Ноября 20… года

 

После школы Родя отправился провожать меня. Мы зашли в подъезд, потому что не могли расстаться, а на улице было холодно, и тут он кинулся на меня. Прижал к стене, стал целовать. Это был мой первый поцелуй, я замер от новых ощущений и щекотания внизу живота.

— Родя, — прошептал я в его открытый рот, чувствуя, как чужая рука пробирается под свитер, пощипывает сосок. Я таял, как мороженное, вынесенное на балкон в летний день. Родя был рядом, он целовал меня, прижимался ко мне все тесней и тесней. Никогда еще я не ощущал такого живого, трепещущего восторга.

Внезапно Родю как будто оторвали от меня. Стало холодно. Я удивленно заморгал. Родя лежал на полу, а рядом со мной стоял Киря. Его глаза просто пылали яростью, грудь тяжело вздымалась, а руки были сжаты в огромные кулачищи.

— Киря! – пропищал я, не понимая, чего это он так взъелся на моего любимого.

— Ты, — он припечатал меня к стене одним взглядом. – Не шевелись.

От его тона стало здорово не по себе. Кирилл не владел собой. Он был как взбешенный бык на корриде.

— А ты, — неспешно сосед подошел к все еще лежащему Роде, из носа которого шла кровь, и присел перед ним, — если я тебя еще хоть раз увижу рядом с ним, то убью.

Ни я, ни Родя не усомнились в сказанном. Повисло тягучее молчание, после чего мой любимый обреченно кивнул, неловко поднялся и, не глядя на меня, выбежал из подъезда. Киря медленно, печатая шаг, подошел ко мне.

— Что ты творишь? – возмущенно-испуганно прошептал я. Чувства смешались. Родя позорно сбежал, бросил меня с чокнутым соседом. Спасибо, блин.

— Что ты творишь, шалава?

Тяжелая ладонь Кирилла опустилась на мою щеку. Я опешил. Он меня ударил? Он псих! Ругаться с ненормальным – себе дороже, но не бить же меня! Да еще и обзываться.… И еще мне было страшно. Кирилл всегда меня пугал. Никогда не поймешь, что у него в голове. Лицо, не обремененное интеллектом, ощутимая сила. Хотя, что он может сделать мне в родном подъезде, где все соседи знают меня? Эта мысль придала мне сил. Никто не может командовать мной. Я ровно посмотрел на Кирилла:

— Уйди с дороги, придурок.

Зря я так… Легко, даже не напрягаясь, хорошо поставленным ударом он заехал мне в живот. Я согнулся от боли и стал быстро-быстро глотать воздух, понимая, что даже не могу закричать. Вдруг Кирилл перекинул меня через плечо и понес наверх. Перед глазами все плыло, и я не сразу осознал, что оказался в его квартире. Меня швырнули на пол в гостиной, и пока я приходил в себя, сосед с интересом наблюдал за мной. Отдышавшись, я сел, прижимая руки к животу. В висках пульсировало, а в боку тянуло. Кирилл потянулся за начатой бутылкой водки, стоящей на столике рядом с его креслом. Я молча наблюдал, как он большими глотками пьет спиртное, и чувствовал животный страх. Никогда не видел, чтобы человек так пил… Его уже не остановить. Я понял это с запоздалой обреченностью. Если у меня был малейший шанс в подъезде, то в его родной квартире нет. Даже если я буду кричать, меня не услышат. Рядом соседи уехали на заработки в Москву, даже оставили маме ключи от квартиры, чтобы она поливала цветы. Родители Кирилла, как я знал, отправились в Минск к умирающей бабушке. Мои родители именно сегодня приглашены на чей-то юбилей и вернутся за полночь. Все обстоятельства против меня. Одного я не понимал – что так взбесило Кирилла? Почему он ко мне привязался? Я всегда знал, что он ненормальный, но не настолько же…

Выпив полбутылки водки, сосед аккуратно закрыл ее и вернул на место. Некоторое время разглядывал меня мутными глазами, затем произнес:

— Давно ты с этим ублюдком?

— Это ты ублюдок! – вырвалось у меня.

Он ухмыльнулся:

— Один. За каждое непонравившееся мне слово ты будешь получать. Получишь все сразу, мне лень каждый раз вставать к такой шалаве.

— Не смей так называть меня, – умирать, так с музыкой. Меня понесло. Я и раньше не мог вовремя заткнуться, а тут так вообще. Скорей всего это был страх, нервы, но я не мог остановиться. — Немедленно отпусти меня, урод. Ты не имеешь никакого права так себя вести! Отпусти, или будет еще хуже, мудила.

