ГЛАВА XXII. Метод языков[17]. Зачем нужно изучать языки и какие именно.

Метод языков [17].

Зачем нужно изучать языки и какие именно.

1. Языки изучаются не как часть образования или учености, но как ору дие для того, чтобы почерпать знания и сообщать их другим. Поэтому нужно изучать не все языки.

Всякий ли язык нужно изучать в совершенстве. Не следует изучать языки без вещей.

Все языки изучить невозможно. Изучать многие языки бесполезно, так как это отнимает время, нужное для изучения вещей. А потому нужно изучать только необходимые языки. Необходимыми языками являются: для частной жизни — язык родной; для сношения с соседними народами — языки последних; для поляков в одних местах необходи­мым является язык немецкий, в других— венгерский, ру­мынский, турецкий. А для чтения книг научного содер­жания, как это имеет место у ученых людей вообще, необходимым языком является латинский, для философов и врачей, сверх того,— греческий и арабский языки, для богословов — греческий и еврейский.

2. Не нужно изучать все языки в пол ном объеме и до совершенства, но насколько того требует необходимость. Ведь нет необходимости владеть грече­ским и еврейским языками с таким совершенством, как род­ным языком, так как нет людей, с которыми приходилось бы на них говорить; достаточно изучить эти языки толь­ко для чтения и понимания книг.

3. Изучение языков должно идти параллельно с изучением вещей, особенно в молодости, чтобы мы усваивали речь постольку, поскольку мы изучаем вещи; чтобы мы учились выражать мысль постольку, поскольку мы понимаем предметы. Ведь мы образовываем людей, а не попугаев, как это сказано в основоположении VI главы XIX.

Следствия: 1. По одним и тем же книгам надо изучать и вещи и язык. 2. Знание языков во всем объеме ни для кого не представляется необходимым.

4. Отсюда следует, во-первых, что не следует изучать названия вещей отдельно от самих вещей, так как и сами вещи отдельно не существуют и не воспринима­ются; но, поскольку они соединены, они су­ществуют здесь или в другом месте, производят то или другое действие.

Это соображение дало нам повод, как нам думается — не без успеха, составить „Дверь языков", где слова, построенные в предложения, выражают вместе с тем и строение вещей.

 

5. Затем отсюда следует, что знание какого-либо языка во всем его объеме ни для кого не является необходимым, и стараться этого достигнуть — просто смешно и глупо. Ведь даже Цицерон не знал всего латинского языка (величайшим мастером ко­торого он вообще считается), так как он признается, что не знает, например, ремесленных терминов. Никогда, оче­видно, он не обращался к сапожникам и кожевникам, чтобы осматривать их работы и изучать названия всего, чем они занимаются. Да и с какой стати в таком случае нужно было бы изучать названия таких вещей?

 

 

Продолжатели «Двери языков», Доцемий, Киннер и др., поступали неблагоразумно, и поэтому сам автор, начав «Дополнительную пристройку к латинскому языку», не закончил ее. 3. Дети должны заниматься тем, что доступно детям; Цицерона и других авторов не следует предлагать им ранее, чем они возмужают

6. Этого не заметили некоторые продолжатели нашей „Двери языков", наполняя ее самыми редкими словами, обозначающими предметы, недоступные детскому пониманию. „Дверь" должна быть не чем иным, как только дверью; следует отложить на дальнейшее время все то, что лежит за нею, особенно то, что или никогда не встречается, или, если и встречается, то может быть взято из пособий (вокабуляриев), [18]словарей, сборников и т. д. Поэтому я да­же не докончил „Дополнительную пристройку к латинско­му языку", которую я начал было составлять из слов уста­релых и малоупотребительных.

 

7. В-третьих, отсюда следует, что как разум, так и речь лучше всего следует развивать у детей преимущественно на том, что доступно им, оставляя до более позднего времени то, что недоступно этому возрасту. Делают ошибку, когда детям предлагают Цицерона и других великих писателей, рассуждения которых выше детского понимания. Ведь если дети не пони­мают содержания, то каким образом они будут в состоя­нии овладеть искусством выражать содержание в соответ­ствующих словах.

