Часть первая ГИПЕРИОН

Засим начинаются [информация для служебного пользования] показания [информация для служебного пользования] Гипериона из Кастиана, переписанные рукой писца Элрека [информация для служебного пользования] под присягой. В год [информация для служебного пользования] Вечного правления Его Величества Императора Человечества.

Глава первая КАЗНЬ Имперская дата: М41.444

I

Говорят, Фенрис взращивает холодные души.

Я не знал, насколько эта пафосная фраза была поэтической вольностью, но заледеневший мир действительно оставлял нечто холодное в крови своих сынов и дочерей. К добру ли, к худу ли, все мы дети своих родных миров.

Анника несла бремя власти с поразительной легкостью. Я никогда не мог похвастаться красивым слогом, как мои собратья, поэтому описать ее мне будет непросто. Галео выразился бы лучше: она пользовалась властью бережливо, словно знала, что любому ее слову тотчас подчинятся.

В ночь, когда мы ступили на Хет, я вновь услышал его мысли, пока наблюдал за Анникой. Пассивным восприятием Галео читал мой разум, мягко касаясь чувств в поисках угасающих следов того, свидетелем чему я стал. Он оказался достаточно близко ко мне, чтобы я также смог почувствовать его поверхностные мысли.

Из всех моих братьев Галео был наименее навязчивым. Я позволил ему задержаться в своем разуме, чтобы он увидел то же, что и я.

Анника была высокой, но это едва ли могло кого-то удивить. Ее мир порождал статных и сильных людей, и она не была исключением. Темный каскад ее гривы был необычным для Фенриса — длинные волосы, похожие на смолянисто-черный шелк, были аккуратно заплетены в косу, струившуюся по плечу. При взгляде на ее светлую кожу вспоминались заснеженные скалы, а не мертвенная бледность чахоточного больного.

Ее взгляд глубокой синевы заставлял людей чувствовать себя неуютно. У меня этот цвет ассоциировался только с одним явлением — штормовыми сезонами родного мира. Криовулканы Титана выдыхали жидкий аммиак и азот, а при низкой гравитации эти выбросы превращались в заледеневшие кристаллы, которые просто повисали в воздухе. Те, что не выпадали с осадками на скалы, продолжали дрейфовать в атмосфере и за ее пределами. Радужка глаз Анники словно была высечена из этих кристаллов — такое же прозрачное стекло, в ночи приобретавшее цвет небесной синевы.

Само собой, они искусственные. Несмотря на чье-то мастерство, сотворившее их почти совершенным подобием человеческих глаз, я слышал тихое пощелкивание всякий раз, когда она использовала биооптику, делая очередной пикт. Мне всегда было интересно, сама ли она выбрала этот нечеловеческий цвет.

Поговорить нам удавалось нечасто, поэтому возможности спросить мне так и не представилось.

Она уже не одевалась как дева-воин со своего родного мира, предпочитая костюмы и форму, как многие представители высшей имперской власти. И все же кое-какие следы ее происхождения остались — на поясе она носила архаичный бронзовый топор с рукоятью из белого дерева, лезвие которого покрывали пятна зеленой патины. На мой взгляд, это смотрелось несколько наигранно, хотя она заявляла, что раньше ей приходилось использовать оружие по прямому назначению. Но я никогда не пытался читать между строк, докапываясь до правды.

За спиной у нее висел болтер, и каждый раз, когда я его видел, не мог скрыть удивления. Размер оружия не был приспособлен для человека. У нее был болт-пистолет массореактивного калибра, модель Мк Vb «Годвин», который выглядел настоящей пушкой в ее обтянутых перчатками руках. Оружие представляло собой подлинное произведение искусства — мастер редкого таланта покрыл стальной сплав заостренными кретацианскими рунами цвета состаренного золота.

