Инициативная группа.

 

Как видно из обоих текстов, уфимские пантатаристы действуют точно под руководством Казани, при этом башкирская нация как кость застряла у них в горле; и не трудно предвидеть: как только они ее перемолотят и проглотят, доберутся и до русских — в этом не сомневайтесь, дорогие русские товарищи! Так что, будьте уверены: конец башкир явится скорым началом конца вашего.

Поразительно то, что демагогические разглагольствования в подметных листках и некоторых «деятелей» с высоких трибун в Уфе о «братьях-близнецах» (башкир и татар) и якобы великой татарской культурной и организующей миссии в отношении башкир не только по духу, но и по отдельным выражениям не отличаются от контекста речи «великого вдохновителя масс» Мустая Карима, неделю раньше произнесенного на открытии Дней татарской культуры в Башкирии[169]. А что касается духу текста листовок, на мой взгляд, своей откровенной антирусской направленностью он кровно родственен проограммным строкам из наследии другого народного поэта и «вдохновителя масс», признанного наставника Мустая Карима (последний сам писал об этом), Сайфия Кудаша, сформулированным им еще в 1918 году в его книге «Желание татар» («Восточная печать» г. Уфы; привожу подстрочный перевод с татарского):

 

К читателям. Вот сегодня 17 ноября для нас, тюрко-татарской нации, грянул большой проздник независимости культуры, поэтому я, как один из тех, в чьем сердце бушует татарская кровь, в честь независимости предлагаю мой настоящий сборник.

1917 года 17 ноября. С. Кудашев. Уфа.

Татарское знамя

Было время: иссякали наши силы, враг победил и растеряли мы татарскую мощь, а знамя его было захвачено врагом и осквернено... Прощай, Казань, прощай престол татарский, вопили мы... Но не думайте, друзья, что знамя наше сгинуло в плену, не думайте, что татарин коленопреклонился и погиб... Пробьет час и знамя наше водрузится в мировое пространство и всех потрясет.

Не сдавайтесь

Не потухли еще наши прежние вдохновения, прежние чувства, прежняя душа... Мы полны надежд, в жилах наших бушует прежняя кровь!.. Не умер еще прежний истинный богатырь, настоящий гений — несокрушимый (хан) Батый... по-прежнему сияет его священное имя. Не умер еще, живет твой первопредок Чингиз (хан)!.. Воссияет с былой силой лучезарный Казань!!!

Желание

...Долой раздробленность, да здравствует единство!.. Да вознесется Чингиз, да возродится Казань!.. Да встанут болгары-богатыри и вернут нам былую славу!.. Да возродимся мы снова и потрясем мир!.. Да не запятнается татарское счастье — воссядем же на престол Казанский.

Татару

Эй татар, был ты когда-то ханом, султаном, потрясал ты мир от Алтая до Урала. Своим войском ты врагов превращал в рабов, сеял всем ужас и поголовно вырезал всех. О Боже! Если бы Бог развязал тебе сегодня руки, что бы ты сделал со своим ярым врагом? Воистину свидетельствует история, что владычествовал ты когда-то над всем миром... Вечно будет жить твое славное татарское имя!..

Молодому джигиту

Пусть напивается и толстеет брюхом кафыр (т.е. христианин-русский. — З.С.), наступит день и разорвется (лопнет) он... Иди по-своему... Разрушай, ломай, разбивай ты на осколки всех... Пусть мир сам перед тобою опустится на колени, не забывай о том, что твой первопредок — Чингиз (хан)... Кто же нас сможет победить?!!

Другу

Распрямляйся с прежней силой, пусть, скажут все: «Мы вами довольны!» — пусть так скажут тени Чингиз (хана) и Бату (хана) [170]...

 

Вот Вам жемчужины из творческой сокровищницы Сайфия Кудаша, великого наставника Мустая Карима, «народного поэта Башкирии»...

Как видно из обращения автора к своим читателям, книгу он посвящает дню провозглашения башкирским национальным движением Башкирской буржуазной республики (событие это состоялось 16-го[171], но о нем стало известно 17 ноября 1917 года). Но при этом он делает так, как будто не ведает даже о существовании провозглавившей свой суверенитет башкирской нации. Он, отъявленный пантатарист, самовольно загоняет башкир в хлев «тюрко-татарской нации» — вот что примечательно!.. Пантатарист Сайфи Кудаш 1918 года ничем не отличается от пантатаристов 1988 года. Вот и посмотрим каких успехов добились они, пантатаристы нескольких поколений на этом их разрушительном отрезке пути.

