Или ЗАРИСОВКА О ПАРИЖЕ
Ах, милый Ваня! Я гуляю по Парижу — И то, что слышу, и то, что вижу, — Пишу в блокнотик, впечатлениям вдогонку: Когда состарюсь – издам книжонку
Про то, что, Ваня, мы с тобой в Париже Нужны – как в бане пассатижи.
Все эмигранты тут второго поколенья — От них сплошные недоразуменья: Они всё путают – и имя, и названья, — И ты бы, Ваня, у них был – «Ванья».
А в общем, Ваня, мы с тобой в Париже Нужны – как в русской бане лыжи!
Я сам завел с француженкою шашни. Мои друзья теперь – и Пьер, и Жан. Уже плевал я с Эйфелевой башни На головы беспечных парижан!
Проникновенье наше по планете Особенно заметно вдалеке: В общественном парижском туалете Есть надписи на русском языке!
1978
КОНЕЦ «ОХОТЫ НА ВОЛКОВ», Или ОХОТА С ВЕРТОЛЕТОВ
Михаилу Шемякину
Словно бритва рассвет полоснул по глазам, Отворились курки, как волшебный сезам, Появились стрелки, на помине легки, — И взлетели стрекозы с протухшей реки, И потеха пошла – в две руки, в две руки!
Вы легли на живот и убрали клыки. Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки, Чуял волчие ямы подушками лап; Тот, кого даже пуля догнать не могла б, — Тоже в страхе взопрел и прилег – и ослаб.
Чтобы жизнь улыбалась волкам – не слыхал, — Зря мы любим ее, однолюбы. Вот у смерти – красивый широкий оскал И здоровые, крепкие зубы.
Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу — Псам еще не намылены холки! Но – на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки!
Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав, К небесам удивленные морды задрав: Либо с неба возмездье на нас пролилось, Либо света конец – и в мозгах перекос, — Только били нас в рост из железных стрекоз.
Кровью вымокли мы под свинцовым дождем — И смирились, решив: все равно не уйдем! Животами горячими плавили снег. Эту бойню затеял не Бог – человек: Улетающим – влет, убегающим – в бег…
Свора псов, ты со стаей моей не вяжись, В равной сваре – за нами удача. Волки мы – хороша наша волчая жизнь, Вы собаки – и смерть вам собачья!
Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу — Чтобы в корне пресечь кривотолки! Но – на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки!
К лесу – там хоть немногих из вас сберегу! К лесу, волки, – труднее убить на бегу! Уносите же ноги, спасайте щенков! Я мечусь на глазах полупьяных стрелков И скликаю заблудшие души волков.
Те, кто жив, затаились на том берегу. Что могу я один? Ничего не могу! Отказали глаза, притупилось чутье… Где вы, волки, былое лесное зверье, Где же ты, желтоглазое племя мое?!
…Я живу, но теперь окружают меня Звери, волчьих не знавшие кличей, — Это псы, отдаленная наша родня, Мы их раньше считали добычей.
Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу — Обнажаю гнилые осколки. Но – на татуированном кровью снегу Тает роспись: мы больше не волки!
1978
ПОЖАРЫ
Пожары над страной все выше, жарче, веселей, Их отблески плясали в два притопа три прихлопа, — Но вот Судьба и Время пересели на коней, А там – в галоп, под пули в лоб, — И мир ударило в озноб От этого галопа.
Шальные пули злы, слепы и бестолковы, А мы летели вскачь – они за нами влет, — Расковывались кони – и горячие подковы Летели в пыль – на счастье тем, кто их потом найдет.
Увертливы поводья, словно угри, И спутаны и волосы, и мысли на бегу, — А ветер дул – и расплетал нам кудри И распрямлял извилины в мозгу.
Ни бегство от огня, ни страх погони – ни при чем, А Время подскакало, и Фортуна улыбалась, — И сабли седоков скрестились с солнечным лучом, — Седок – поэт, а конь – пегас. Пожар померк, потом погас, — А скачка разгоралась.
Еще не видел свет подобного аллюра — Копыта били дробь, трезвонила капель. Помешанная на крови слепая пуля-дура Прозрела, поумнела вдруг – и чаще била в цель.
И кто кого – азартней перепляса, И кто скорее – в этой скачке опоздавших нет, — А ветер дул, с костей сдувая мясо И радуя прохладою скелет.
Удача впереди и исцеление больным, — Впервые скачет Время напрямую – не по кругу, Обещанное завтра будет горьким и хмельным… Легко скакать, врага видать, И друга тоже – благодать! Судьба летит по лугу!
Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули — Замешкалась она, забыв махнуть косой, — Уже не догоняли нас и отставали пули… Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?!
Пел ветер все печальнее и глуше, Навылет Время ранено, досталось и Судьбе. Ветра и кони – и тела, и души Убитых – выносили на себе.
1978
|