С большей пользой время можно будет расходовать не на столь возвышенные сочинения, чтобы как язык, так и мысль развивались вполне последователь­но.

Природа не делает скачков, не делает их также и искус­ство, поскольку оно подражает природе. Ребенка следует учить ходить, прежде чем упражняться в танцах; ранее учить ездить верхом на длинной палке, чем ездить на украшенных конях; сперва — лепетать, а потом говорить и говорить, прежде чем произносить речи. И Цицерон говорит, что он не может обучать произнесению речей того, кто не умеет говорить (Цицерон, „Об ораторе", III).

 

Восемь правил для изучения различных языков

8.Что касается полиглотии, или знания различных языков, то она может быть быстро и легко достигнута благодаря мето­ду, который мы изложим в восьми правилах.

 

9. Каждый язык нужно изучать от­дельно. Сперва, конечно, родной язык, за­тем тот, которым нужно пользоваться в местности родного языка, т. е. язык соседнего народа (ведь впереди, по моему мнению, должны идти именно языки народные, а не научные), а затем латинский язык и после него грече­ский, еврейский и др. — всегда один за другим, а не вместе, иначе один язык будет мешать другому. Наконец, уже за­крепив знание этих языков путем практики, будет по­лезно затем сравнивать их при помощи параллельных сло­варей, грамматик и пр.

 

10. На каждый язык следует отве­сти определенное время занятий, чтобы «е превращать побочное занятие в главное и не терять на слова время, отведенное для изучения вещей. Так как родной язык связан с вещами, которые постепенно охватываются сознанием, то по необходимости он требует нескольких лет, т. е. 8 или 10 лет, т. е. всего детства вместе с частью отро­чества. Затем можно перейти к другому употребительному -языку, которым можно достаточно овладеть в годичный срок. Изучение латинского языка может быть закончено в течение двух лет, изучение греческого языка — в течение одного года, а изучение еврейского языка—в один семестр.

 

11. Каждый язык лучше изучать не путем правил, а на практике, т. е. как можно чаще слушая, читая, перечитывая, переписывая, ста­раясь подражать письменно и устно (см. сказанное об этом в 0 и XI основоположениях предшествующей главы).

 

12. Однако правила должны поддерживать и закреплять практику, как об этом сказано в предыдущей главе во втором основоположе­нии и в др. Это нужно иметь в виду, главным образом, применительно к научным языкам, которые по необходи­мости мы изучаем из книг; но так же дело обстоит и с живы­ми языками. Языки итальянский, французский, немецкий, чешский и венгерский могут быть подведены под правила, как это уже и сделано.

 

13. Правила языков должны быть грамматическими, а не философскими. Это значит, что они не должны тонко расследовать отношения и происхождение слов, фраз, сочетаний — почему это необ­ходимо должно быть так или иначе, но просто лишь разъ­яснять, что происходит и как это происходит. Более тон­кое рассмотрение причин и связей, сходств и различий, аналогий и аномалии, которые присущи вещам и словам, относится к философии,— филологу оно только мешает.

 

14. Нормой, для составления правил нового языка должен быть язык, ранее изученный, чтобы было показано только различие между тем и другим. Ведь повторять общее обоим языкам не только беспо­лезно, но и вредно, так как вид большего объема и боль­шей разницы, чем это есть на самом деле, пугает ученика, например, в греческой грамматике нет никакой необ­ходимости повторять определения имен существительных, глаголов или падежей, времен и пр., или синтаксические правила, которые не дают ничего нового, и пр., так как все это надо предполагать уже известным. Надо давать только то, и чем греческий язык отступает от правил латинского языка, как уже известного. И тогда греческую грамматику можно будет изложить на нескольких листах, что будет содейство­вать более отчетливому, легкому и прочному ее усвоению.