 

 

 

Если обратимся к фактам (а факты — упрямая вещь!), то свидетельствуют они о небывалом в истории кризисном состоянии башкирской нации.

Если в конце прошлого века в 1897 году на территории Уфимской губернии проживали 899 тысячи башкир (41 процент к общему населению губернии) и 184 тысячи татар (11 процент), то к 1970 году примерно на той же территории численность башкир стала 892 тысячи (23 процента к общему населению), татар 944 тысячи (24 процента)[172]. Как видно, за годы советской власти прирост татар в Башкирии составлял в 5 (пять) раз, а в то же время башкир стало меньше, чем было их в самодержавном 1897 году. А за пределами республики в некоторых регионах наблюдался их полное исчезновение. Например, если в 1897 году в Мензелинском уезде, отошедшем потом в советское время в состав Татарской АССР, насчитывалось 193 тысячи башкир, то в 1926 году по переписи их осталось только 1752 человека, а в 1939 году там башкир совсем не стало... то есть, в годы советской власти мензелинские башкиры поголовно были переписаны как татары[173]. Такое же положение с башкирами Кировской области (бывший Сарапульский уезд Вятской губернии). В 1850 г. там существовал мощный 12-й Башкирский кантон с огромным башкирским населением в 53693 душ. А по переписи 1939 года там башкир нет совсем[174]. При том если в самой Башкирской АССР до 1926 года численность восточных башкир сократилась в 1,5 раза (было их 478952 душ, а стало — 301105), то численность западных башкир сократилась, включая отатаризованных в годы советской власти мензеленских башкир, в 2,5 раза (было их 832068 душ, а стало 324740)[175]. Почему? Ведь западные башкиры жили и живут в сравнительно благоприятных географическо-климатических и экономических условиях, чем их сородичи восточные башкиры. В то же время, когда до 1970 года общая численность башкир сократилась (было 899900 душ, а стало — 892300), каким же образом получилось так, что численность татар в тех местах увеличилась в 5 (пять) раз (было их 184800 душ, а стало — 944500)[176]?! Это говорит о том, что в годы советской власти наперекор ленинской национальной политики полным ходом шла усиленная татаризация башкирского населения, особенно носителей западного диалекта башкирского языка. Этот пагубный для башкирской, но выгодный для татарской нации процесс хорошо прослеживается на примере характерных восточных (Абзелиловский, Баймакский, Бурзянский, Хайбуллинский) и западных (Белебеевский, Буздякский, Ермекеевский, Чекмагушевский) башкирских районов республики. Так по данным переписей 1959 и 1969 годов прирост башкирского населения первых четырех районов составлял по каждому району соответственно 142,8; 128,0; 138,5; 140,1 процентов. А в западных же районах, не смотря на то, что условия жизни там гораздо лучше, чем в восточных районах, за десять лет показатель переминился в сторону убыли (то есть сокращения) башкирского населения (соответственно по районам): минус 71,6; минус 80,3; минус 81,1; минус 89,2 процентов[177]. Как известно, в указанном десятилетии в западной Башкирии не зарегистрированы ни стихийных бедствий, ни войн, ни страшных голода и эпидемии, но однако куда исчезла ощутимая часть западных башкир?!. Не исчезла, а была записана в татарскую нацию. Вот таким образом за 70 лет в пользу татарской нации от башкир был отторгнут целый людской контингент (это нетрудно сосчитать), который равен или намного больше численности таких наций, как коми (322 тыс.), буряты (315 тыс.), якуты (296 тыс.), кабардинцы (280 тыс.), каракалпаки (236 тыс.) отдельно взятых, и вдвое или почти втрое больше численности таких наций и народностей, как ингуши (158 тыс.), гагаузы (157 тыс.), тувинцы (139 тыс.), калмыки (137 тыс.), карелы (146 тыс.) и многие-многие другие (данные за 1979 год). Вот какую дань платим мы, башкиры, татарам. Если бы не случилась с нами такая рукотворная беда и если бы западные башкиры не были отатаризованы и прирост их шел в пользу своей нации, тогда уже в 1970 году численность башкир в их родной республике оказалась бы 1060900 душ и занял бы второе место после русских (1546000), а татары составили бы всего 775600 и заняли бы третье место в республике после коренного населения. Это без учета того, что тогда уже 60 процентов татарского населения проживали в городах и им была характерна низкая рождаемость, в то же время в городах проживали лишь 28 процентов башкир. Поэтому широко распространяемая в печати и используемая различными авторами (в том числе и проф. Р.Г. Кузеевым) как положительный показатель таблица о приросте численности башкир, признающих своим родным языком башкирский (в 1926 г. 53,8 процента и в 1970 г. 63,2 процента) и сокращении численности башкир, признающих своим родным языком татарский (в 1926 г. 46,2 процента и в 1970 г. 36,8 процента)[178], является не чем иным, как успокоительное пилюле умирающему или, мягко говоря, самообманом несведущих, безответственных людей или же явным умыслом апологетов татаризации. Как хорошо прослеживается из приведенных выше демографических данных, прирост башкир признающих родным языком башкирский произошел целиком за счет восточных башкир при одновременном потери из общего числа душ нации большого контингента западных

