Студопедия — Глава 32. Мэлс проснулась, почувствовав руки, путешествующие по ее животу и ниже, между ног
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Глава 32. Мэлс проснулась, почувствовав руки, путешествующие по ее животу и ниже, между ног






 

Мэлс проснулась, почувствовав руки, путешествующие по ее животу и ниже, между ног. Все еще полусонная, она в темноте перевернулась на спину, к теплым, ищущим губам Матиаса. В мгновение ока они вернулись туда, где пробыли большую часть ночи, тесно прижимаясь друг к другу, жар нарастал в ее лоне, напряжение – в животе.

Когда ее любовник начал спускаться, смахивая покрывала в сторону, он нашел ее грудь и начал посасывать, пока его талантливые пальцы бродили там, где она хотела.

Осознание, что она скоро потеряет Матиаса, придало остроту ощущениям, будто ее тело понимало то, на чем застрял разум: наслаждайся мгновением, потому что воспоминаниям придется жить очень, очень долго.

Было сложно представить, что она сможет пережить подобное с кем-то другим.

– Кончи для меня, – потребовал он, лаская сосок.

От разрядки Мэлс сжала ноги вокруг его руки, пленяя его в себе, от содроганий бедер ее лоно потиралось о его запястье в нужном месте.

Она выдохнула его имя в темноту и замерла, приятное покалывание оргазма задержалось после первой волны удовольствия, и Мэлс открылась ему, надеясь ухватиться за парящие ощущения, увековечить их.

Но, конечно же, улетучились быстро.

Настоящая жизнь не приходит с вечностью.

Когда Матиас потерся носом о ее горло и прижал к своей груди, Мэлс захотела, чтобы он тоже был раздетым, но каждый раз, когда она пыталась снять его футболку или просто запустить под ткань свои руки, он вмешивался.

Открыв один глаз, она застонала, заметив время. Шесть тридцать.

Ночь подошла к концу.

Дерьмо, она вот-вот расплачется.

И, черт возьми, она забыла сказать маме, что не придет ночевать. Она также осталась без машины. И не хотела ехать на работу.

Отличное пробуждение, ничего не скажешь.

– Мне лучше начать собираться, – сказала она хрипло.

– Ага. – Матиас ослабил свои объятия, прижался к ее губам в поцелуе, а потом полностью отстранился.

Пришло ли время, гадала она. Время для него сдержать обещание?

– Как насчет ужина? – вместо этого спросил он.

Ее лицо озарила такая широкая улыбка, которая вполне могла бы вспышкой осветить всю комнату.

– Договорились.

Осознание того, что она увидит его через двенадцать часов, значительно облегчило рутину в виде ванной комнаты и одевания, и потом он, как джентльмен, проводил ее до двери, по-прежнему одетый в футболку «Хэйнс» и боксеры.

Когда они замерли на проходе, Матиас, казалось, хотел что-то сказать… но потом позволил своим действиям говорить за себя: он одарил ее таким долгим и глубоким поцелуем, Мэлс решила, что они уже никогда не вдохнут воздуха.

Мэлс ушла, пока была еще способна на это, а спуск на лифте казался вечным.

Снаружи, на обочине, она с радостью обнаружила ожидающую цепочку такси, несмотря на семь утра.

Сев на заднее сиденье одного из них, она посмотрела в глаза водителя в зеркале заднего вида. – Два сорок два на Пайн-вэй.

– В пригороде, верно?

– Да.

Он кивнул и поехал без лишних слов. Спасибо, Господи.

Когда они повернули на съезд в сторону Северного шоссе, вливаясь в пригородный поток машин, который только начинал разрастаться, она рассматривала город с возвышенности шоссе. Была в городском пейзаже некая красота, высотки отражали розовые и персиковые лучи солнца зеркальными поверхностями, дороги были относительно свободны, день только начинался, отчего центр города выглядел совсем молодым.

Но, с другой стороны, после ночи секса и обещания ужина, вероятно, в ее крови было столько эндорфинов, что она не могла видеть мир только как на туристической открытке.