— Ну, — похрустел руками Кирилл и поднялся, возвышаясь надо мной, — себе ты уже подписал смертный приговор.

Следующие полчаса, наверное, были одними из самых ужасных в моей жизни. По крайней мере болезненными, это точно. Он налетел на меня, как ураган. Придавил к цветастому паласу, закрыл мой рот шершавой рукой и стал бить. Каждый его удар был продуман, каждый раз все вспыхивало перед глазами и пульсирующей волной распространялось по телу. У меня не было ни малейшего шанса. Он не давал мне передышки, не давал мне вздохнуть полной грудью. Его лицо было близко. Оно было невозмутимо, только блестящие глаза выдавали его чувства. Бил он меня методично, расчетливо и хладнокровно. И когда я решил, что он меня точно убьет, удары прекратились. Хрипя, я умудрился свернуться в клубочек. Я пытался не потерять сознание и тихо поскуливал. Перед глазами была кровавая пелена.

Моя передышка была не долгой. Кирилл снова принялся за меня. Я не сразу понял, что он стащил с меня джинсы и нижнее белье, а когда осознал для чего, то закричал во весь голос. Быть избитым — одно, а изнасилованным — другое дело.

— Не ори, — еле слышно говорит он мне на ухо, и я с ужасом ощущаю его губы на своих. Меня бьет дрожь, я пытаюсь вырваться, сам не зная, откуда у меня силы. Грубым, вызывающим отвращение поцелуем он занят долго, придавливает меня своим телом к полу, словно и забыв, что на мне нет живого места, и каждое его прикосновение отзывается невыносимой болью. Я делаю единственное, что приходит мне в голову, – кусаю его. Кирилл с животным ревом отстраняется. Зажмуриваюсь, закрываюсь руками, думая, что он будет меня снова бить, но он резко ставит меня раком, и я чувствую, как его твердый член пытается проникнуть в меня. Как могу, вырываюсь, ору, а он как будто не замечает этого, продолжая насаживать меня на себя. Боль резкая, режущая. Между ног все горит. Ощущение такое, что в меня пытаются засунуть ракету, не меньше. По лицу течет пот, вижу перед глазами лишь дурацкий цветастый ковер, наверняка выбранный его мамой. Кирилл крепко хватает мои бедра и резко натягивает меня на себя. Из горла вырывается лишь хрип. Я обмяк, тело больше не принадлежит мне. Чувствую быстрые толчки, разъедающую боль, соленые дорожки слез и безысходность. Мне уже все равно. Я даже не мечтаю, чтобы это скорее кончилось, как мечтал об этом, едва оказавшись в этой квартире. Я едва стою на коленях, лишь впивающиеся в кожу пальцы соседа удерживают меня. Моя голова телепается из стороны в сторону, волосы лезут в рот, мешают дышать. Его пальцы впиваются сильней, хотя, кажется, что это уже невозможно, и, наконец, сосед отталкивает меня. Падаю, стону, уже ничего не соображаю, вокруг так темно…

Отрешенно слышу, как Кирилл гремит чем-то на кухне, но так далеко, что не может меня касаться никоим образом. Я дрожу, пытаюсь свести ноги вместе и чувствую, как из разорванного анального отверстия вытекает кровь и сперма.

Возвращается Кирилл, хватает меня за плечи и поднимает. Я не стою на ногах. Он окидывает меня взглядом, поднимает на руки и несет в ванную. Чувствую прохладную воду, начинаю дрожать еще сильней. Сосед ставит меня на колени и наклоняет. Я безучастно стою, даже не вырываясь. Он тихо ругается и оставляет меня. Сил стоять нет, я сползаю, заваливаюсь на бок, касаюсь ледяных стенок чугунной ванны. Мне хочется умереть. Так больно. Вода, касаясь ануса, обжигает не хуже огня. Возвращается Кирилл, снова тормошит меня. Почему он не оставит меня в покое? Он тянет меня за волосы, ставит в более или менее сидячее положение и что-то всовывает в рот. Я слабо дергаюсь, но крепкие руки легко удерживают меня. По горлу течет горькая, противная жидкость. Кашляю, вырываюсь, но все что я могу – лишь покорно глотать водку. Затем меня снова оставляют одного. Лежу так долго, очень долго. Я замерз, вода ледяная. Дрожу, не в силах пошевелиться, все кружится – я быстро опьянел. Часть боли ушла, хотя я думал, она со мной навечно. Попробовал подняться, но ноги разъезжаются и удержать свой вес не получается.

