Выражение "Пирог с миной" -- не совсем понятное выражение. Оно может означать пирог с недовольным лицом -- этакой капризной миной -- и пирог, начиненный взрывным снарядом. Первое неприятно, второе просто опасно. Пока Петропавел размышлял об этом, внесли пирог. С лицом у пирога все было нормально: открытое румяное лицо, хоть и не слишком запоминающееся. Зато вот середина пирога подозрительно выпячивалась -- и, когда над ней занесли довольно большой нож, Петропавел счел своим долгом напомнить:
-- Осторожно, там мина!
Однако, несмотря на предупреждение, нож был безрассудно вонзен в самую середину. Стоит ли удивляться, если тут же раздался очень впечатляющий взрыв и комната, где все это происходило, наполнилась сизым дымом? Дым рассеивался долго, но рассеялся весь -- и Петропавел успел увидеть, как через комнату пронесся на коне всадник, причем Петропавлу показалось, что у всадника этого больше чем одна голова. Сколько именно голов у него, определить было трудно: здесь Петропавел мог и ошибиться, но готов был подтвердить под присягой, по крайней мере, то, что какое-то недоразумение в верхней части тела у всадника имелось. Это производило нехорошее сильное впечатление. Петропавел ринулся было вслед, но поймал себя на мысли, что это глупо -- кидаться вдогонку за всадником, не имея коня, и вернулся на прежнее место, которое оказалось занятым. На этом месте ярко одетая девушка обнимала и целовала человека, годившегося ей в отцы, деды и прадеды, одновременно рассказывая ему о том, как сильно она его любит, и о том, что это у нее впервые в жизни. Петропавел очень смутился, застав такой нежный и ответственный момент отношений двух незнакомых людей. Он сделал шаг назад и попытался даже произнести какие-нибудь извинения, но не успел, потому что ярко одетая девушка внезапно перестала обнимать и целовать возлюбленного и, прыжком переместившись к Петропавлу, принялась обнимать и целовать его. Объятия и поцелуи перемежались со словами:
-- О любовь моя, я так долго ждала тебя! Я полюбила тебя сразу -- сильно и страстно: это у меня впервые в жизни!
Все произошло так быстро, что Петропавел даже не успел опознать секунду назад уже слышанный им текст: перед его глазами моталась красная роза -- голова пошла кругом и, кажется, начала побаливать. В мгновение ока зацелованный весь, он почувствовал сильную слабость и с трудом выдохнул:
-- Разве мы знакомы?
-- Мы созданы друг для друга! -- горячо воскликнула девушка и сопроводила восклицание объятием, похожим на членовредительство. Петропавел ойкнул, а мучительница продолжала: -- Хочешь взять мою жизнь -- так на же, бери ее, она твоя! Для чего она мне теперь, когда я встретила тебя, о моя жизнь!
Петропавлу не требовалась предложенная ему жизнь, тем более что его собственная, кажется, была в опасности, но он ничего не ответил, сомлев от очередного объятия и окончательно утратив способность соображать.
Когда на время угасшее сознание вернулось, тем, о ком сразу вспомнил Петропавел, был человек, годившийся девушке в отцы, деды и прадеды. Все еще осыпаемый поцелуями, Петропавел уцепился за первую попавшуюся мысль о нем -- мысль была такая: "Сейчас он зарежет меня". Сосредоточиться даже на этой простой мысли оказалось невозможно: роза продолжала мотаться перед глазами и сбивала с толку. Впрочем, Петропавел исхитрился-таки искоса взглянуть на прежнего возлюбленного девушки, которого ожидал увидеть с ножом в руке. Однако тот блаженно улыбался и с удовольствием крестился, глядя на них. Похоже, он был страшно рад избавлению. "Меня не зарежут", -- с грустью понял Петропавел: значит, рассчитывать на постороннюю помощь не приходилось. Надо было самому позаботиться о себе. Но не тут-то было: руки и ноги отказывались служить ему. Единственное, что удалось, -- это избавиться от розы: Петропавел изловчился и вырвал ее из замысловатой прически мучительницы. Отбросив цветок подальше, он покорился судьбе и беспокойно ожидал смерти. О пощаде, видимо, не могло быть и речи.
За короткое время Петропавла истрепали всего -- и он почти не услышал спасительных слов, внезапно произнесенных девушкой.
-- Не люблю тебя больше! -- воскликнула она и с воплем "О любовь моя!" устремилась в сторону. Перед глазами Петропавла на мгновение мелькнули уже знакомый ему всадник и вспрыгнувшая в занятое седло красавица. "Я так долго ждала тебя! Я полюбила тебя сразу -- сильно и стра..." -- донеслось до него издалека. Петропавел вздрогнул и забился в тревожном и кошмарном сне. Сон отличался от яви только невообразимым количеством роз, украшавших волосы незнакомки, -- и Петропавел все вырывал и вырывал их из замысловатой прически...
