ТОРТ С ЧУМОЙ И ПРЫГАЮЩЕЕ БЛЮДЦЕ

 

Почему-то часто так случается, что мы вспоминаем о человеке в момент, когда он сам вспоминает о нас. Или звонит, или едет в гости. Но вот Баб-Ягун о нас не вспоминал, не звонил и в гости тоже не набивался. Он стоял перед зеркалом в комнате у Тани и, закатав рукава, разглядывал свои бицепсы. Щеки у Ягуна были толстые, а вот мускулы не слишком внушительные. Вероятно, Ягуну и самому пришло это на ум, потому что он удрученно спросил:

- Народ, никто не помнит, как мышцы побольше наколдовать?

Таня отложила тетрадь с заданиями по теоретической магии. Она вконец запуталась. Сарданапал велел им составить подробный гороскоп Юлия Цезаря и объяснить все события в его жизни с точки зрения расположения планет. У Тани же с планетами выходила полная неразбериха. Марс, Юпитер, Сатурн и Венера путались как у нее в голове, так и на бумаге. Но противнее всех была Луна. Она вообще издевалась, подмигивая девочке с расчерченного гороскопа и утверждая, что наиболее благоприятный день в жизни Юлия был тот, когда его зарезали. Идеальная же совместимость характеров была у Цезаря только с неким лопухоидом по имени Брут.

- Эй, чего все молчат? Я говорю: надувательное заклинание кто-нибудь помнит? - нетерпеливо повторил Ягун.

- Забудь об этом! - сказала Таня. - Помнишь, Жикин себе мускулатуру наворожил, как у атланта? Ходил крутой, как вареное яйцо! Плечи в дверь не проходили, а через неделю - раз! - сдулся прямо на защите от духов. То-то хохоту было!

- Это не Жикин виноват. Это Поклеп! Он обожает учеников на место ставить. Особенно нас, четвероклассников! Ну погоди, завуч, вот вырасту, стану величайшим магом, встретимся мы тогда в узком переулочке! “Ну здравствуй, - скажу я ласково, - старый мухомор! Кто в юности напустил на меня биовампиров? А психанутого духа? А теперь как насчет экскурсии в мир полтергейстов?” - размечтался Ягун.

Однако мысли о мести надолго не задержались у него в голове. Вместо этого играющий комментатор неожиданно потребовал второе зеркало.

- А что, ты в одном уже не помещаешься? - ехидно поинтересовалась Таня.

- Издеваешься? - оскорбился Ягун. - Я просто хочу на себя сзади посмотреть. Интересно, сзади я такой же красивый, как и спереди, или меня уши портят?

- Красивый, красивый... - поспешно сказала Таня. Признать Ягуна красивым было проще, чем бегать по этажу отыскивать еще одно зеркало.

- В самом деле красивый? А этот прыщик на лбу? Конечно, это всего лишь прыщик, но все же портит он меня или нет? - Разглядывая себя, Ягун прильнул совсем близко к стеклу.

ДЗИААНГАНГГГ!

Внезапно из зеркала вырвалась рука со скрюченными пальцами. Она пронеслась сквозь Ягуна и втянулась обратно. Внук Ягге побледнел и отпрянул, ощупывая свою голову. Он никак не мог понять, уцелела она или нет.

- Ты видела, видела? - крикнул он.

Зеркало отразило жуткое перекошенное лицо с распухшим, точно от хронического насморка, бугристым носом. По ту сторону стекла на трехногом табурете сидел сморщенный горбун со светящимися глазами. Скалясь, он скатал отражение Ягуна и, небрежно скомкав его, точно лист бумаги, швырнул Ягуну под ноги. Снова расхохотался. По зеркалу пробежала волна. Горбун исчез.

- Что это было? - прохрипел Ягун с ужасом.

- А-а... Безумный Стекольщик... Горбун с Пупырчатым Носом. Он живет там, в зеркале. Ему, видно, надоело, что ты тут вертелся дольше Гробыни, - пояснила Таня.

