Питер Робинсон Все оттенки тьмы 13 страница

– А ты?

– Скажем так – меня он заинтриговал.

– И он хочет, чтобы ты ему тут помогала?

– Да.

– Поэтому мы и сидим в занюханном пабе гнусной деревеньки и ждем, когда же нам принесут какую-нибудь несъедобную дрянь?

– Ты все правильно поняла, – улыбнулась Энни.

Уинсом пробормотала что-то себе под нос.

– Что, хочешь в нашу веселую компанию? – спросила Энни.

– А у меня разве есть выбор? У тебя же ключи от машины.

– Ну, всегда можно сесть на автобус.

– Как же, размечталась. Они тут ходят в самом начале каждого часа. А сейчас уже пять минут седьмого.

– Так. Может, он опоздает.

– Ладно, ладно, – подняла вверх руки Уинсом. – Сдаюсь. Я с вами. Ну, если только вы не начнете переходить границы.

– Какие еще границы?

– Ну, те, про которые вы и сами знаете, что их не стоит переходить.

В этот момент им принесли заказ – бургер с картошкой для Уинсом и мини-пиццу «Маргарита» для Энни. В последнее время она перестала быть строгой вегетарианкой и позволяла себе иногда цыпленка в винном соусе или сэндвич с мясным паштетом. И стала есть больше рыбы. Конечно, она все же старалась держаться подальше от мяса, говядину и баранину вообще не брала в рот. Официант подал им приборы, туго завернутые в салфетки и обвязанные голубой бумажной ленточкой. Нож Уинсом, только что из посудомоечной машины, влажно поблескивал.

– Ну, как тебе сегодня Ники Хаскелл? – спросила Энни, беря кусок пиццы. – Мы ведь с ним в третий раз говорили, и он ни на йоту не отступил от своей старой истории. Единственное, что прозвучало впервые, – упоминание Хардкасла, но, скорее всего, он просто увидел сюжет насчет его смерти по телевизору. Уж точно не прочитал об этом в газете, – усмехнулась Энни.

– Не знаю, – пробурчала с набитым ртом Уинсом. – Про Сильберта и Хардкасла и впрямь рассказывали в позавчерашнем выпуске. – Она промокнула губы салфеткой. – Тебе не показалось, что он сегодня был сильнее напуган, чем в прежние наши встречи?

– Показалось, – кивнула Энни. – Учитывая, что Ники парень стойкий, едва ли он так уж боится Джеки Биннса с дружками.

– Тогда чего он упирается? Молчит, чтобы не обидеть кого-нибудь из своих корешей? Или ему просто «западло» разговаривать с копами?

– Возможно, и то и другое, – ответила Энни. – А еще его мог запугать кто-нибудь покруче Джеки Биннса.

– Интересное предположение, – заметила Уинсом.

Они некоторое время молча жевали, запивая еду пивом и вином.

– Уинсом, а ты сейчас с кем-нибудь встречаешься? – расправившись с половиной пиццы, спросила Энни.

– He-а. Был один парень из техподдержки, но… с нашими графиками работы особо не разгуляешься, так что ничего не вышло.

– Ты вообще подумываешь выйти замуж, завести детишек?

– Вот еще! Во всяком случае, не сейчас, и уж точно не в ближайшее время. Некогда мне. Ты сама, кстати, как к этому относишься?

– Да когда как, – ответила Энни. – Иногда мечтаю о нормальной семье, а иногда думаю совсем как ты. Но проблема в том, что у моих биологических часов завод скоро кончится, а у тебя впереди еще полно времени.

– А как же… – Уинсом замялась. – Как же инспектор Бэнкс?

– Он ведь влю-бле-е-ен! – закатила глаза Энни и громко расхохоталась. Уинсом тоже рассмеялась.

– Слушай, то, что ты рассказывала про его идеи по делу Хардкасла, это все всерьез? – спросила Уинсом.

– Ну да, – отставив вбок почти пустую тарелку, сказала Энни. – А что?

– Неужели инспектор Бэнкс и впрямь думает, будто спецслужбы натравливали Хардкасла на Сильберта ради какой-то совершенно непонятной правительственной цели?