15. Первые упражнения в новом языке должны вращаться вокруг ранее извест­ных предметов. Тогда, очевидно, не будет необходимости сразу обращать внимание на слова и вещи и таким образом отвлекать и ослаблять его, а придется сосредоточиваться только на словах, для того чтобы легче и быстрее ими овладеть. Та­ким материалом будет что-либо уже ранее достаточно известное (или; если угодно, наши „Преддверие" и „Дверь"; последнее вследствие своей краткости более удобно для усвоения памятью, а первое полезно во всех остальных от­ношениях, так как вследствие часто встречающегося по­вторения, при чтении и перечитывании одних и тех же слов, они лучше проникают в сознание и память).

 

16. Итак, все языки можно изучать одним и тем же методом. А именно, методом практических упражнений с присоеди­нением самых легких правил, которые бы указывали только отличие от ранее изученного языка, причем и самые упраж­нения нужно давать ученикам на знакомом материале и пр.

 

 

ОБ ИЗУЧЕНИИ ЯЗЫКОВ В СОВЕРШЕНСТВЕ.

 

 

Нет необходимости, чтобы языки за исключением двух, изучались, так сказать, в совершенстве; изучение языков проходит в 4 ступени.

17. В начале главы мы указывали, что не все изучаемые языки надо изучать с одинаковой тщательностью. Только род­ному и латинскому языкам нужно уделять такое внимание, чтобы овладеть ими впол­не. Такое изучение языка следует разде­лить на четыре возраста:

 

• Первый возраст - детский, лепечущий; когда учатся

говорить как попало

• Второй - отроческий, когда учатся

говорить правильно

• Третий - Цветущий когда учатся

говорить изящно

• Четвертый - возмужалый, когда учатся

говорить выразительно

 

Почему так

18. Ведь правильное движение вперед тре­бует постепенности, иначе все будет спу­тано, несвязно, разорвано как это большинству из нас из­вестно на собственном опыте.

Но по этим четырем ступе­ням можно будет легко вести изучающих языки, если бу­дут специально составлены пособия, а именно: с одной стороны, учебники, которые нужно дать в руки учащихся, с другой — руководства для преподавателей; те и другие должны быть составлены кратко и методично.

19. I. Преддверие языка (например латинского) с относя-

II.

Четыре рода учебников по языкам.

Дверь, относящимися сюда пособиями.

III. Дворец,

IV. Сокровищница.

 

 

20. „Преддверие"; должно заключать в себе словарный материал для детского разговора в несколько сот слов, связанных в кратких из­речениях с присоединением сюда таблиц склонений и спря­жений.

 

21. „Дверь";должна заключать в себе все употребительные слова языка—около

восьми тысяч, собранные в кратких выражениях, которыми изображаются самые вещи в их естественном виде. К этому нужно присоединить краткие и ясные грамматические пра­вила, чрезвычайно точно указывающие, как надо писать слова этого языка, произносить их, образовывать и со­единять.

 

22. "Дворец"; должен заключать в себе различные рассуждения о всевозможных вещах, наполненные всевозможными изящными фразами и изящными выражениями, с отметками на полях, из каких авторов взяты отдельные выражения. В конце должны быть присоединены правила о том, как можно на тысячи ладов изменять и украшать фразы и выражения.

 

23. Под „Сокровищницей" мы подразу­меваем самые произведения классических авторов о всевозможных предметах, наи­более глубокие и яркие, с предпосланными им правилами относительно того, как подмечать и собирать выражения речи, отличающиеся особой силой и точной передачей "идио­тизмов" [19](что особенно важно). Некоторых из этих авторов нужно отобрать для чтения в школах для других следует составить указатель с тем, чтобы, если кому-либо впослед­ствии представится случай или у кого-либо явится желание но поводу того или иного вопроса прочитать авторов пол­ностью, он мог бы знать; какие это авторы.

 

24. Пособиями называются те книги, которые помогают более быстрому и более плодотворному пользованию учебниками.

 

Именно:

I. К „Преддверию" присоеди­няется небольшой словарь, заключающий в себе перечень слов родного языка с переводом на латин­ский, латинского — с переводом на родной язык.