Это порождало новые вопросы. Я знал три диалекта кретацианского готика, который был одним из шестисот диалектов базового готика Империума, которые я постигал в ходе обучения. Оружие изготовлено по спецзаказу, в этом не приходилось сомневаться. Текст на болтере повествовал о неких совместных с орденом Расчленителей деяниях, называвшим Кретацию — родным миром, но оставалось лишь гадать, о каких именно.

Оружие, чудовищно огромное в изящных человеческих руках, могло использоваться лишь благодаря ряду суспензоров размером с ноготь, закрепленных вдоль ствола. Редкие антигравитационные монетки — три крошечных наперстка из бронзы — поддерживали болтер, играя роль противовесов.

Она носила оружие на толстом кожаном ремне.

— Лорд-регент, — произнесла Анника, не удосужившись даже улыбнуться. — Нам следует поговорить.

Имперский регент Хета кивнул. На его лице было застыло снисходительное выражение, словно он имел полное право отказать ей.

— Да, инквизитор. Действительно, следует.

Его тучность была почти гротескной. По моим подсчетам, жить ему оставалось не больше тридцати секунд.

II

Хет ничем не отличался от десятка тысяч других миров.

Обитаемый, с индустриальными городами, окутанными серым лязгающим туманом, он не претендовал на лавры мира-кузницы, равно как не мог похвастаться значительными человеческими ресурсами мира-улья. Хет исправно выплачивал имперскую десятину звонкой монетой и торговал со столицей субсектора. Откуда в свою очередь десятина переправлялась в центр сектора и теоретически — в закрома Святой Терры. Последнее основание Имперской Гвардии состоялось здесь одиннадцать лет назад, пополнив военную машину двумястами тысячами свежеиспеченных гвардейцев, составившими Хетский шестнадцатый стрелковый полк.

Само название полка было куда менее официальным и непристойно биологическим. Не вижу повода включать его в архив.

Хет имел собственные колонии на двух ближних спутниках, богатых полезными ископаемыми, а также содержал постоянный гарнизон численностью в миллион человек. Силы планетарной обороны Хета представляли собой стандартную смесь из бывших гвардейцев-ветеранов и кадровых солдат, объединенных с незначительным числом добровольцев, которые только и умели, что заряжать оружие и стоять навытяжку. Хотя в случае вторжения именно этот миллион должен был грудью встать на защиту планеты. Немалое число. Подавляющая численность нередко могла помочь там, где опыт оказывался бессилен.

Небеса также были неплохо защищены. На орбите планеты вращалось тридцать семь орудийных платформ, и Хет зачастую служил пунктом снабжения для патрулей имперского Военно-космического флота.

Любой враг, атаковавший Хет, ввязался бы в продолжительную, тяжелую борьбу за свержение прекрасно защищенного правительства. Для сил, подобных Имперской Гвардии, это стало бы неразрешимой задачей. И даже силы, подобные космическим десантникам, не смогли бы гарантировать легкую или быструю победу.

Сложной инфраструктурой Хета управлял имперский регент. В отличие от многих миров Империума, находившихся под началом лорда-губернатора или военного губернатора, имперский регент являлся духовным чином и к тому же временным. Этот титул даровался человеку, которому предстояло управлять миром в отсутствие Бога-Императора Человечества.

Оригинально.

Но кое в чем Хет разительно отличался от десяти тысяч других имперских миров. Эти миры были лояльными. Хет — нет.

В великом государстве, которое люди создали среди звезд, отклонение от нормы, диссидентство и отступничество едва ли можно было считать редкостью, но взбунтовавшийся мир — без явных признаков скверны — в самом сердце Империума… Это было более чем странно. Хет превратился в проблему, правительство коррумпировано насквозь, зараза грозила перекинуться на остальные слои общества. После этого деградацию уже не удастся сдержать. Я узнал все это после изучения краткой вводной от Инквизиции на пути к планете. Мрачное чтиво.