- Откуда он здесь взялся? - допытывался Ягун. Малютка Гроттер грустно посмотрела на вконец запутавшийся гороскоп, прикидывая, не использовать ли Чукара курачукара.

- Э-ээ... Стекольщик? Ну вообще-то это я его здесь поселила. Вызывающим заклинанием, - призналась она.

- Зачем? Тебе нравится этот субъект? - со страхом спросил Ягун.

- Ты что, перегрелся? Кому он может нравиться? Я хотела Гробыню слегка проучить. Она вечно перед зеркалом торчит - даже причесаться не дает, - призналась Таня.

- Ты спятила, Гроттер! Он явно из темных духов! Даже хуже... Чур меня, чур! - Ягун с суеверным ужасом смотрел на свое скомканное отражение, таявшее у него под ногами, точно сосулька, брошенная на раскаленную сковороду. Последним исчезло лицо. Новое отражение Ягуна, возникшее в стекле сразу после гибели первого, дрожало, как осиновый лист.

- То-то и оно... Я, понимаешь, когда заклинание произносила, не разобралась, что оно из запрещенных. Буркнула наспех, когда на Склеп злилась, а заклинание возьми да и сработай... Да еще не просто - тремя красными искрами!.. Кто мог представить, что Горбун такой навязчивый окажется? Вызваться он вызвался, а уходить не собирается. Да еще пророчествует по ночам... - пожаловалась Таня.

- А из стекла он того... не вылезает? - поинтересовался Ягун.

- Да нет вроде. Скорее всего, он и не может. Вот только руку иногда высунет или голову. Не нравится мне все это...

- А, ну тогда ладно! - Ягун потряс головой, отгоняя наваждение. - Ты же знаешь: я обычно не слишком себя разглядываю. Сегодня особый случай. Должен я был запомнить себя таким на всю жизнь или не должен?

- С какой это радости? - спросил Таня.

- Как с какой? Пятнадцать лет лбу! Через три дня шестнадцать! - гордо сообщил играющий комментатор.

- Кошмар! Я думала, столько не живут! Ты дряхл, как Готфрид Бульонский! - насмешливо сказала Таня. Надув губы, Ягун покосился на Таню.

- При чем тут твой Готфрид? У меня день рождения на носу, почти что юбилей, а про это все забыли. Непорядок!

- Ты рано делаешь выводы! Думаю, все еще впереди, - сказала малютка Гроттер.

Играющий комментатор расплылся в широченной улыбке, но, спохватившись, поспешил сделать недовольное лицо. Но Таню было не провести. Она поняла, что Ягун специально разнюхивал: забыли о его дне рождения или нет.

- Ну так и быть... Посмотрим, что там такое. У нас в Тибидохсе как: сам себе подарок не сделаешь - не порадуешься, - заявил он.

- Ягун, не бабъежничай! - возмутился до сих пор молчавший Ванька Валялкин.

Ванька тоже был здесь: кормил червями и жуками полыхающего всеми цветами радуги жар-птица. Прежний птенец давно превратился во взрослую птицу - да еще такую обжигающую, что взять ее можно было только в толстой рукавице. Правда, воспитанный людьми, жар-птиц толком еще не определился, кто он такой, и избегал общества других птиц, предпочитая общество Ваньки или Тарараха. Большую часть дня он проводил, как на насесте, на плече у Ваньки. Чтобы птиц не обжег Ваньку своим хвостовым оперением, Таня поставила ему на майку большую заплату из всегда холодной кожи василиска.

Кожу ей переслал с купидончиком Пуппер, который у себя на туманном острове, изнывая от любви, прикончил одно из этих редких пресмыкающихся. До этого времени василиск, никому особенно не докучая, мирно обитал в пыльной подвальной комнате и лишь изредка выползал, чтобы заморозить парочку кошек, таких древних, что, по слухам, они принадлежали еще Джейн Остин и все равно скоро бы умерли своей смертью.