II. К „Двери" присоединяется этимоло­гический словарь латинского языка, пред­ставляющий собой расширение основных слов при помощи производных от них и сложных слов и дающий основание для их значения.

III. К „Дворцу" присоединяется фразе­ологический лексикон, где собраны различ­ные фразы, украшающие синонимы и перифразы, встреча­ющиеся в разных местах самого „Дворца", причем родной язык объясняется родным, латинский язык—латинским (и, если нужно, греческий язык — греческим) с прибавлением указания мест, где эти выражения встречаются.

IV. Наконец, для „Сокровищницы" будет пособием „Всеобщий справочник", разъясняющий богатства обоих языков (родного — латин­ского и затем латинско - греческого) так, чтобы не оста­валось решительно ничего, чего бы нельзя было найти здесь, и чтобы все совершенно соответствовало одно другому: параллельное выражение собственного смысла слов—соб­ственным, переносного— переносным, шутливого — шутли­вым, пословиц — пословицами и пр. Ибо невероятно, чтобы у какого-либо народа был бы такой бедный язык, который уже не имел бы достаточного запаса слов, фраз, мыслей и пословиц, чтобы расположить их в порядке применительно к латинскому языку; каждый язык наверное мог бы распо­лагать таким запасом, нужно только проявить искусство подражания, искусство оформлять из сходных выражений выражения, соответствующие латинским оборотам.

 

25. Однако такого универсального спра­вочника до сих пор мы все еще ожидаем. Правда, польский иезуит Григорий у Кнапий оказал своему народу выдающуюся услугу своим сочинением под задавлением „Польско-латино-греческая Сокровищница". Однако труд этот страдает тремя следующими недостатками. Во-первых, там собраны еще не все слова и фразы родного языка. Во - вторых, они расположены не в том порядке, который мы только что указали, чтобы различного рода слова насколько это возможно, соответствовали друг другу: собственные имена — собственным, переносные — таким же переносным, слова устарелые — устарелым; благодаря тому в равной степени выявились бы особенность, блеск и бо­гатство того и другого языка. Ведь Кнапий с каждым польским словом и фразой соединил несколько латинских, между тем как мы желаем, чтобы каждому отдельному слову и фразе одного языка точно соответствовали выра­жения другого, чтобы все изящные латинские выражения передавались и на нашем. Именно благодаря этому всеобщий справочник в совершенстве мог бы быть полезным также для перевода каких угодно книг как с латинского на родной язык, так и обратно. В-третьих, мы не видим в „Со­кровищнице" Кнапия стройности в самом расположении фраз в отношении последовательности; не следовало бы их располагать в таком случайном порядке. На первом месте должны были бы идти выражения простые и исторические, затем более высокие — ораторские, еще далее — более высо­кие, трудные и необычные поэтические и, наконец,— устарелые.

26. Но исчерпывающее суждение о структуре этого все­общего справочника, равно как и суждение о специальном способе и приеме пользоваться „Преддверием", „Дверью", „Дворцом" и „Сокровищницей" для безошибочного дости­жения поставленной нами цели — совершенного усвоения языка,— мы отложим на другое время и специально этим займемся при рассмотрении организации отдельных классов.

7. Мужеству пусть они учатся, преодолевая самих себя, сдерживая свое вле­чение к излишней беготне или игре вне или за пределами положенного времени, в обуздывании нетерпеливости, ропота, гнева.

 

Основой этого должна быть привычка поступать во всем обдуманно и ничего не делать под влиянием увлече­ния или порыва. Ведь человек есть существо разумное, следовательно пусть он привыкает руководиться разумом, обдумывая свои действия, что, почему, каким образом каждое дело должно происходить правильно, чтобы чело­век поистине был господином своих действий. И так как дети (по крайней мере не все) не всегда способны к такому продуманному и рациональному образу действий, то для того, чтобы научить их мужеству и самообладанию, пре­красным средством будет приучение их выполнять лучше чужую волю, чем свою собственную, повинуясь, конечно, старшим чрезвычайно быстро во всем. Кто правильно тре­нирует коней, говорит Лактанций, тот прежде всего учит их слушаться узды, а кто хочет воспитывать детей, тот прежде всего пусть приучает их слушаться приказа­ний. О, какая здесь открывается великая надежда на исправ­ление человеческих заблуждений, которыми переполнен мир, если с самого дня вступления в жизнь люди будут учиться уступать друг другу, действовать во всем с дол­жным разумением.

