Санкт-Петербург 8 страница

– Замучили кредиторы? – размыкает губы Богатенький Кузен.

Слово «кредиторы» он произносит очень зловеще, и я радуюсь, что не принадлежу к числу его кредиторов. В первый раз Кузен заметил мое присутствие.

– У меня их нет, – говорю.

– Счастливчик! Нет кредиторов?

– Денег нет.

– А-я-яй! Куда это годится? – сочувственно качает головой Кемаль, – Идти в казино без денег. Держи!

Кемаль шарит в сумке, переброшенной через плечо, и кладет мне на колени пачку бумажек, похожих на банкноты. Матерь божья! Это и есть банкноты.

– Нет, что вы, я не могу…

Но Кемаль не слушает меня. Он поглаживает бороду и улыбается Богатенькому Кузену.

– Наш друг Марко придет первым! Новичок всегда темная лошадка. Ставлю на новенького два против одного.

Кузен фыркает.

– Не советую! Шансы равны.

– Что значит «Марко придет первым»? – спрашиваю я.

Я чувствую себя пешкой в неведомой игре.

– Ты что, не сказал ему? – спрашивает Кузен у Джибриэля, а тот как-то шкодливо улыбается.

– Марко, дружище, – начинает Джибриэль. – Кемаль и мой кузен хотят заключить пари – кто из нас выиграет в казино больше денег. Тебе выдали твою долю, чтобы ты мог делать ставки.

Я чувствую, что тоже начинаю шкодливо улыбаться.

– Мне никогда особо не везло в…

– Твой выигрыш остается у тебя, – прерывает Джибриэль. – Плюс тот, кто выиграет больше, получает удвоенную первоначальную сумму. То есть триста.

– Триста фунтов?

– Нет, триста чупа-чупсов. Что за дурацкий вопрос? Конечно, фунтов.

– Что-то он слишком волнуется, – встревает Богатенький Кузен.

– Ясное дело, волнуется, – соглашается Джибриэль.

– Тем интересней для нас, – говорит Кемаль, – Правда, мой друг?

– А если я проиграю все деньги?

– Значит, ты проиграешь все деньги, – отвечает Кемаль, – В чем вопрос?

– А Кемаль проиграет мне пари, – уточняет Богатенький Кузен.

Так мы и отправляемся. Я, Джибриэль и еще два мошенника араба, с которыми я лишь десять минут как познакомился на заднем сиденье такси по дороге в казино. Всего, стало быть, четыре мошенника араба.

 

В пачке – 150 фунтов. Тридцать бумажек по пять фунтов, таких новеньких, почти хрустящих. Забавное совпадение, конечно. Как раз столько нужно, чтобы расплатиться с Диггером и вернуть барабаны. К сожалению, Богатенький Кузен и Кемаль подруливают со мной к кассе и велят поменять купюры на фишки раньше, чем я мог бы смыться и нырнуть в ближайшую станцию подземки.

Улыбаюсь, как ни в чем не бывало, и гляжу, как моя ударная установка превращается в тридцать пластмассовых кружков.

– А теперь, – говорит Кемаль, – каждый пойдет своим путем. Лично я уважаю покер. Встретимся в полночь на втором этаже. Запомните, Джибриэль и Марко, ровно в полночь. Если опоздаете хоть на минуту, пари отменяется. Ваша карета превратится в тыкву.

Богатенький Кузен намыливается в бар посорить деньгами и подцепить бабу.

– Джибриэль, – шепчу я, когда мы проходим мимо большой рулетки. – Они нас используют, как болванчиков. Что за херня, а? И на фига это им?

– Потому что они богатые мальчики, им скучно и хочется новых игрушек. Деньги для них ничто.

– А разве Коран не запрещает азартные игры?

– Лондон не подконтролен Мохаммеду. На немусульманской земле, с немусульманами играть дозволяется. Давай начнем. И пусть победит сильнейший.