– Ну, как мне кажется, логика нашего правительства вообще не всегда понятна. И вполне возможно, Бэнкс не так уж и не прав. Но ведь рассказ Ники Хаскелла совершенно меняет все дело.

– Что, правда? Это ты насчет Дерека Ваймена?

– Да. Ты сама подумай. Если он действовал так же, как шекспировский Яго, то служба Сильберта в разведке тут уже точно ни при чем. Скорее всего, Ваймен даже не знал, что Сильберт был шпионом, а если даже и знал, ему-то что с того? А вот если бы Хардкасл благодаря финансовой поддержке Сильберта собрал новую труппу, Ваймен был бы вынужден покинуть свой любимый театр.

– Тогда зачем к Бэнксу приезжал Броун?

– Возможно, на всякий случай? – предположила Энни. – Просто проверить, куда ветер дует. Не могут же они оставить без внимания тот факт, что одного из их людей кто-то прикончил. Наверняка Сильберт знал кучу всяких секретов и проделывал такие трюки, что, если бы это выплыло наружу, став достоянием общества, начальникам спецслужб, а то и кабинету министров, пришлось бы распрощаться со своими креслами. Они запаниковали. В общем-то, довольно естественная реакция.

– Но ты думаешь, что дело все-таки не в этом?

– Пока не знаю. Если именно Ваймен разворошил осиное гнездо, то мотивы у него были сугубо личные. Профессиональная зависть, например. Или месть.

– А может, они с ним… ну… понимаешь, о чем я?

Энни улыбнулась. Стоило разговору зайти о сексе, не важно, «голубом» или традиционном, Уинсом тут же начинала запинаться.

– Ты хочешь сказать, что у них был роман? Точнее, интрижка?

– Ну да, – кивнула Уинсом. – Ваймен и Хардкасл вместе ездили в Лондон. И Ники Хаскелл видел, как они сидели в пабе. Вдвоем.

– Он ведь еще сказал, что Ваймен тогда чем-то расстроил Хардкасла, а потом его утешал. Как раз приемчики из арсенала Яго.

– Они потом могли еще раз встретиться, и тогда-то Ваймен и передал ему флешку с фотками.

– А когда и как Ваймен заполучил фотографии? Он же не мог срываться в Лондон каждый раз, когда туда отправлялся Сильберт. Да и откуда он узнал, где их искать?

– Не представляю, – покачала головой Уинсом. – Все это – лишь предположения. Пытаюсь рассуждать. Ваймен дружил с Хардкаслом и знал, что у его дружка есть квартира в Лондоне. Может, он проследил за Сильбертом и ему повезло застать его с тем мужчиной?

– Ладно. Если Ваймен и Хардкасл были любовниками, то с какой стати Ваймену растравливать ревность Хардкасла, чтобы тот убил сначала Сильберта, а потом и себя?

– Ни с какой. Может, он не рассчитывал на такой исход. Просто надеялся, что Хардкасл бросит Сильберта и будет только с ним.

– Возможно, – согласилась Энни. – Наверное, он не ожидал, что Хардкасл так бурно отреагирует. Ты допила? – спросила она.

– Угу. – Уинсом осушила бокал.

– Давай тогда поболтаем с юным Лиамом. По-моему, он сейчас не очень занят.

Энни окликнула официанта, и тот обернулся. Как только она подошла и вытащила удостоверение, он принял важный вид, но при этом нет-нет да поглядывал на Уинсом. Лиам был застенчив и неловок, со слегка выпученными глазами и толстыми губами. На добродушной физиономии тут же отражались все его мысли. Из этого парня определенно не вышло бы хорошего игрока в покер.

– Давно ты тут? – спросила его Энни.

– С десяти утра, – ответил Лиам.

– Нет, я имею в виду, давно ты тут работаешь?

– А, вы в этом смысле. Извините. Не понял. Полгода. Примерно.

– Значит, это у тебя не первый рабочий день, – протянула Энни.

– Простите?