Узнав о гибели василиска, отдел по защите магических животных Магщества Продрыглых Магций выразил Пупперу магщественное порицание и оштрафовал его на полпуда жабьих бородавок. Событие это вызвало множество откликов в прессе. Грызиана Припятская даже побывала на месте гибели василиска и сделала по зудильнику спецрепортаж. Издательство же, специализирующееся на календариках с Гурием, выпустило по этому случаю книгу.

Накормив прожорливого жар-птица, Ванька пересадил его на плечо Пажу и плюхнулся на кровать Гробыни Склеповой.

Самой Гробыни в комнате не было. Она уже несколько дней подлизывалась к библиотекарю Абдулле, строя планы охмурить с его помощью Пуппера. Старый джинн знал массу запрещенных заклинаний. Кроме того, по Тибидохсу давно ходили слухи, что где-то в глубине его библиотеки скрыты старые книги - такие опасные, что Древнир в свое время приказал их сжечь, но хитроумный джинн предусмотрительно укрыл их в безопасном месте, превратив во что-то незначительное.

 

* * *

 

После матча с невидимками, когда Таня, спасая Гурия, забила мяч собственному дракону, в ее жизни что-то изменилось, будто кто-то решительно, не спрашивая разрешения, перевернул уже исписанную страницу. Таня отчетливо осознавала, что с ней что-то происходит, но не могла понять, что, почему и когда этому наступит конец.

Она менялась, перетекала из чего-то или куда-то - именно таким было внутреннее ощущение - и плохо узнавала саму себя. Все валилось у нее из рук. Она даже с горя взялась было за учебу, но и это не заглушало жуткого внутреннего недовольства собой. Недаром Ягге утверждала, что для подростка излишне много копаться в себе - все равно что для взрослого пить горькую.

Внешне же глобальная перемена состояла в том, что Таня ушла из драконбольной команды. Она понимала: Соловей никогда не сможет до конца простить, что из-за ее нелепого, непредсказуемого поступка сорвалась мечта всей его жизни - команда не победила в чемпионате и не получила кубок... В те дни, когда она пыталась возобновить тренировки, довольно часто О. Разбойник, не удержавшись, ляпал что-нибудь в таком духе: “Активнее, ребятки! Атакуйте дракона! Нечего с ним нянчиться, это вам не Пуппер!” Более того, острый на язык Соловей шел даже дальше, и часто можно было услышать что-нибудь вроде: “Семь-Пень-Дыр! Чего ты уставился на меня, как Танька на Гурия? Играй давай, шевелись!”

Разумеется, Гробыня, Жора Жикин, Рита Шито-Крыто и всякие прочие зубоскалы немедленно добавляли к этим шуточкам дюжину своих. Таня не отвечала. Ей все как-то стало безразлично. Она и к шуткам относилась, закованная в броню своего безразличия.

Но все равно какие-то, самые злые шутки проникали под нравственную броню, которая только казалась прочной, и разъедали ей душу. Обидевшись на тренера, Таня ушла. Ушла, даже не поговорив с ним, а просто передав Разбойнику через Ягуна записку. После этой записки она дважды ловила на себе за обедом задумчивый и невеселый взгляд Соловья, устремленный на нее с преподавательского столика. Ей казалось, Соловей размышляет, подойти или нет. Но он так и не подошел. Таня тоже держалась в стороне.

Назло Тане, а может быть, и самому себе, тренер пригласил в команду Верку Попугаеву. Всякий раз, стартуя, Верка визжала так громко, что в Тибидохсе дрожали стекла, Попугаева и сама по себе была не прочь повизжать - в данном же случае этот визг был вполне оправдан. Верке достался реактивный пылесос - самый мощный из всех, что можно было выписать в магазине Мага Зины на Лысой Торе. Стоило чуть-чуть перегазовать или произнести не то заклинание, как пылесос немедленно таранил магический купол. Именно поэтому Верка летала в шлеме Ахилла и нагруднике Патрокла, а на поле дежурили санитарные джинны. В ожидании своего часа они позевывали, поплевывали в пространство и чертили босыми пальцами на песке всякие кабалистические знаки.