У Империума оставалось два выхода. Первый — дождаться явных доказательств мятежа и объявить крестовый поход, чтобы вернуть мир в лоно Империума. Второй — вырезать раковую опухоль из сердца планеты до того, как она затронет все население.

Инквизитор Анника Ярлсдоттир из Ордо Маллеус сделала выбор от имени Императора, ибо обладала подобным правом. Она готовила нас для третьего варианта в операциях подобного рода, памятуя древнюю истину: лучший способ победить в войне — нанести удар раньше, чем враг успеет сделать первый выстрел.

III

Имперский регент улыбнулся Аннике.

Он ухмыльнулся, излучая практически осязаемую ауру уверенности. Конечно, я и раньше наблюдал подобное. Так происходило всегда, когда они не подозревали о нашем присутствии. Регент видел только Аннику с ее свитой, явно не ожидавшей нападения.

Члены команды стояли у инквизитора за спиной, не приближаясь к возвышению. Первым был Дарфорд, высокий мужчина с аккуратно подстриженными усами и бородкой, в черной парадной форме, украшенной серебряными эполетами от воротника до плеча. Его образ казался каким-то незавершенным без оружия, хотя в помещении оно было бы бесполезным. Мне стало интересно, где Дарфорд его оставил и чувствует ли он себя так же, как выглядит. Легкое прикосновение к его мыслям дало бы мне нужный ответ, но сейчас едва ли подходящее время для таких пустяков.

Рядом с ним стояла Кхатан. Ее золотистые глаза смотрели с прищуром, в их глубине читалось неудовольствие. Она была одета в шкуры, через плечо привычно перекинуто копье. Всякий раз, когда Кхатан оказывалась под крышей, она становилась похожа на загнанного в угол зверя в дредах. Мне не нужно было читать ее мысли, чтобы знать, что она испытывает скорее раздражение, чем страх. Кхатан всегда жаждала открытого неба. Она никогда не говорила об этом, но кошмары, мучившие ее во время долгих космических перелетов, были чрезвычайно яркими и малоприятными. В своих снах она всегда попадала в ловушку, всегда задыхалась, пытаясь вдохнуть несуществующий воздух.

Василла, с ног до головы облаченная в черное, пришла сюда не сражаться. Под ее глазом красовалась вытатуированная лилия, словно красная чернильная слеза. Ее лицо обрамляли короткие волосы цвета красного дерева. Ей нельзя было дать больше семнадцати, хотя даже в этом я сомневался. Я не слишком хорошо разбирался в человеческом возрасте, но Василла находилась на пороге между девочкой и женщиной.

Как и Дарфорд, она была безоружна. Но, в отличие от утонченного мордианца, это ее нисколько не беспокоило. В отсутствии болтающихся за спиной баков с прометием и огнеметной установки в маленьких кулачках она сцепила свободные руки над животом и переплела пальцы словно в молитве.

Гарвен Меррик не расстался с громоздким дробовиком, переброшенным на спину. Все просьбы разоружиться им игнорировались, даже когда приказ ему отдавала сама госпожа. Он носил свои исцарапанные, перекошенные доспехи арбитра, на которых не осталось знаков различия, только погнутая медная аквила на нагруднике. Если Дарфорд открыто и с гордостью демонстрировал свою былую принадлежность к армии, то Меррик представлял собой его малопривлекательную противоположность. Он до сих пор не отказался от своих старых доспехов только потому, что те были надежными, удобными и привычными. Бывший арбитр удалил с панциря все следы своей прошлой жизни в качестве стража порядка. У его ноги неподвижно застыл кибермастиф, в холке достававший Меррику до бедра. Затянутыми в перчатку пальцами Меррик почесывал за заостренными сенсорными узлами, которые служили кибернетическому псу ушами.

Грешник был последним. Кловон, лицо которого представляло собой месиво из старых шрамов, перекрытых татуировками аквил, был куда смертоноснее с картами, нежели с пистолетом на бедре и перевязью с метательными ножами на груди. Не в первый раз я удивился тому, что инквизитор терпит его. Отвратное создание.