Ее блаженство начало угасать только в тот момент, когда они доехали до высокого железного ограждения кладбища «Сосновая роща».

«Что бы ты ответила, если б я сказал, что верю в Ад. Не с религиозной точки зрения, а потому, что был там».

Мэлс закрыла глаза, стресс поднялся вверх по ее позвоночнику и устроился на затылке.

«И думаю, меня отправили обратно, с какой-то целью. Не знаю, с какой, но собираюсь это выяснить. Может, это второй шанс...»

Матиас выглядел абсолютно сумасшедшим, когда говорил все это. Он, казалось, был твердо уверен в том, что говорил, и когда она смотрела на него, в его глаза, то была близка к тому, чтобы тоже поверить.

Но, может, так и бывает со всеми сумасшедшими. Они были как все нормальные за исключением выделяющейся, разрушительной особенности – их восприятие реальности кардинально отличалось от всех остальных.

Поэтому сумасшедший мог смотреть тебе в глаза с необычайной искренностью и плести при этом несусветную чушь.

Если отстраниться от экстраполяции, то Матиас проснулся на могиле, обнаженный. Где-то раздобыл одежду и перелез через десятифутовый забор. Потом выпрыгнул перед ее машиной.

Это добавляет «против» к теории Матиаса, выбравшегося из Ада.

О, еще люди, преследовавшие его…

К тому же, он был вооружен.

Паника задрожала на окончаниях ее нервов, когда логика начала вытеснять чувства, и над Мэлс нависло заключение, что она подвергла себя опасности.

Но он ни разу не причинил ей вреда. Никогда не угрожал ей. Они были в общественном месте… гостиничном номере с тонкими стенами.

И мужчина, который спас ее жизнь в больнице, поручился за Матиаса.

Безумец или потерянная душа?

Кто он такой…

И, более того, какова ее роль во всем происходящем?

Мэлс потирала свою уставшую, гудящую голову, когда они припарковались перед домом ее матери. Заплатив водителю, она пошла по передней дорожке, старательно отказываясь смотреть на окно, над которым работал ее отец.

Он бы не одобрил ее возвращение ранним утром, в той же одежде, что она носила предыдущим днем, с припухшими губами, с беспорядком на голове, несмотря на наспех собранные волосы.

Открывая дверь, ей не нужно было чувствовать запаха кофе или слышать стука ложки о фарфоровую чашку, чтобы понять, что ее мама уже проснулась. Вероятно, она тоже не ложилась…

Мэлс пересекла гостиную и увидела наполовину решенный кроссворд рядом с любимым креслом ее матери, а также чашку с, по всей видимости, осадком горячего шоколада на дне.

Взяв кружку, Мэлс вошла на кухню. – Привет. Слушай, мне очень, очень жаль, что я не позвонила. Это было плохо с моей стороны… я просто потеряла счет времени.

Ее мама не подняла взгляда от мюслей, и когда она какое-то время продолжала молчать, Мэлс, казалось, не могла дышать.

– Знаешь, что во всем этом самое странное? – сказала она наконец.

– Нет.

– Если бы ты не жила здесь, я бы не узнала, что ты не пришла ночевать домой… я бы не волновалась. – Ее мама нахмурилась, смотря на кофе. – Тебе не кажется это странным? Ты взрослая женщина, официально и на деле не больше чем моя соседка по комнате. Ты уже давно не ребенок, за которым я присматриваю. Поэтому ты думаешь, что это не имеет значения.

Мэлс закрыла глаза, между ней и ее матерью пролегла внушительная пропасть, она сомневалась, что они вообще смогут услышать друг друга.

Это, конечно, была ее вина… и речь не только о том, что она не позвонила вечером.

Тихо выругавшись, Мэлс подошла к столу и налила себе чашку «Фолджерс»[112]. Когда она снова повернулась, образ ее мамы, окутанной солнечным светом, полоснул ее словно нож: свет касался каждой ее черточки, морщинки, недостатка, с невероятной жестокостью подчеркивая ее возраст, и Мэлс была вынуждена отвести взгляд.

