Глава 26. Легкий бриз ерошил челку

 

Легкий бриз ерошил челку. Харри стоял на возвышении, у края крыши, и смотрел на город. Зажмурив глаза, он видел перед собой сплошное сверкание и блеск.

– Отойди от края, – раздался голос позади него. – Ты заставляешь меня нервничать.

Лиз сидела в шезлонге, держа в руке банку пива. Харри приехал в Управление, где она забаррикадировалась штабелями отчетов, которые надо было прочитать. Близилась полночь, и она согласилась, что пора закругляться. Заперла кабинет, и они вместе поднялись на лифте на двенадцатый этаж. Обнаружив, что дверь на крышу закрыта, они вылезли наружу через окно и взобрались по пожарной лестнице.

Внезапно в равномерный гул уличного транспорта вторгся вой корабельной сирены.

– Ты слышал? – спросила Лиз. – Когда я была маленькая, отец повторял мне, что в Бангкоке можно услышать, как трубят слоны, когда их перевозят на речных баржах. Они плыли из Малайзии, так как леса на Борнео повырубали, и вот теперь животные стояли привязанные на палубе, их везли в леса Северного Таиланда. Когда я приехала сюда, я долго еще думала, что это слоны трубят в свои хоботы.

Эхо сирены замерло вдали.

– У госпожи Мольнес есть мотив, но насколько он убедителен? – спросил Харри, отойдя от края крыши. – Ты смогла бы убить кого-то, чтобы потом в течение шести лет иметь формальное право распоряжаться пятьюдесятью миллионами крон?

– Смотря кого, – ответила Лиз. – Есть парочка таких, которых я прихлопнула бы и за меньшую сумму.

– Я имею в виду вот что: пятьдесят миллионов в течение шести лет – то же самое, что пять миллионов в течение шестидесяти лет?

– Конечно нет.

– Вот именно, черт возьми!

– Тебе хочется думать, что это она? Госпожа Мольнес?

– Как я могу этого хотеть? Я хочу одного – чтобы мы нашли убийцу, и тогда я вернулся бы наконец домой.

Лиз смачно икнула, одобрительно кивнув самой себе, и отставила пиво в сторону:

– Бедная дочурка. Ее ведь зовут Руна? Подумать только, мать привлекут за то, что она убила отца из-за денег.

– Знаю. Но она, к счастью, храбрая девочка.

– Ты в этом уверен?

Он пожал плечами и поднял руку к небу.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Думаю.

– А зачем вытянул руку?

– Ради энергии. Я аккумулирую энергию всех тех, кто сейчас внизу. Она обеспечит мне вечную жизнь. Ты в это веришь?

– Я перестала верить в вечную жизнь, когда мне исполнилось шестнадцать, Харри.

Харри повернулся к ней, но в темноте не смог различить выражения ее лица.

– Твой отец? – спросил он.

– Да. Он держал мир на своих плечах, мой отец. Жаль только, что ноша оказалась слишком тяжелой.

– Но как… – Он запнулся.

– Это грустная история о ветеране вьетнамской войны, Харри. Мы нашли его в гараже, при полном параде, винтовка лежала рядом. Он оставил длинное письмо, адресованное не только нам, но и всей американской армии. Там было написано, что он не может больше убегать от ответственности. Что он понял это, когда оказался у открытой двери в вертолете, взлетевшем с крыши американского посольства в Сайгоне в 1973 году, и смотрел вниз, на отчаявшихся южных вьетнамцев, которые штурмовали здание посольства в поисках защиты от вступающих в город военных. Отец писал в письме, что ответствен за все это наравне с военной полицией, которая сдерживала толпу прикладами винтовок, – била тех самых людей, которым они обещали выиграть войну, обещали демократию. Как офицер, он ощущал свою вину и за то, что американцы эвакуировали в первую очередь собственных военных, позабыв о вьетнамцах, которые сражались бок о бок с ними. Отец отдавал им должное и сожалел, что не понимал собственной ответственности за них. В конце письма он передавал привет матери и мне и советовал нам забыть его как можно скорее.

Харри захотелось курить.

– Твой отец взял на себя слишком большую ответственность, – сказал он.

– Да. Но я все же считаю, что за мертвых отвечать легче, чем за живых. Их остается лишь оплакивать, Харри. Нам, живым. И нами ведь как-никак тоже движет ответственность.