 

Прежде чем сесть за стол, я побродил по казино. Разглядывал все кругом. Ковер и малиновый плюш навевают желание облачиться в ночную пижаму и тапочки. Мимо прохаживаются мужчины в смокингах, дамы в вечерних шелковых туалетах. Здесь, в свете люстр, можно увидеть очень странных и необычных женщин. Улыбающиеся персонажи, укрывшиеся от мира в уютном подземелье иллюзий. Молодой аристократ торжествующе орет, а пожилая дама каркает, как ворона. Сукно такое зеленое, а колесо фортуны такое желтое, как будто краски украдены в стране эльфов. Колесо рулетки вращается так быстро, что кажется неподвижным, а шарик – золотым электроном. Когда я выберусь отсюда, на Земле пройдет триста лет. Вокруг столов собрались разочарование и скука, тихое отчаяние и маниакальное возбуждение. Есть и просто зрители. Крупье работают как роботы, не глядя никому в глаза. Я задираю голову вверх, ищу видеокамеры, но потолок, как в телестудии, тонет в темноте. На стенах ни окон, ни часов. Панели орехового дерева, гравюры с изображением борзых и рысаков. Я захожу в зал, где играют в очко и в покер. Кемаль уже включился в игру. Возвращаюсь в свой зал, сажусь у стены, откуда видна рулетка, и заказываю кофе в надежде, что его дают бесплатно. Десять часов вечера. Сорок пять минут я выделяю, чтобы понаблюдать за игрой и разработать собственную стратегию.

Проходит минут двадцать. Ко мне подсаживается мужчина, очень похожий на Сэмюела Бекетта^[70] за несколько недель до смерти. Он хлопает себя по карманам в поисках сигарет, и я предлагаю ему свою пачку. Он вынимает парочку сигарет и степенно кивает.

– Новичок? Размышляете, как начать? – спрашивает он.

– Размышляю, как выиграть, – отвечаю я.

– Сейчас объясню. Что вас интересует, рулетка?

Он закуривает и жадно затягивается, как астматик, вдыхающий спасительный аэрозоль.

– Значит, так, – говорит он, не вынимая сигарету и почти не открывая рта, – на американском столе два «зеро», поэтому шансов в два раза меньше. Лучше играть за французским столом. Если ставить на числа, то вероятность проигрыша на два целых семь десятых процента больше, чем выигрыша. Если ставить на цвета, то на одну целую тридцать пять сотых процента.

– Звучит не так уж плохо.

Сэмюел Бекетт с саркастическим выражением пожимает плечами.

– Все это накапливается. Итог зависит от продолжительности игры. После сотни ставок в проигрыше оказываются пятьдесят два процента игроков. После тысячи – шестьдесят шесть процентов. После десяти тысяч – девяносто два.

– А нет ли способа… как бы это сказать…

– Есть. В «очко». Запоминаешь таблицу вероятностных алгоритмов, а потом ведешь учет. Когда шансы складываются в твою пользу, ставишь много, когда против тебя – мало. В принципе ничего сложного. Одно из двух: либо ты выиграл, либо ты в заднице. Проще только пойти в лондонские таксисты.

– У меня по математике тройка. Может, мне лучше в покер?..

– В покер? В покере ты получаешь столько, сколько на самом деле стоишь.

– Сколько стоишь? Не думаю, что меня устроит такая сумма. А нет ли способа перехитрить рулетку?

– Так и быть, открою секрет. У казино существует множество способов обжулить нас в рулетке – микроиголочки, электромагнитики и так далее, но у понтера есть только один способ: адаптировать аэрокосмические методы наведения ракет к управлению траекторией полета шарика. И представьте, такой способ уже придуман.

– И что, получилось?

– В лабораторных условиях – да. Но в Вегасе схема не сработала. Хороший щелчок по носу, я думаю.

– Тогда, наверное, я лучше буду полагаться на случай.

Сэмюел Бекетт делает гримасу, которая означает: тогда и говорить не о чем. Мой трехсотфунтовый куш в выигрыше Кемаля ждет меня.

