несколько дней, что важно на случай, если этот Брекке окажется ни при чем. Если тайцы будут вынуждены его отпустить, они предпочтут, чтобы никто не узнал об аресте.

– Харри, ты меня слышишь? – спросил Мёллер.

Раздался какой-то шум в трубке, Мёллер понял его как знак согласия.

– Этот парень виновен, Харри? Он убийца?

Снова возник шум, и Мёллер поднял другую трубку – телефона начальника полиции.

– Что ты сказал, Харри? Именно так. Ладно, мы здесь это обсудим. Будем поддерживать с тобой контакт.

Он положил трубку.

– Что он сказал?

– Что не знает.

 

Домой Харри вернулся поздно. В «Ле Бушероне» было полно народу, так что он поужинал в Патпонге на Четвертой Сой, на улице геев. Когда он расправлялся с горячим, к его столику подошел мужчина и вежливо поинтересовался, не желает ли Харри провести с ним время. Харри покачал головой, и тот сразу же ретировался.

Харри поднялся на пятый этаж. Кругом ни души, свет в бассейне был потушен. Он стянул с себя одежду и нырнул. Вода приняла его в прохладные объятья. Он плыл, ощущая ее сопротивление. Руна говорила, что ни один бассейн не похож на другой, вода везде особая, со своей консистенцией, запахом и цветом. Этот бассейн благоухает ванилью, говорила она. Вода сладкая и немного вязкая. Он вдохнул поглубже, но почувствовал только запах хлорки и Бангкока. Перевернувшись на спину, он закрыл глаза. От звука собственного выдоха в воду возникало чувство, что ты заперт в тесной комнатке. Он открыл глаза. В одной из квартир погас свет. По звездному небу медленно плыл спутник. Вдали затарахтел мотоцикл с барахлящим глушителем. Взгляд Харри снова остановился на окнах квартиры. Он вычислил этаж. И чуть не захлебнулся. Свет только что погас в его собственной квартире.

В ту же секунду Харри выскочил из бассейна, натянул брюки и оглянулся вокруг, тщетно пытаясь найти хоть какой-то предмет вместо оружия. Схватив сачок, прислоненный к стене, он одним махом преодолел пару метров до лифта и нажал на кнопку вызова. Двери лифта открылись, Харри влетел внутрь и тут же почувствовал слабый запах карри. В какое-то мгновение он отключился, а когда пришел в себя, то уже лежал на спине, на холодном каменном полу. Удар пришелся прямо ему в лоб. Над ним склонилась чья-то туша, и стало сразу ясно, что шансы не в его пользу. Харри ударил противника по коленям сачком из бассейна, но легкий алюминий не причинил громиле особого вреда. Харри удалось увернуться, и он поднялся на колени, однако очередной удар пришелся в плечо, так что он чуть не завертелся волчком. Заболела спина, зато подскочил адреналин, и Харри, взревев от боли, снова поднялся. При свете из распахнутого лифта он разглядел косичку, пляшущую на бритой голове, и занесенный кулак, который угодил ему прямо в глаз, так что он отлетел назад к бассейну. Туша рванулась вслед за ним, и Харри сделал финт левой рукой, а затем врезал правой туда, где должно было находиться лицо врага. Казалось, он ударил по граниту, и больнее пришлось ему самому. Харри отпрянул, наклонив голову в сторону; кулак просвистел мимо, и в груди похолодело от страха. Харри нащупал свой ремень, наручники, отстегнул их и просунул пальцы внутрь. Выждав, когда туша подскочит к нему поближе, он рассчитал, чтобы не получить апперкота, и пригнул голову. А потом развернулся всем корпусом и в бешенстве отчаяния двинул костяшками пальцев, защищенными наручниками, прямо в темноту, в плоть и кости врага. Потом врезал снова и почувствовал, как железо прорвало кожу. По его пальцам заструилась теплая кровь: так и не поняв, его ли это кровь или противника, он поднял кулак, чтобы ударить еще раз, в ужасе от того, что враг по-прежнему держится на ногах. И тут услышал негромкий хриплый смех. Ему на голову обрушился полновесный бетон, темнота вокруг сделалась еще чернее, и не стало ни верха, ни низа.