башкир (они были записаны в татары, поэтому не отразились в общих данных).

 

 

 

Тенденция сокращения башкирского населения в пользу татар в конце 70-х годов приняла угрожающий характер, а республиканскому руководству стало все труднее и труднее ее скрывать. В ЦК КПСС участились жалобы со стороны притесняемых башкир, а до этого в 60-х годах, при попытки закрытия, превратив ее в дубляж, газеты на башкирском языке «Совет Башҡортостаны», возмущенная национальная интеллигенция и рабочий класс г. Уфы демонстрировали свою решимость, тем самым дав урок партийной бюрократии и предотвратив новую беду. Многие задумались. Нельзя было допустить в стране, где уже были обозначены светлые вершины коммунизма, и мысли о том, что один из процветающих наций державы вовсе не процветает, а переживает глубокий кризис, процесс разрушения. В то же время это было бы равносильно признанию факта проведения в Башкирии антиленинской национальной политики, что грозило ее проводникам разоблачением на месте преступления. Вот почему местными политиканами была спешно мобилизована коньюктурная «наука» в лице историка-этнографа Р.Г. Кузеева для опровержения диагноза многих русских интеллигентов-демократов о медленном вымирании башкирской нации. Пользуясь тем, что специалистов по исторической этнографии башкир тогда нехватало, а многие были напуганы репрессиями 30 — 40 — 50-х годов, Кузеев как эквиблирист стал играть со статистическими данными, подгоняя их требуемому выводу. В результате факт значительного сокращения башкирской нации за 70 лет объяснил он то кознями дореволюционных статистов, якобы допустивших «в конце XIX века... существенный перелив населения из одной национальности в другую, а конкретно — из тептяро-мишарской в башкирскую», в результате чего якобы «численность татар во всех уездах (кроме, возможно, Златоустского)[!.. — З.С.] оказалось преуменьшенной, а численность башкир соответственно преувеличенной», а то и сами тептяри и мишари, чтобы овладеть башкирским вотчинным правом на землю, якобы самовольно могли «отнести себя к башкирам», а после революции опять скопом «могли объявить себя татарами»[179], отчего якобы и произошла злополучная разница в демографическом показателе башкир — это антинаучное измышление полностью взято на вооружение пантатаристами всех мастей. В то же время единомышленники Р.Г. Кузеева из Казани действуют более смело: они сразу всех западных и северо-западных башкир, носителей западного диалекта башкирского языка, поголовно объявляют потомственными казанскими татарами, якобы записавшимися в башкиры ради пользования вотчинными правами башкир на землю. Поэтому, заявляют эти фокусники из науки, западные башкиры не были башкирами, а потому и теперь они ими не являются[180]. Но подобные измышления «знатоков» башкирской старины давно уже опровергнуты беспристрастным языком документов[181]. Известный историк и специалист по данному вопросу Урал Хамитович Рахматуллин (по национальности татарин) в беседе со мною по этому поводу ответил на многие «спорные» вопросы. Так как его высказывания представляют как строго научный, так и глубоко познавателдьный принципиальный характер, признанный в высших научных кругах, уместно дать более полную цитату из его монографии и далее широко пользоваться его выводами (в некоторых местах в его собственном изложении без указания на это).