 

Сажусь к столу, опасаясь, что меня разоблачат как самозванца. Первую фишку ставлю на красное. Вот-вот я потеряю невинность, стану игроком. Смотрю, как шарик мчится и скачет по кругу. На что похож этот шарик? Ты же писатель, давай метафору.

Что ж, хорошо. Он похож на джинна, который кружится в дикой пляске, пока из него не выйдет все бешенство.

Шарик замер на черном поле. Крупье сгреб мои деньги в лунку. Фишка падает со стуком. Так быстро лишиться пяти фунтов, даже глазом не моргнув, мне еще не доводилось. Вторую фишку ставлю снова на красное.

Шарик замер на черном поле. Значит, скоро мне повезет. По теории вероятности. Третью фишку ставлю на черное.

Шарик замер на красном поле. Да, на этот раз я бы выиграл.

Четвертую фишку ставлю на красное. Не могу же я проиграть четыре раза подряд?

Очень даже могу. Двадцать фунтов ушли за просто так – и спасибо никто не сказал.

Начало не очень хорошее. Красное, черное, красное, черное. Не горюй, Марко. У тебя в кармане как-никак фишек еще на сто тридцать фунтов.

Иду в бар выпить стакан минералки и обдумать стратегию. Я проиграл – можно надеяться, бог игры подобреет, приняв мою жертву. Кемаль тоже в баре.

– Как дела, дорогой друг? Я поставил на тебя кучу денег сегодня.

Ну и дурак.

– Дела? Так себе. То хорошо, то плохо.

– Хорошо, когда хорошо, дорогой друг. Как ты делаешь ставки? Отбрось сомнения к черту. Ты должен поверить в себя. Не переоценивай случай. Ведь в казино как в жизни: как хочешь, так и будет. Все зависит от силы воли.

Ага, даже палочка от эскимо, донесенная до устья Амазонки, может повернуть и поплыть против течения. Надо только, чтобы она очень-очень поверила в себя.

 

Туалет выложен черным мрамором, туманные зеркала в медных рамах. Я представляю, как гангстеры в кремовых костюмах целятся тут друг другу в почки. Только я расстегнул штаны, как входит Богатенький Кузен, по-прежнему в темных очках, и молча пристраивается по соседству.

Он так действует мне на нервы, что я не могу опорожнить свой весьма переполненный мочевой пузырь. Стою и слушаю, как журчит его обильная струя, стекая по писсуару. Уверенное мочеиспускание богатого и здорового человека. Делаю вид, что стряхиваю последние капли, мою руки и бегу искать другой сортир.

 

Я облюбовал новый стол. Крупье – симпатичная брюнетка с веснушками и неправдоподобно длинными ногами. Кажется, в какой-то момент своей биографии она была не она, а он. Кажется, она приносит удачу.

Буду стараться, надо сосредоточиться.

Очень скоро у меня остается семьдесят пять фунтов.

Потом несколько раз выигрываю, несколько раз проигрываю, в течение пятнадцати минут у меня шестьдесят фунтов плюс-минус, а потом восемь проигрышей подряд, и у меня в кармане двадцать фунтов.

Из-за плеча вырастает Джибриэль.

– Я выиграл в очко, теперь у меня двести восемьдесят фунтов, – шепчет он. – Рулетка – это грабеж.

– Не могу тебе возразить.

– Черт подери, это все, что у тебя осталось? Еще только одиннадцать.

– Да, продулся.

На душе тошно. Скорей бы уйти отсюда. Ставлю остаток на зеленое. Если повезет, я получу… тридцать пять к одному… Я получу семьсот фунтов! Может, Кемаль и прав. Может, выигрыш – вопрос воли. Семьсот фунтов! Сосредоточиться!

Колесо крутится, сначала быстро, потом все медленней. Разрази меня гром, шарик таки попадает на зеленое зеро!..

А потом скатывается с него.

Стою как громом пораженный. Хочу, чтобы пришла моя приемная мама и спасла меня. Хочу к маме. Я буду вести себя хорошо, честное слово.