-- Не спи, свихнешься, -- услышал он сквозь ужас сна голос человека и почувствовал, как что-то упало на лицо. Петропавел усилием воли прекратил сновидение с розами.
-- Кто это был? -- спросил он. Перед ним сидел прежний возлюбленный девушки и ел рыбу.
-- Это? -- человек беспечно бросил в Петропавла еще одну рыбью кость. -- Это Шармен была. Испанка, знаете ли... У любви, как у пташки, крылья, и все такое прочее... Рыбы хотите? Петропавел отрицательно помотал головой:
-- А чего она такая... эта Шармен? Налетела, как буря...
-- Полюбила, -- развел руками человек, -- что ж тут поделаешь? Со всяким бывает. -- Он вытер рот краем плаща и отчитался: -- Рыбы больше нет. Осталось куста четыре в кусках.
-- А Вы кто? -- спросил Петропавел, не вполне понимая слова незнакомца и подозрительно его разглядывая. Тот был одет исключительно старомодно: широкополая шляпа, плащ до земли, под плащом -- жабо со всеми делами, потом ботфорты, шпоры...
-- Бон Жуан, -- отрекомендовались в ответ.
-- Дон Жуан? -- переспросил Петропавел.
-- Бон! Бон Жуан, я ведь ясно сказал. Дон Жуан -- он противный очень, бабник и так далее. Я про него такое знаю: шестой, хоть пятый!
-- Как это -- шестой, хоть пятый?
-- Хоть стой, хоть падай, говорю. -- И Бон Жуан заметил: -- У Вас со слухом что-то... А я, чтоб вы знали, -- хороший, отличный я просто.
-- Очень приятно, -- пришлось соврать Петропавлу.
-- Теперь Вы о себе говорите, хороший Вы или нет! -- приказал Бон Жуан.
-- Да как сказать... -- засмущался Петропавел.
-- Скажите, как есть, -- посоветовал Бон Жуан, -- я все пойму и прощу. Я же Вас не знаю, поэтому Вас для меня пока нет. Стало быть, можно предполагать о Вас что угодно. Например, что Вы дрянь.
-- Благодарю Вас, -- поклонился Петропавел.
-- Не стоит благодарности: предполагать действительно очень легко. Попробуйте предположить, например, что нынешний король Франции лыс.
Петропавел попробовал и признался: -- Не могу... Во Франции сейчас вообще нету короля.
-- Тем более! -- горячо подхватил Бон Жуан. -- Если его нет, как раз и допустимо предположить о нем все, что хочешь! Эта ситуация сильно напоминает хотя бы следующую: если у Вас нет денег, можно смело предполагать, что Ваши деньги сделаны из листьев лопуха, или из блинной муки, или из кафельных плиток. Денег все равно нет -- так что любое предположение равноценно. Потому-то и несуществующего короля Франции одинаково правильно представлять себе лысым, заросшим волосами, стриженым под горшок: ни одна из версий не будет ошибочной. Это ведь самое милое дело -- строить предположения о том, чего нет, или о том, чего не знаешь.
-- То есть на пустом месте! -- язвительно уточнил Петропавел.
-- А на каком еще можно? -- изумился Бон Жуан. -- Если место чем-то занято, его сначала нужно расчистить, а потом уже строить предположения.
Петропавел начал раздражаться:
-- Значит, ни короля Франции, ни денег нет, а мы с вами давайте рассуждать о том, какие они!
Бон Жуан несколько даже опешенел от этого заявления:
-- У Вас, что же, вообще отсутствуют какие бы то ни было представления о том, чего нет?
-- Но если этого нет! -- воскликнул Петропавел. -- На нет и суда нет.
-- Забавно, -- скорее себе, чем Петропавлу, сказал Бон Жуан. -- По-Вашему получается, строить предположения можно только по поводу того, что есть? Но если это и так уже есть -- какой же смысл строить предположения?.. Мои ботфорты, -- он наклонил голову и проверил, украшены шпорами. Шпоры -- есть. Я знаю, что они -- есть, и потому лишен возможности строить предположения на сей счет. Чтобы строить предположения, я должен считать шпоры несуществующими.
-- Но они существуют, -- безжалостно сказал Петропавел.
В ответ на это Бон Жуан с силой оторвал шпоры и, вышвырнув их в окно, уставился на собеседника долгим дидактическим взглядом.
-- Теперь мои ботфорты не украшены шпорами... Из-за Вас, между прочим! -- Бон Жуан вздохнул, с огорчением разглядывая изуродованные ботфорты. -- Стало быть, шпор нет -- именно с этого момента я и имею право начинать строить предположения о том, что могло бы быть на освободившемся месте. Скушали? -- и он победоносно улыбнулся.
Петропавел посмотрел на Бон Жуана как на идиота.