Анника вздернула подбородок, наверное, не подозревая, что напоминает сейчас норовистую лошадь. Холод кристаллических глаз делал ее взгляд еще более сердитым. По правде говоря, это властное и свирепое выражение красноречивее всяких слов говорило о ее характере. Пару раз под таким взглядом приходилось стоять и мне.

Регент продолжал улыбаться.

— Мы приветствуем вас при нашем дворе, — сказал он, протянув ей перстень для поцелуя.

Анника не сдвинулась с места, стройная и гордая, настоящая дочь Фенриса и агент Священной Инквизиции. Я ощутил, как разрастается в ней гнев. Регент совершил огромную ошибку, хотя это было уже не важно.

— А предыдущий инквизитор? — Голос Анники походил на недовольное урчанье. — Его вы приветствовали так же?

В толпе придворных раздались смешки, словно она сказала что-то очень остроумное. Ее неудовольствие становилось все горячее и сильнее. Я чувствовал, как ей хочется схватить болтер и положить конец фарсу, но пока перевес сил был не в ее пользу.

Даже для дворца планетарного губернатора регентские палаты были чересчур роскошными, их пышность граничила с карикатурностью. У стропил тронного зала порхали псайбер-херувимы со стягами из белого шелка, восхвалявшими святость регента и победы далеких Хетских полков Имперской Гвардии, одержанных во многих войнах. Выращенные в чанах клонированные младенцы летали на антигравитационных ангельских крылышках из белого железа, хихикая или монотонно жужжа при обмене данными и время от времени запевая хором. Отвратительные украшения. Я считаю, что подобные создания — гнусная и богохульная растрата ресурсов. Разве человечеству приличествует разводить бездушные подобия истинной жизни? Конечно нет.

По обе стороны от расстеленного на полу красного ковра выстроилась почетная стража из мраморных статуй, каждая из которых представляла собой закованное в доспехи и вооруженное изображение одного из правителей прошлого, которые пальцем не пошевелили, не говоря уже о том, чтобы поднять меч, для защиты своего мира. Династия, увековеченная в камне, гордо взирала на толпу придворных.

Трон регента, очевидно, был создан мастером, вдохновлявшимся картинами художников, фантазирующих в жанре «я своими глазами видел Золотой Трон Императора!» Этот выживший из ума мебельщик явно старался. Украшенные витиеватым орнаментом широкие подлокотники крепились к изогнутой высоченной спинке, сам трон покоился на двенадцати пузатых ножках. На мгновение мне стало любопытно, какому разуму подобное могло показаться красивым. Никакие слои позолоты не могли спасти этот уродливый предмет, олицетворявший богатства планеты. Сейчас он был зримым воплощением абсурда, охраняемым стражами регента и возвышающимся над океаном придворных, переливающимся всеми оттенками красного.

— Моя дорогая… — начал было регент.

Его шелковые одеяния натянулась, с трудом сдерживая телеса. Я никогда не понимал людей, позволяющих себе лишний вес. Пусть человек не мог бороться с возрастом без денег и ювенант-медицины, но можно ведь бороться с собственной ленью. Порочное тело — порождение слабого разума.

— Вы будете обращаться ко мне «инквизитор Ярлсдоттир», — отрезала Анника. Из толпы прихвостней опять послышались смешки.

— Инквизитор Ярлсдоттир, — в очередной раз улыбнувшись, согласился регент. От него не скрылось то, что ее злят подобные насмешки. Даже не прикасаясь к его разуму, я заметил в его глазах блеск догадки. — Мы с превеликой радостью узнали о вашем прибытии. Полагаю, вам пришлось по душе пребывание на нашем мире? Сезон урожая — час воздания хвалы Императору. Скажите мне, инквизитор, слышали ли вы гимны, которые доносятся из храмового района? Разве сии звуки не способны ублажить всякую душу?