 

8. Справедливости учится, никого не оскорбляя, воздавая каждому свое, избе­гая лжи и обмана, проявляя исполнительность и лю­безность. В этом, а также и в том, что сказано выше, нужно воспитывать детей теми способами и средствами, ко­торые предписывают следующие правила.

 

9. Особенно необходимые юношеству виды мужества: благородное прямоду­шие и выносливость в труде.

Так как жизнь придется проводить в общении с людь­ми и в деятельности, то нужно научить детей не бояться человеческого лица и переносить всякий честный труд, чтобы они не стали нелюдимыми или мизантропами, туне­ядцами, бесполезным бременем земли. Добродетель разви­вается посредством дел, а не посредством болтовни.

 

10. Благородное прямодушие достигается частым общением с благородными людьми и исполнением на их глазах всевозможных пору­чений.

Аристотель так воспитал Александра, что на две­надцатом году своей жизни он умел умно обходиться со всякого рода людьми — с царями и послами царей и

 

народов, с учеными и неучеными, с горожанами, посе­лянами и ремесленниками — и по всякому затронутому де­лу мог предложить разумный вопрос или разумно отве­чать. Для того чтобы при нашем универсальном воспитании все научились удачно подражать этому, надо составить правила обхождения и строго следить за тем, чтобы уче­ники скромно обращались и ежедневно беседовали о раз­личных предметах с учителями, товарищами, родителями, прислугой и прочими людьми. Наконец, учителя должны уделять внимание тому, чтобы направлять на должный путь всякого, в ком будет замечена распущенность, необ­думанность, грубость или дерзость.

 

11. Привычку к труду юноши приобретут в том случае, если постоянно будут заняты каким-либо серьезным или занимательным делом.

Для этой цели совершенно безразлично, что и ради чего делается, лишь бы только человек был занят делом. Даже в забавах можно научиться тому, что впоследствии при случае может принести серьезную пользу, когда того по­требуют время и обстоятельства. Но так как все нужно усваивать путем практики (как это мы видели в своем ме­сте), то и труду тоже надо учить посредством труда, так, чтобы постоянные (однако умеренные) умственные и физи­ческие занятия перешли в трудолюбие, которое сделает праздность невыносимой. И тогда оправдается то, что го­ворит Сенека: „Благородные умы питаются трудом.

 

12. Особенно необходимо внушить детям родственную справедливости добро­детель — готовность услужить другим и, охоту к этому. Ибо с испорченной природой тесно связан отвратитель­ный порок себялюбия, при котором каждый желает, чтобы думали только о нем одном, оставаясь равнодушным к то­му, что происходит с другими. Это является источником различных неурядиц в человеческих делах, поскольку каж­дый хлопочет только о своих делах, отодвигая в сторону заботу об общем благе. По этому нужно старательно вну­шать юношеству назначение нашей жизни, а именно, что мы рождаемся не только для себя самих, но и для бога и для ближнего, т. е. для всего человеческого рода; исходя из этого убеждения, каждый уже с детства пусть привы­кает подражать богу, ангелам, солнцу и другим более бла­городным созданиям, т. е. делать и стараться оказывать пользу своими услугами возможно большему числу людей. Итак, тогда лишь наступило бы счастливое состояние в де­лах частных и общественных, если бы все прониклись жела­нием действовать в интересах общего благополучия, знали бы и умели, как везде друг другу помогать. Люди будут уметь и хотеть делать это, нужно только их этому научить.

 

13. Развитие добродетелей нужно начинать с самых юных лет, прежде чем порок овладеет душой.