«При изучении формирования небашкирского населения Башкирии, — заметил ученый[182], — закономерно возникает вопрос: почему край, на территории которго уже имелось коренное население, распахнул ворота для переселенцев из других областей России и из-за ее пределов, плотно закрытые до присоединения Башкирии к Русскому государству, только с 50 — 70 годов XVI века? Ответ несложен. Башкирия становится доступной для переселенцев всех категорий и национальностей в результате превращения этой территории в составную часть Русского государства, вследствии распространения в край общероссийских феодальных порядков, в виду того, что всеми земельными угодьями в Башкирии, в том числе башкирскими, распоряжалась с середины XVI века казна. Правительство, выполняя волю феодального государства, перераспределяло земли в Башкирии по своему усмотрению и в интересах господствующего класса феодалов.

Однако в литературе имеет хождение другое объяснение. Изучая этнические и языковые процессы в регионе Поволжья и Урала, исследователи все более настойчиво рисуюут Башкирию XVI — XIX веков в виде некоего райского уголка внутри крепостной России, занимавшей окраинное положение. Согласно их мнению, в Башкирии отсутствовали все формы феодальной и крепостной зависимости и угнетения. Степень приписываемых Башкирии райских условий жизни невольно повышалась тем, что в непосредственно прилегающих к ней казанских землях исследователи обнаруживают, например, крайне стесненные и даже жестокие условия жизни татарского населения. Например, согласно воззрениям Д.Б. Рамазановой, татарское население Казанского уезда изгонялось из городов и деревень, лишалось лучших земель, облагалось тяжелым ясаком и другими поборами. В то же время Башкирия изображается ею окраиной Русского государства, куда не распространились надлежащий надзор и налаженное административное управление со стороны правительства. Естественным следствием «безнадзорного» состояния данной окраины России Д.Б. Рамазанова считает отсутствие учета башкирскому населению и «уфимским татарам».

Вопреки утверждениям ряда подобных исследователей и писателей, — продолжает ученый, — из действительной истории государства не известно разное общественное положение Башкирии и Казанского края в составе Росии. В рамках исторических условий середины XVI — XIX веков такого состояния и не могло быть, поскольку обе территории являлись составной частью Русского государства. Напротив, и на той, и на другой территории одинаково господствовали, причем в течение длительного времени, общероссийские феодальные порядки, в частности, феодальные платежи и повинности тяготели над трудовым населением и Башкирии, и Казанского края независимо от этнических различий между эксплуатируемыми. Различными были лишь формы эксплуотации. Более того, Д.Б. Рамазанова и другие умалчивают, следовательно утаивают от читателя и такой важный фактор, как, например, в Казанском уезде и в западной и северной Башкирии за одинаковое количество земельных угодий одинаково платили «тяжелый ясак» и несли обременительные повинности не только ясачные татары, но и ясачные чуваши, и ясачные русские, и ясачные удмурты, и ясачная мордва, которые тоже изгонялись из своих деревень и лишались «лучших земель».

Крестьянское население Башкирии было обложено феодальными платежами и повинностями, ничуть не меньшими, нежели крестьяне Казанского уезда. Башкиры, представлявшие феодальнозависимое население Русского государства, платили казне ясак, несли почтовые и другие повинности. Именно тяжесть феодального бремени явилось одной из причин всех многочисленных башкирских восстаний XVI — XVIII веков. Исследователи не желают признать и тот факт, что правительство вело достаточно полный и эффективный учет всего населения Башкирии уже с момента присоединения края к Русскому государству: башкиры учитывались отдельной ясачной книгой, а их верхушка или тарханы — тарханной книгой, бобыли Уфимского уезда были внесены в бобыльскую книгу, дворцовые крестьяне Башкирии находились на учете в дворцовом ведомстве и т.д. Примерно такого же порядка учет населения был наложен и в Казанском уезде. Положение об отсутствии в Башкирии «надлежащего надзора и налаженного административного управления» не имеет доказательств. Словом, в Уфимском уезде не существовали какие-либо особые условия жизни для пришлого населения, в том числе для татарского. Воззрения Д.Б. Рамазановой и других на общественную жизнь в Башкирии и Казанском крае во второй половине XVI — XIX веков не способны отражать реальную историю народов этих регионов.

