Глава 11. Она не знала, сколько простояла так, безмолвно переводя взгляд с Джейрена на свернувшегося в углу убийцу

 

Она не знала, сколько простояла так, безмолвно переводя взгляд с Джейрена на свернувшегося в углу убийцу, а затем – на узел с корбаловым ожерельем в своих руках, ощущая одновременно вялость и нервное возбуждение. В какой–то момент – прошли минуты, а может быть, всего лишь секунды, – комната заполнилась толпой кричащих друг на друга людей. Краем глаза принцесса уловила темно–красные цвета мундиров, принадлежащих стражникам, мелькание черной сутаны архиепископа – странно, мелькнула праздная мысль, чего это Люкин так вырядился в столь поздний час. В свете ламп блестело золотое шитье на халате Дарэка, мелькали взъерошенные Хедрик, Мэйзон, Дриана – на всех были какие–то растрепанные ночные одежды и наспех надетые шлепанцы.

Даже не дожидаясь, когда Дарэк закончит выкрикивать команды, стражники окружили содрогающегося убийцу, который трясся от страха, и защелкнули оковы на его запястьях. В то время как Хедрик поспешил к Атайе с суматошными расспросами, Мэйзон присел рядом с Джейреном, всмотрелся в его глаза и лишь после этого обратил внимание на лежащего рядом убийцу.

– Он… еще под запечатывающим заклинанием, – сказала Атайя, запинаясь. – И в его кровь попал кахнил. – До принцессы, все еще ошеломленной тем, что произошло между ней и кристаллом, ныне так мирно покоящимся в ее руках, только сейчас начало доходить, что означает присутствие убийцы в ее собственной спальне. Осознание этого отодвигало на задний план гордые мысли, оставляя принцессу наедине с суровой реальностью: подумать только, что грозило им с Джейреном! – Всего несколько капель, но…

– Выглядит не так уже страшно, – успокоил ее Мэйзон. – Я чувствую слабые повреждения. – Он прижал ладонь ко лбу Джейрена и послал ему легкую улыбку. – Скорее всего, ты будешь чувствовать себя не очень хорошо в течение следующих нескольких дней, однако, учитывая серьезность того, что здесь произошло, это лучше, чем лежать бездыханным.

Джейрен слабо кивнул, соглашаясь с ним, но все еще не в силах подняться на ноги.

– Дриана, не сделаешь ли ты нам чаю? – попросил Мэйзон. – Джейрену необходимо много жидкости, чтобы выгнать тот яд, что остался в нем. Да, мастер Хедрик, не могли бы вы уделить внимание другой его… м–м… проблеме?

Хрустнув суставами, Хедрик опустился на колени перед Джейреном и искусно освободил его от запечатывающего заклинания, прикоснувшись к больному и что–то прошептав. Затем, оставляя Джейрена на попечении Мэйзона, Хедрик обернулся к другой своей бывшей ученице.

– Твое заклинание разбудило меня словно раскат грома, – спокойно заметил он Атайе, в любопытных глазах застыла мольба – Хедрик жаждал объяснений. – Никогда еще мне не приходилось ощущать присутствие такой силы…

Мне тоже, – подумала Атайя, которая все еще не могла найти подходящих слов, чтобы выразить важность того, что случилось с ней. Принцесса глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, но прежде чем она попыталась дать Хедрику хотя бы расплывчатое объяснение, один из облаченных в темно–красное стражников резко обернулся и обратился к королю:

– Ваше величество, этот человек умер.

Принцесса ощутила во рту вязкий привкус желчи – несмотря на то, что этот человек заслужил смерть, она не собралась убивать его. Заслуженно или нет, но обвинение в убийстве Кельвина – большинство кайтцев были убеждены в том, что именно Атайя убила своего отца, – все еще висело над ней, и принцессе меньше всего хотелось еще более ухудшить свою репутацию. Однако быстрый взгляд на флакон, который стражник почтительно передал королю, убедил принцессу в том, что ее заклинание здесь ни при чем – убийца успел выпить кахнил, остававшийся во флаконе, еще до того, как стражники приблизились к нему. Он проглотил гораздо больше яда, чем попало в кровь Джейрена. Мышцы убийцы непроизвольно дергались – яд делал свое дело.

– Позвольте мне, – сказал Хедрик. Он подошел к убийце и обхватил его голову ладонями. – Мы еще можем что–нибудь выяснить.

Стражники попятились, подозревая, что им предстоит стать свидетелями чего–то необычного. Старший из стражников с беспокойством обратился к королю, который просто не обратил внимания на его вопрос.