Ведь если ты не засеешь поля добрыми семенами, оно будет производить травы, но какие? Плевелы и всякий сор. Если у тебя есть намерение обрабатывать землю как сле­дует, то легче всего ты управишься с этим делом и с боль­шей надеждой будешь ожидать жатвы, если вспашешь, за­сеешь и заборонишь землю весной как можно раньше. Много значит привычка, приобретенная с юных лет, так как „долго будет хранить сосуд тот запах, которым про­питался с первого раза".

 

14. Добродетелям учатся, постоянно осуществляя честное. В главах XX и XXI мы видели, что познанию мы учимся познаванием, действию — действием. Дети легко учатся бегать, бегая; говорить — занимаясь разговором; писать, упражняясь в письме — и пр. Таким же образом они научатся послушанию послушанием, воздержанию — воз­держанием, правдивости, говоря правду, настойчивости, дей­ствуя настойчиво, и пр.,—лишь бы только не было недо­статка в тех, кто словом и делом показывал бы пример.

 

15. Пусть постоянно сияют передними примеры порядочной жизни родителей, кормилиц, учителей, сотоварищей.

Ведь дети — это обезьяны: что бы они ни видели — хоро­шее, или дурное, они стремятся этому подражать даже без вся­кого внешнего побуждения. Таким образом, они учатся рань­ше подражать, чем познавать. Я имею в виду при этом примеры как взятые из жизни, так и из истории; и преж­де всего — взятые из жизни, потому что они ближе и про­изводят более сильное впечатление. Итак, пусть прежде всего сами родители строго блюдут домашнюю дисципли­ну, а учителями пусть будут самые лучшие из людей, вы­дающиеся своей нравственностью, — вот наиболее действен­ное замечательное средство к тому, чтобы подвинуть уче­ников на самую честную жизнь.

 

16. Однако нужно примеры сопровожу дать наставлениями и правилами жизни для того, чтобы исправлять, дополнять и укреплять подражание, как об этом сказано в главе XXI, правило IX. Подобного рода предписания для жизни нужно извле­кать из священного писания и изречений мудрецов. На­пример, почему и как нужно избегать зависти? Каким оружием защищать сердце от печалей и всяких человече­ских несчастий? Как умерять радость? Каким образом сдер­живать гнев, изгонять преступную любовь? и т. д. Однако все это соответственно возрасту и степени развития.

 

17. И самым тщательным образом нужно оберегать детей от сообщества испорченны людей, чтобы они не заразились от них.

Ведь вследствие испорченности нашей природы зло рас­пространяется легче и держится упорнее. Поэтому всяче­ски нужно предохранять молодежь от всех поводов к нрав­ственной испорченности, как, например, дурных товарищей развращенных речей, пустых и бессодержательных книг (ибо примеры пороков, воспринятые глазами или ушами, есть яд для души) и, наконец, безделья, чтобы дети от безделья не научились делать дурное или не отупели умственно. Лучше, чтобы они всегда были чем-нибудь заняты, серьезным ли делом, или развлечением, только бы не предавались праздности.

 

18. И так как едва ли удастся каким-либо образом быть настолько зор­кими, чтобы к детям не могло проникнуть какое-либо зло, то для противодействия дурным нравам совершенно необходима дисциплина.

Враг, сатана, находится на страже не только тогда, когда мы спим, но и когда мы бодрствуем; и тогда, когда мы сеем доброе семя на духовной ниве, он вмешивается, чтобы сеять вместе и свои плевелы; да и сама испорченная при­рода наша то тем, то другим дает о себе знать, поэтому совершенно необходимо силою противодействовать злу. Но противодействие должно оказывать дисциплиной, т. е. по­рицанием и наказанием, словами и ударами, смотря по тому, чего требует дело. При совершении проступка всегда нужно тотчас же подавить зреющий порок при первом же его проявлении или, лучше, если это возможно, вырвать его с корнем. Итак, дисциплина должна царить в школах не столько ради преподавания наук (которые, при правиль­ном методе преподавания, являются для человеческого ума наслаждением и приманкой), сколько ради нравов.

Впрочем, о дисциплине см. также ниже главу XXVI.