ДУМЫ О НАРОДЕ

 

 

Когда думаю о предполагаемых итогах очередной переписи населения республики, о будущем родного мне Башкортостана, башкирской нации, невольно приходит на ум положение из статьи русского публициста Владимира Вострухина «Что вепсы нам? Что мы вепсам?» (журнал «Молодой коммунист» №9, 1988 г.). Как известно, на территории нынешней Ленинградской области когда-то существовала страна Вепсария и многочисленный вепский народ. Теперь уже давным-давно Вепсарии нет, а вепсов осталось всего 8 (восемь) тысяч, но скоро может их вовсе не стать — идет сплошная ассимиляция, то есть, как говорит автор статьи, вепсы «стали из вепсов в русские».

Публицист, обратившись одному из последних вепсов, дает ему такой риторический вопрос: «Но вместе с языком исчезнут и вепсы как народ. Останутся людские единицы и будут жить, есть, пить, но не вспомнят никогда, что они — вепсы. Неужто не восстает ваша национальная гордость при мысли, что будут русские, грузины, литовцы, туркмены, башкиры, но не будет вепсов?»

Как видно, башкиры здесь перечисляются в ряду благополучных, как бы гарантированных от исчезновения, наций. Но на самом деле так ли это? По-видимому, уважаемый автор статьи начитался нашумевших выступлений собственного корреспондента «Правды» В. Прокушева[97] и «сына двух народов» (таково самоназвание автора) некоего Айдара Халима[98] о могучих и свирепых башкирах, необузданно властвующих в своей республике над бедными русскими и татарами, закрывая их школы и лишая их родного языка. После этого пошла писать, как говорится, и «вся губерния»: на разные инстанции полетели жалобы «обиженных», подстрекаемых пантатаристами-экстремистами. Возможно справедливое осуждение партией бывшего первого секретаря Башкирского обкома КПСС М.З. Шакирова «за неправильные методы руководства, существенные отступления от норм партийной жизни, преследование неугодных работников, что привело к грубым нарушениям социалистической законности в республике», было ими ловко использовано для обострения межнациональных отношений между татарами и башкирами в пользу первых. При этом новоявленные пантатариств из Казани и Уфы беспрепятственно со стороны властей устно и печатно объявляли всех западных башкир, составляющих одну треть нации и являющихся носителями западного диалекта башкирского языка[99], татарами и развернули активную агитацию для окончательного слияния этих башкир в состав татарской нации. Для этого ими были ловко использованы некоторые ошибки и перегибы Минпроса республики в начале 80-х годов при осуществлении перевода школ в исторически башкирских деревнях к обучению на башкирском языке. Как известно, тогда для детей западных башкир (подчеркиваю, башкир!) по желанию самих родителей и при широкой поддержке общественности республики началось вводиться обучение в школах на их собственном национальном башкирском языке и тем самым была сделана попытка (правда, без предварительной научной, разъяснительной работы и надлежащей материальной подготовки) к исправлению ошибки первых лет Советской власти, когда одна треть башкирской нации не была обеспечена национальными школами (башкирские дети продолжали учиться в школах, сохранивших языковые традиции старых татарских медресе). При этом были допущены, как уже было сказано, чиновничьи перегибы — хотя и редко, но и в школах некоторых исторически татарских деревнях тоже ввели башкирский язык (факультативно), но такие факты были исключением. Как справедливо доказывает известный историк М. Кулшарипов, башкирский язык вводился в основном в исторически башкирских деревнях[100]. Но вот это и послужило подобным упомянутому А. Халиму протатарским экстремистам протрубить на весь Союз о «башкирском шовинизме». Для разжигания нездоровых страстей способствовало, к сожалению, недостаточно ясно сформулированная выдержка из доклада Е.К. Лигачева на февральском 1988 г. Пленуме ЦК КПСС: «Ненормальное положение сложилось, в частности, в Башкирии, где сначало были ликвидированы школы с преподаванием на татарском языке, а затем не стало школ с обучением и на других местных языках»[101]. Башкирское население республики до сих пор остается в недоумении: конкретно о чем говорил тогда товарищ Лигачев? Ведь за годы застоя и после были ликвидированы гораздо больше школ с преподаванием на башкирском языке, чем все остальные!.. Об этом имелись достаточно много фактических данных и в распоряжении ЦК КПСС, например, монография научного работника института Истории, языка и литературы Башкирского филиала АН СССР тов. И.М. Агишева «Национальные школы Башкирской АССР в связи с переводом на русский язык обучения», отправленная авторм 6 ноября 1980 г. секретарю ЦК КПСС М.А. Суслову (копия — первому секретарю Башкирского обкома КПСС М.З. Шакирову) и зарегистрированная в ЦК (есть уведомление). Однако «закодированное» высказывание высокопоставленного руководителя тотчас было подхвачено и своеобразно расшифровано новоявленным первым секретарем Башкирского обкома КПСС тов. Р.Х. Хабибуллиным — последовало его высочайщее указание немедленно исправить ошибку — сразу двести школ переводить скопом на татарский язык обучения! И при этом непосвященным осталось загадкой: за счет ликвидации какого языка нужно осуществлять эту операцию? Но ретивые чиновники поняли без обиняков — даже не дождавшись конца 1987/88 учебного года немедленно взяли да ликвидировали ровно двести башкирских школ в западных башкирских деревнях, с ходу преобразовав их в татарские, о чем Р.