– Разузнайте, кто он, – приказал Дарэк, подойдя к тому месту, где лежал мертвец и наклонившись над ним. – И выясните, кто послал его.

– Но ваше величество! – вскричал Люкин, пухлыми руками хватаясь за сердце. – Это же… черная магия! Это чудовищно и безнравственно…

Дарэк резко указал на дырявую наволочку, теперь уже окончательно разъеденную кислотой, содержащейся в кахниле.

– Мою сестру чуть не убили прямо во сне! – прокричал Дарэк, тонкие губы скривились от отвращения, когда он обратил свой королевский взор на закованного в кандалы убийцу. – Замолчите и не мешайте ему делать свое дело.

Мастер Хедрик прикрыл глаза и глубоко проник в сознание умершего мужчины, пытаясь вытащить наружу остатки его воспоминаний. Один раз он вздрогнул, уловив следы смертельной борьбы и боли, затем еще сильнее нахмурился, так как видения становились все слабее и неразличимее. Вскоре Хедрик отступил, оставляя то, что еще оставалось от мыслей и воспоминаний умершего человека, медленно угасать.

Хедрик медленно поднялся на ноги, старческие суставы стреляли, словно горящие сосновые бревна.

– Я выяснил не так уж много. Он почти уже покинул этот мир.

Атайе показалось, что напряжение в лице архиепископа стало менее заметным, но глубоко скрытая враждебность в глазах Хедрика показывала, что Люкину еще рано расслабляться. Даже говоря о своем бывшем ученике Родри, мастер Хедрик никогда еще не был так близок к тому, чтобы потерять контроль над собственными чувствами.

– Итак, – требовательно произнес Дарэк, запустив пятерню в гриву взъерошенных волос. – Что вы увидели?

– Что я увидел, – повторил Хедрик, бросив на Люкина взгляд, способный заморозить всю комнату, – я увидел, как ваш архиепископ нанял этого человека для того, чтобы тот убил ее высочество и ее мужа во сне.

Архиепископ пренебрежительно фыркнул, выпрямившись во весь рост и нависая над старым колдуном.

– Да как вы посмели! – проревел он, вкладывая в слова весь праведный гнев, который мог изобразить. – Ваше величество, этот… этот проклятый колдун нагло врет! Он хочет защитить свою драгоценную протеже…

Резкий ответ Дарэка прозвучал тихо, но с едва скрываемым бешенством:

– Мастер Хедрик никогда не стал бы врать о том…

– …и у вас нет ничего против меня, кроме его слова. Как мы можем быть уверены в том, что он видел в голове этого человека?

– Не можем, – подтвердила Атайя, тяжело прислонившись к столбику кровати, чтобы унять нарастающее изнеможение. Ее совсем не удивило, что архиепископ оказался замешан в происходящем. Принцесса лишь укоряла себя за то, что раньше воображала, будто может находиться в этих стенах в безопасности. – Однако, – добавила Атайя, желая стереть самодовольную улыбку, появившуюся на лице Люкина, – кто, кроме вас, мог взять корбаловое ожерелье Дагары? – Украшение сразу показалось принцессе знакомым, но лишь после того, как угроза их с Джейреном жизням миновала, она окончательно уверилась в этом. – Неужели вы думали, я не узнаю его? Дагара надевала ожерелье на свадьбе Дарэка, для того чтобы, вы знаете… избежать присутствия Родри.

Борясь с внезапным приступом головокружения, Атайя протянула узел Дарэку, шепотом объясняя, что содержится в нем, и умоляя не развязывать узел в их с Джейреном присутствии.

– Вероятно, этот человек – кажется, его звали Ноэль, – был арестован Трибуналом не так давно, – начал мастер Хедрик, не обращая внимания на гневный взгляд архиепископа. – Он промышлял воровством и другими мелкими преступлениями – да уж, не самый достойный из жителей Делфархама. Однако в этот раз, я понял, его обвиняли в совершенно другом преступлении. Подельник затаил на него злобу – что–то связанное с нечестным дележом украденных денег – и сдал Ноэля Трибуналу, утверждая, что он – скрывающийся от правосудия колдун. Понятия не имею, как относился Ноэль к лорнгельдам, – в основном он был озабочен собственными проблемами. Как бы то ни было, архиепископ Люкин предложил этому человеку свободу в обмен на убийство Атайи и пообещал, что предоставит ему свободный проход в апартаменты принцессы. Я пытался, – добавил Хедрик извиняющимся тоном, – но так и не смог выяснить, кто из стражников помог ему в этом. Если бы попытка Ноэля оказалась неудачной или он проговорился бы об участии архиепископа в этом деле – Люкин пригрозил ему самыми страшными преследованиями, на которые способен Трибунал. Неудивительно, что он предпочел смерть. Исходя из того, что мне доводилось слышать, – вставил Хедрик сухо, – Трибуналу неведомы понятия добра и милосердия. Если бы Ноэль успешно выполнил поручение, архиепископ обещал ему не только свободу, но и небольшое имение, конфискованное у одного незадачливого заключенного, – земли достаточно богатые, чтобы обеспечить безбедное существование до конца жизни.