Каждый день в четыре часа начинались тренировки, и тогда Таня старалась не подходить к окну или, зная, что это все равно невозможно, силой гнала себя в читальный зал. Там не было окон и вообще мало что было, кроме спертого воздуха, в котором плавала древняя книжная пыль. От пыли щипало в горле и чесались глаза. За стенкой подозрительно сморкался и, изобретая проклятья, бубнил что-то себе под нос джинн Абдулла.

Незадолго до дня рождения Ягуна Таня встретила в библиотеке Шурасика. Первый ученик Тибидохса, занесенный в вечный реестр пятидесяти самых значительных ботаников подлунного мира, любил тишину и уединение читального зала, в котором в период между сессиями редко кого можно было встретить. Однако, если Таня пряталась за книгами от самой себя, от собственных чувств и мыслей, для Шурасика библиотека Абдуллы была просто дом родной. Ему единственному из всей школы сумасшедший джинн разрешал ходить между стеллажами, где ему вздумается, и даже забредать в закрытый фонд.

- Все равно от Шурасика ничего не спрячешь! Он дотошный, просто вылитый я! Ненавижу такие мерзкие въедливые характеры и таких кошмарных настырных типов! - рассказывал всем Абдулла, втайне ужасно довольный, что у него появился такой преемник.

К Тане Шурасик относился неплохо. Всегда пересаживался поближе, когда она появлялась в библиотеке, и галантно осведомлялся, не нужно ли ей что-нибудь записать карандашом. Карандаш у Шурасика был особенный - с грифелем, сплетенным из семи последних солнечных лучей перед полным затмением, - тем самым, о котором упоминается в “Слове о полку Игореве”. Заклинания, записанные таким карандашом, не исчезали с бумаги, как это происходило, когда кто-то пытался сделать это гусиным пером или ручкой.

Упомянутый карандаш был из секретных черномагических запасов профессора Клоппа, безвременно впавшего в младенчество. Пару недель назад карандашик вместе с другими сокровищами своего предтечи обнаружил малютка Клоппик - и променял Шурасику на жвачку с вечным вкусом, которую уже спустя полчаса потерял, попытавшись накормить ею Сарданапалова сфинкса.

Когда Таня отказалась от карандаша, Шурасик проницательно уставился на нее:

- Гроттер, что с тобой такое?

- Да так, настроения нет, - ответила Таня, думая о драконболе.

- АГА! НАСТРОЕНИЯ! Это потому, что ты тайно влюблена в Пуппера! - авторитетно заявил Шурасик. - Если нет, зачем ты спасла его во время матча? Ну провел бы он пару часов в пузе у Гоярына - не расклеился бы. Пупперы, они прочные!

- Что? Я влюблена в Пуппера? Ты больной! Сиди читай, пока буковки не разбежались от такого психа! - взвилась Таня.

Шурасик поправил очки с толстыми стеклами-лупами - толще стекла были только у Зубодерихи.

- Видишь ли, дщерь моя, психология бессознательного - это совсем не то, что психология сознательного, - ничуть не обидевшись, сказал он, - Профессор Зигмунд...

- Клопп? - поразилась Таня, от удивления прощая Шурасику “дщерь мою”. Она и не предполагала, что глава темного отделения еще и литератор.

- При чем тут Клопп? Фрейд! - поморщился Шурасик.

- Никогда не слышала. Он белый маг или темный?

- Фи, Гроттер, как ты невежественна! Он вообще не из нашей тусовки... Если и пользовался магией, то чуть-чуть, чтобы женщины не разбежались, Итак, профессор Зигмунд Фрейд убедительно доказал, что многие вещи мы желаем помимо нашей воли. И, в частности, желания наши проявляются в снах... - Шурасик снизил голос до интригующего шепота. - Тебе Пуппер по ночам не снится? - быстро спросил он.