– Это не важно. – Энни положила на барную стойку снимки Хардкасла и Сильберта. Фотографии Ваймена у Энни не было, к великому ее сожалению. Надо будет потом добыть. – Узнаешь кого-нибудь из этих двух мужчин?

– Вот его. – Лиам тут же ткнул пальцем в снимок Марка Хардкасла. – Это который на днях повесился в лесу. Жуть. Я туда раньше гулять ходил. Там вообще-то здорово, тихо так, никакой суеты. – Он проникновенно глянул на Уинсом. – Можно посидеть спокойно в одиночестве, подумать. Но теперь… эх, теперь уже все не так. Испортил он этот лес. Все пропало.

– Да, жаль, – сказала Энни. – Самоубийцы вообще частенько ни с кем не считаются. – Лиам открыл было рот, чтобы что-то сказать, но она его опередила: – А сюда он не заходил?

– Да, иногда.

– Давно?

– Нет, в этом месяце. Или в конце прошлого, как-то так.

– И часто он сюда в этом месяце заглядывал?

– Я точно не знаю. Два-три раза.

– Один? Или с кем-то еще?

Лиам покраснел:

– С другим мужчиной. – И он довольно точно описал Дерека Ваймена. – Я знаю, что по телику о них говорят, но у нас в пабе ничего такого не бывает. Мы подобные развлечения не поощряем. – И он одарил Уинсом гордым взглядом настоящего альфа-самца. – Они тут ничего не делали.

– Рада слышать, – сказала Энни. – Значит, они просто сидели и пялились в стенку?

– Нет. Я не это хотел сказать. Они обычно заказывали по кружке, иногда две – но никогда больше, – и просто разговаривали.

– Ругались?

– Нет. Но этот, который повесился, Хардкасл, пару раз очень нервничал, а второй мужик его вроде как успокаивал.

То же самое сегодня говорил им с Уинсом Ники Хаскелл, заставший однажды Хардкасла и Ваймена вместе.

– Они всегда были вдвоем или к ним присоединялся кто-нибудь еще? – спросила Энни.

– Нет, в мою смену я никого с ними не замечал.

– Они передавали друг другу что-нибудь, все равно что?

Лиам, чуть наклонявшийся к барной стойке, выпрямился в полный рост, но все равно Уинсом была его выше.

– Никогда. Такое в нашем пабе тоже не приветствуется. Наркота! – Он буквально выплюнул это слово.

– Я в восторге, – заверила его Уинсом, и Лиам снова густо покраснел.

– А фотографии они никогда вдвоем не разглядывали? – спросила Энни, надеясь услышать что-то более существенное, чем от Ники.

– Нет, – ответил Лиам. – Правда, они обычно приходили, когда у нас полно народа, я же за ними специально не следил. Оно мне надо? – Он опять посмотрел на Уинсом засиявшим вдруг взглядом. – Но если понадобится, я буду держать уши на макушке. Ну, если они придут снова. То есть Хардкасл уже, конечно, не придет, он ведь того, помер, но второй, как его там, если придет, я обязательно…

– Все нормально, Лиам, – попыталась успокоить его Энни, хотя парень, похоже, уже забыл о ее существовании. – Едва ли он когда-либо сюда вернется. Большое спасибо тебе за помощь.

– Но ты бы мог еще кое в чем нам помочь. – Уинсом склонилась над барной стойкой, чтобы казаться поменьше ростом и очутиться ближе к Лиаму. – Присматривай, чтобы у вас тут не пили подростки. И чтобы наркотой не торговали. А то про ваш паб уже поступали сигналы. Вот бы нам была подмога… Правда, я бы очень не хотела, чтобы у тебя из-за нас возникли неприятности… – проникновенно произнесла она.

– Ох, нет. То есть да, разумеется. Конечно. Подростки. И наркотики. Я займусь этим, – выпалил Лиам.

Выйдя на улицу, Энни и Уинсом расхохотались.

– «Мы подобные развлечения не поощряем», – передразнила официанта Уинсом. – И откуда он такого набрался?

– А ты молодец, – одобрительно заметила Энни. – У него от одного взгляда на тебя мозги расплавились. Видно, очень ты ему понравилась. Смотри не зевай, не упусти свое счастье.