В молчании она подумала о своем отце. Обо всем, что он пропустил после своей смерти, все те дни, недели, месяцы. Года. О том, как сильно ее мама скучала по нему. О доме, за которым женщина была вынуждена присматривать в одиночку. О ночах… о ночах, которые становились длиннее, спасибо ее дочери, которая вела себя как последняя сволочь.

Мэлс подошла к ней и села за стол. Не напротив, а рядом. – Кажется, я влюбилась.

Когда голова ее матери взметнулась вверх, Мэлс тоже была шокирована. Она не делилась подробностями своей жизни уже… ну, с того момента как она переехала сюда… а до этого, делиться было особо нечем.

– Да? – прошептала ее мама, широко распахнув глаза.

– Да, он… ну, это тот мужчина, которого я сбила.

Ее мама судорожно втянула воздух. – Я не знала, что ты попала в аварию. Это… когда ты сказала, что поранилась в душе?

Мэлс опустила взгляд на руки. – Я не хотела, чтобы ты волновалась.

– Похоже, это объясняет отсутствие твоей машины.

– Там не было ничего серьезного. Честно, я в порядке. – Ну, не считая того факта, что она чувствовала себя дерьмом из-за лжи своей маме.

В повисшей тишине она приготовилась к всевозможным «о-ты-наверное-шутишь», о Матиасе или о Фи-фи.

Вместо этого ее мама спросила, – Какой он?

– О… – Мэлс заняла паузу, сделав глоток кофе. – Он очень похож на папу.

Ее мама улыбнулась своей нежной улыбкой. – Это не удивительно.

– Он… да, я не знаю, как объяснить более подробно… он просто напоминает мне папу.

– Он католик?

– Не знаю. – Он никогда не говорил о религии… ну, не считая того рассказа о возвращении из ада… но сейчас, когда мама спросила об этом, она подумала, что было бы классно. – Я спрошу у него.

– Чем он зарабатывает на жизнь?

– О, это сложный вопрос. – Господи, у него вообще есть работа?

– Он хорошо с тобой обращается?

– О, да. Очень. Он… хороший мужчина. – Который может оказаться совсем ненормальным. – Он заботиться обо мне.

– Знаешь, это важно. Твой отец… он всегда заботился обо мне и тебе…

– Я на самом деле сожалею по поводу вчерашней ночи.

Ее мама обхватила руками чашку и уставилась в пустоту. – Я думаю, это чудесно, что ты нашла кого-то. И то, что ты вернулась домой сегодня целой и невредимой.

О, черт… об этом она не подумала… что ее мать не просто сидит и ждет, но, вероятней всего, переживает ту ночь, когда сотрудники полиции пришли к ее парадной двери.

– Могу я кое-что спросить о папе? – внезапно спросила Мэлс.

– Да, конечно.

Черт, в голове не укладывалось, что она поднимала эту тему. – Он хорошо к тебе относился? Ведь его постоянно не было, верно? Вечно на работе.

Взгляд ее матери забегал. – Твой отец был очень предан этому городу. Работа была всем для него.

– А что насчет тебя? Куда вписывалась ты?

– О, ты меня знаешь, я не стремлюсь быть в центре внимания. Хочешь еще кофе?

– Нет, мне хватит.

Ее мама встала со своей чашкой, подошла к раковине и смыла несъеденные мюсли. – Так, что еще с твоим загадочным кавалером. Скажешь, как его зовут?

– Матиас.

– О, хорошее имя.

– У него амнезия. Он не может рассказать ничего, кроме своего имени.

Ее мама нахмурила брови, но без осуждения, беспокойства или злости. Просто спокойное принятие. – Я надеюсь, за ним следит хороший доктор

– Да, он был в реанимационном отделении. И он в порядке… память возвращается.

– Он живет здесь, в Колдвелле?