– Деятельность Трибунала была приостановлена, верховный судья, – произнес Дарэк мрачно, сузившимися глазами глядя на архиепископа. – Отсюда следует, что вы уже не имеете права конфисковывать ничьи земли.

Взгляд Люкина метался между королем и Хедриком, выдавая его потрясение, гнев и, как показалось Атайе, изрядную долю настоящего страха.

– И вы верите обвинениям, которые этот колдун выдвигает против меня?

Молчание Дарэка было достаточно красноречиво.

– Полагаю, что я слишком доверял вам, архиепископ, в последнее время.

Атайя заметила болезненную нерешительность в лице брата. Ему не хотелось показать, что он больше доверяет рэйкскому колдуну, с которым познакомился только вчера, чем законно избранному примасу Кайта. Король понимал также, что Джон Люкин – кем бы он ни был на самом деле – отнюдь не ровня убийце, нанятому, чтобы ликвидировать нежеланного члена королевской семьи. У Дарэка не было настоящих доказательств преступления, кроме свидетельства мастера Хедрика, но тем не менее король верил ему – все это, заметила Атайя, беспокоило ее брата больше, чем он готов был признать.

– Всем оставаться здесь, – резко велел король.

Он покинул комнату без единого слова, оставив архиепископа Люкина, двух стражников и четверых колдунов беспокойно разглядывать друг друга. Когда спустя несколько минут король вернулся, в глазах его больше не было замешательства, а только лишь твердая решимость.

– Это действительно ожерелье Дагары, – произнес Дарэк без всякого выражения, но в самих словах его содержалось обвинение.

Однако Люкин продолжал упорствовать.

– Ваше величество, неужели вы действительно считаете, что я – единственный при дворе, кто мог проникнуть в королевское хранилище? Да любой колдун мог открыть замок… кто знает, может быть, это всего лишь уловка, задуманная, чтобы обмануть вас и заставить оттолкнуть своего ближайшего…

Дарэк поднял палец, чтобы заставить его замолчать. Атайя подумала, что сейчас ее брат просто взорвется от гнева: ей слишком часто случалось быть жертвой подобных вспышек, и она видела признаки приближающейся грозы в покрасневших щеках и крепко сжатых зубах короля. Однако вопреки ее ожиданиям король оставался поразительно спокойным. Совсем как Кельвин, подумала Атайя, ибо глубину гнева их отца можно было оценить по тому, какой мягкой и убедительной становилась его речь.

– Если бы я мог лишить вас сана, архиепископ, без разрешения Курии, то сейчас я испытывал бы большой соблазн сделать это за вашу дерзость. Однако так как у меня действительно нет других доказательств, кроме слова одного колдуна, то я не могу потакать себе в этом желании. – Несмотря на оправдательный характер его речи, взгляд короля был далек от мягкости. – Вы покинете двор, Джон. На самом деле вы покинете столицу вместе с нами. Я полагаю, у вас еще сохранился дом в Кайбурне, почему бы вам не пожить там какое–то время? И когда я решу отправиться в Кайбурн, то буду счастлив сопровождать вас, дабы быть уверенным, что вы доберетесь без проблем. – Глаза Дарэка превратились в узенькие щелки. – И вы не появитесь здесь, пока я не пришлю за вами… если я когда–нибудь вообще сделаю это.

Губы Люкина некоторое время безмолвно шевелились, пока он наконец смог выдавить из себя хоть какой–нибудь звук.

– Но ведь Кайбурн…

– А если Мудрец действительно приведет туда свою армию, – продолжил Дарэк, абсолютно уверенный в том, что именно это является причиной сомнений архиепископа, – тогда ваше пастырское присутствие весьма пригодится для поднятия духа людей, которым предстоит сражаться с ним.

Казалось, воздух дрожал от напряжения в течение долгой минуты, потом архиепископ с вытаращенными глазами, не дожидаясь приглашения, развернулся на каблуках и вылетел из комнаты, с силой грохнув входной дверью.

В отсутствие архиепископа мышцы Дарэка слегка расслабились. Вздохнув, он пальцем показал на узел с корбаловым ожерельем в своей руке.