Домысли о райских условиях жизни в Башкирии нужны были их авторам для того, чтобы опираясь на них, обосновать и оправдать грубые искажения истории переселения татар на территорию республики. Отталкиваясь от несуществовавших на самом деле социальных явлений, они утверждают, что угнетенным татарам было достаточно убежать от ужасных условий жизни в Казанском крае и, переселившись, оказаться на территории Уфимского уезда, а здесь заявить о себе, что мы-де не татары, а башкиры, как тут же решались все социальные проблемы, связанные с переселением, как тут же во владение беглым татарам щедро отмерялись обширные участки земли и тем самым беглецы-переселенцы, якобы, обеспечивались благодатными условиями для ведения хозяйства. По мнению исследователей данного толка, процедура эта была чрезвычайно проста и завершалась она тем, что вчерашние беглые татары уверенно стали жить в Уфимском уезде как башкиры землевладельцы. Они настаивают, что в западной и северо-западной Башкирии собственно башкирского населения не было, что в тех краях башкирское население сформировалось за счет беглых татар.

И так, могли ли переселившиеся в Башкирию татары записаться башкирами? Сторонники идеи башкиризации пришлого татарского населения отмели напрочь тот неопровержимый фактор, что ко времени добровольного присоединения Башкирии к Русскому государству в западной и северо-западной частях не только современной Башкирской АССР, но и прежней большой Башкирии имелось собственно башкирское население, что оно (кроме юрматинских башкир) никуда не ушло, что оно владело там землями, что потомки их и ныне проживают в Закамских районах Татарской АССР, в восточной части Куйбышевской области, центральных и северных районах Оренбургской области. Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно обычного знакомства с грамотами башкир на владение землей.

Искаженное отображение истории народов Поволжья и Урала стало возможно как результат невнимания к действительным социально-экономическим следствиям присоединения территории Казанского ханства и Башкирии к Русскому государству. Исследователи обходят социальное и экономическое значение распространившихся на обе эти территории феодальных порядков. А они были реальными. Одно из реальных их значений сводилось к тому, что никто из жителей Русского государства не мог укрыться от феодальных отношений в каком-либо укромном его уголке, в том числе и в Башкирии. Феодальные порядки настигали каждого переселенца даже на «окраине» России, то есть в Уфимском уезде.

Прежде всего феодальные порядки определили судьбу башкир, отводя им в феодальном российском обществе место особого, башкирского сословия. Сословные признаки башкир стали проявляться во многом. Из всей совокупности признаков следует выделить то, что башкиры закрепили за собой занимаемые земли в той форме, которая не существовала в других областях государства. В литературе эта форма известна как башкирское волостное землевладение, которое держалось, не меняя своего феодального характера, со второй половины XVI века и почти до конца XIX. Владевшие волостными землями и платившие с них ясак и отправлявшие различные повинности, башкиры включались в отдельную книгу, что являлось еще одним признаком сословности.

Процесс оформления башкирского сословия был явлением непродолжительным. Практически он завершился распространением на башкир Уфимского уезда (то есть большой Башкирии) башкирского ясака и составлением первой ясачной книги. Позднее имели место лишь перераспределения волостных владений, связанных с делением или мельчанием самих башкирских волостей. Например, в XVII веке минские башкиры разделились на 12 волостей, а юрматинские башкиры — на четыре тюбы и т.д. Причем количество башкирских волостей росло за счет деления ранее существовавших, а не путем образования новых волостей, состоявших, как полагают те пантатаристы, из татар. Башкирское сословие явилось «закрытым», замкнутым.

Со времен появления башкирского феодального сословия правительство отвело земли по типу башкирского владения лишь группе калмык, поселившихся в Башкирии в 40-х годах XVIII века. Остальные переселенцы, включая татар, прибывшие в Башкирию во второй половине XVI — XIX веков, не обеспечивались на новом месте жительства земельными угодьями по башкирской волостной форме. Правительство не допустило вливания пришлых людей в башкирское сословие. В осуществлении жестокой сословной политики этнические признаки не играли смягчающей роли. Прибывший в Башкирию татар или чуваш, мариец или удмурт могли назвать себя башкиром. Этого никто не запрещал. Однако, принятие на себя названия «башкир» не приносило его носителю какие-либо социальные привилегии. Социальное явление, когда башкирам, как действительным, так и назвавшимся этим этнонимом татарам или чувашам, раздавались бы земли, не существовало в течение XVII — XIX веков. Его придумали.