 

Тупо смотрю, как шипит ломтик лайма в пиве «Сол». Попугаичья печень, моченная в моче.

Идиот!

Так мне и надо. Я ставил наобум. Если бы я прислушался к внутреннему голосу… Будущее уже существует. Пророки могут видеть будущее, потому что оно уже есть. Человек может предсказать последствия, если знает причину. На этом принципе строится разумная жизнь, от заготовки еды в пещере до прогнозирования погоды с помощью спутника. Представим, что мы делаем то же самое, только в обратном порядке. Выводим причину из следствия. Это уже не рациональный процесс, это…

Тьфу, черт. Я рассуждаю, как дура Нэнси из кафе Янноса.

Триста фунтов! Триста! Если только к концу вечера у меня будет больше денег, чем у Джибриэля. Плюс выигрыш… Еще сколько-то сотен. Может, выйдет и тысяча фунтов. Когда мне еще представится такой случай? Всех долгов у меня больше трех тысяч фунтов, много больше, но несколько сотенных бумажек подарят мне покой хоть ненадолго и позволят немного расслабиться.

Весь вопрос – где взять денег, чтобы продолжить игру? У Кемаля просить нельзя. Банковскую карту слопал банкомат.

Бесенок дует мне в затылок. Кредитная карта! Дополнительный кредит на триста фунтов! Забыл, что ли?

Влезать в новые долги, чтобы продолжить игру? Совсем спятил?

Сам подумай – все равно, чтобы рассчитаться с долгами, ты собираешься безвылазно заниматься мытьем посуды ближайшие пару лет. Ну так будет не два года, а четыре.

Черт! Я ведь положил кредитную карту в карман костюма, когда на прошлой неделе ходил с Беллой в это мексиканское заведение. Только зря потратил вечер и кучу денег.

Болван, а сейчас-то я в чем? В костюме.

Ощупываю карман. Нащупываю карту.

Кто сказал, что можно играть только на деньги Кемаля?

А что, если проиграешь? На кредиторов плевать. Но как же Поппи? Может, она носит под сердцем твоего ребенка. Ты не только свое будущее ставишь на кон. Не смей. Уходи. Немедленно уходи. Иначе не сможешь заплатить за аборт даже половины. Если она захочет сделать аборт. А если не захочет?

 

Я засунул сомнения в дальний ящик, но слышу, как они там копошатся. С тремястами фунтов возвращаюсь к первому столу. Крупье поменялся. Теперь это молодой парень. Зовут Найджел или что-то вроде. Возможно, он из Кеннингтона. Времени половина двенадцатого. Буду ставить по двадцать пять фунтов зараз.

Может, конечно, Сэмюелу Бекетту больше везет с цветами, но я из-за них продулся в пух и прах. Теперь буду ставить на числа.

А как выбрать число? Ладно, начнем с моего возраста. Двадцать девять. Нечетное.

Шарик останавливается на двадцати. Четное. Опять плохо начал. Остается двести семьдесят пять фунтов. Не важно, продолжаем. Теперь какое число? Вспомним сегодняшний день. Из скольких яиц я жарил омлет у Кати Форбс?

Из четырех. Четное.

Шарик снова выбирает двадцать. Четное! Уже лучше. Так и надо делать. Задай вопрос с числовым ответом, ответь и ставь на это число. У меня снова триста фунтов.

Со сколькими людьми я сегодня говорил? Быстро прикинь. Выходит восемнадцать, включая меня самого. Четное. Послушай, Господи, я давно уже не член твоего фан-клуба, но вытащи меня из этой задницы, и я снова буду ходить в церковь. Как только появится свободное время.

Шарик на девятнадцати. Господи, мои дела не очень, слышишь? У меня снова двести семьдесят пять фунтов.

Сколько сообщений было на автоответчике? Три. Нечетное.

Выпадает тридцать четыре. У меня двести пятьдесят фунтов. Буду ставить по пятьдесят фунтов – времени остается совсем мало. Надо было послать все к черту и уйти.