– Прекрати. – Уинсом ткнула Энни кулаком под ребра.

 

В восемь вечера Бэнкс встретился с Софией в винном баре на Кингс-роуд. Там уже было полно народа, но им удалось найти два свободных табурета у барной стойки.

Это место всегда напоминало Бэнксу об их первой с Софией ночи. Конечно, иствейлский винный бар был куда меньше, проще и дешевле, да и карта вин не впечатляла, но сходство с заведением на Кингс-роуд было все же значительным. Изогнутая стойка черного дерева, зеркало на заднике, бутылки на стеклянных полках, на фоне подсвеченного зеркала, приглушенный верхний свет, хромированные стулья, диваны с подушками, а на черных круглых столах – плавающие свечи в бокалах с лепестками роз.

В тот вечер Бэнкс не мог отвести глаз от оживленного лица Софии. Сам того не заметив, он позабыл про все свои проблемы и, несмотря на привычную настороженность, совершенно растаял. Ее темные глаза, голос, губы, дрожащий свет от свечек, падающий на гладкую кожу… Бэнкс потерял голову и, не утерпев, коснулся ее ладони. В этот же момент он понял, что нахлынувшее чувство останется с ним навсегда, что бы ни произошло. Сегодня он сидел рядом с ней, а не напротив, музыка вокруг гремела так, что они едва слышали друг друга, да и песня звучала другая, не «Не уходи, не оставляй меня одну» в исполнении Мадлен Пейру, но даже сейчас у Бэнкса перехватывало дыхание.

– В общем, он оказался просто чудищем, – сказала София, завершая свой рассказ о сегодняшнем интервью. – Большинство детективщиков – довольно милые ребята, но этот… Приперся с таким видом, будто он второй Толстой, игнорировал все вопросы, разглагольствовал о самобытной, «настоящей» литературе и ныл, что его не номинировали на Букеровскую премию. Ну а уж когда ему напомнили, что он вообще-то автор детективов, его чуть не хватил удар. А еще он постоянно сквернословил! И от него воняло. Бедняга Крис – парень, что брал интервью, – сидел там запертый с ним в крошечной студии.

– Ну и что вы сделали? – рассмеялся Бэнкс.

– Скажем так, – с загадочной улыбкой ответила София. – Хорошо, что один из звукорежиссеров – мой друг. И слава богу, что все это не шло в прямом эфире. И что по радио запахи не передаются, – добавила она и, сделав приличный глоток риохи, закашлялась и похлопала себя по груди. Щеки Софии раскраснелись – как и всегда, когда она была взволнованна. Она нежно ткнула Бэнкса в плечо: – Ну а вы, мистер Супершпион, чем сегодня занимались?

– Тсс, – поднес палец к губам Бэнкс, метнув взгляд на барменшу. – «Не болтай! Не такая уж она и дура!» – вспомнил он свой любимый плакат.

– Думаешь, в бутылке с риохой спрятан жучок? – прошептала София.

– Возможно. После сегодняшних событий я больше ничему не удивляюсь.

– А что у тебя сегодня случилось?

– Ой, да, собственно, ничего.

– Кстати, я хочу больше времени бывать с тобой, или ты весь остаток отпуска потратишь на поиски неведомых теней?

– Надеюсь, что нет.

– Но ведь ты собираешься вести свое таинственное расследование под покровом темноты?

– Обещать, что работать буду строго с девяти до пяти, не могу. Но к ночи все же постараюсь возвращаться.

– Хм-м. Ну ладно, расскажи, что сегодня с тобой стряслось.

– В общем, я поехал в Сент-Джонс-Вуд, в тот дом, возле которого засняли Лоуренса Сильберта в компании неизвестного мужчины всего за неделю до убийства…

Бэнкс подробно описал свой разговор с Эдит и Лестером.

– Честно говоря, у меня было ощущение, что я попал в какой-то затейливый фантастический роман. Или провалился в кроличью нору.

– Спорим, они клялись, что ни разу не уезжали из дома, никого к себе не пускали и знать не знают этих двух с фотографии? – предположила София.