Х. Хабибуллиным неоднократно было доложено с высоких республиканских трибун[102]. Но и этого показалось мало: на 1988/89 учебный год запланировано число школ с обучением на башкирском языке сократить вновь еще на триста единиц. Как было справедливо сказано на страницах «Литературной газеты» (от 7 сентября 1988 г.), такая тенденция может иметь катастрофические последствия. Немного погодя на страницах республиканской печати выступил зав. сектором межнациональных отношений, интернационального воспитания и связи с зарубежными странами, зам. Зав. отделом пропаганды и агитации обкома КПСС тов. О.З. Юмагужин с последними статистическими данными по школам, но не опроверг тревожного сигнала «Литературной газеты». По его данным в 1988/89 учебном году в 796 школах республики обучение детей осуществляется на башкирском, а в 820 школах — на татарском языках[103]. Как видно, башкирских школ в сравнении с татарскими стало намного меньше, хотя численность населения обоих народов в республике примерно одинаковая. Но это еще не все. Тов. Юмагужин вероятно в своих данных не учел (или скрыл) приведенный «Литературной газетой» план республиканского руководства уже в этом году сократить еще 300 башкирских школ. Надо полагать, ретивые чиновники из ведомства народного образования успешно претворят в жизнь и этот генеральный план — сократится еще триста единиц и в республике останется всего 496 башкирских школ; при этом число татарских школ за счет этих сокращенных 300 башкирских составит внушительную цифру — 1120!.. Пагубная для башкирских школ тенденция в республике руководящими органами принята за норму, ибо материалы февральского Пленума с выше указанным высказыванием тов. Лигачева стали катализатором нашей унылой жизни — цитата была незамедлительно подхвачена пантатаристскими элементами повсюду и ловко использована в целях раздувания психоза межнациональной розни и создания повсеместного, даже за пределами республики, единого мнения о «притеснителе-башкире» (например, сотрудник Казанского института ИЯЛ АН СССР М. Ахмеджанов на конференции в Ленинграде в начале марта 1988 года прямо ссылался на указанный доклад Е.К. Лигачева для того, чтобы демонстрировать перед научной аудиторией, будто бы имеется притеснение татар башкирами); протатарские элементы используют в этих целых и факт разоблачения на страницах газеты «Правда» т.н. «дела М.З. Шакирова», хотя прекрасно знали, что он делал все от него зависящее в пользу татар и татарской школы и т.д.[104] В свою очередь упомянутый В. Прокушев, вдохновленный своим успехом в качестве «разоблачителя» и накаляя обстановку, на страницах «Правды» на ту же тему высказался еще раз: «Прежнее руководство Башкирии не шло на широкие контакты, а внутри проводило вредную политику «башкиризации», то есть принудительного изменения национальности, введения в татарских школах обучения на башкирском языке в качестве родного, о чем справедливо было сказано на февральском (1988 г.) Пленуме ЦК КПСС»[105]. Увы!.. — в действительности это есть вопиющая неправда, подкрепленная авторитетом «Правды». Посудите сами: по последним данным, только лишь 0,2 процента татар, проживающих в БАССР, умеют говорить на башкирском языке. А количество башкир, говорящих на татарском языке, составляют 32 процента. Спрашивается, кто кого ассимилирует?!. При этом если по переписи 1969 года в республике численность башкир составляла 737,7 тыс., а татар — 768,7 тыс., то по переписи 1979 года эти показатели составляют соответственно 936 тыс. и 940 тыс. Чуть заметный преимущественный прирост башкирского населения здесь объясняется высокой деторождаемостью сельского населения последних, ибо только 28 процентов башкир проживает в городах, а татары — 60 процентов[106]. Значит, не было и серьезной почвы для раздувания конфликта в межнациональных масштабах. Однако напряженность, нагнетаемая некомпетентными выступлениями в прессе, продолжала расти, вступая в новую фазу, и в адреса высоких инстанций посыпались письма, требующие отторжения западной Башкирии в пользу ТАССР, или создания татарской автономии внутри Башкирской республики. Под одним из таких писем красовались подписи башкирских писателей татарского происхождения. Они скурупулезно «подсчитали», что 67 процентов членов Союза писателей Башкирии по национальной принадлежности являются татарами, значит, они составляют здесь большинство и имеют право требовать себе автономии. Ответственным работником обкома КПСС тов. Т.Н. Сагитовым письмо было зачитано на открытом партийном собрании писателей, состоявшемся 23 августа 1988 года с повесткой дня «Межнациональные отношения в свете материалов XIX Всесоюзной партконференции и наша практика». Тем самым, помимо воли авторов письма, перед всеми писателями была разоблачена неприглядная деятельность председателя Комиссии по приему молодых в члены Союза писателей Мустая Карима, в результате многолетней планомерной работы которого по отбору молодых башкирская писательская организация в национальном отношении росла уродливо однабоко и в своем большинстве оказалась протатарской. (Этот грех и подобные другие грехи Мустая Карима, по-видимому, в конце-концов сослужили ему печальную службу — на X съезде башкирских писателей он не был избран членом правления СП БАССР и перестал быть председателем Комиссии по приему молодых)... Правда, по ходу собрания часть вышеуказанных раскольников отказались от своих подписей, но все равно это письмо сыграло немаловажную роль в раздувании так называемого дела «башкирского шовинизма». После бурных дебатов партийное собрание писателей приняло единодушное решение, отдельные пункты которого были опубликованы в печати:

«Из постановления партийного собрания Союза писателей Башкирии от 23 августа 1988 года.

2. Осудить деятельность так называемой «инициативной группы» из Татарии, направленную на расчленение и ликвидацию Башкирской АССР. Башкирская Автономная Советская Социалистическая Республика, первый из автономных республик появившаяся на исторической арене, своими успехами в развитии экономики и культуры завоевавшая уважение народов всей страны, будет жить как памятник великому Ленину, подписавшему документ о ее образовании в марте 1919 года.

3....Осудить вредные в идейно-политическом отношении, идущие вразрез с резолюцией XIX Всесоюзной партийной конференции «О межнациональных отношениях» попытки, предпринимаемые А. Халимом и некоторыми другими писателями, противопоставить народы, их языки и культуры, возвысить один народ путем унижения других, что объективно является насаждением национальной нетерпимости, национального чванства.

4. Партийному бюро предложить авторитетным публицистам выступить в прессе с разъяснением опасной сущности для дружбы народов воззваний, листовок, подложных писем от имени писателей, распространяемых по республике анонимными «инициативными группами» и неформальными объединениями.

5. Выписку из протокола собрания направить в редакцию журнала «Дружба народов» для ознакомления и просить редакцию о предоставлении страниц журнала для освещения позиции данного собрания, на котором писатели — татары, русские, башкиры — единодушно признали статью А. Халима «Язык мой — друг мой» как выступление, нанесшее ущерб национальному согласию населения Башкирской АССР» [107].

На собрании присутствовал и собкор «Правды» В. Прокушев, которого писатели сурово критиковали за ошибочные положения по национальному вопросу в его статьях. Но Прокушев не захотел их слушать, оставаясь при своем ошибочном мнении. Окрыленный поведением правдиста, некий А. Халим, оклеветавший и оскорбивший целый народ, тоже остался на своих прежних позициях, ибо он здесь не одинок, за его спиной стоят не только подобная ему экстремистски настроенная кучка пантатаристов, но и некоторые с давних пор орудующие в верхних эшелонах власти республики скрытые противники башкирского самоопределения. Так что главная истинная причина конфликта собранием этим не было устранена, а лишь сново временно вогнано во внутрь, подобно джинна в бутылку в известной арабской сказке. Джинн этот, вскормленный разрушителями Башкортостана, давно уже набирался сил и рос в течении жизни многих поколений, принимая в годы сталинщины, а потом и брежневщины особенно уродливый болезненный характер. Однако ни областная партийная организация, ни ее печатные органы даже в преддверии Пленума ЦК КПСС по национальному вопросу не готовы об этих болячках говорить вслух, признавать и устранить закоренелые искривления в национальном вопросе.