– Что касается Дагары, то слава Богу, что оно было взято из хранилища без ее ведома. Всем известно, что наша мачеха недолюбливает тебя, – заметил Дарэк, – но она никогда не желала твоей смерти.

– Да, в нашем семействе лишь один человек хотел этого.

Атайя тут же прикусила язык, осознав, что времена привычного обмена колкостями с братом уже миновали – хотя как долго это продлится? Само по себе заявление принцессы было справедливо, но Атайе отчаянно захотелось, чтобы она никогда не произносила этих слов. Однако Дарэка слова сестры не разозлили, напротив, казалось, они ранили его.

– Тем не менее, – продолжил король, неловко прочищая горло, – я как–нибудь расскажу Дагаре об этом ожерелье – притворюсь, что забыл, что оно принадлежит ей, и пообещаю наказать владельца, если когда–нибудь выясню, кто он…

Атайя закрыла глаза, едва ли в состоянии слушать то, что говорит ее брат. Слова казались бессмысленным гулом, и неожиданно принцесса поняла, что ей стоит огромного труда держаться прямо.

– Атайя? – позвал Дарэк, подхватив ее под локоть. – Ты больна?

У нее не было сил для ответа. Несколько минут назад принцесса была опьянена головокружительным потоком силы, которую корбал давал ей, сейчас она ощущала себя так, словно жизнь вытекала из нее капля за каплей, оставляя ненужную шелуху, которую легкий ветерок мог развеять в мельчайшую пыль. Атайя крепче прижалась к столбику кровати, пытаясь противостоять очередному приступу тошноты, затем комната закружилась у нее перед глазами.

– Держите меня… – произнесла принцесса, задыхаясь, за мгновение до того, как пол комнаты опасно приблизился.

 

* * *

Атайя проснулась через несколько часов, обнаружив, что спала на мягкой перине, укутанная пуховым стеганым одеялом. Мастер Хедрик пристроился на деревянной табуретке рядом с кроватью, а Джейрен спал подле нее, тело его излучало болезненное тепло, вызванное лихорадкой от воздействия кахнила. Кислый привкус во рту доказывал, что прошлой ночью она была больна, но сейчас принцесса чувствовала себя достаточно бодро – не намного хуже, чем наутро после слишком большого количества кружек посредственного эля. Мэйзон и Дарэк тоже находились здесь, слоняясь по комнате, словно озабоченные будущие папаши. Атайя бросила осторожный взгляд в угол – к ее облегчению, стражники Дарэка уже избавились от тела убийцы.

– Как он? – спросила принцесса.

Голос ее звучал еще нетвердо, она потянулась, чтобы убрать потную прядь волос со лба Джейрена.

– Все в порядке, – заверил Атайю Хедрик. – Он выпил почти весь чай, который принесла Дриана, и сейчас ему просто нужно выспаться.

Почти уверенная, что на этот раз ее голова не начнет снова кружиться, словно вращающееся колесо, Атайя откинула покрывало и перекинула ноги через край кровати. Дарэк недовольно нахмурился, но его взгляд выражал скорее озабоченность ее здоровьем, чем упрек.

– Тебе не следует так рано подниматься с постели.

– Но мне нужно.

– Но ты еще…

– Дарэк.

Атайя бросила многозначительный взгляд в сторону ночного горшка в углу, после чего его величество покраснел и извинился.

Несколько минут спустя Атайя сунула ноги в тапки из оленьей кожи и поплелась в соседнюю комнату, чтобы присоединиться к остальным. Дриана приготовила еще один горячий чайник и поднос с овсяными лепешками. Прежде чем свернуться в удобном кресле рядом с тлеющим очагом, Атайя взяла одну лепешку и намазала ее медом.

– Думаю, все вы хотите узнать, что же произошло, – сухо сказала принцесса, заметив выжидающее выражение на лицах, обращенных к ней.

– Джейрен… рассказал нам о том, что видел, – осторожно произнес Мэйзон, словно не был уверен, что то, о чем поведал Джейрен, не является галлюцинацией, вызванной воздействием кахнила. – Похоже, корбал содержит в себе не только один вид силы.

Мэйзон и Хедрик, жаждущие услышать подробности, подались вперед, в глазах зажегся голодный огонек, выдающий истинных ученых, готовых на все ради обретения новых знаний. Они наблюдали за Атайей с таким выражением, с каким парочка бродячих котов следит за куском рыбы, покачивающимся в руке торговца. Напротив, лицо Дарэка выражало заметную озабоченность – и не без причины. Ночные события имели для него совершенно другие последствия. Без корбаловых кристаллов король утрачивал оружие против Атайи, если, конечно, она не докажет свою верность заключенному союзу, в которой поклялась. А если принцесса может не только противостоять этому оружию, но и способна повернуть его против короля…

Атайя налила себе небольшую чашку чая.