– Точно.

– Типичные северяне. А ты уверен, что ваши компьютерщики не ошиблись, что это снято именно там?

– Абсолютно. Тот самый дом, я это сразу понял.

– Значит, они врут, – подвела итог София. – Это единственное логическое объяснение их поведению. Как ты считаешь?

– Похоже на то. Но почему они лгали?

– Может, их подкупили?

– Возможно, – согласился Бэнкс.

– Или у них там действует подпольный бордель для гомосексуалистов, – подкинула еще одну идею София.

– Это у такого-то божьего одуванчика, как Эдит Таунсенд? В Сент-Джонс-Вуд?

– Ну, всякое бывает.

– А может, они – часть большой схемы, – предположил Бэнкс.

– В каком смысле?

– Вполне возможно, они тоже участвуют в заговоре. В чем бы он ни состоял. – Бэнкс одним махом прикончил коктейль. – Идем где-нибудь поедим, заодно все это и обсудим. Я уже озверел от всех этих шпионов. Голова раскалывается. И жутко хочется есть.

– Кстати. – Отсмеявшись, София протянула руку за сумочкой. – В Брикстон-Академи сегодня играет квартет Уилко Джонсона. Можем пойти, проведу тебя по своему удостоверению.

– Ну что же, – поднявшись, Бэнкс протянул ей руку. – Чего мы ждем? Мы ведь успеем еще съесть по бургеру?

 

 

В четверг София ушла на работу рано, а Бэнкс все стоял под душем, пытаясь окончательно проснуться.

Вчерашний концерт прошел просто замечательно. После него они выпили по бокалу с друзьями Софии, засиделись за разговорами и домой вернулись поздно. Хорошо еще, Бэнкс не забыл поставить на зарядку новый мобильник. После душа он собирался одеться, выпить кофе и позвонить Энни, сообщить свой новый номер.

Бэнкс пока не решил, стоит ли ему снова ехать к Таунсендам. Наверное, нет. Какой смысл? Правда, сегодня молчаливый мистер Таунсенд будет на работе. И в отсутствие супруга Эдит может оказаться более разговорчивой. А может и полицию с испугу вызвать, увидев, что Бэнкс снова топчется у нее на крыльце.

Если Таунсенды причастны к этой истории, значит, они и сами имеют отношение к разведке. Вероятно, дом супругов – нечто вроде «явочного пункта», кого-то они там укрывают, за что им правительство, разумеется, платит. И значит, Бэнксу у них ничего не выведать. Ну а если у них устроен элитный бордель для гомосексуалистов (как предположила София), то – опять же – старики обязаны держать язык за зубами. Похоже, Чарльз-лейн и впрямь оказалась тупиком для расследования.

Бэнкса утешало лишь одно: скорее всего, то, что произошло в доме на Чарльз-лейн, не имело особого значения. Важно лишь то, что Сильберт встречался с тем мужчиной и их обоих запечатлели на фотографиях, которые потом оказались у Марка Хардкасла. И тут уже возможны два варианта: либо он все неправильно истолковал, либо попал в самую точку. В этом деле куда важнее было установить личность фотографа, чем таинственного спутника Сильберта.

Вытираясь и одеваясь, Бэнкс, сам не зная почему, принялся напевать битловское «Норвежское дерево». Ему вдруг послышалась какая-то возня у двери, но, распахнув ее, он никого не обнаружил. Озадаченный, Бэнкс вернулся на кухню. Слава богу, София оставила ему в кофейнике кофе! Он налил себе чашечку, забросил в тостер кусочек хлеба из непросеянной муки и устроился на барном табурете.

Кухня была маленькая, тем более для такой заядлой кулинарки, как София, но удобная и современная. С рейлингов над столешницами свисали разнообразные кастрюльки, сковородки и множество кухонных аксессуаров, начиная с набора ножей от «Хенкеля» и мощного миксера и заканчивая дешевым пластиковым пилером для чистки морковки – одним из тех, что надеваются на палец, как кольцо. Рядом тускло поблескивала газовая плита из матированной стали.