 

Конечно, обостренное чувство писателя может раньше всех улавливать симптомы наших недугов и ставить публичный диагноз, но ему путь до публики наглухо закрыт с брежневских времен — до сих пор безотказно действуют перестраховочные посты и дозоры. Особенно по национальным и межнациональным вопросам. Не смотры на то, что «ЦК КПСС считает подготовку к предстоящему Пленуму ЦК важнейшим делом всех партийных комитетов и организаций, каждого коммуниста...». По-видимому, до нас не доходит также страстный призыв партии ко всем нам: «Нужно предпринимать энергичные действия, снимать острые вопросы, осложняющие ситуацию, особенно в социальной сфере, развитии национальной культуры и языка... Партийным комитетам автономных республик... рекомендовано посоветоваться в партийных организациях, трудовых коллективах, с представителями общественности, учеными, писателями, журналистами, работающими над проблемами межнациональных отношений»[108]. Ведь не секрет, что политическая жизнь в нашей республике до сих пор подчинена особой «местной» тенденции, исходящей от товарищей Хабибуллина[109] и Каримова[110] (неизвестно кто из них подлинный автор такой пагубной политики). Тенденция эта налагает негласный запрет всяким «копаниям» писателей и журналистов в истории недалекого прошлого и критике власть имущих как тех, брежневско-застойных, так и новейших времен. Но этому удивляться не надо. Как известно, после развенчания в республике пресловутой «шакировщины» Мустай Карим был одним из ее ярых защитников и сторонников реставрации старого режима (под петицией, составленной сановитымы реакционерами в защиту Шакирова и его методов руководства мустаевская подпись стоит в ряду первой десятки), но потерпел он фиаско. Его единомышленники-мафиози в лице представителей верхних эшелонов власти республики Шакирова, Ходосова, Федотова, Никитина, Ахунзянова, Рыленко, Воюшина были по партийной линии сурово осуждены и сняты с высоких постов[111]. Но прожженный политикан и демагог вышел, правда, в некоторой степени шоковом состоянии, сухим из воды и сумел ловко пристроиться, как говорится у нас в народе, к телеге нового хозяина в виде старого ведра с дегтем и под шумок перестройки обнародовал свой обновленный т.н. «манифест» (статья «Разговор в своем кругу»), где с позиции затаившегося брежневца-шакировца нарисовал искаженную картину общественно-политической жизни «переходного периода» республики. Вот как он нагло фальсифицирует наше недавнее застойное прошлое: «...беспокойные ветры времени носились в основном там, наверху у крон деревьев. Ближе к земле и на самой земле они, присмирев, затихали или вообще не ощущались». Выходит, брежневско-шакировская верхушка сама была двигателем прогресса и революционных обновлений, но народные низы душили этот прогресс... «Да и стрелы гласной критики — устной и печатной — в основном летели в одном направлении — снизу вверх, точно поражая намеченные мишени», заявляет он. Но не объясняет, почему тогда брежневско-шакировская верхушка так долго держалась у кормилы власти, а страну душил застой. Это о недалеком прошлом. Далее автор переходит к оценке сегодняшнего состояния (при этом надо иметь в виду, его патрон Шакиров вместе с ближними подручными — «начальниками» по термину М. Карима — был снят, но выпестованные им «начальники» партийно-правительственного аппарата — соратники Мустая Карима — в целом сохранились на своих постах и местная пресса иногда проявляла жалкие потуги их разоблачения): «...порою из потока информации создается впечатление, что как начальник, так и плох. Неразумно принижать роль и расшатывать авторитет руководителя... Что, гласность существует только для начальника, а для рабочих нет? Пора лишить начальства этой привилегии»[112] (то есть пора дать отбой — перестать их критиковать!). И так, «начальство» наше и в застойные годы в основном было славное, и теперь оно выше критики... (Порочная позиция народного поэта верно была оценена и осуждена представителями народа[113]). Почти в унисон Мустаю Кариму высказался и новоявленный секретарь обкома КПСС тов. Хабибуллин в своем “поучительном” диалоге с представителями молодежи республики, состоявшегося под девизом «Энергию молодых — делу перестройки». Так как некоторые жемчужины мысли, высказанные им на злобу дня, составляют ценность для характеристики морально-идеологической атмосферы современной Башкирии, приведу одну цитату:

«А. Назмиев: — Хотелось бы знать Ваше личное мнение, Ревмер Хасанович, по паоводу последних произведений литературы и публицистики, отображающих ситуацию, сложивщуюуся в стране в 30-е годы.