– Говоря кратко, я обнаружила, что корбал не просто блокирует наши заклинания, он направляет их силу, заключает ее в каналы. – И принцесса начала свой рассказ обо всем, что смогла запомнить: о смертельном страхе, благодаря которому ей удалось сфокусировать свою силу, о голосах кристаллов, о внезапном молчании, встретившем ее в самом сердце корбала, о том мимолетном, но пугающем впечатлении, которое произвели на нее похожие на вены тоннели, в которые никто до нее не проникал. – У них есть тропы и источник силы, так же, как и у нас, и кроме того, особый вид магии, заставляющий нас чувствовать несуществующую боль. Словно они… живые.

– По крайней мере когда находятся на свету, – сказал Мэйзон, с рассеянным видом уставившись в огонь. – Именно свет пробуждает силу корбалов, точно так же, как сама жизнь вызывает пробуждение наших магических сил. Однако они не обладают жизнью, подобной нашей. Ты сама говорила, что источник силы корбала не похож на источник, находящийся внутри нас, – он представляет собой не нагромождение звуков и образов, а место, где царит полное спокойствие. Рассуждая логически, камень просто не может обладать «мыслями» и «чувствами», ему нечего хранить в самом центре своей силы.

Слова Мэйзона вызвали в памяти Атайи ее столкновение с источником собственной силы. Она прикоснулась к нему в ту ночь, когда Родри похитил ее силу, и принцессе пришлось искать способ вернуть ее. То был незабываемый опыт. Стоя над ослепительной бездной света, составляющей самую суть ее существования, Атайя ощущала, как сама жизнь проходит перед ней, словно многоцветная и гудящая панорама. Все, что случилось, и все, что могло случиться в будущем, проплывало перед принцессой в нескончаемом нагромождении событий, кружась слишком быстро, чтобы Атайя могла отделить одно событие от другого.

– Природа кристалла, без сомнения, завораживает, – перебил Хедрик, – но меня гораздо больше волнует, почему ты поддалась ему так легко, почти сразу после того, как начала использовать его силу. – Седые кустистые брови мастера слегка нахмурились, выдавая его обеспокоенность. – Скажи мне, Атайя, посылая свою силу по каналам корбала, ты испытывала те же ощущения, как при использовании обычных заклинаний, или чувствовала нечто необычное?

– Необычное? – Атайя слегка присвистнула. – Вряд ли я способна судить об этом, мастер Хедрик. Я чувствовала, что могу управлять невообразимым количеством силы, что мои возможности беспредельны. Это было такое опьяняющее чувство – невозможно сравнить его ни с одним заклинанием, которое я когда–либо произносила в своей жизни. Меня вовсе не удивляет, что я поддалась ему, – добавила принцесса, пожав плечами, – я испытываю головокружение после транслокации, а это самое сильное из заклинаний, которое я знаю. Но это… – Охваченная благоговейным изумлением, она тряхнула головой, стремясь хотя бы на мгновение вызвать в памяти ту невыразимую силу, которой ей довелось управлять. – По мощности это нельзя даже сравнивать с заклинанием транслокации.

Мэйзон рассеянным движением положил ложку меда в чай.

– Вероятно, ты сломалась бы гораздо раньше, если бы не была вынуждена бороться за жизнь. Когда миновало бы потрясение от нападения, ты в полной мере ощутила бы последствия утечки собственной силы.

– Боюсь, дело тут не только в изнеможении, – пробормотал Хедрик, брови которого все еще хмурились. – Джейрен сказал, что ты не могла контролировать заклинание, которое уже произнесла.

В ответ Атайя тоже нахмурилась. Она еще не задумывалась над этим, а ведь действительно Джейрен говорил нечто подобное, прежде чем прикрыть корбал покрывалом. Он начал использовать тебя, – сказал он тогда, – а ты даже не сознавала этого.

– Я… не знаю, смогла бы я остановить его, – произнесла Атайя, ощутив внезапную дрожь. – Кристалл не дал мне такой возможности. Если я и была «захвачена» им, то не сознавала этого. Помню, меня очень беспокоил один вопрос – что, если корбал начнет пропускать свою силу через мои тропы быстрее, чем я смогу выдержать? Однако я была слишком переполнена восторгом, чтобы по–настоящему испугаться.