Прямым следствием применения в отношении переселенцев, состоявших из татар, русских, чувашей, марийцев, удмуртов, мордвы и других, жестокой сословной политики правительства явилось становление в Башкирии многочисленных дугих сословий, в том числе бобыльского сословия, тептярского сословия, сословия служилых татар и мишарей и т.д. Именно потому, что в Уфимском уезде пришлым татарам и представителям других народов были недоступны земли путем самовольного причисления себя к башкирам, в Башкирии родилась и получила наиболее широкое распространение аренда башкирских волостных земель. Эта была особая форма аренды, которая получила название припуска, а арендаторы — припущенников. К концу XVIII века почти половина крестьянского населения Башкирии, в том числе и татары, арендовали земельные угодья у башкир и, следовательно, попали в разряд припущенников...

На старом месте жительства крестьяне покидали ясак, повинности и ясачные земли, поскольку они свои деревни оставляли вынужденно. На новом же месте переселенцы занимали другие земельные угодья казны с условием платежа государству такого же типа ясака, который был оставлен. Правительство придерживалось политики возобновления ясачных отношений. Размеры нового ясака зависели, так же как и на старом месте жительства, от площади занимаемых крестьянских угодий. Чем большими были размеры ясачных земель, тем большим был и ясак, выплачиваемый с крестьянских угодий. Этим самым в местах нового поселения возрождались старые сословные отношения. В результате ясачные крестьяне, переселившиеся на новое место жительства, не выбывали из прежнего сословия. Они меняли лишь место жительства.

Пополнение рядов ясачного крестьянского населения в Башкирии за счет новых переселенцев продолжалось вплоть до замены ясака подушным налогом, то есть до 20-х годов XVIII века. В результате притока в Башкирию ясачных крестьян из Поволжья и Прикамья в бассейнах рек Зай, Шешьма, Кичуй, Мензеля, Ик, верховьях Кинеля, а также по рекам Сыльве, Тулве и Таныпу между башкирскими селениями появились многочисленные деревни ясачных чувашей, ясачных татар, ясачных мордва, ясачных удмуртов и т.д. Потомки ясачных татар Башкирии до сего времени помнят принадлежность своих предков ясачным татарам, ясачным крестьянам и отличают их от служилых татар, то есть представителей другого сословия. Если, доверившись воззрениям некоторых филологов и писателей, мы могли бы допустить, что пришлые татары превращались в башкир, тогда в рядах ясачных крестьян Башкирии не должны были фигурировать ясачные татары.

Ясачные крестьяне, переселившись в Башкирию и превратившись в ясачных жителей края, не объявляли себя башкирами, так как самовольно принятое на себя «башкирское имя» не обеспечивало самозванцев ни социальными, ни экономическими льготами...

Длительная борьба служилых татар и мишарей за захват арендуемых башкирских земель позволяет поставить вопрос, почему же они, переселившись в Башкирию, не объявили о себе, что они — башкиры? Разве служилым татарам не было известно существование небольшой хитрости, о возможности применения которой твердят пантатаристы — филологи, археологи и писатели, прибегая к которой нужно было лишь назвать себя башкиром и любой татар мог превратиться в такого же землевладельца, как и действительный башкир-вотчинник? Весьма загадочно, что вместо применения на практике этой хитрости, почти все пришлые служилые татары и мишари становились арендаторами-припущенниками. Ответ напрашивается сам по себе. Если бы существовал данный легкий способ решения социальных проблем, то, надо быть уверенным, что все переселенцы объявили бы себя башкиром и стали бы землевладельцами-башкирами...

«Несколько по-иному сложилась судьба мишарей, представлявших некогда отдельную народность, — продолжает в своем названном и широко использованном мною здесь труде известный историк У.Х. Рахматуллин. — В течение нескольких столетий они находились в одном со служилыми татарами сословии, составляя как бы одну с ним общность. Это обстоятельство не прошло без следа. Мишары, когда-то имевшие свой язык, потеряли его, приняли другой, татарский, язык. В течение этого времени у служилых татар и мишарей сложились примерно одинаковые образ жизни и культура. Вместе с тем, мишары сохранили собственный этноним, антропологические и некоторые культурные и другие особенности.