Значит, ответственность. Если он и пытался похоронить что-то в последний год, так это ответственность. Будь то за живых или за мертвых, за самого себя или за других. Она вызывала в нем только комплекс вины и никогда не вознаграждалась. Нет, про него не скажешь, что им движет чувство ответственности. Наверное, Торхус прав, наверное, на самом деле цель Харри вовсе не торжество справедливости. Наверняка только глупое тщеславие мешает ему признать, что следствие надо просто-напросто прекратить и он упорно пытается поймать хоть кого-то, не важно кого, только бы отдать его под суд и считать дело раскрытым. Может, вся эта шумиха – газетные заголовки и дружеские похлопывания по плечу по возвращении из Австралии – значила для него гораздо больше, чем он привык думать? А это соображение – что он все одолеет и через все перешагнет, лишь бы поскорее вернуться домой и заняться делом Сестрёныша, – получается, всего лишь повод? Потому что, черт возьми, для него на самом деле самое важное – добиться успеха?

На какой-то миг все затихло, казалось, Бангкок затаил дыхание. И снова воздух разрезали звуки судовой сирены. Такие жалобные. Будто это трубит одинокий слон, подумалось Харри. Потом вновь загудели машины.

 

Вернувшись к себе в квартиру, он обнаружил на коврике у двери записку: «Встретимся в бассейне. Руна».

Харри вспомнил, что у кнопки «5» в лифте было написано: «Бассейн». Поднявшись на пятый этаж, он почувствовал запах хлорки. За углом действительно находился бассейн под открытым небом, по обе стороны от него были устроены балконы. Вода слабо поблескивала в лунном свете. Присев на корточки, он опустил руку в воду.

– Твоя стихия, правда?

Руна ничего не ответила, только легко оттолкнулась ногами и проплыла мимо него, а потом опять нырнула. Ее одежда и протез лежали в шезлонге.

– Ты знаешь, сколько сейчас времени? – спросил он.

Она вынырнула прямо перед ним, обхватила его за шею и мягко оттолкнулась. Харри был совершенно не готов к такому повороту событий и, потеряв равновесие, ощущая под своими руками ее гладкую кожу, бултыхнулся вместе с Руной в бассейн. Оба не произнесли ни слова, только раздвигали руками воду, похожую на тяжелое теплое одеяло, зарываясь в нее с головой. В ушах шумело и щекотало, и Харри казалось, что его голова раздувается. Вот они достигли дна, и тогда Харри, оттолкнувшись ногами, потянул Руну наверх, на поверхность.

– Ты сумасшедшая! – выдохнул он.

Она тихо рассмеялась и стремительно отплыла прочь.

Когда Руна вышла из бассейна, Харри лежал на бортике в мокрой одежде. Открыв глаза, он увидел, что девушка взяла сачок и пытается поймать большую стрекозу, сидящую на водной глади.

– Просто чудо! – воскликнул Харри. – Я был уверен, что единственные насекомые, которые могут выжить в Бангкоке, – это тараканы!

– Кое-кто из красивых тоже выживает, – ответила Руна и осторожно подняла сачок. Потом выпустила стрекозу, и та с тихим гудением принялась кружить над бассейном.

– А что, тараканы не красивые?

– Фу, гадость!

– Но они ведь не опасные и не злые.

– Может, и нет. Но привлекательного в них тоже, по-моему, ничего нет. Они просто есть, и все тут.

– Они просто есть, – повторил за ней Харри без иронии, скорее задумчиво.

– Они такими созданы. Такими, что нам все время хочется раздавить их. Если их слишком много.

– Любопытная теория.

– Послушай, – прошептала она. – Все вокруг спят.

– Бангкок никогда не засыпает.

– Да нет же, послушай. Это звуки сна.

Черенок сачка представлял собой алюминиевую трубку, и Руна в нее подула. Было похоже на звук диджериду. Харри прислушался. В самом деле – звуки сна.

Руна пошла в душ. Харри уже стоял в коридоре, вызвав лифт, когда она вышла из душевой, обмотанная полотенцем.

– Твоя одежда лежит на шезлонге, – сказал он и закрыл за собой дверь.

Потом они вместе ждали лифта. Цифры на красном табло над дверью лифта наконец начали обратный отсчет.

– Когда ты уезжаешь? – спросила она.

– Скоро. Если что-нибудь вдруг не всплывет.

– Я знаю, ты встречался с моей матерью этим вечером.

Харри засунул руки в карманы и бросил взгляд на ногти на ногах. Руна говорила ему, что их надо бы подстричь. Двери лифта распахнулись, и Харри остановился в проеме.

– Твоя мать уверяет, что была дома в день убийства отца. И что ты можешь подтвердить это.

Она застонала.

– Хочешь, я отвечу?

– Да нет, пожалуй, – произнес он.

И отступил назад в кабину, и оба посмотрели друг на друга, в ожидании, когда двери лифта закроются.

– Как ты думаешь, кто это сделал? – спросил он наконец.

Она продолжала смотреть на него, пока створки дверей не сомкнулись.