В тостере подпрыгнул кусочек хлеба, и Бэнкс, намазав его маслом и грейпфрутовым джемом, принялся просматривать утренний выпуск «Индепендент», который София оставила на столе. Дело Хардкасла – Сильберта даже не упоминалось и, судя по всему, уже не вызывало у газетчиков никакого интереса. Зато вот Эми Уайнхаус^[8] опять вляпалась в историю с наркотиками. Бэнксу было ее жаль. Опять все будут говорить о ее зависимости, а не о потрясающем таланте. Зато так о ней узнает куда больше народу. У Билли Холлидей ведь были похожие проблемы. Правда, она все-таки лечилась. Но даже несмотря на зависимость, песни она писала удивительные, а как пела… Что и говорить, у музыкантов частенько возникают проблемы с наркотиками, поэтому Бэнкс очень боялся за своего сына Брайана, как бы не сорвался парень. Единственным же известным ему наркоманом среди детективов был Шерлок Холмс, и ведь здорово справлялся со своей работой. Жаль, что он всего лишь выдуманный персонаж.

Закрыв газету, Бэнкс отложил ее в сторонку. Надо прикинуть, чем сегодня заняться. Самое главное: ему необходимы любые сведения о Лоуренсе Сильберте, а их добыть совсем непросто. Отец Софии пересекался с Сильбертом в середине восьмидесятых в Бонне. Сильберту тогда было около сорока. Он и в шестьдесят был мужчина хоть куда, а тогда, вероятно, находился в самой лучшей своей поре. И чем он занимался в Германии? Наверное, тем же, чем тогда занимались все работники спецслужб, – помогал перебежчикам перебраться через Берлинскую стену, внедрялся в страны Восточного блока, вызнавал, какие достижения появились в науке, промышленности и военном оснащении, что изменилось в политике. Возможно, иногда он даже был тайным киллером. Тогда политика представляла собой спутанный клубок из шпионажа и контршпионажа, в котором барахтались агенты, иногда двойные, а то и тройные. Человек со стороны никогда не смог бы внедриться в эту веселую компанию – просто не понял бы, с чего начинать.

Кроме того, огромное количество тогдашних архивов утеряно и уничтожено. В наше время лишь немцы активно пытаются восстановить старые документы Штази. Они даже разработали компьютерную программу, которая в считаные секунды собирает головоломку из уничтоженных бумаг. А все остальные предпочли выкинуть из памяти прежние грязные делишки.

Поразмыслив, Бэнкс выбрал, с чего ему начать.

Помыв за собой посуду и убедившись, что кофеварка выключена, а в портфеле лежат все нужные ему документы, Бэнкс направился к выходу. Проверив сигнализацию, он вышел на улицу и, добравшись до Кингс-роуд, свернул налево, к Слоун-сквер и станции метро, в который уже раз разозлившись, что с нее можно попасть лишь на кольцевую и на линию Дистрикт. Значит, ему придется либо топать до самой Бейкер-стрит или делать две пересадки: на станции «Виктория» и на «Грин-парк».

Впрочем, спешить ему было некуда. Да и до Свисс-Коттеджа ехать недолго, так что вскоре он узнает, живет ли там еще Лео Вествуд, бывший возлюбленный Лоуренса Сильберта.

 

Энни нередко захаживала в кабинет суперинтенданта Жервез, и когда та пригласила ее на чашечку чая, немедленно согласилась. Последний раз, когда Энни сидела на стуле для посетителей, на нее лился нескончаемый поток одновременно лести и ругани – а все из-за финальной точки в ее последнем расследовании. Начальницу можно было понять. То, что дело раскрыли, – очень хорошо. То, что в качестве аргументов фигурировала парочка трупов, – очень нехорошо. В конечном итоге Энни повезло, и ей удалось закончить расследование, не получив серьезных обвинений в несостоятельности избранной версии. Возможно, Жервез просто пожалела едва оправившуюся от нервного срыва подчиненную. Правда, на Жервез это было совсем не похоже. В общем и целом Энни считала, что все по справедливости, что это не просто поблажка.

