Глава 28. Матиас пребывал в темноте

 

Матиас пребывал в темноте. Не в той, что появляется в комнате в отсутствии света, или когда ты гуляешь в глуши ночью. Она не походила даже на ту, что наступала, когда ты закрываешь глаза и накрываешься одеялом с головой.

Эта темнота просачивалась сквозь кожу, заполняя пространство между молекулами, она оскверняла плоть, вызывая нескончаемый процесс гниения, она стирала прошлое и будущее, подвешивая на удушающий клеевой раствор скорби и отчаяния.

В этой ужасной тюрьме он был не один.

Матиас корчился в невесомой пустоте, как и другие, чужие голоса смешивались с его собственным, мольбы слетали с потрескавшихся губ, нескончаемые моления о пощаде раздавались и затихали, словно дыхание огромного зверя. Время от времени ему уделяли особое внимание, когтистые монстры щелкали клыкастыми пастями, дергали и тянули. Раны, наносимые ими, всегда излечивались так же быстро, как появлялись, предоставляя всегда свежий холст из плоти для их изжеванных картин.

Время не имело значения, как и возраст. И он знал, что никогда оттуда не выберется.

Таково его обязательство.

Это его вечная расплата за то, как он прожил свою жизнь: Матиас заслужил место в Аду благодаря своим грехам на земле, и все же он сетовал на несправедливость другим, с которыми был пленен. Тяжко поспорить. На чаше хорошего было немногое, что могло подкрепить его претензии на свободу; а что более важно – никто не слушал.

Он использовал свой смертельный выстрел. Избрал свой путь.

Но, Боже, если бы он знал, то всеми силами старался бы очиститься, стереть свои поступки, изменить последствия, которые в результате унесли столько жизней… включая его собственную.

Матиас был пленен в темноте, его и собратьев-грешников пытали, он был опустошен и отчаялся настолько, что даже худший ночной кошмар не мог с этим сравниться, чувствам был дан мощный выход, эмоции вырывались на поверхность…

– Матиас?

Он с криком проснулся, голова рывком оторвалась от подушки, руки били что-то впереди, будто сражаясь с чем-то.

Но перед ним никого не было. Никто на него не нападал.

И здесь был свет.

В тусклом свете, льющемся из ванной комнаты, Мэлс… его прелестная Мэлс… стояла у изножья кровати, в его номере. На ней было пальто, сумочка свисала с ее плеча, словно Мэлс только что пришла с работы… а в выражении ее лица не было ничего отстраненного, лишь сопереживание.

Плохой сон, сказал он себе. Это был плохой…

Ни черта не сон…

– Матиас, – нежно сказала она, – ты в порядке?

Сначала он не мог понять, почему она спрашивала его об этом. Да, ему приснился кошмар, но…

О, дерьмо, он что, плакал?

Вытерев щеки раскрытыми ладонями, он выбрался из кровати и скрылся в ванной. Плакать перед ней? Да ни за что.

– Просто дай мне минуту.

Закрывшись внутри, он уперся руками о тумбочку и склонил голову над раковиной. Включив воду, дабы не казалось, будто он пытается не быть слабаком, Матиас навалился на скромную силу своих рук, стараясь убедить себя, что никогда на самом деле не был в том месте, что увидел во сне.

Не получилось.

Только что увиденный Ад был воспоминанием, а не ночным кошмаром. И этого было достаточно, чтобы у него затряслись руки.

Он плеснул воды на лицо, но это не помогло, как и то, что он энергично протер его белым полотенцем. Воспользовавшись туалетом, он вернулся в комнату… ему пришлось. Проведи он в ванной чуть больше, и Мэлс могла посчитать, что он повесился на своем ремне или еще что.

Выйдя из ванной, он увидел ее в кресле у окна, руки на коленях, голова наклонена, будто она решала, нужно ли подстричь ногти.