Следующий вопрос. Сколько у меня зубов? Двадцать восемь. Четное.

Шарик выбирает единицу. Господи, за что мне это? Чем я провинился? Или ты хочешь, чтобы я перестал верить в случай? Хорошо, если тебе так угодно. Только дай мне выиграть. Бог. Судьба. Я ваш с потрохами. Моя судьба – выиграть. У меня двести фунтов.

На следующей неделе жрать будет нечего. Игра – это кошмар. Неужели люди занимаются этим ради удовольствия?

Со сколькими женщинами я переспал за свою жизнь? Да что ты, времени нет считать.

Выбираю нечет.

Шарик выбирает четыре. Пошла к черту, судьба. Случай, один слепой случай. У меня сто пятьдесят фунтов. Без десяти двенадцать.

– На вашем месте я бы придумал что-то радикальное, – раздается за спиной голос Сэмюела Бекетта.

Сколько букв в моем имени? Марко. Пять. Нечетное.

Выпадает двадцать четыре. Четное. У меня сто фунтов.

Платить за квартиру завтра нечем. Нужно срочно устроиться в «Бургер-кинг», это у вокзала «Виктория».

– А вы знаете, что можно ставить сразу на четыре числа? Это называется каре. Положите фишку на пересечение четырех квадратов. Выигрыш восемь к одному.

Куда положить?

– Выберите за меня!

– Нет.

Кладу предпоследнюю фишку на пересечение 23/24/26/27.

Выпадает двадцать восемь.

– Уже близко, – говорит Беккет.

– Пожалуйста, – умоляю я, – Скажите, куда поставить.

– Хорошо, если вы настаиваете. Вот сюда: тридцать два/тридцать три/тридцать пять/тридцать шесть.

Кладу фишку. Последний шанс. На колесо смотреть не могу. Закрываю глаза.

В темноте время летит со скоростью света. Звуки смешались в густую вязкую массу, как гель для волос. Нищета протягивает ко мне костлявые руки. Койка в саммерфордской ночлежке обойдется аж в двенадцать фунтов с половиной. Лопаточка с горой фишек движется в моем направлении. И оставляет их около меня. Поднимаю взгляд на крупье. Он уже смотрит в сторону. Пожилой негр, у которого из ушей торчат волосы, с жадностью смотрит в мою сторону. Две девушки в похожих блестящих платьях смотрят на меня и смеются.

Сэмюел Бекетт исчез.

Передо мной лежит целая гора фишек. Четыреста фунтов. Моя кредитная карта спасена.

– Друг мой!

Ко мне подходит Кемаль.

– Друг мой, нам пора! Я очень рад, что вы не сбежали. Пойдемте на второй этаж. Вы хорошо провели время?

Я сглатываю слюну и говорю:

– Самое главное – играть только ради удовольствия.

 

Ну и что, даже если я выиграл не больше Джибриэля, четыреста фунтов у меня в любом случае есть! На сотню больше, чем нужно вернуть на кредитную карту. Те сто пятьдесят фунтов, что я проиграл в первый раз, не в счет – они не мои. Прибыль невелика, но это прибыль. Плюс тридцать фунтов за кожаный пиджак. Может, этого хватит, чтобы умилостивить Диггера, а вместо недостающих двадцати фунтов буду делать маникюр его мастиффу всю неделю. Можно считать, что барабаны вернул. А на следующей неделе «Музыка случая» выступает в Брикстонской академии. Там всегда рассчитываются сразу, потому что в прошлом году я несколько раз трахнул активистку из их студенческого совета. Так что до конца месяца как-нибудь дотяну.

Джибриэль, тише воды ниже травы, что-то объясняет Богатенькому Кузену.

– Такая досада. Похоже, менеджер раскусил мою систему.

– Дорогой друг!

Кемаль от радости прижимает меня к груди. Я сохраняю невозмутимость, но внутри у меня все дрожит и ликует. Значит, моя прибыль увеличится еще на триста фунтов! Итого четыреста! А вы говорите!