– Сейчас да. – Мэлс прокашлялась. – Знаешь, я бы хотела, чтобы вы познакомились.

Мама замерла у раковины. А потом быстро заморгала, будто с трудом сохраняла самообладание. – Это было бы… замечательно.

Мэлс кивнула, не зная, возможно ли это вообще. Но дело в том, что она так мало давала своей матери, и сейчас, Матиас был… по крайней мере, казался… большим событием в ее жизни.

Поэтому казалось подобающим рассказать о нем.

Хотя, блин, после всего этого времени, эта откровенность казалась странной и неловкой… межличностный эквивалент спортивного белья, брекетов или ученических прав.

Что более важно, до этого момента, этого утра, этой кухни Мэлс не осознавала, что выросла. Не сильно, на самом деле. После смерти отца она выпала из жизни во стольких смыслах, чувства ушли в регресс и глубоко спрятались за карьерными целями, что вылилось в болезненное недовольство абсолютно всем.

Матиас встряхнул ее.

Пробудил ее.

И ей не понравилось то, что она увидела в чертах лица своей матери.

– Да, – сказала она. – Я не знаю, как долго он задержится в городе… но я на самом деле хочу, чтобы ты познакомилась с ним.

Ее мама кивнула и, казалось, лишний раз вытерла столешницу. – Когда захочешь. Я всегда здесь.

Боже, это было правдой, не так ли?

И почему ей казалось, что это была ноша?

Мэлс подняла взгляд на электронные часы на плите и встала с кружкой в руке. – Думаю, мне пора собираться.

– Возьмешь мою машину сегодня?

– Знаешь… да, пожалуйста.

А сейчас ее мама по-настоящему улыбнулась, перманентная печаль, которая, казалась, была там всю вечность, исчезла с ее лица.

– И хорошо. Я хочу помочь тебе, чем угодно.

Мэлс замерла в арочном проеме в коридор. – Прости.

Ответная улыбка матери была не слабой, а понимающей. Ага. Она только сейчас осознала, насколько они разные… и она задумалась, почему перепутала последнее за первое.

– Мэлли, все нормально.

– Нет ничего нормального, – сказала Мэлс, отвернувшись и направившись к лестнице. – Совсем ничего.

 

***

 

Вообще говоря, Матиас был не в той ситуации, чтобы строить планы относительно ужина. Он просто не мог упустить шанс снова заполучить Мэлс в свою кровать – обнаженной.

Или на полу. У стены. Над раковиной.

Да где угодно.

Но дело в том, что ему пора шевелить ногами. Он засиделся в Колдвелле, на виду в этой гостинице… слишком близко к Мэлс.

Пора отчаливать.

Пребывая в мрачном настроении от необходимости покинуть Колдвелл, он вышел из ««Мариот», пистолет с глушителем, принадлежавший Джиму, спрятан за пазухой, купленная в сувенирном магазинчике кепка была натянута до солнечных очков.

День выдался чуть теплый, и с облаками, за ночь неровно покрывшими небо, температура вряд ли поднимется еще выше…

– Утренняя прогулка до магазина со сладостями?

Матиас замер и обернулся. Джим Херон магическим образом появился позади него, и, почему-то, это не стало неожиданностью.

Шок вызвали эмоции, нахлынувшие на него, когда он посмотрел в глаза мужчины.

Протянув руку, он хрипло сказал, – Спасибо.

Темно-русые брови взлетели вверх, и Херон по-странному застыл, пешеходы разбивали строй, обходя их, а потом снова сбивались в толпу.

– Что? – спросил Матиас, не убирая руки. – Слишком гордый, чтобы принять благодарность?

– Ты никогда не благодарил ни меня, ни кого бы то ни было. Ни за что.

Повисло молчание, и в груди Матиаса укрепилось резонирующее чувство, подсказывающее, что слова Херона были правдивы.

– Чистый лист, – пробормотал Матиас.

Сжав протянутую руку, Джим спросил, – За что благодарность?

– За то, что присмотрел за моей девочкой прошлым вечером. Я твой должник.