Осознавая, что он был только в футболке и боксерах, которые купил в магазинчике в вестибюле… и что его обезображенные ноги были отчетливо видны, начиная с середины бедра… Матиас залез обратно под одеяло.

– Удивлен, что ты здесь, – сказал он тихо, надевая «Рэй Бэны».

– Так называемый брат Джима Херона привез меня сюда в такси и впустил в номер.

Будь проклят тот мужчина, подумал Матиас.

Мэлс пожала плечами, будто знала, что он на взводе.

– И знаешь что?

– Что?

– Я не купилась на эту чушь с близнецом. Думаю, это и есть Джим Херон, и он почему-то сфальсифицировал свою смерть… и мне кажется, тебе известна причина.

Повисло молчание, было очевидно, что она ждала, когда он поделится деталями, но его мозг не мог заполнить пробелы. Матиас не хотел, чтобы Мэлс была рядом с Хероном, тем более – наедине с ним, потому что он никому не мог доверять. Не с ней.

– Ты встречался с ним, когда я появилась у того гаража и нашла тебя. Так ведь.

– Это сложно. А насчет его имени – это не моя история.

– Он сказал, вы двое вместе служили в армии. – Она вновь дала ему возможность добавить деталей. – Видно, что он чувствует ответственность за тебя.

Прошлое закрутилось за покровами его амнезии, и ему, по крайней мере, не пришлось ей лгать.

– Так много из этого… туман. Ничего больше. – Матиас обвел ее взглядом. – Я рад, что ты пришла.

Долгая пауза.

– Хочешь рассказать, из-за чего только что был так расстроен?

– Не думаю, что ты мне поверишь.

– После прошлых полутора дней, – усмехнулась она, – я, скорее всего, тебе поверю, можешь не сомневаться.

– Почему?

– Все кажется… неправильным. То есть, все это так странно, знаешь. – Мэлс уставилась на него, словно проверяла его температуру, кровяное давление и пульс с другого конца комнаты. – Поговори со мной, Матиас. Ты должен открыться… и если не можешь поделиться воспоминаниями, просто расскажи, что у тебя на уме.

Закрыв глаза, он почувствовал себя будто в тисках, неспособным ответить и не в силах проигнорировать ее.

Наконец, он прошептал:

– Что бы ты ответила, если б я сказал, что верю в Ад. Не с религиозной точки зрения, а потому, что был там… и думаю, меня отправили обратно, с какой-то целью. – Черт, она молчала. – Не знаю, с какой, но собираюсь это выяснить. Может, это второй шанс – может… что-то еще.

Молчание продолжилось.

Подняв веки, он внимательно посмотрел на нее.

– Знаю, звучит безумно, но… я очнулся обнаженным на могиле Джима и думаю, меня туда поместили. Все, что было до этого – белая пелена, и все же меня преследует чувство, будто я должен что-то сделать, что у моего пребывания здесь есть цель… и что мое время ограничено.

Мэлс откинула волосы и прокашлялась.

– Белая пелена – следствие амнезии.

– Или того, что я не должен ничего помнить. Клянусь… я побывал в Аду. Был пленен в темнице с бесчисленным количеством людей, и все, что нас окружало… это страдания. Вечные. – Он потер грудь и оставил левую руку на сердце. – Я знаю это всем своим сердцем. Как и то, что нам суждено было встретиться той ночью, и суждено быть вместе сейчас. Да, это сумасшествие, но если загробная жизнь не существует, тогда почему столько людей верит в нее?

Мэлс покачала головой.

– У меня нет на это ответа.

– Я рад, что ты здесь, – сказал он.

Чем дольше она не отвечала, тем больше он убеждался, что давил слишком сильно… но затем она грустно улыбнулась.

– Мой отец верил в Рай и Ад. И не теоретически. Какая ирония, учитывая, как он жил. С другой стороны, возможно, он считал, что лично несет «гнев Божий» здесь, на земле.

– Он ходил в церковь?