Богатенький Кузен нехотя протягивает бежевый конверт, который Кемаль выхватывает у него.

– Ты молодчина, дорогой друг!

Джибриэль, набычившись, тычет в меня пальцем:

– Не все так просто, ребята! Марко сжульничал. Сначала он все проиграл, а потом играл на свои. Скажешь, нет?

И мой друг, теперь уже бывший, смотрит на меня.

Сволочная все же штука деньги.

– А кто сказал, что это запрещено?

Кузен с Джибриэлем надвигаются на Кемаля и пытаются вырвать конверт у него из рук. Кемаль делает шаг назад, Кузен вцепляется в конверт, Кемаль вцепляется в Кузена, и они падают на стойку с цветами. Горшки с раскидистыми, как зонтик, растениями летят на пол, гонг катится по лестнице вниз, на каждой ступени издавая «Бом! Бом!». Джибриэль подбирает с пола конверт, Кемаль с удивительным проворством выскакивает из раскидистых зарослей и наносит Джибриэлю удар головой в подбородок. Тот, шатаясь из стороны в сторону, выплевывает выбитый зуб. Тем временем Кузен набрасывается на Кемаля сзади. Я слышу треск разрываемой ткани. Кемаль, покачнувшись, засунул руку в карман, и в воздухе сверкнуло, как хищный оскал, лезвие ножа. Похоже, они не такие уж закадычные друзья.

Загудела сирена сигнализации. Единственный путь отступления для меня – странная треугольная дверца в углу. Нужно ее открыть и залезть туда, пока не прибежали громилы-охранники. И чтобы эти трое не заметили. Никому и в голову не придет искать меня там. План, конечно, страусиный, но бывают ситуации, когда страусиная стратегия – самая верная. Я тяну дверную ручку на себя.

И, три тысячи чертей, дверь оказывается не заперта! Протискиваюсь внутрь и захлопываю дверь. Ударяюсь головой о потолок, а ногой попадаю в ведро. В нос шибает запах моющих средств. Мое убежище – шкаф для хозяйственных принадлежностей.

Слышу топот охраны, крики, возмущенные протесты. Меня охватывает странное спокойствие. Как всегда, моя судьба – в руках случая. Схватят так схватят. Я замер, ожидая, что дверь вот-вот распахнется.

Топот и крики удаляются вниз по лестнице.

 

Ну и денек! Неужели это я оказался в казино, да еще и в хозяйственном шкафу? Да, это я. Как же меня, три тысячи чертей, угораздило? Шум затихает, и я остаюсь один в абсолютной тишине, которой не услышал бы, не окажись тут.

Правда – это одно, а правдивость – другое.

Быть правдивым – всего лишь один из видов человеческой деятельности, которым нет числа: болтать по телефону, писать книги за других, торговать наркотиками, управлять страной, проектировать радиотелескопы, воспитывать детей, играть на барабанах, воровать в магазине. Любой вид человеческой деятельности очень чувствителен к прилагаемым наречиям. Быть правдивым может быть хорошо, а может быть дурно, может быть искренне, а может лукаво. А можно вовсе отказаться от данного вида деятельности.

Правда – совсем другое. Комете безразлично, что люди думают о ней на протяжении веков. Так и Правду не волнует, что пишут о ней в газетах. Безраличие Правды неизменно. Правда подобна Меркурию, а не Юпитеру. Иногда поворачиваешь голову и видишь ее: в глубине фонтана, в полете метательного диска или в темноте хозяйственного шкафа. Причины и следствия предупредительно приподнимают шляпы и представляются. В такие минуты я понимаю всю бессмысленность суеты. Я замолкаю и наблюдаю, как пробивается добро сквозь нагромождения трудностей и опасностей. Связать свое будущее с жизнью Поппи и Индии, если они захотят, – вот самый главный, бесконечный, зашкаливающий решительный поступок, который я могу совершить.

А потом Правда внезапно, как появилась, исчезает с горизонта. Возвращается суета, и ты опять беспокоишься о банковских счетах и неоплаченных квитанциях.