- Да вроде нет... Ну, может, пару раз! - растерянно признала Таня.

Почему-то Шурасика она не стеснялась. Во всяком случае, меньше, чем Ваньку или Ягуна. Шурасик был какой-то бесполый. То ли друг, то ли подруга, то ли просто знакомый - не разберешь. Но говорить с ним можно было о чем угодно.

- ВОТ ВИДИШЬ! - обрадовался Шурасик. - А что он делал в твоем сне?

- Да ничего особенного. Просто стоял и укоризненно смотрел... - сказала Таня.

- ЭГЕ! А в другом сне? Ты, кажется, говорила “пару раз”... - въедливо напомнил отличник.

- М-м-м... Сейчас вспомню. В другом сне он летел на метле над Тибидохским рвом.

- О, метла! Ров! Это имеет глубинный нравственный смысл! - оживился Шурасик. - Ты хоть понимаешь, что тебе приснилось?

- Не понимаю и понимать не хочу, - сурово сказала Таня.

Шурасик некоторое время пожевал губами, но не решился ничего вякнуть и пошел на попятный.

- И я не понимаю. Ну метла и метла. Мало ли кому какая чушь приснится? Мне вон вчера кикимора привиделась... Будто она схрумкала атлас звездного неба и распевает скандинавские саги. Вот и я думаю: к чему бы это? У дяди Зиги про кикимору и саги ничего нет. Разве что это какое-нибудь сверхизвращение, - буркнул он.

Минут десять Шурасик, пригорюнившись, молча нависал над столом, не реагируя ни на какие вопросы, а потом, когда Таня уже почти о нем забыла, повернулся к ней и смущенно произнес:

- Послушай... Я хочу сообщить тебе одну вещь... Только поклянись, что это будет между нами. Я так волнуюсь... Ты первая, кому я об этом рассказываю...

Обычно бледные щеки Шурасика запылали румянцем. Избегая смотреть на Таню, он мял в руках свой блокнотик.

“Только не хватало, чтобы он в меня влюбился! Хотя нет, на него не похоже. Как он может в меня влюбиться? Я же не энциклопедия!” - успокаивая себя, подумала Таня.

- Поклясться я поклянусь. Но без Разрази громуса, - осторожно сказала она.

- Мне хватит обычного лопухоидного обещания. Даешь?

- Да чтоб мне не сойти с этого места!

- Хорошо, - кивнул Шурасик. - Я знаю, что тебе можно верить. Ты не проболтаешься, тем более что я вообще-то уже наслал на тебя особый противоболтливый запук. Дело в том, что я... писатель. Непризнанный, но это временно.

- Завидую! А ты уже что-нибудь написал? - испытывая облегчение, спросила Таня.

Шурасик снисходительно посмотрел на нее,

- Разумеется, дщерь моя! Я пишу статьи и посылаю их с купидончиками в “Сплетни и бредни”, - заметил он,

У Тани просто челюсть отвисла. Шурасик - и вдруг “Сплетни и бредни”! Гораздо логичнее было бы допустить, что он пишет для еженедельника “Магическое занудство” статьи с названием типа “Декокт из чистого разума”. Шурасик же, пишущий для “Сплетен”, был нелеп, как семидесятилетний профессор, готовящий статейку в женский журнал.

- И много уже послал? - спросила она.

- Не слишком. Примерно тридцать статей и восемьдесят заметок. Правда, мне пока не ответили. А одному моему купидончику даже пригрозили пульнуть в него запуком... Но вчера я написал кое-что новое, уж это-то точно возьмут. Хочешь покажу? - Шураспк нервно пролистал свой блокнотик.

Найдя нужную страницу, он сунул блокнот Тане, а сам с видимым безразличием окаменел в ожидании оценки.