Р.Х. Хабибуллин: — Как раз сегодня я ознакомился с выступлением на Пленуме Союза писателей СССР Юрия Бондарева. И он буквально так выразился: наша затянувшаяся борьба с мертвецами отвлекают нас от тысячи насущных проблем, которые нас подпирают. И я с ним полностью согласен. Да, «белые пятна» истории нужно стирать, спору нет. Но разве допустимы при этом односторонние, субъективистские оценки нашей истории? А ведь именно этим грешит, на мой взгляд, нашумевший роман А. Рыбакова «Дети Арбата». История еще не настолько далеко ушла вперед, чтобы мы имели право на излишние домыслы. В принципе, ошибки в партийном руководстве тех лет не представляют особой тайны. Они осуждены партией. На эту тему опубликовано достаточное количество строго документальных материалов. Ученые продолжают изучать этот период нашей истории, которая знаменательна еще и небывалым подъемом энтузиазма масс, трудовыми свершениями Страны Советов. Об этом нам тоже нельзя забывать! Нам бы сейчас побольше внимания сосредоточить не на скандальных «разоблачениях», а на укреплении молрального духа, воспитании в молодом поколении чувства патриотизма. Обрести бы нам духовные ценности, которые, честно говоря, мы на каком-то этапе изрядно порастеряли. Вот таково мое отношение к этому вопросу. Вы удовлетворены ответом? А какова ваша позиция? Согласны со мной? (Одобрительные возгласы. Аплодисменты) [114].

В этом хаотическом смешении плюсов и минусов заметна тенденция одна — зажать рот критикующим всего старого, застойного. Но рот все же можно еще открыть, как видно из примера, только лишь для одобрительных возгласов да аплодисментов в честь власть имеющих...