Я зевнул так широко, что чуть не вывихнул челюсть. Адреналин от выпитого кофе и пережитого азарта улетучился. Правда наводит тоску. Пора выбираться из хозяйственного шкафа.

 

Меняю фишки на деньги, и у меня только одно желание – поскорее зажать купюры в потной ладони, пока меня не застукали. Почему кассиры всегда еле-еле шевелятся?

Наконец-то я свободен. Беру в гардеробе куртку. Меня так никто и не узнал.

В вестибюле у выхода висит телефон-автомат. Ищу мелочь в кармане, и тут ко мне подходит Сэмюел Бекетт:

– Вашим друзьям настоятельно рекомендовали продолжить оживленный обмен мнениями в другом месте. Только уже без ножей.

– Каким-каким друзьям?

 

Телефон старой модели, с диском. Повсюду у них эти кружочки и цифры, цифры и кружочки, крутятся, вертятся. Бросаю монету в прорезь.

– Поппи! Это я.

– Это ж надо, кого я слышу, не прошло и…

Ехидничает. Устала?

– Я же тебе говорил – был на закрытом просмотре. Глазел, как малыш в кондитерской. А как поживает динозаврик?

– Заснула очень грустная. Хотела, чтоб ты рассказал ей перед сном сказку.

– Я задержался – день был ужасно трудный.

– Бедный Марко!

– Понимаешь, я полностью поменял свои взгляды на жизнь. Послушай, Поппи…

– А взгляды на жизнь обязательно менять ночью?

– Поппи! Это не терпит отлагательства. Послушай… Конечно, я не магнат, ты знаешь… Не Джон Пол Гетти^[71] какой-нибудь… Но послушай, я говорю серьезно… может, нам объединиться, а? В финансовом смысле, да и во всяком другом тоже. Конечно, это только верхушка, тут целый айсберг обязательств… Если ты не возражаешь, то, может, имеет смысл…

– Марко! Что ты плетешь?

Ну скажи наконец.

– Поппи! Ты хочешь замуж?

Боже, я это сказал.

– За кого?

Она не собирается облегчить мне задачу.

– За меня.

– Гром среди ясного неба. Мне нужно время подумать.

– Сколько времени тебе нужно?

– Лет двадцать потерпишь?

– Ну ты и нахалка! А я еще купил тебе футболку с поросенком!

– Ты хочешь получить мою руку и сердце, а взамен предлагаешь поросенка. Где я, по-твоему, на западе Лондона или на востоке Бангладеша?

– Поппи, я серьезно! Я хочу быть твоим… Хочу, чтобы ты была моей…

Мужем, женой – эти слова мне пока не даются.

– Поппи, я научусь произносить эти слова. Я серьезно, Поппи. Я ни капли не пьян. Я не придуриваюсь. Поверь, я серьезно.

Проходит несколько минут – они кажутся мне более плотными, чем обычные минуты. Наверное, потому, что в них спрессовалась моя жизнь. Я не выдержал, заговорил – как раз в тот момент, что и Поппи, но сразу замолк.

– Значит, так. Если ты еще раз скажешь «серьезно», я поверю тебе. Но если потом окажется, что ты пошутил, то наша дружба или связь – называй, как хочешь, на этом закончится. Обратной дороги не будет. Итак, в последний раз. Ты серьезно?

– Серьезно.

Поппи присвистнула.

– Марко! Ты меня удивляешь тем, что до сих пор удивляешь.

– Я сейчас приеду, хорошо?

Молчание – в жизни так долго не ждал, потом:

– Думаю, при сложившихся обстоятельствах – хорошо.

Вешаю трубку. Натягиваю пальто.

Метро закрылось давным-давно. У меня есть деньги на такси, но 15 фунтов – этих денег хватит, чтобы прокормить Индию… на сколько дней их хватит? Все равно. На ходу лучше думается, а мне надо многое обдумать. Так что доберусь до Патни пешком.

Даже если придется идти всю ночь.