Мишары должны рассматриваться как отдельная народность, имевшая богатую собственную историю, родным языком которой стал татарский язык, то есть историю мишарского народа нельзя отождествлять с историей собственно татарского народа. Ведь мы не рассматриваем, например, украинцев-харьковчан, у которых родным языком является русский язык, русскими по происхождению только лишь на том основании, что для харьковчан русский язык есть родной язык. Точно так же, основываясь на том, что мишары имеют в качестве родного языка татарский язык, нельзя относить мишарей к татарам по происхождению. Мишары подверглись сильному влиянию служилых татар, однако они сохранили себя как народ. Во время переписей мишары должны указываться не под этнонимом татар, как было досих пор, а под собственным этнонимом: мишар. Недостаточная изученность истории мишарей не может служить причиной для заблуждений... Отсюда, история небашкирского населения Башкирии феодального периода есть прежлде всего история многочисленных феодальных сословий. Прибывшие в Башкирию татары вошли в сословия «ясачные крестьяне», «тептяри и бобыли», и в некоторые другие малочисленные сословия, такие как «торговые татары», «мещане» и т.д. В башкирское сословие татары не попали. Башкирия не знала социальное явление, рождаемое переходом татар в башкир.

Нельзя допустить «исчезновение» народов или части народов путем распространения ложных сведений по истории населения. Принцип самоопределения личности по отношению нации (народу) должен применяться только в условиях опережающей правдивой информации по истории того или иного народа. Ошибки прошлых лет должны исправляться. Башкиры, в свое время записанные татарами, должны быть «возвращены» под этноним «башкир», мишары заслуживают, чтобы их записывали мишарями».

Это и есть исчерпывающий ответ межнациональным фокусникам из Казани и Уфы — явным и неявным апологетам пантатаризма, делающим все для того, чтобы расколоть и проглотить башкирскую нацию по частям. После этого и «загадочную» демографическую статистику о башкирах можно понять как она есть на самом деле: за последние 70 лет за счет татаризации число башкирского населения заметно пошло на убыль, которую нельзя объяснить ни естественным исходом, ни войнами, ни стихийными бедствиями. Каждый объективный исследователь так или иначе придет к такому выводу.

 

 

 