Милые девчонки и мальчишки! Совершенно не знают они о том, что корень зла, мешающего нам сегодня нормально жить, произрастает как раз из нашего прошлого — сталинщины и брежневщины! Если сегодня многонациональное четырехмиллионное население Башкирии терпит неимоверные лишения от нехватки товаров, квартир, больниц и детских садов; задыхается от отравленного воздуха, воды (отчего и небывалая детская смертность); неудержимо растет процент алкоголизма, наркомании и на улицах городов происходят настоящие массовые междуусобные побоища разнузданной молодежи[115], то ясно: корень зла питается ядовитыми выделениями сталинских, брежневско-шакировских времен, об этом должны бы все знать. Как раз в те затхлые застойные годы депутатом Мустаем Каримом, до того палец об палец не ударившим для отстояния интересов народа как депутат, на сессии Верховного Совета РСФСР было выбито решение (об этом он сам рассказал журналисту Баштелевидения М. Кутлугаллямову в интервью под девизом «Время больших перемен» 29 августа 1988 г. в 18.40 часов местного времени по первой программе) и спешно была начата реализация зловещего «проекта века» — Башкирского (Иштугановского) водохранилища, угрожающего теперь гибелью всему живому на бассейне главной реки республики Агидель — притока Волги. Как верно подметил в одном из телепередач прекрасный русский художник М. Кузнецов, это будет удар в сердце башкирской нации. Об этом же бьет тревогу русский писатель Б. Павлов[116]. Мне кажется, приведенные выше в цитате представители молодежи, с одобрительными возгласами аплодирующие «начальству» (термин М. Карима), даже ничуть не подозревают о том, что перед их отуманенными взорами происходит сознательное разрушение основ коренной нации: многие годы в экономическом и социальном развитии сердечным вниманием руководителей республики пользовались татары, густо населившие западную половину БАССР, восточная же половина с преимущественно коренным населением была обречена на скрытую бедность и прозябание. По определению экономиста-географа Ф.М. Хисматова, богатые возможности зауральского региона оставлены без активного использования. Если в 1970 — 1985 годах, пишет он, общий прирост по республике составил 237 процентов, то в Сибае, центре восточного региона, он составил лишь 119 процентов и этот город по своему развитию стоит на самом последнем месте. Такое же положение характерно и для Баймака. Вот уже несколько десятилетий там прирост численности населения застыл на низкой шкале, потому что действует лишь один завод машиностроения. В то время, когда наблюдался заметное улучшение условий жизни (интенсивное градостроительство, обновление сел, асфальтированные дороги и др.) и заметный прирост населения западных районов республики, наблюдался отток населения с прозябающих восточных районов в прилегающие области (Тюмень, Челябинск, Свердловск, Оренбург). Так, например, по подсчетам кандидата экономических наук, доцента Магнитогорского госпединститута Ш. Бикбулатова и его соавтора заслуженного учителя Башкирии З. Муфтиева (журнал «Агидель», 1988, №9) общий прирост населения Челябинской области с 1959 по 1979 год составил 15 процентов, а в то же время там прирост башкирского населения достиг 76 процентов, то есть башкир в Челябинской области стало в пять раз больше, чем было их в 1959 году. За этот же срок в сопредельных с Челябинской областью районах Башкирии (Белорецкий, Учалинский, Хайбуллинский, Дуванский, Кигинский, Мечетлинский, Салаватский) население сократилось вдвое. Если взять всю Башкирию, начиная с 1982 года там происходит минусовой прирост, то есть народ убывает, процесс этот принял неотвратимый характер. Если обратиться к более конкретным широкоизвестным газетным материалам, в течении 1970 — 1986 годы прирост населения БАССР составил лишь 1,4 процента, в то время как в соседних республиках этот показатель составил: по Татарской АССР — 12,9%, Удмуртской АССР — 10,8%, а по Уральскому экономическому региону в целом — 6,2%. Адскую жизнь коренного населения восточных районов БАССР можно проиллюстрировать положением трудящихся печально известного Хайбуллинского района, где 500 семей до сих пор прозябают в землянках, а 600 — 800 семей ежегодно покидают отчий край. Партийными и правительственными органами республики не один раз (а последний — 1,5 года тому назад) были приняты постановления, якобы предусматривающие экономическое и социальное преобразования района, но все остается на бумаге. В результате все более усугубляется процесс обескровления нации, включая язык, культуру. Выше упомянутые авторы, выступившие на страницах журнала «Агидель», массовое оставление коренным населением территории родной для них Башкирии считают стихийным протестом доведенного до крайнего отчаяния народа. «Вопрос этот мы поднимали много раз, — с болью пишут они, — но каждый раз нас оставляли без ответа... Многие годы республикой руководили невежественные в вопросах экономики и морально нечистоплотные люди, — с горечью продолжают они. — Везде царил волюнтаризм, никто не заботился о народе... И в настоящее время положение остается по-прежнему. Руководящие аппараты республики не знают подлинной жизни, и знать-то, по-видимому, не хотят. Их метод работы — приказы, бумажные отписки. Вот почему наш народ покидает свою республику, родину. Очень прискорбный процесс...». Если этот процесс продлится и дальше, то скоро Башкирская республика окажется республикой без башкир. Далее авторы статьи приводят вопиющие факты пренебрежительного отношения в республике к талантливым педагогическим кадрам, их широкого оттока за пределы Башкирии. «Большинство их прекрасно закрепляются в вузах Челябинской области, находя там и уважение, и заботу для полного раскрытия таланта». В конечном счете теряет Башкирия.

Состояние это отразилось в результатах переписи населения 1979 года: на долю Башкирии приходится 44 человека с высшим образованием на каждую тысячу населения, в то время как по РСФСР этот показатель составляет 73, по СССР — 68. Как видно, по высшему образованию Башкирия существенно отстает даже от средних показателей страны. Что касается конкретно башкир, то они в своей же национальной республике по тому же показателю в сравнении с другими национальностями, проживающими здесь, занимают самое последнее место. По материалам переписи среди башкирского населения республики на тысячу человек приходится 32 с высшим образованием; тот же показатель у русских — 55, украинцев — 73, татар — 40. А по среднему образованию соответственно у башкир — 60, русских — 85, украинцев — 143, татар — 85. Соответственно количество людей с общим средним образованием оказывается у башкир 172, русских 191, украинцев 181, татар — 206[117]. Таким образом выходит, что башкирская нация в собственной автономной республике по сравнению с другими нациями, проживающими там, поставлена в самые наихудшие условия существования, это можно сравнить лишь (и то с натяжкой!) с положением африканских негров, или американских индейцев... Разьве не является это заранее запланированным и планомерно осуществляемым комплексным геноцидом в отношении коренного — башкирского народа?!.