Хедрик сцепил пальцы, задумчиво перебирая ими.

– Я считаю, что мы говорим о вещах гораздо более важных, чем кажется на первый взгляд, – произнес он очень серьезно. – Думаю, из тебя просто выкачивали силу… твоя магия «истекала кровью», словно тебе вскрыли вену. Пойми, когда ты отыскиваешь свои природные заклинания на тропах сознания, тебе доступно ограниченное количество магической силы. Если ты вычерпаешь всю силу, то просто не сможешь накладывать заклинания – как после транслокации, когда тебе не удается вызвать простой ведьмин огонь. Прочие силы – те, что поддерживают в тебе жизнь, – останутся нетронутыми. Но передача силы по каналам корбала заставляет тебя слишком расточительно использовать свою энергию… вполне вероятно, до предела, за которым последует смерть. Корбал не только использует твою магию, он забирает твои жизненные силы.

Хедрик, Мэйзон и Атайя обменялись задумчивыми взглядами, в то время как Дарэк разглядывал колдунов с совершенно озадаченным выражением на лице. По его мнению, дискуссия приняла слишком эзотерический характер.

– Нам просто повезло, что Джейрен установил «заслон» между корбалом и тобой, прикрыв кристалл, – продолжил Хедрик. – Если бы он не сделал этого, ты могла бы просто истечь кровью – в магическом смысле, разумеется. Если, как ты говоришь, ты не сознавала опасности, кто знает, что случилось бы, если бы твое заклинание обрело еще большую мощь или если бы другие корбалы начали выкачивать из тебя силу? Возможно, ты не остановилась бы до тех пор, пока не стало бы слишком поздно. И как при смерти от потери крови, ты не испытывала бы боли, которая должна была бы предупредить тебя, – просто постепенно угасала бы и погружалась бы в забвение.

До сих пор все это даже не приходило Атайе в голову. Внезапно принцессе показалось, что во рту у нее опилки, а не вкусная овсяная лепешка.

– Может быть, именно поэтому корбал сначала вызывает боль – причем только у колдунов, – предположил Мэйзон, отставив чашку. – Любая боль – это предупреждение, сигнал, что телу что–то угрожает. Люди, не обладающие магической силой, не могут повредить себе, используя корбал, вот они и не чувствуют боли. Эта боль, это предупреждение – только для нас. Она удерживает нас от того, чтобы пытаться исследовать природу магической силы корбала, и, соответственно, не дает нам причинить себе вред. Если мы будем игнорировать это предупреждение и пытаться использовать корбалы для того, чтобы усилить собственные заклинания, то просто сами убьем себя. Может быть, эти камни и представляют собой оружие огромной силы, – заключил он, – но цена за использование этой силы слишком велика.

Хедрик с важным видом кивнул, соглашаясь с Мэйзоном.

– Как и амулет Совета, – пробормотал он.

Невидящие глаза уставились в пространство, словно Хедрик заново переживал неприятные воспоминания или пытался предвидеть столь же неприятное будущее.

Атайя обернулась к нему. Никогда за долгие месяцы обучения принцессы Хедрик не упоминал об этом амулете.

– Что?..

– Это… своего рода талисман, – отвечал тот, быстро моргая, чтобы прийти в себя. – Оружие, которые применяется в случае крайней нужды – то есть очень редко. Не думаю, что его использовали со времен… моего прадедушки. А то и раньше, уверяю тебя, – добавил Хедрик, закашлявшись и давая понять, что пора сменить тему разговора.

Дарэк подался вперед и издал легкое покашливание, чтобы напомнить остальным о своем присутствии.

– Итак, смысл того, о чем вы говорили, заключается в том, что Атайя может использовать эти корбалы для усиления своей магической силы, но не в состоянии вовремя остановиться.

– Да, это самая суть сказанного, – повторил Хедрик. – Однако если ваша сестра восстановит свои силы, то вскоре найдет способ обойти подобное препятствие. Моя лучшая ученица никогда не устает удивлять меня. – Он, совершенно не смущаясь, некоторое время с гордостью рассматривал Атайю, затем криво улыбнулся. – Я полагаю, Атайя, ты сочтешь свои опыты достаточно важными для того, чтобы занести их в твой дневник.

Принцесса отвела глаза.

– Разумеется, мастер Хедрик.

Откровенно говоря, именно дневник и спас ей жизнь. Если бы Джейрен не проснулся тогда ночью, чтобы поработать над дневником, вряд ли они обнаружили бы присутствие убийцы до того, как не стало бы слишком поздно.