Но однако проф. Р.Г. Кузеев, по-видимому, как отменный исполнитель указаний свыше, на основании собственных выше приведенных ложных истолкований статистических данных приходит не к правде, а требуемому свыше от него выводу: «Распространенный в литературе тезис о вымирании башкир в XVIII — начале XX в. не подтверждается»[183] — вновь и вновь твердит он. Значит, оправдательное объяснение пагубным следствиям антиленинской национальной политики, проводимой в республике, найдено и скрытную диверсию против башкирской нации можно продолжить и дальше... Вот таким образом объединенными усилиями пантатаристов был обеспечен широкий плацдарм для решающего наступления на башкир татарской школы, то есть для этого одна треть нации «на законных основаниях» была объявлена потомственными татарами. «Обоснование» это, как было выявлено выше, произошло не сегодня, шло оно беспрерывно в течение многих лет, особенно распоясавшись после поголовного истребления в годы сталинщины ленинского ядра Башобкома ВКП(б) и лучшей части башкирской интеллигенции, а теперь оно достигло своей кульминации. События приняли такой характер, что не только западные, но и восточные районы (Учалинский, Нуримановский, Белорецкий, Караидельский, Гафурийский, Ишимбайский, Чишминский, Иглинский, Кармаскалинский) Башкирии путем перевода башкирских школ на татарский язык обучения подверглись губительному шквалу татаризации[184]. Об этом с болью в сердце пишет «отатаренный» таким способом восточный башкир из Кармаскалинского района Хурмат Габдрафиков (см. Приложение 2). Если обратиться к статистике, в 1925/26 учебном году количество школ в республике было башкирских 572, а в 1967/68 учебном году их стало 785 (прирост на 137%); соответственно татарских школ было — 582 и стало 1117 (прирост на 192%!..); русских школ — 788 и стало 1914 (прирост на 243%)[185]. Как видно, прирост численности башкирских школ в сравнении с татарскими отстал примерно в три раза. А в годы застоя, когда в республике был взят курс на ликвидацию национальных школ путем перевода их на русский язык обучения, опять-таки главный удар был нанесен башкирской школе. Например, в числе 650 национальных школ, переведенных на русский язык обучения лишь в одном 1973/74 учебном году, башкирских оказалось 420, а татарских лишь 112 школ[186], то есть потерянных татарских почти в четыре раза меньше. Кроме того все делалось для того, чтобы окончательно разрушить и оставшиеся башкирские школы, сохранить и укрепить (материальная база, кадры и т.д.) татарские школы. Так, например, по отчету Министерства просвещения БАССР в связи с переходом на русский язык обучения в 1967/68 учебном году в республике в общей сложности средних и восьмилетних башкирских школ оказывалось 221, начальных — 564; татарских же средних и восьмилетних школ — 410, начальных — 767, что подтверждается и посторонним казанско-татарским источником[187]. А это еще раз говорит о том, что перевод национальных школ на русский язык обучения в Башкирии осуществлялся преимущественно за счет башкирской школы и она пострадала больше всех. Так исподволь подгатавливалась благодатная почва для последующего перевода бывших башкирских школ уже с русского на татарский язык обучения (русский язык здесь был лишь замаскированной ступенью для последующего перевода их на татарский язык обучения, что и было сделано!), что явно отразилось также в перекосе подготовки учительских кадров с высшим образованием. «В цифрах о численности по национальности учителей и других работников народного образования с высшим образованием более заметно увеличивается ежегодно число учителей из татарской и других национальностей (кроме русских)», — констатировал крупный специалист народного образования С.Р. Алибаев, и в подтверждение приводил данные трех учебных годов — 1960/61, 1961/62, 1962/63[188]. Число учителей в республике с высшим образованием по каждой из национальностей в отдельности за 1970 год тоже подтверждает эту картину: наибольшее количество было у русских — 12666 чел. Или 57,4% общего количества учителей в республике (этнографический процент — 40,5); далее шли татары — 4590 чел. Или 20,8% (э.п. 24,7), башкиры — 3553 чел. Или 16,1% (э.п. 23,4) и прочие — 1258 чел. или 5,7% (э.п. 11,4)[189]. Кроме того татарские школы ежегодно получали кадры со стороны в лице выпускников Казанских вузов. С учетом последнего количество выпускников, направленные в татарские школы Башкирии, во много раз превышали уровень пополнения башкирских школ, что дало мощное кадровое преимущество татарам и татарскому языку. Таким образом, перевод на русский язык обучения как обухом топора ударил по башкирам, вольно или невольно очищая новый плацдарм для последующего наступления татарского языка, тем самым послужил хорошую службу поползновениям пантатаристов. Таким образом пантатаристы в своих целях сумели использовать и нашу общую беду — так называемую русификацию национальных школ, ибо на этой стезе они имели богатый опыт и традицию. В итоге последовала молниеносная кампания перевода башкирских школ, успешно существовавших с начала 80-х годов в башкирских деревнях западных районов республики на татарский язык обучения. Как известно, этот акт вандализма по отношению к башкирской нации свершился и продолжает совершаться начиная с 1987/88 учебного года после знаменательного по своему запутанному содержанию и негативным последствиям выступления тов. Е.К. Лигачева на февральском (1988) Пленуме ЦК КПСС. Как признается сам заместитель министра народного образования БАССР тов. М. Юлмухаметов, чиновниками его ведомства «перевод на татарский язык обучения предпринимается не на основе решения родительских собраний, а решением педагогических советов... Такие факты наблюдались в Альшеевском, Балтачевском, Илишевском, Туймазинском районах»[190]. То есть в тех самых районах, которые перечислены в победоносном рапорте Р.Х. Хабибуллина о переводе там в 1988 году 200 школ на татарский язык обучения якобы по решению самих родителей... Подобные факты грубого беззакония, волюнтаризма и искажения истины со стороны местных учителей-татар установила выехавшая в Туймазинский район представительная комиссия Союза писателей БАССР. Во многих селах учителя-татары ходили по домам и призывали башкир-родителей подписаться под требованием перехода на татарский язык обучения в их школах[191]. В результате такой молниеносной кампании, как об этом сказал сам тов. Р.Х. Хабибуллин, «желание татар» (выражение «народного поэта БАССР» С. Кудаша из его приведенных выше пантатаристских стихов!) было реализовано сразу в двухста школах[192]. На новый 1988/89 учебный год в республике число школ с обучением на башкирском языке вновь сокращается — еще на 300 единиц. Как было справедливо сказано об этом на страницах «Литературной газеты» от 7 сентября 1988 года, такая тенденция может иметь катастрофические последствия. Скажем так: для того, чтобы сломить дух свободолюбивого башкирского народа в свое время царское самодержавие Указом 11