 

 

 

Молодое поколение и русского, и татарского, и башкирского населения Башкирии по всей вероятности очень смутно представляют трагическую предреволюционную историю развития и становления национальной культуры коренного населения, давшего название родной им республике. А процесс этот происходил в сложнейших условиях насилия не только со стороны царского самодержавия, но и отъявленных пантатаристов, которые всячески отрицали башкирскую нацию, его самобытную суверенную культуру. Так некий Ф. Джигандаров писал: «Если бы мы приступили к созданию специальной литературы для казахов, башкир и мещеряков, то, безусловно, объединение языков этих народов отсрочили бы еще на долгий срок. Создание башкирской и мещерякской литературы мелких народностей я не одобряю»[118]. Стремление татарской буржуазии к татаризации отмечались и русскими миссионерами. «Мелкие народности Поволжья отатариваются под влиянием магометанских школ. То же происходит на наших глазах с киргизами и башкирами, где татарские муллы и учителя делают свое дело путем школ и проповеди, превращая добродушных кочевников в фанатичных магометан», — писал Я. Коблов еще в 1908 году[119]. Другой из этих миссионеров на съезде инспекторов и директоров Оренбургского учебного округа, состоящегося в 1912 году, говорил: «Окончивших курс Казанской учительской школы, как склонных к татаризации, назначить учителями лишь только в русско-инородческие школы, а не в какие-либо другие, где они вредно влияют на учащихся из мелких инородческих групп[120]. Башкирские историки также отмечали стремление татарской буржуазии ассимилировать тюркские народы, «в том числе башкир и расстворить их в татарской буржуазной нации»[121]. Об этом же говорил Б.Х. Юлдашбаев: «Буржуазные слои мусульманского, прежде всего татарского населения, задолго до Октябрьской революции проповедовали идеи пантюркизма и панисламизма, т.е. собирания и объединения в одном государстве всех тюрко-татар и мусульман России под эгидой татарской буржуазии»[122]. Известный тюрколог, член-корреспондент Академии педагогических наук, автор научной грамматики башкирского языка проф. Н.К. Дмитриев писал: «Татаризация» башкир в культурном и экономическом отношении входила в программу татарских националистов. Башкирам внушалось, что никакой башкирской культуры и языка нет, что башкирский язык — не язык, а только испорченный диалект татарского, что на нем говорит только отсталая часть населения, а писать уж никак нельзя: писать можно только на татарском...»[123]. Презрительное отношение к башкирам, их самобытной национальной культуре и языку, а то и полное их отрицание как этноса, сопровождаемое с неприкрытой расистской мечтой о грядущем дне полной гибели башкир ярко отразились в сочинениях буржуазных ученых и писателей-пантатаристов. Например, пресловутый гитлеровский прихвостень Гаяз Исхаки еще до революции писал: «Недалек тот день, когда на могиле последнего башкира последний кураист сыграет отходную». Другой башкирофаб Г. Баттал тоже утверждал: «Башкиры, подобно моли, изъедают природу» (имея в виду прекрасное Приуралье, которое по его мнению после исчезновения башкир должно было отойти татарам). Габдрашит Гумари выпустил даже книгу под названием «Исчезнут ли башкиры?», где с «научной» точки зрения узаконил вымирание башкир: «Статистика Уфы показывает начало постепенного вымирания башкир с 1870 года. Каждый год умирает сто тысяч человек»[124]. По его радостным прогнозам, если иметь в виду, что к 1897 году статистика насчитывала примерно миллион башкир[125], полное их исчезновение с лица земли, следовательно полное овладевание татарами их территории, истории и культуры должно было следовать в 1917 году — началу эры Великого Октября. Даже поэт-демократ Габдулла Тукай, сам наполовину башкир по матери[126], поддавшись под влияние указанных оракулов извещал: «Петербургские профессоры убеждены в том, что башкирский народ совсем скоро исчезнет. Эти профессоры, оказывается, для выставления в музее записывают их нравы и изучают одежды и украшения... Имело бы немаловажное значение если бы успеть сделать граммофонные записи песень, содержащих в себе подлинный башкирский дух и мелодии»[127]. (Как известно, сам поэт в 1910 году выпустил собранные им песни отдельной книгой «Национальные мелодии»[128], куда вошли, без оговорки их национальной принадлежности, и классические песни башкирского народа).