— Я получила последнее астропатическое сообщение от инквизитора Келмана. — Анника медленно обвела взглядом весь зал. — Я здесь от имени Его Священнейшего Величества, дабы исполнить волю Его Священной Инквизиции.

Новый взрыв смеха. Даже многочисленные подбородки регента задрожали, словно он с трудом сдерживал хохот. Не читая его разум, я не мог сказать, была ли эта уверенность показной или же он искренне полагал, будто все идет хорошо.

— Мы ведь пригласили вас ко двору, не так ли? — на мгновение его медоточивый голос заставил мой мысленный щуп проникнуть глубже, и я представил продолжительные речи, которые он произносил перед народом. Несмотря на внешний вид, он был искусным оратором, что значилось в его досье. Сейчас я заметил первые тому свидетельства.

— Довольно, регент! — Анника все еще не схватилась за оружие. Она лишь обернулась. — Я не позволю вам утянуть этот мир с собой в мятеж. Покайтесь, и ваша казнь будет быстрой. Ваших приближенных заключат под стражу, а потом отпустят, если во время дознания не всплывут признаки ереси.

Улыбка сползла с лица регента. Его придворные еще перешептывались и фыркали, но смешков больше не было слышно.

— А если я окажу сопротивление?

Анника ощерилась в фенрисийской улыбке и процедила сквозь оскал:

— Окажете сопротивление — живым этот зал не покинет никто. В любом случае пост имперского регента Хета прекратит свое существование до солнцепада.

Солнцепад. Еще одно фенрисийское выражение. Анника всегда возвращалась к старым привычкам, когда теряла самообладание. Наверное, скоро она начнет рычать.

— Ты слишком много на себя берешь, девочка, — сказал регент. За его зубами шевельнулась чернота.

— Будет назначен военный губернатор, который примет на себя руководство Хетом на время неспокойных месяцев. Твой мелкий клан… — она выплюнула последнее слово, — даже не попадет в свитки истории.

Регент стал выше. Еще выше. И еще. Я увидел, как зашевелились вены на его лице, словно плети, бьющие по внутренней стороне его кожи. Существо, носящее его тело, наконец, проявило себя.

Анника попятилась, и одна-единственная мысль вонзилась в мой разум. Мое имя. Она безмолвно произнесла мое имя.

Гиперион.

IV

Тысячью километрами выше я открыл глаза.

— Пора, — сказал я братьям.

Комната окрасилась темно-красным цветом, взвыли боевые сирены. Закутанные в мантии адепты трудились возле громыхающих машин, расставленных вдоль стен комнаты.

— Пятнадцать секунд, — произнес голос одного из техножрецов в потрескивающем воксе.

Каждый из моих братьев был облачен точно так же, как и я. Все мы одновременно подняли оружие.

+ Вы готовы? + раздался в наших разумах вопрос Галео. Поднялся белый туман, скрывая нас из виду.

— Десять секунд, — вел отсчет техножрец.

Как обычно, за всех ответил Думенидон:

— За Сигиллита и Императора.

— Пять секунд, — произнес техножрец. — Машинные духи поют. Начинаю телеп…

 

Пятно боли и огня. Буря звуков и злокачественных цветов. Жидкое ничто, в волнах которого плещется злобное сознание. Оно было достаточно плотным, чтобы цепляться за руки и ноги, пока мы падали сквозь него.

Прежде чем я успел сосредоточиться, чтобы отразить возникшее ощущение, мы…

 

…появились в безупречном построении, впятером окружив трон регента. Наше оружие было поднято: пять смонтированных на руках штурм-болтеров десятью стволами целились в корчащегося правителя Хета. Шелка затрещали под натиском изменяющейся плоти.

Звуковой удар, сопровождавший наше прибытие, выбил стекла из огромных витражей, и в тронный зал хлынул солнечный свет. Белый туман телепортации, ставший теперь артериально-алым, вился кольцами. Даже рассеиваясь, он льнул к нашим доспехам, приглушая их блеск.