– Каждое воскресенье. Как на работу. Может, он думал, что так ему будет прощено применение… скажем так, физической коррекции поведения.

– Здесь ничто не поможет.

Когда она резко посмотрела ему в глаза, ему захотелось выругаться. Просто шикарно… прозвучало так, будто ее папаня отправился вниз.

– Я имел в виду, что…

– Он также совершил много хороших поступков. Вызволял женщин и детей из ужасных ситуаций, защищал невинных, делал так, что люди получали по заслугам.

– Тогда это должно послужить очком в его пользу. – Слабо. Очень слабо. – Слушай, я не пытался предположить…

– Все нормально…

– Нет, это не так. Я не знаю, что несу, – сказал он, подняв ладони. – Не слушай меня. Просто… поганый кошмар… да, ничего больше, и я не знаю… совсем ничего.

Лжец. Какой же он лжец. Но слабые признаки ее облегчения, от расслабления плеч до медленного выдоха, подсказали ему, что оно того стоило. Стопроцентно.

– Его звали Томас, – вдруг произнесла она. – Хотя все называли его «Кармайклом». Для меня он был всем миром – всем, на что я равнялась. Всем, чем я хотела быть… Боже, не знаю, почему говорю об этом.

– Все нормально, – нежно сказал он… поскольку надеялся, что если не произведет много шума, она продолжит говорить.

Не повезло. Она замолчала, и Матиас удивился, как сильно хотел услышать продолжение. Черт, он был бы рад любому разговору: ее списку покупок, ее мнению о загрязнении воздуха, была она сторонником Демократов или Республиканцев… теории относительности.

Но, боже, подробности ее прошлого? О ее родителях? Настоящее золото.

– А что с твоей мамой?

– Вообще-то, я живу с ней… с тех пор, как он погиб. Это… несколько напряженно. С ним у меня было столько общего. А с ней? Я чувствую себя слоном в посудной лавке. Она совершенно не похожа на него.

– Может, поэтому у них все получилось. Противоположности притягиваются и все такое.

– Не знаю.

– Как он…

– Умер? В автомобильной аварии. Он в служебной машине преследовал преступника, у автомобиля виновного лопнула шина. Папа пытался избежать столкновения, сам потерял управление и в итоге врезался в припаркованный грузовой прицеп. Пришлось вырезать его тело из водительского сиденья.

– Мне… так жаль.

– Мне тоже. Я скучаю по нему каждый день, и хотя его больше нет, я все равно пытаюсь произвести на него впечатление. Это безумие.

– Думаю, он бы гордился тобой.

– Сомневаюсь в этом. Колдвелл – мелкий водоем.

– В котором он жил.

– Но не будучи мелким репортером.

– Что ж, учитывая, как ты держишься со мной, не понимаю, как кто-то может быть недоволен тем, кем ты стала? Ты была… очень добра к незнакомцу.

Мэлс бросила на него взгляд поверх кровати:

– Я могу быть честна с тобой?

– Всегда.

Последовала длинная пауза.

– Ты не кажешься мне чужим человеком.

– Со мной то же самое, – тихо ответил он. – Кажется, будто я знаю тебя всю свою жизнь…

– Ты же ничего не помнишь.

– Для этого мне детали не нужны.

Мэлс вновь посмотрела вниз на свои руки, на подпиленные ногти.

– Слушай, мне нужно, чтобы ты рассказал о том пистолете…

– Как я и сказал, взял его у Джима, когда приехал к тому гаражу, чтобы увидеться с ним. Взял, потому что не чувствовал себя в безопасности без оружия.

– Значит, Херон жив, и я была права насчет лжи о близнеце. – Она посмотрела ему в глаза. – Я должна знать.

– Да, права, – сказал он, потерев лицо, – но позволь мне внести ясность. Причины Джима для фальсификации своей смерти – его собственные проблемы, не мои. Я в этом дерьме не участвовал, и участвовать не собираюсь.

Спустя пару секунд, Мэлс кивнула.