– Ты готова к путешествию? – спросил Дарэк, резко поднимаясь на ноги. Не в силах постигнуть большую половину из того, что они обсуждали на протяжении последних пятнадцати минут, король хотел завершить разговор на более привычной ноте, сделать его более управляемым. – Мне бы очень не хотелось задерживать нашу поездку в Кайбурн, но если ты еще не…

Атайя одним глотком допила остатки едва теплого чая.

– Со мной все в порядке, просто дай мне часок–другой, чтобы собраться. Армия Мудреца передвигается слишком быстро – мы не можем позволить себе задержаться ни на день.

– Противостояние будет гораздо более драматическое, чем рассчитывает Мудрец, если ты сможешь использовать против него корбал, – заметил Мэйзон, выдергивая с подноса еще одну лепешку и стряхивая крошки.

– Только если найду способ уцелеть в процессе этого противостояния, – отвечала Атайя. – Иначе, боюсь, события окажутся слишком драматическими.

 

* * *

Приняв ванну и сменив одежду, Атайя ненадолго заглянула в комнату Николаса, чтобы проведать его перед отъездом в Кайбурн. Здесь уже кто–то был – войдя в смежную со спальней гостиную, принцесса услышала негромкие голоса, доносящиеся из спальни. Один из голосов принадлежал Хедрику, что не удивило ее – как наставник и врач Николаса он редко покидал половину принца, – но, к своему изумлению, принцесса поняла, что собеседником Хедрика был Дарэк, и между ними происходил, по всей видимости, весьма серьезный разговор.

– Таким образом, будучи Верховным колдуном, – говорил Дарэк, – вы являетесь советником Осфонина в вопросах, касающихся благополучия лорнгельдов?

– Совершенно верно.

– Тогда для чего существует Совет? Вы упоминали о нем ранее…

– Совет – это орган управления лорнгельдов вне зависимости от того, откуда они родом, – неутомимо отвечал Хедрик, словно объяснял что–то студенту–новичку. – Совет не вмешивается в вопросы политики, его заботят только вопросы применения магии.

Дарэк помолчал.

– Не пойму, почему тогда ваш Совет не оказывал помощь Атайе? Для вас было бы так естественно поддержать ее в том, чего она пыталась достигнуть.

– Как я уже сказал, это было бы открытым политическим выступлением, так как магия все еще под запретом в Кайте. Совет имеет значительное влияние в тех землях, где магия принята и процветает, но он не претендует на вмешательство в дела государств, где магия запрещена. Когда магия вернется в Кайт, будьте уверены, весьма скоро вы ощутите наше присутствие.

– Когда магия вернется, – повторил Дарэк. Тон короля был сухим, но отнюдь не гневным, возможно, несколько вызывающим. – А ведь вы почти уверены, что я позволю этому случиться.

– При всем уважении к вам, ваше величество, мне кажется, вы уже приняли это решение, признаете вы это или нет.

Атайя напряглась, ожидая, что Дарэк набросится на Хедрика за подобное предположение, но вместо того чтобы дать колдуну отпор, король погрузился в задумчивое молчание.

– Я… вы озадачили меня, сэр. Вы совсем не похожи на Родри.

Атайе не требовалось видеть Хедрика, чтобы догадаться, что лицо его затуманилось гневом.

– Нет, не похож, – услышала она ответ мастера. Принцессу удивило бы, если бы Хедрик рассказал королю о том, кто был учителем Родри, и он не сделал этого, возможно, сочтя, что подобная информация вряд ли будет способствовать хорошим отношениям между ним и королем Кайта. – Более того, большинство колдунов не похожи на Родри. Например, ваша сестра. Атайя – очень искусная колдунья, кому знать об этом, как не мне, ведь я обучал ее. – Принцесса услышала его задумчивый вздох. – Атайю глубоко заботит будущее ее народа, ваше величество… даже больше, чем она осмеливается признаться вам. И я никогда не слышал, чтобы она говорила о вас с ненавистью. Возможно, с негодованием, – признал Хедрик. – Разочарованно. Но с ненавистью – никогда.

Не говоря ни слова, Дарэк пересек комнату и подошел к окну, попав в поле зрения Атайи. Принцесса внимательно изучала профиль брата. Он выглядел так, словно получил некий дар, которого оказался недостоин, и сейчас безуспешно рылся в поисках ответного подарка. Король чувствовал себя смущенно и неловко – ему определенно требовалась помощь.

– А, вот ты где, – сказала Атайя, входя в комнату с таким видом, будто только сейчас появилась здесь. – Карета и эскорт готовы. Время отправляться.

Дарэк с готовностью согласился.