Даже после Великой Октябрьской революции некоторыми представителями татарской интеллигенции продолжалось упорное отрицание суверенности башкирской нации, самостоятельности и самобытности ее языка и культуры — об этом пишет У.И. Гимадеев, известный татарский ученый[129]. Синдром этот в некоторых случаях поражал даже видных коммунистов. Об этом нам поведал, воспоминая о своей встрече с В.И. Лениным, один из виднейших татарских революционеров, член партии с 1917 года и первый председатель Совнаркома Татарской республики С. Саид-Галиев (речь шла о границах будущей Татреспублики):

 

«Временами самый простой вопрос Ильича ставил нас в тупик, разоблачая всю глубину нашего заблуждения. Сам же он в это время смотрел на нас с улыбкой в столь известных своих прищуренных глазах.

Касаясь вопроса о башкирах, которые,...по нашему мнению, должны были войти в Татреспублику, мы храбро старались «убедить» Ильича в том, что между татарами и башкирами в сущности разницы почти нет. На это Ильич примерно в таком смысле ставил нам ряд вопросов:

— А есть разница в языках или наречиях татар и башкир?

— Есть, но совсем незначительная и то среди крестьян, — следовал наш ответ.

Затем мы указывали на то, что вражда к татарам ограничивается лишь узким кругом шовинистически настроенной башкирской интеллигенции.

Тогда Ильич задал нам примерно такой вопрос:

— Ну, а кто же так недавно выгонял с побоями из башкирских деревень татарских учителей и даже мулл, как колонизаторский элемент, башкирская интеллигенция или сами крестьяне?

— Конечно, — отвечали мы, — делали это крестьяне, но это было результатом агитации башкирской интеллигенции.

— А кто сформировал полки и бригады из башкирских крестьян и сумел их повести в бой против кого угодно?

— Тоже башкирская интеллигенция, — тихо промолвили мы упавшим голосом.

На несколько секунд беседа прервалась. Мы молчали, ибо дальше некуда было ехать. Ильич нас поставил, что называется, прямо лицом в угол. Этими тремя простыми вопросами Ильич дал нам великолепный урок в том, как одна из только что освободившихся национальностей, сравнительно более сильная, не должна брать на себя роль благодетеля по отношению к менее сильной народности, а тем более действовать вопреки ее желаниям» [130].

 

Этот «великолепный урок», опубликованный еще раньше в назидание современникам и в центральном массовом журнале[131], не был усвоен или забыт некоторымы, в число которых входит в первую очередь сам главный редактор того журнала С. Баруздин, подписавший этот ленинский материал в печать. Иначе как объяснить зловещий факт появления в том же журнале, где гл. редактором до сих пор является он же, антибашкирских измышлений упомянутого выше некоего А. Халима[132], осквернившего тем самым и память пламенного татарского революционера, и завещанный им в назидание потомкам тот самый ленинский великолепный урок?!

 

 

 

Этот упрек прямо касается и Мустая Карима (который является неизменным негласным советником каждого из новопоставленных секретарей Башкирского обкома КПСС), являвшегося, может быть, не по своей воле фактически идейным наставником А. Халма и сердечным другом того же С. Баруздина. Вот уже сколько лет он, Мустай Карим, носящий звание народгого поэта, в поэтических строках своих занимается унижением и оскорблением — нет, не родного! — вскормившего его народа. По-видимому, только для того, чтобы развязать себе язык! — он время от времени перед публикой называет себя башкиром[133]. Но сквозь строк проступает как яд неискренность и коварный политиканский расчет. Иначе как объяснить: совсем недавно в связи с предстоящей Всесоюзной переписью он, печатно обратившись к мнимому односельчанину с открытым письмом о своем якобы башкирском происхождении, обнародовал это через башкироязычную газету[134], которую его сородичи из деревни Кляшево почти не читают. Выходит и здесь он как и прежде занимается очковтирательством и демагогией, преследуя узколичностные цели: односельчанин, задавший ему вопрос, останется в неведении относительно его ответа, но за то коренной народ башкиры будут знать его, природного татарина, как своего сопл