– Как дела? – спросила Жервез, пока они ждали чай. – Отличная прическа. Очень вам идет.

– Спасибо, мэм, – ответила Энни. – У меня все в порядке.

А что еще она могла ответить? Да у нее и впрямь все было нормально. Скучновато, но нормально.

– Очень хорошо. Прекрасно. Ужасная история у вас там в Истсайд-Истейте. Есть хоть какой-то просвет? Кстати, что вы думаете по поводу Джеки Биннса?

– Дремучий малый, – ответила Энни. – А вот Ники Хаскелл вообще-то довольно умный парень, это видно, когда пробьешься сквозь его выпендреж и наносную крутизну. Несмотря на отвращение к учебе, из него, может, что-нибудь да выйдет. В отличие от Биннса.

– Инспектор Кэббот, вам не кажется, что это не очень вежливо – так грубо отзываться об одном из жителей нашего округа? Тем более о том, кого так обидела жизнь?

– Грубость совершенно неприемлема, мэм, тут я с вами согласна, – с улыбкой ответила Энни. – Просто я полагаюсь на чутье, чутье опытного копа.

– Как думаете, это он причастен?

– К нападению на Донни Мура? – уточнила Энни.

– Именно это я имею в виду.

– Не уверена. Лично мне так не кажется. Мы обсудили это с сержантом Джекмен, и обе пришли к выводу, что Хаскелл чего-то боится. Вряд ли Биннс мог так его напугать. Они ведь давние знакомые. Относятся друг к другу без восторга, но с уважением. Бывали между ними стычки, но кидаться с ножом на парня вроде Донни Мура Биннс бы не стал. Не то чтобы он такой благородный, просто…

–…это не в его характере, – подсказала Жервез.

– Именно.

– А кто вообще говорит, что это сделал Биннс?

– Никто. В этом-то и закавыка. Мы пытаемся добиться хоть каких-то показаний, но все без толку. Но никто не сомневается, что именно Биннс – лидер южной банды. Возможно, Биннсу показалось, что Хаскелл и Мур пытаются занять его территорию, и он решил, что имеет полное право на ответные действия. Кстати, он мог приказать кому-нибудь из своих подопечных напасть на Мура. Но как бы то ни было, вроде никто ничего такого не видел в тот вечер.

– А если не Биннс, то кто?

– Понятия не имею, мэм. Но мы продолжаем расследование. Хорошо хоть пока других нападений не было.

– Это верно, – согласилась Жервез. – Туристов пугать нам совсем ни к чему, верно?

– Едва ли туристы что-то слышали о квартале Истсайд-Истейт, – заметила Энни. – Разве что попавшие туда по ошибке, вроде Пакстонов. А эти бедняги еще не скоро забудут свою поездку.

– Все равно, нельзя допускать, чтобы бандитские разборки докатились до центра города. У нас там и так уже хватает проблем – пьянство, к примеру. По выходным от алкашей просто спасу нет.

Спасу действительно не было никакого. Месяца три назад перебравшую здорово девушку изнасиловали и потом убили, но даже после этого кошмара пить меньше молодежь не стала. У подростков даже появился новый тест на крутость – пройти вечером по Лабиринту, по этим темным переулкам рядом с рыночной площадью. Именно там убили несчастную девчонку. К счастью, полиции удалось быстро задержать убийцу, и пока подобное не повторялось.

Им принесли чай и печенье. Жервез разлила чай по чашкам, добавила в свой молоко и сахар и передала чашку и молочник Энни. Та взяла себе еще и печенье.

– Это замечательно, что вы держите ситуацию под контролем, – отметила Жервез. – Но я хотела с вами поговорить о другом.

– Да, мэм?

– Как вы знаете, старший инспектор Бэнкс внял моему совету и взял несколько дней отпуска.

– Заслужённого отпуска.

– Безусловно. Но у меня такое ощущение, что стопроцентного понимания мы с ним так и не достигли. Я имею в виду предыдущее дело.

– По-моему, понять на сто процентов другого человека вообще невозможно, – заметила Энни.

– Ох, инспектор Кэббот, оставим философские рассуждения. Надеетесь, что сумеете таким образом перевести разговор?