– Да–да, конечно. Я только… только пришел проведать Николаса перед тем, как мы отправимся. Посмотреть, как он.

Принцесса любезно кивнула. Она рассеянно подумала, что Дарэк уже не впервые беседует с мастером Хедриком наедине, возможно, ища совета, который гордость не позволяет ему просить у нее. Если дело обстоит действительно так, то это лучший признак того, что король медленно пытался понять, что представляют собой ее люди, совсем как Кельвин – пусть и с гораздо большим энтузиазмом – много лет назад.

Справа от принцессы на табурете перед письменным столом сидел Николас, подобрав под себя ноги, одетый как приличествует принцу, однако его туфли из превосходной кожи были небрежно отброшены в сторону. Кончик языка слегка высунулся наружу, а принц выцарапывал ряд букв на листке пергамента, особенно стараясь не посадить кляксу.

– Привет, Атайя, – сказал он, подняв глаза.

Принцесса вздрогнула, решив, что Николас узнал ее, но отсутствующее выражение глаз сказало ей, что это приветствие вовсе не является признаком того, что его память вернулась, – просто принца, как попугая, научили повторять ее имя.

– Мастер Хедрик снова учит меня буквам, – продолжил он. – Неужели я когда–нибудь выучу их? Это так тру–удно.

– У тебя все получится, Ники. Хедрик превосходный учитель – во всех смыслах.

Принцесса послала ему поощрительную улыбку, а Николас вернулся к прерванной работе. Атайя постаралась подавить тупую боль в сердце, всегда возникающую, когда она смотрела на принца.

– Как его успехи? – спросила Атайя Хедрика.

Ей гораздо больше хотелось узнать, как далеко продвинулся Дарэк, но принцесса ограничилась вопросом об успехах Николаса.

– Честно говоря, неплохо. Принуждающее заклинание ограничивает его способности к чтению и письму, и я вынужден был снова учить с ним алфавит, но он схватывает на лету. Мне кажется, возвращение домой поможет принцу вспомнить многое гораздо быстрее. Это напомнило мне кое–что, – произнес Хедрик с беспокойством, – прошлой ночью Николас говорил о каких–то книгах, которые он взял из библиотеки Родри и отправил одному из людей Мудреца. Вы что–нибудь знаете об этом?

Атайя уже хотела было отрицательно покачать головой, но внезапно остановилась.

– Постойте, лорд Джессингер упоминал что–то о книгах, когда приезжал в мой лагерь прошлой зимой, но я так беспокоилась за Николаса, что совсем забыла об этом. Отправка книг могла быть частью принуждения. – Атайя прислонилась к дверному косяку, внезапно почувствовав необходимость опереться на что–нибудь. – Мне это не нравится. Идеи Мудреца и без того достаточно опасны, чтобы разбавлять их замыслами Родри. Впрочем, – добавила принцесса, – Мудрец никогда не упоминал о книгах и, кажется, не использовал их. Он получил книги незадолго до того, как его магические силы были запечатаны, так что, может быть, после того просто забыл о них.

Хедрик слегка пожал плечами – что ж, оставалось только надеяться на это.

– Джейрен уже встал?

– Несколько минут назад. Он не слишком доволен тем, что остается, но, по–моему, понимает, что путешествие принесет ему больше вреда, чем пользы. Джейрена мутит, когда он просто пытается сидеть, так что мысль о трехдневном путешествии в карете по ухабам не кажется ему особенно соблазнительной.

– Мы должны вернуться не позже, чем через неделю, – сказал Дарэк Хедрику, провожая Атайю до двери. Я сказал капитану Парру и гвардейцам, что если во время нашего отсутствия возникнут какие–либо проблемы с людьми Мудреца, то он сам и его гвардейцы поступают в ваше распоряжение и обязаны повиноваться вам, как мне самому.

Если Хедрик просто спокойно склонил голову в знак согласия, успешно подавляя свое изумление, если вообще испытывал таковое, то Атайя едва не упала, споткнувшись о порог.

– Что ты сказал?

– Вот именно, – отвечал Дарэк с гримасой на лице. – Можешь вообразить, как посмотрел на меня капитан. Если раньше он думал, что я попал под влияние одного из твоих заклинаний, то теперь вряд ли в этом сомневается. Однако если уж мы заключили союз, я должен пользоваться его преимуществами. Даже мой весьма способный капитан вынужден был признать, что не ему равняться с Мудрецом – особенно после Эристона. Ну что же, вперед, – сказал Дарэк, быстро пересекая зал. – Если доберемся до Кайбурна раньше Мудреца, у нас есть надежда спасти город.