После паузы, Джим ответил таким же хриплым голосом, – Всегда пожалуйста. И я могу догадаться, что подняло тебя на ноги. Поехали ко мне… у меня полно патронов.

Решив, что это сбережет деньги, Матиас целиком и полностью ухватился за предложение. – Где ты припарковался?

– Вон там.

Быстрый переход через улицу, и он уже сидит с парнем в черном Эксплорере[113].

Когда они выехали на главное шоссе, Матиаса не отпускало навязчивое желание поглядывать на заднее сиденье, и он уступал паранойе время от времени. Но позади не было никого-и-ничего.

Что за чертовщина…

– Так, как поживает твоя память? – спросил Джим.

– Все так же. – Матиас не стал продолжать, потому что казалось чертовски странным выкладывать сейчас теорию «Назад-из-ада». Одно дело – рассказать об этом дерьме Мэлс. Но выложить его Джиму… словно спустить штаны перед парнем.

Ни в коем случае.

Матиас потянулся и включил радио.

– … тело женщины найдено на ступенях парадной лестницы Библиотеки Колдвелла. Триша Голдинг, вторая жена Томаса Голдинга, генерального директора «КорТех», была найдена с вскрытым горлом, часть ее одежды собрал ранним утром мусороуборщик. ОПК отреагировало незамедлительно, сотрудники до сих пор работают на месте преступления. По официальным данным, убойный отдел отрабатывает версию очередного серийного убийцы в городе, но внутренний источник эксклюзивно поведал «WCLD», что случай увязывают с другой жертвой, а также со светловолосой девушкой, найденной…

Диктор продолжил бубнить, а Матиас заметил, что Джим с силой сжал руки на рулевом колесе, так, что побелели костяшки.

– Что такое? – спросил он у парня.

– Ничего.

Ну да, точно. Но это не его дело, и, к тому же, у него полно собственного дерьма за пазухой.

Еще одна ночь здесь, пообещал он себе. Одна последняя ночь с Мэлс, и потом он возьмет оставшуюся сотку долларов, кинется за билетом на автобус… и направится на Манхэттен.

Ему нужно там что-то. Он чувствовал это.

Но, блин, задача не из легких. Нью-Йорк – насколько большой город? А у него так мало денег осталось. И все же, у Матиаса возникло ощущение, что если он доберется до Большого Яблока, то каким-то образом ему укажут путь… к чему бы там, блин, ни было.

Поэтому ему нужны патроны… он не станет рисковать тем, что могло ждать его.

В последнее время было немного приятных сюрпризов.

Не считая Мэлс Кармайкл.

 







Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 381. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Разновидности сальников для насосов и правильный уход за ними   Сальники, используемые в насосном оборудовании, служат для герметизации пространства образованного кожухом и рабочим валом, выходящим через корпус наружу...

Дренирование желчных протоков Показаниями к дренированию желчных протоков являются декомпрессия на фоне внутрипротоковой гипертензии, интраоперационная холангиография, контроль за динамикой восстановления пассажа желчи в 12-перстную кишку...

Деятельность сестер милосердия общин Красного Креста ярко проявилась в период Тритоны – интервалы, в которых содержится три тона. К тритонам относятся увеличенная кварта (ув.4) и уменьшенная квинта (ум.5). Их можно построить на ступенях натурального и гармонического мажора и минора.  ...

ПУНКЦИЯ И КАТЕТЕРИЗАЦИЯ ПОДКЛЮЧИЧНОЙ ВЕНЫ   Пункцию и катетеризацию подключичной вены обычно производит хирург или анестезиолог, иногда — специально обученный терапевт...

Ситуация 26. ПРОВЕРЕНО МИНЗДРАВОМ   Станислав Свердлов закончил российско-американский факультет менеджмента Томского государственного университета...

Различия в философии античности, средневековья и Возрождения ♦Венцом античной философии было: Единое Благо, Мировой Ум, Мировая Душа, Космос...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.012 сек.) русская версия | украинская версия