– Ладно, спасибо, что рассказал. И полагаю, что могу простить парня, учитывая, что сегодня он спас мне жизнь.

Матиас внимательно посмотрел на Мэлс, ладони покалывало, будто им хотелось нащупать тот пистолет.

– Спас тебя? Как?

 

***

 

Сидевший на кровати Матиас внезапно обрел вид очень опасного парня, его тело напряглось, выражение лица наполнилось защитным гневом, из-за чего он казался способным почти на все… чтобы защитить ее.

Мэлс заерзала, притяжение, которое она чувствовала прежде, нахлынуло вновь.

– Как он тебя спас, – услышала она слова вперемешку с рыком.

– Ну… – Подыскивая слова, она сняла пальто, позволив ему соскользнуть с ее плеч и повесив его на кресло. – Я была в «Святом Франциске», следуя за одной зацепкой для сюжета, и там велись ремонтные работы. Какой-то парень увлекся, а потолок был недостаточно прочным, чтобы выдержать его вес. Несколько балок и черепиц упали… и словно откуда ни возьмись, в комнату запрыгивает Херон и закрывает меня. Он принял весь удар, а ведь одному Богу известно, сколько та груда весила. А затем через дыру пролетел строитель. Думаю, у него был сердечный приступ. Мы встречались с одним парнем, который работает в морге, и он мгновенно сделал бедолаге массаж сердца. Все было так странно.

Матиас сделал глубокий вдох. Словно всем сердцем испытывал облегчение.

И именно из-за подобной реакции она доверяла ему. Несмотря на все остальное.

Мэлс покачала головой.

– Просто ужасное происшествие, на волосок от смерти и все такое. Но, боже, я рада, что он оказался там.

– Могу я попросить тебя об услуге?

– Конечно.

– Подойди сюда, – сказал он, протянув руку. – И не потому, что я собираюсь к тебе приставать. Я просто…

Мэлс без промедления встала на ноги и сократила расстояние между ними, сев на край кровати рядом с ним, наклонившись к нему. Взяв ее руку, Матиас потер внутреннюю сторону ее запястья большим пальцем.

Это поглаживание было лучше всех слов, которые он мог произнести, заставило ее чувствовать себя драгоценной.

– Я очень рад, что ты пришла сюда, – снова сказал он.

– Как и я.

Протянув руку, она сняла с него солнцезащитные очки, и Матиас опустил взгляд, словно ему было тяжело позволить ей видеть его полностью.

– Я же говорила, ты не должен стыдиться, – тихо произнесла Мэлс.

– Чего? – горько усмехнулся он.

– Своей внешности.

Матиас резко поднял взгляд.

– Что, если я скажу, что проблема не в этом.

– Тогда в чем?

– Не уверен, что ты хочешь услышать ответ.

Наклонившись ближе, Мэлс провела пальцем по шрамам на его виске, и затронула бровь над глазом, который больше не функционировал.

– Мне нравится правда.

Он тихо выругался.

– Черт подери, женщина… ты убиваешь меня.

– А вот и нет.

Веки Матиаса опустились на секунду, словно он всеми силами пытался обрести самоконтроль.

– Знаешь, о чем я сожалею больше всего прямо сейчас?

– О чем?

– Что я не знал тебя раньше. Так как мог...

– Мог что?

Когда он сосредоточился на ее губах, у нее возникло непреодолимое желание облизнуть их… и она поддалась ему, а он извернулся под одеялом, будто его тело хотело чего-то от нее.

Боже, в номере вдруг стало так жарко.

– Я хочу заняться с тобой любовью, Мэлс. Прямо здесь, прямо сейчас. Вообще-то, я хотел тебя все это время. С той секунды, как увидел в госпитале… вот когда это произошло со мной.

Окей… ничего себе. И может, другая женщина прикинулась бы застенчивой… но ей игры не были интересны.