-- Впрочем я прибегнул к крайней мере, -- признался Бон Жуан. -- В разговоре с нормальными -- я подчеркиваю, нормальными! --- людьми достаточно бывает предварительно договориться: допустим, нет того, что есть. И нормальные люди, как правило, соглашаются не принимать существующее положение вещей как окончательное и единственно возможное... Скажем, у Вас нет головы, которая есть. Вот тут-то и начинается: если нет головы, то что есть? Значит, я мысленно отрываю Вам голову и ставлю на ее место... ну, чайник. Я ведь не мог бы поставить чайник на место головы, не оторвав головы, -- в противном случае получится, что я просто поставил чайник Вам на голову, а это совсем другое. Понятно?
Петропавел пожал ничего не понявшими плечами.
-- Голову Вам, что ли, оторвать для наглядности? -- и Бон Жуан задумался. -- Вам ведь вынь да положь -- голову на блюде!.. Однако вместо этого он вынул из вазы на столике два цветка, украсил ими ботфорты и сказал:
-- Теперь мои ботфорты украшены цветами. Цветы заняли то самое место, откуда исчезли шпоры, и я опять лишен возможности строить предположения. Я могу только констатировать: эти цветы -- есть. Я констатирую -- и мне скучно... Мне больше нравится "нет", чем "есть". Потому что всякое "нет" означает "уже нет" или "еще нет": у "нет" -- прошлое и будущее, у "нет" -- история, а у "есть" истории не бывает... -- Бон Жуан помолчал и резюмировал: -- Самое интересное в мире -- это то, чего нет. Но Вас, кажется, больше интересует то, что есть. Досадно.
-- Вы просто играете словами, -- равнодушно уличил его Петропавел.
Бон Жуан усмехнулся:
-- Милый мой, все мы просто играем словами! Но всем нам кажется, будто словами своими мы способны придавить к земле то, что существует вокруг нас. Мы уверенно говорим о чем-то: "Это имеет место быть!" А откуда у нас такая уверенность?
Петропавел решил, что этот вопрос не к нему.
-- На самом же деле, -- вздохнул Бон Жуан, -- никто не вправе делать подобные заявления: ведь заявлениями этими мы отделяем действительное от возможного, в то время как действительное и возможное существуют бок о бок. Вам известно что-нибудь про возможные миры?
На всякий случай Петропавел снова смолчал. Бон Жуан усмехнулся:
-- А между тем, мир реальный -- не более чем один из возможных миров... Но даже если Вы очень постараетесь. Вам все-таки не удастся логическим путем вывести этот реальный мир из всех возможных.
-- Чего же его выводить, когда он есть? -- наконец включился в диалог Петропавел.
-- Так-то оно так, но все, что "имеет место быть" существует лишь постольку, поскольку не существует другого. Существующее существует ценою несуществующего. А то, в свою очередь, всегда находится где-нибудь поблизости, рядышком. И граница между ними совсем узенькая -- гораздо уже, чем Вы думаете! Если, конечно. Вы вообще думаете о таких вещах... Но вот что интересно: достаточно малейшего перекоса, малейшего перевеса одного из обстоятельств -- и все сразу изменится, пойдет по-другому. Несуществующее займет место существующего и будет существовать. И с Вами никогда не произойдет того, что должно было бы произойти, не случись этого малейшего перекоса. Есть такой миг, когда все возможности равноправны и каждая из них начеку -- и каждая только и ждет своего часа...
-- Простите, -- ни с того ни с сего спросил вдруг Петропавел, -- а с кем ускакала Шармен? -- прерванный на полуслове. Бон Жуан посмотрел на него с досадой:
-- Это был Всадник-с-Двумя-Головами.
-- Ах, вот что -- с двумя головами... Странно.
-- Нормально, -- устало сказал Бон Жуан. -- Если где-то есть и скачет Всадник без головы -- надеюсь, Вы Майн Рида читали? -- то совершенно естественно, что у одного из оставшихся в мире всадников будет две головы. Тут Бон Жуан очень пристально посмотрел на Петропавла и сморозил:
-- У меня такое впечатление, что Вы женщина.
-- Приехали, -- вздохнул Петропавел.
-- Вы на что-то обиделись? -- поинтересовался Бон Жуан. -- Я не хотел Вас обидеть. Просто я не понимаю, почему я разговариваю с Вами. Дело в том, что с мужчинами я вообще никогда не разговариваю. Так Вы не женщина? -- Петропавел отрицательно и глупо покачал головой. -- Тогда извините... Мне не о чем с Вами говорить, -- пожал плечами Бон Жуан и отправился вон из комнаты.
-- Чертовщина какая-то, -- вслух подумал Петропавел. -- Бон Жуан, Шармен, Всадник-с-Двумя-Головами... По-моему, тут все сумасшедшие.