– Извините, мэм.

– Не за что. – Оттопырив мизинец, Жервез подняла чашку и сделала крошечный глоток. – Вы ведь поняли, о чем я? – спросила она, ставя чашку на стол.

– О расследовании убийств Хардкасла и Сильберта.

– Верно. Именно об этих двух раскрытых убийствах я и говорю. Что может быть лучше для отчетности, чем два раскрытых убийства? Да и начальник полиции доволен.

– Мэм, что же вы хотите у меня узнать?

– Ваше мнение.

– По поводу чего? Дела?

– Нет. Никакого дела уже нет. Я про инспектора Бэнкса.

– Ну, – начала Энни, – у него новая возлюбленная, и в прошлые выходные его вызвали на работу. А у них сорвались совместные планы. Наверное, он хочет наверстать. Восполнить нанесенный ущерб, так сказать. Может, отвезет ее на денек-другой к морю или еще куда.

– К морю, говорите?

– Да, мэм.

– Чушь собачья, инспектор Кэббот. Между прочим, Бэнкс на днях расспрашивал пожилую пару. Вы, наверное, удивлены? Неких Таунсендов, живущих в Сент-Джонс-Вуд. Как только он отбыл, старички позвонили в полицию. Он их напугал до чертиков. Показал им удостоверение, и они запомнили, как его зовут. Местные копы в претензии – вообще-то Бэнкс обязан был уведомить их о своих намерениях.

– Нет, мэм, я не удивлена. Но я ничего этого не знала.

– Так что вы на это скажете, инспектор Кэббот? Насколько мне известно, рядом с Сент-Джонс-Вуд никакого моря нет.

– Я выражалась фигурально, мэм, – ответила Энни. – Подруга инспектора Бэнкса живет в Лондоне. Возможно, – начала она, но тут раздался звонок ее мобильного. Недавно она сменила сигнал – теперь вместо «Богемской рапсодии» группы «Квин» телефон издавал обычный звон. Энни, как никогда, обрадовалась, что ее прервали.

– Ответьте, – велела Жервез. – Вдруг что-то важное.

Энни подчинилась. В трубке раздался голос Бэнкса.

– Извини, – выпалила Энни, – я сейчас не могу говорить. У меня встреча.

– Жервез?

– Да, верно.

– Она что, в курсе?

– Думаю, я все успею, Уинсом. Пока! – Энни спешно свернула разговор.

– Сержант Джекмен? – уточнила Жервез.

– Да, мэм. Мы с ней собрались сходить в школу, поговорить с учителями Ники Хаскелла.

Они с Уинсом действительно собрались нанести туда визит, так что Энни не считала, что нагло врет. Просто немножко перетасовывает события. В школу ведь она точно отправится – сразу после беседы с Жервез.

– Надо же, а я подумала, это инспектор Бэнкс.

– Нет, мэм. Говорю же вам, он отдыхает.

– Странно он проводит отпуск. Рыщет всюду, допрашивает кого ни попадя. – Жервез положила на стол ладони. – Энни, инспектор Бэнкс очень мне симпатичен. Честно. Я очень уважаю его, прекрасный специалист, и мне будет чертовски жаль, если ему придется уйти. Мне сложновато порой налаживать с ним контакт, но вы-то – другое дело. Даже не знаю как, но вы всегда находите с ним общий язык.

– Я не…

Жервез махнула рукой:

– Пожалуйста, не перебивайте. Мне и самой сложившаяся ситуация весьма неприятна. Дело Хардкасла – Сильберта с точки зрения криминалистики оказалось элементарным. Один убил другого, потом покончил с собой. Однако не все так просто. Понимаете, тут замешаны определенные люди, которые тесно связаны со спецслужбами и, скажу прямо, с самим начальником полиции. Мне звонили с самого верха и настоятельно рекомендовали прекратить всякие расследования. Ни я, ни начальник полиции не можем ручаться за последствия, которые станут возможными, если кто-нибудь из наших подчиненных по глупости своей вздумает продолжить расследование. Вы понимаете, о чем я?