Итак, решено было рвать когти.
— У меня в Карелии бабка живет, — торопливо паковала баулы Митька, — божий одуванчик… она еще Махно застала… вот у нее и перекантуемся... Ежели чего — там через озерцо чухна живет, чай в Суоми-то не пропадем!
Перспектива безбровых финок вдохновляла мало.
Деревня носила поэтическое название Кобловка.
— Да уж… названьице. – мы месили ногами раскисшую дорогу.
— Ходит легенда, — Митька, крякнув, поправила за спиной рюкзак, — сюда ссылали… этих, политических.
— А по-моему, — пробурчала я, — сюда ссылали эротических…
Бабка, с усами и казачьих, с лампасами, штанах, встретила нас, деловито попыхивая трубкой:
— Что? — мужским басом спросила она, — Керосину привезли?
— А-а-а-а… — растерялись мы, — токо спирту…
— Эх, — выдохнула бабка табачный дым, — ну проходите, коль пришли…
— А звать-то ее как? — поинтересовался Медик, косивший под «интеллигентную».
— А звать меня, — откликнулась бабка — дед Митяй.
Мы даже не удивились.
Зовут и зовут. Внучку — Митька, бабку — дед Митяй, на лицо — преемственность поколений.
— Керосину бы… — тосковала бабка, то есть, дедка на завалинке.
Три дня пухли от безделья.
Первым не выдержал Медик.
— Слышь, дед, — подкатил он к бабке, — а развлекаются у вас как? Отдыхают?
— Дык ить… — бабка распушила усы, и почесала в затылке, — Керосином!
— Да нет, же… в смысле культурной программы? А?
— Я и говорю, — бабка утерла сопли рукавом, — керосином…
— Да нет же! — занервничал Медик, — бабы у вас тут есть?
— А-а-а-а… — дед махнул рукой куда-то в сторону, — аттракционы… есть конечно, куда ж без них...
— Причем тут аттракционы? — не поняли мы.
— Так ить… токо сядешь — сразу слезешь, чистой воды аттракционы… — и бабка сплюнула со знанием дела.
— Мда уж… — призадумались мы, но перспектива баб нас воодушевила.
— Вы это там… эта …... — позаботился о нас дед, то есть — бабка, засовывая Митьке за пазуху топор, — вот вам… мало ли….ЧТО.
Дикий народ.
Дикие нравы.
— Никогда еще по бабам с топором не ходила, — усмехнулась Митька, выдирая ноги из непролазной деревенской грязи.
— А потом удивляются — чего это в стране такая смертность?!!!
— Ша-а-а-а… — вены на шее Медика возбужденно взбухли, — Пришли кажись.
Около огромной кучи навоза, в синем халате, кирзовых сапогах и красном в белые фаллосы, платке стояла ОНА: то ли доярка, то ли свинарка, не суть важно, одним словом – селянка.
— Ох… — потряслись мы, — ма-а-а-а…
— Мне это снится… — прошептала Митька.
— ТАКОЕ бывает? — тихо удивилась я.
— Ексель-моксель, — только и выдохнул Медик…
Высоко в небе надрывались соловьи.
— Чего стали? — вдруг проорала она, — керосину принесли?
— Это у них чего? Местная валюта такая? — поинтересовалась я.
— Абориген — душа загадочная… — согласилась Митька.
— Если мы сейчас скажем, что керосина у нас нет, — Медик хищно зыркнула глазом, — она нам не даст.
— Привезли!!! — хором проорали мы.
— Ну и чего толпитесь там, как стадо на выпасе? Идите сюда!
Хрюшки в свинарнике высокохудожественно подхрюкивали каждому нашему мату, смысл которого заключался в: когда уже в России появятся модные асфальтированные дорожки?
Она внимательно оглядела нас с ног до головы.
— Щупленькие какие… — отчего-то разочаровалась она, — И ручки, небось, слабенькие...
— Чувствую себя голой курицей на прилавке… — пожаловалась тихо Митька.
— Не скули, — Медик сделал шарманное лицо, и приготовился комплиментить, — Пшла-а-а-а кавалерия в атаку!
Кавалерия не успела вынуть шашек из ножен, так как на горизонте, совершенно внезапно, нарисовалась бронированная техника.
Раздавив пару нерасторопных куриц, трактор лихо тормознул, забрызгав наши новенькие, по случаю приобретенные телогрейки… Дальше события развивались стремительно и угрожающе: из трактора посыпался вдруг народ, в ватниках, выбритых затылках, лихих чубах из-под кепок «а-ля мечта комбайнера» и беломором в уголках многочисленных губ.
Соловьи вдруг заткнулись и тяжелое молчание воцарилось в атмосфере.
— Однако, ситуация принимает неожиданный оборот, — сообщил нам Медик.
Как будто мы дуры — сами не видим.
— Права была моя бабушка, как в воду глядела… — прошептала Митька, поправляя за пазухой обух топора.
— Эта твоя бабушка… — тихо заметила я, — такой… ве-те-ран…
В рядах напротив происходило некоторое шебуршение, наконец, от вражьей стайки отделился представитель, сплюнул беломорину, сдвинул кепку на затылок и угрожающе промычал:
— Ну-у-у-у?…
Воцарилось неловкое молчание.
— Батюшки, — вдруг поразилась я, — Ебить вашу маму и спереди и сбоку, так ведь это… Бучи!