Регент еще успел выдохнуть при нашем явлении. Он побагровел и корчился в судорогах, из глаз тек гной, но оцепенение и страх приостановили изменение.

Галео заговорил, не открывая рта. От мощи его психических слов у меня заныли зубы.

+ Именем Императора Человечества, мы признаем тебя диаболус трейторис. Приговор — смерть. +

Мы сжали кулаки, и пять штурм-болтеров загрохотали отбивая безупречный ритм.

Физическое тело регента разлетелось на куски, забрызгивая наши серебряные доспехи сосудистыми вязкими комками. Кости рассыпались осколками, отскакивая от наших шлемов и нагрудников. Остатки грудной клетки рухнули на трон.

+ Прекратить огонь. +

По приказу юстикара мы завершили казнь, но не опустили оружие. Из десяти стволов поднимался дым, примешивая химический запах к зловонию, исходящему от трона.

Осталась только тень регента. Она извивалась в центре сформированного нами круга, вертелась и цеплялась за пустоту, пытаясь сотворить из воздуха новое физическое тело.

+ Думенидон, + пропульсировал юстикар.

Названный воин резко обнажил клинок. Каждый из нас добавил свои эмоции — наше отвращение, наше отторжение, нашу ненависть — к его собственным чувствам, покрывая слоем этих эмоций его чистую, незамутненную ярость. Прикосновение наших разумов увеличило его злость, сделало ее темнее, обратив в гнев достаточно сильный, чтобы причинить физическую боль и ему самому.

Но он был сильнее. Думенидон позволил своему телу и разуму стать фокусом нашей общей психической силы, и направил ее в свой меч. По освященной стали потекли психические молнии, осыпая на мраморный пол кристаллики психической изморози с доспеха.

Все это, с момента нашего прибытия и до фокусировки смертоносной энергии, произошло за пять ударов сердца Анники. Я знал это, потому что слышал. Ее сердце словно отбивало барабанную дробь, сопровождающую казнь.

Несмотря на то что Думенидон почти не видел обездвиженной тени, он пронзил ее глубоким выпадом. Его клинок воспламенился. На этот раз произошел взрыв эктоплазмы и эфира. На наших доспехах, защищенных эгидой, зашипела слизь, неспособная прогрызть освященный керамит. В уши ударил визг существа, разбив те немногие окна, которые уцелели после нашей телепортации.

Так закончилось правление регента Кезидхи Одиннадцатого.

Я повернулся к инквизитору Ярлсдоттир и обнаружил, что она упала на четвереньки на ступенях, ведущих к трону. На нас уставилась сотня разряженных придворных. Пятьдесят вооруженных дворцовых стражей делали то же самое. Никто из них не шевелился. Большинство даже не моргали. Они явно не ждали такого представления.

— А они? — спросил я. Мой голос прозвучал хриплым рыком сквозь вокс-решетку шлема.

— Скитнья, — ответила она, ее губы скривились в фенрисийском рычании.

Скитнья. Мне знакомо это слово из языка ее родного мира. Грязный. Нечистый. Порченый.

Мы вновь прицелились. Люди отхлынули от нас.

— Я поймаю паразитов, — сказал Малхадиил. Он простер руки, и створки дверей в дальнем конце зала захлопнулись. Мои братья открыли огонь, скосив тех, кто бежал медленнее или осмелился поднять на нас оружие. Случайный лазерный огонь обжигал мои доспехи, слишком слабый и панический, чтобы беспокоиться по этому поводу. Перекрестье прицельной сетки перепрыгивало с одной мантии на другую, мерцая белым от списков биологических данных.

Все это не важно. Они паразиты. Мысленным усилием я очистил ретинальный дисплей, решив стрелять самостоятельно.