– Я тоже. – Она действительно произнесла это вслух? – То есть, слушай, у меня уже некоторое время никого не было, так что все это – огромная неожиданность… но с тобой все по-другому с тех пор… – Ей пришлось засмеяться, – … с тех пор, как я сбила тебя на своей машине.

Матиас снова взял ее за руку, поглаживая запястье.

– Спасибо тебе, – сказал он.

– За что?

– Не знаю.

Мэлс сомневалась, что поверила в это.

– Ты серьезно считаешь себя непривлекательным?

– Ты только что видела меня в боксерах.

Мэлс покачала головой.

– Я не из тех пустышек, которым нужен накаченный парень с мускулами. Это не главное.

– Возможно, но я довольно-таки уверен, ты бы хотела, чтобы твой мужчина мог заниматься с тобой сексом.

Мэлс открыла рот. Закрыла. Открыла снова.

– Вот именно.

Дерьмо. Она должна была задуматься над этим, учитывая другие шрамы на нижней части его тела…

– Скажу прямо, Мэлс, единственная причина, почему я не начал соблазнять тебя, – потому что я не могу. Я… не могу. – Он вскинул свободную руку и дал ей упасть на кровать. – А знаешь, что бесит больше всего? У меня было много женщин.

Иииииии от этих слов у нее заболело в груди.

– До того, как ты был ранен…

Он кивнул.

– Из всех воспоминаний, которые могли вернуться, да?

Намек на еще один удар в солнечное сплетение.

– Ты помнишь их?

– Я это ненавижу… потому что обменял бы каждый случайный секс на всего лишь одну ночь с тобой. – Матиас прикоснулся пальцами к ее лицу и поднес большой к ее губам. С таким же легким давлением, с каким поглаживал ее запястье, он провел им по ее нижней губе. – Я бы отказался от всех них. На самом деле, кажется… проклятьем, наконец, встретить кого-то вроде тебя, но слишком поздно. Такова моя реальность. Для меня уже слишком поздно, Мэлс, и вот как ты меня убиваешь. Когда я смотрю на тебя, вижу, как ты двигаешься, когда ты улыбаешься или делаешь глубокий вдох, я просто… я потихоньку умираю. Каждый раз.

Мэлс чувствовала, что на глаза наворачиваются слезы, незнакомые эмоции охватывали сердце, заставляя его биться сильнее.

– Тебе нравилось целовать меня, – хрипло сказала она.

– Нет. Безумно нравилось. Я хочу делать это прямо сейчас. Я хочу… делать с тобой другие вещи, просто чтобы доставить тебе удовольствие. Но дальше этого не зайдет… и пусть этого больше чем достаточно для меня, я знаю, что придет время, сегодня, завтра, на следующей неделе… когда этого станет недостаточно для тебя.

Мэлс поцеловала его руку.

– Я думала, ты уезжаешь.

– Так и есть. Это просто риторический пример.

Возможно. Но это дало ей небольшую надежду, и внезапно она понадобилась Мэлс словно воздух.

– Мэлс, я…

Устремившись вперед, она своими губами не дала ему закончить мысль. Сначала, когда произошел контакт, его губы были неподвижны, но вскоре это изменилось. Он начал двигаться, брал желаемое. Облизывая. Покусывая.

Наконец, отстранившись, Мэлс еле дышала.

– Не принимай решения за меня, ладно?

Было ясно, что это затронуло не только ее, потому что его грудь поднималась и опускалась с серьезностью, которая заводила ее.

– Мне не нужен секс, чтобы быть счастливой с тобой, – сказала она ему. – Честно, это не важно…

Внезапным порывом он буквально набросился на нее, толкая ее на матрас, настойчиво и глубоко целуя. Накрыв ее своим телом, Матиас проник в нее языком, обладая ею так полно, что она только сейчас поняла, какими вялыми были остальные мужчины.

Возникший жар разлился по ней, кровь в венах ревела между ударами сердца.

А затем его руки начали расстегивать ее одежду.