Переходя от музыкальных инструментов к самой музыке, мы должны отметить не менее поразительную разницу между искусством древних греков и современных народов.

Прежде всего в греческой музыке почти не применялась гармония. Это не значит, что греки не знали и даже не пользовались на практике аккордами; некоторые аккорды они знали и употребляли. Но эта гармония отличалась крайней ограниченностью и упрощенностью. Она слегка проявлялась в аккомпанементе и совершенно отсутствовала в самом пении.

Единственный аккорд, который, по-видимому, допускался греками, носил у них название антифонии, т. е. октавы. Эту антифонию, казавшуюся грекам самым прекрасным из всех аккордов, образовывали соединенные в одном хоре мужские и женские или детские голоса. Надо заметить, что нам трудно судить об этом пении: то, с. 283 что они находили благородным, кажется нам грубым. Их музыкальный вкус создавался под давлением таких религиозных и нравственных понятий, привычек ума и воображения, которые чужды нам. В музыке, как и во всем другом, они любили ясность и спокойствие, скорее чистоту тона, чем богатство колоратуры.

Они пели обыкновенно в унисон; если же вводили аккорд, то только самый простой и ясный. Грекам были приятны отчетливые впечатления, которые они предпочитали и с точки зрения художественной, и как моралисты; они как бы питали страх к слишком богатой и слишком чувствительной мелодии, которая казалась им сладострастной и недостаточно мужественной.

Кифара и флейта.

Тем не менее в инструментальной музыке они предоставляли гармонии несколько больше места. К антифонии они прибавили симфонию, к аккорду в октаву — аккорд в кварту и квинту, а может быть, и несколько других. Эти аккорды создавались иногда при созвучии различных инструментов, чаще — инструментов и голосов. Но все это отличалось еще большой простотой и было только робкими попытками на таком пути, с. 284 который мало соответствовал самому духу древности и по которому греки следовали лишь с большими колебаниями. В древнегреческих текстах, дающих нам сведения относительно употребления известных аккордов, выказывается в то же время решительное предпочтение более строгой красоте унисона.

Эта простота обнаруживается также и в мелодии. Окончательное признание октавы произошло у греков в очень позднее время, изобретение семиструнной лиры также не было особенно древним. Тем не менее, греков приводили в восторг их простенькие арии. Они заключали в себе для них не только живое очарование, но оказывали на их души крайне разнообразное действие и могучее влияние. Древние авторы постоянно обсуждают вопрос о спокойной красоте дорического лада, нежности лидийского, гордой энергии эолийского и патетическом характере фригийского…

Оригинальность этих разнообразных ладов состояла не только в заключительной ноте их мелодий, но и в известных каденцах¹² и мотивах, свойственных странам, откуда произошли те или иные лады; впоследствии эти каденцы слились с гаммами, которые первоначально служили для их выполнения. Все это теперь ускользает от нас. Наши музыканты удивляются, что дорический лад, соответствующий нашему минорному тону, почитался за его твердую и мужественную важность. Может быть, такое различие суждений сильно зависит от изменения нравственных понятий; то, что греки разумели под мужественным тоном, разумеется, не вполне соответствовало понятию, вызываемому в нас этими самыми словами.

(A. Croiset. La Poésie de Pindare, стр. 72—83).