Меня рывком поднимают, берут на руки, тащат обратно и швыряют на диван. Горячие руки скользят по телу, перегар ударяет в нос, я лежу безучастно, словно и не со мной все это происходит. Ресницы слиплись, да и какая, в сущности, разница, мне бы все равно не удалось сфокусировать взгляд. Кирилл проникает в меня. Легко и просто, как в разработанную шлюху. Я выгибаюсь, хриплю, всхлипываю. Он двигается медленно, доводя до исступления, выжимая всю возможную боль. Не знаю, откуда силы, но я бьюсь под ним, не понимая, что так ему нравится еще больше. Он кончает мне в лицо, потом долго водит членом по губам.

Уходит, и я чувствую запах табака. Мне холодно, очень холодно. Я нахожусь на грани небытия. Хочу в него провалиться, но не могу. Возвращается Кирилл, берет меня на руки и несет в ванную. Ополаскивает меня из душа, смывая с лица сперму, а потом вдруг целует меня, крепко прижимая к себе, не замечая, что я весь мокрый. Терплю это, чувствую вкус его семени во рту. Затем он снова несет меня в гостиную, кладет на диван, укрывает одеялом, садится рядом и нежно гладит по голове. Эта ласка пугает больше, чем удары. Она окончательно выводит из равновесия, и я рыдаю, как маленький ребенок. Кирилл все так же гладит меня по голове, его молчаливое участие и не дает мне остановиться. Я долго всхлипываю, он опускается рядом со мной и снова целует меня. Я измучен, не в силах пошевелиться. Позволяю ему все, просто не открываю глаз, а когда он кончает и ложится рядом, я слышу холодное, бездушное:

— Отличный фильм получился.

Вздрагиваю как от удара, распахиваю глаза и вижу в его руках видеокамеру. Холодею от ужаса. Он с издевкой смотрит на меня:

— Ты не сопротивлялся, это видно на пленке. А вот меня там не видно. Могу выложить в интернет, могу подложить твоим родителям под дверь. А могу и разослать всей школе. Хочешь? Станешь местной шлюхой.

Кирилл хватает меня за подбородок, и мне кажется, в его глазах ненависть.

— Нет, нет, пожалуйста, — шепчу тихо. Я все еще соображаю, и меня это удивляет. Еще могу думать о том, что будет, если эта запись будет обнародована. И меня еще это волнует.

— Ты сделаешь, как я скажу, понятно? Никому ни слова о сегодняшнем дне, держи свой рот на замке, своему ублюдку скажешь, что тебе он больше не нравится. И жду тебя завтра вечером.

Я закрываю глаза. Мне больно. Больно так, что, кажется, будто в легких нет воздуха, так, что звенит в ушах, так, что желудок сжимается.

— А теперь вставай.

Я честно пробую встать. Не удается, падаю, и меня подхватывает Кирилл.

— М-да, — протягивает он с ухмылкой, — завтра ты явно не сможешь. Помял я тебя.

Ему приходится меня одеть самому. Меня шатает. Он ведет меня до двери, щелкает замком. Я не верю, что он меня отпустит. Несколько минут назад мне казалось, что эта квартира станет моей могилой. Сосед подводит меня к моей двери, прижимает к ней и жестко целует, нажав на звонок. Слышатся шаркающие шаги, звенят ключи, и я с ужасом отстраняюсь – не хватало, чтобы родители увидели это. На пороге стоит заспанный папа в одних трусах. Я вдруг задумываюсь о времени. Уже темно и, наверное, ужасно поздно.

— Дядя Боря, извините, — голос Кирилла полон раскаяния. Меня чуть не вырвало. – Мы задержались на вечеринке. Ваш сынок повздорил там к тому же кое с кем, правда вел себя как настоящий мужчина и постоял за себя.

— Ну, это объясняет его потрепанный вид, — протянул папа, а затем зевнул. Но ему польстило, что его сын «постоял за себя». Подвоха он не заподозрил.

— Можно доведу его до кровати? Он еле стоит, — сосед засмеялся.

— Конечно, Киря, давай, спасибо тебе.

Папа прошлепал в спальню, а Кирилл дотащил меня в мою комнату, раздел, натянул пижаму и уложил в постель. Даже заботливо укрыл одеялом. Я зажмурился и спрятал лицо в подушку – его присутствие в моем личном уголке было ужасно, до тошноты неприятно. Кровать прогнулась и заскрипела под его весом. Я почувствовал его дыхание на затылке, его теплые, шероховатые руки, касающиеся моей шеи. По телу побежали мурашки. Как я еще способен что-то чувствовать?

— Уходи, — глухо застонал я, едва сдерживая слезы.

Мгновение спустя я слышу, как хлопнула входная дверь. Самое время разрыдаться, но я проваливаюсь в сон.