Аристократы Хета колотили в двери тронного зала, топча друг друга в попытке избежать приговора. Кулаки били по неподатливой бронзе, создавая громогласную какофонию. Рыдания и крики тонули в грохоте болтерных снарядов, тела лопались, словно раздувшиеся мешки.

Я бросил взгляд на брата Малхадиила. Он стоял у трона, повернувшись лицом к двойным дверям, с трудом удерживая руки сведенными. Его перчатки покрылись пси-изморозью, которая от малейшего движения разлеталась ледяной крошкой. Двери продолжали держаться под напором гибнущих аристократов, и мне стало интересно, улыбается ли он под шлемом.

Менее чем через минуту стрельба стихла и мечи вернулись в ножны. Малхадиил опустил руки. Гигантские бронзовые двери со скрипом открылись, вновь подчиняясь своему механизму, а не воле моего брата.

Выпотрошенные тела валялись на ковре, и древняя аристократическая кровь, стоящая целого мира, свободно растекалась по полу. Анника стояла посреди растущего озерца, сжимая в руках болтер. Алые капли покрывали ее лицо, словно клановые татуировки.

— Этот запах я ненавижу больше всего, — произнесла она.

И еще говорят, что Фенрис взращивает холодные души.

Форма Дарфорда пропиталась кровью. Невозможно было сказать, где заканчивается одно пятно и начинается другое. Его аккуратно подстриженные усики подрагивали от злости.

— Они всегда так делают, когда вы зовете их, — сказал он Аннике. — Каждый чертов раз.

Василла опустилась на колени и в неком благочестивом ритуале прижимала к лицу окровавленные ладони. Она беззвучно шевелила покрытыми теплой кровью губами, вознося хвалу далекому Императору.

Меррик отвлеченно перезаряжал дробовик, громко щелкая загоняемыми в казенник патронами. Кибермастиф бродил по залу, погружая окровавленную пасть в трупы.

— Ко мне, — позвал его Меррик. Существо подчинилось, блеснув красными глазными линзами.

Кхатан, ткнув копьем в жирное тело, сдернула с его шеи золотой медальон. Улыбка молодой луной озарила ее темное худощавое лицо. Пришло время ее любимой части миссии: после правосудия начинался грабеж.

+ Мы возвращаемся на орбиту, + передал Галео инквизитору.

Анника склонила голову в знак благодарности.

— Спасибо. Дальше мы сами управимся.

Я отвернулся. Мне послышалось биение сердца.

— Гиперион? — позвала меня Анника.

+ Гиперион? + раздался в моем сознании голос Галео.

Я не обратил на них внимания, внимательно изучая тела, позволив взору следовать за слухом. Сердцебиение казалось не более чем глухим влажным стуком, ослабевшим от аритмии.

Там. Один из дворцовых стражей — его разорванное тело, от которого осталась лишь верхняя половина, валялось на полу. Каким-то чудом он был еще жив. Верный присяге до самого конца, он дрожащими руками сжимал винтовку, целясь в причину всего этого разрушения.

Дарфорд заметил опасность в последний момент. Он успел выкрикнуть только часть имени Анники, когда страж нажал спусковой крючок. Лазган выстрелил. Я мгновенно простер руку в сторону инквизитора.

Она не успела даже обернуться, когда лазерный луч преломился и оставил глубокую борозду в золоченой стене.

Секунду спустя я высвободил свой гнев. Фиолетовое пламя объяло тело и душу стража. Он завопил, рассыпаясь пеплом в луже собственной кипящей крови. Должно быть, смрад стоял сильнейший, но фильтр шлема не пропускал его.

Анника откашлялась, когда от человека остался лишь ухмыляющийся почерневший скелет. Затем инквизитор уставилась на выжженную дыру в стене.

— Кого мне следует благодарить? — спросил она.

Я опустил руку, и силовой щит вокруг нее рассеялся.

— Я живу, чтобы служить, инквизитор.